| —384— ных еврейских рукописях, выбирали туманное чтение, неблагоприятное христианам. Преимущественно эти затруднения находятся в пророчествах о страдании Мессии, непонятых некогда иудеями и заставляющих их ученых потомков употреблять разные средства, чтобы не признать Христа Мессией». Вслед за м. Филаретом признавая существование в еврейском тексте незначительных погрешностей, автор при исправлении их рекомендует осторожность. 2 . В статьях: Отечественные труды по изучению Библии в XIX веке (Христианское Чтение, Январь, Май) пр. Ф.Г. Елеонский дает перечень и характеристику печатных трудов по изучению библии, появившихся в России за прошлый век, вместе с тем выясняет условия, благоприятно и неблагоприятно влиявшие на рост литературной производительности в этой области. Совершившееся в начале XIX века преобразование духовно-учебных заведений должно было усилить начавшуюся оживленную деятельность в области библейской науки; важное значение, какое дано было новым уставом изучению Св. Писания в учебном курсе не только академий, профессорам которых рекомендовалось «держаться на одной линии с последними открытиями и успехами каждой науки», но и семинарий, в которых этот предмет до того времени (1808 г.) не считался обязательным, должно было располагать к более усердному и более научному изучению Св. Писания. Если прежде толкования состояли главным образом в более ясной и понятной передаче славянского текста, то новые труды по Св. Писанию получили научный, последовательный характер и покоились на здравых критических приемах. Таковы труды м. Филарета (Записки на книгу Бытия (1816 г.), Опыт изъяснения псалма LXVII (1814 г.), Толкование II псалма (1820 г.)), запечатленные строгим, основанным на филологии методом и здравыми критическими приемами, и сочинение Герасима Павского (Обозрение книги псалмов. Опыт археологический, филологический и герменевтический – 1814 г.), имеющее характер вполне научного исагогического исследования. Однако в дальнейшем ходе отечественной литературы по библейской науке замечается крайнее оскудение, продолжавшееся |
| —392— мыя или неизбежные. Времена судей были временем нападений и тяжелого угнетения со стороны врагов, не допускавшим правильного течения религиозной жизни и точного исполнения всего закона, и между прочим постановления о принесении жертв в Силоме. Гедеон и Маной принесли притом жертвы на месте, которое избрал Господь и потому выполнили постановление Второзакония – приносить жертвы па месте, которое изберет Сам Господь (12:11). Мысль о литых изображениях Иеговы, употребляемых будто во времена судей, совершенно произвольна. В ( Суд.8:22–27 ) речь идет о приготовлении ефода, т.е. первосвященнлческой одежды. Под храмом Божиим в истории Самуила разумеется очевидно скиния; створчатые двери находились собственно в воротах двора, заменяя собой в целях безопасности завесу. Выражением «светильник еще не погас», писатель определяет время, когда раздался голос, призывавший Самуила: это было не утром, когда светильник уже не горел, но ночью. Выражение: «Самуил лежал во храме, где ковчег Завета», вовсе не значат, что он спал у ковчега. Храмом называлась вся скиния, включая и двор, где мог спать Самуил. Ефод и меил, носимые Самуилом, были не первосвященническими одеждами, приготовляемыми из драгоценной материи, а обыкновенной «льняной» одеждой ( Суд.2:18 ). Ни откуда не видно, что Самуил не был Левитом. Напротив, в ( 1Пар.6:1, 20, 27, 28 ) Елкана и Самуил названы потомками Левия. Выражение: отец его был «с горы Ефремовой» ( 1Цар.1:1 ), не указывает на его принадлежность к колену Ефремову, так как Левиты, не имея своего удела, жили по всей стране израильской (ср. Суд.17:7, 9 ). В. Мышцын. —393— С. [=Смирнов С.И.] [Рец. на: Ивакин И.М. Князь Владимир Мономах и его поучение: Ч. 1. Поучение детям; Письмо к Олегу и отрывки. М., 1901//Богословский вестник 1901. Т. 3. 10. С. 393–396 (2-я пагин.) Русская историческая наука находится в настоящее время в таком состоянии, что всесторонне-специальное изучение ее древнейших источников является настоятельною потребностью. Предпринятое Академией Наук полное издание древнейших русских авторов (с XI до нач. XV в.) без сомнения поможет удовлетворению этой научной потребности, оживить дело историко-литературного исследования. Обследование памятников древней русской письменности со стороны их языка, литературных источников, исторического и бытового материала увеличит ценность каждого из них для целого ряда наук, занимающихся родным прошлым. Но разумеется, нисколько не лишни работы в этом роде и частных лиц: настоящее исследование г. Ивакина и своевременно, и желательно. |
| Но когда пребывание там (сначала личное) было подменено (в браманистическом пантеизме) погруженгем в Браму Атману, слиянием с ним, при неизбежной утрате личного существования, тогда подобные рассуждения (о «второй смерти» и «втором рождении очевидно, должны уже были утратить свой смысл и, следовательно, должны были выступить иные мотивы учения о душепереселении. 1597 См. подробнее в кн. проф. Милославского: Древнее языческое учение о странствованиях и переселениях душ, стр. 54–107. 1598 «Для индуса», – пишет Мекс Мюллер, – «мысль, что души людей, после их смерти, переселяются в тела живых существ, животных или даже растений, столь очевидна, что не подлежит даже и вопросу… Мне кажется, что подобное мнение столь естественно, что оно могло возникнуть вполне независимо у различных народов…». Шесть систем индийской философии М. Мюллера, перев. Николаева, М. 1901 г., стр. 96 (ср. подлинник: The six systems of indian philosophy, p. 137–8). К подобному же мнению склонялся (не более, однако!!) и покойный проф. Милославский (op. cit.). «При своем первоначальном происхождении», – пишет он (стр. 347 и 350), – «идея душепереселения выражает с одной стороны общечеловеческую идею и желание бессмертия, а с другой отражает в человеческом уме oбщeмipoboй факт материальных изменений и превращений; она имеет первоначально простой физический смысл, определяемый бессмертной природой человеческого существа и природой тленных преходящих вещей внешнего чувственного мipa… Простой факт, показывавший, что в природе жизнь и смерть идут рука об руку, что все, что только живет, рано ли, поздно ли умирает и неизбежно разрушается, а из смерти и разрушения возникает новая жизнь, возбуждал простую, так сказать, панзоистическую идею присутствия души в каждой вещи " … Панзоизм привел к пантеизму, пантеизм к эманации, эманация к трансманации (стр. 355). Таков генезис идеи душепереселения, по Милославскому. 1601 Это – общее, непререкаемо-твердое и доселе неизменно-живое убеждение всех правоверных браманистов. |
| Не можем не привести по этому поводу прекрасных слов г. Елисеева: «на Елеоне, в Горней, в Иерихоне, около Яффы и у дуба Мамврийского высятся постройки о. Архимандрита. На какие-то гроши, собранные им, он воздвиг небольшие, но прекрасные сооружения, выбрав для того прекрасные места, мало того, даже снабдив их всеми необходимым… Хевронская странноприимница у дуба Мамврийского, – это венец созданий о. Антонина. Кто бы мог думать, что в диком фанатическом Хевроне, куда не может проникнуть даже энергичный католический миссионер, на месте, где стоял, по преданию, шатер Авраамов, были чистоплотные постели с безукоризненным бытием, прекрасная посуда, самовары, книги, подушки для окон, балконы, и к довершению всего ласковая русская смотрительница, готовая всеми услужить». Причину такой успешной деятельности о. Антонина г. Елисеев видит в одушевлявшей его беззаветной преданности священному делу и любви: «этими постройками почтенный русский деятель доказал, что возможно и малыми средствами, но большою любовью, совершать многое и создавать почти из ничего и двухэтажные дома, и великолепные сады, и даже сооружать храмы " … (Русские Паломники в Св. Земле. Доклад. 1884 г. 17–18 стр.). Кавас Марко, принимавший участие в нашем разговоре и оживлявший его воспоминаниями, вспомнил и о том, как однажды, кажется в из серых каменных глыб, нагроможденных одна на другую. Однообразие серых красок зданий и очертаний их оттеняется таким же однообразием цвета местностей, окружающих Хеврон. Цвет этот – глиняный, темно-кровяной, вообще характерный для окрестностей Хеврона. Может быть на этом основании народное предание относит местопребывание первых людей по изгнании из рая к хевронской долине. Недалеко от Хеврона показывают даже пещеру, где жили будто бы первые люди. Хеврон, древнейший из городов, упоминаемых в Священном Писании , был главным городом сынов Энаковых ( Нав.21:11 ). Над ним реют самые седые библейская воспоминания. Здесь жили праотцы Еврейского народа: Авраам, Исаак, Иаков. Здесь они многократно беседовали с Богом и здесь нашли для себя покой их тела после смерти. |
| Между тем и это изречение не может иметь значения без ограничений. Ибо, – воспользуемся сравнением Христа, – может случиться, что и дерево доброе не приносит плодов или, по крайней мере, плодов добрых, – может быть, потому, что его цветы слишком рано обвеяны холодным дыханием познания истины (?). Именно такой случай мы имеем пред собою в Индии. Редко вечная философская истина находила для себя более строгое и точное выражение, чем какое нашла в учении о спасающем действии познания Атмана. И, однако, это познание, нужно сравнить именно с тем леденящим дыханием, которое задерживает всякое развитие, заставляет цепенеть всякую жизнь. Кто познал себя, как Атман, тот, хотя и свободен (притом навсегда) от всяких желаний, а чрез то и от самой возможности безнравственных деяний, однако, вместе с тем, утратил и всякое побуждение к какой-либо деятельности и творчеству: он выступил из круга индивидуального, иллюзорного существования, его тело уже не его тело, его дела уже не его дела. Все, что бы отселе он ни делал, все это относится к области того великого, обольщения, которое он теперь прозрел и все это, поэтому, не имеет теперь для него уже никакого значения… Европейцы, практичные и умные, обыкновенно оценивают действие прежде всего по его объективной ценности, то есть по той пользе, какую оно приносит для ближних, для большинства, для всех. Кто достиг в этом отношении наибольших результатов, тот признается великим человеком своего времени: лепта вдовицы всегда остается при этом не больше, как именно лептою… Но эта объективная оценка доброго дела в очень значительной степени зависит от стечения обстоятельств, благоприятных или неблагоприятных, почему и не может служить надежным критерием нравственной оценки. Эта последняя скорее должна основываться на субъективной ценности поступка, то есть измеряться размером личной жертвы, которую приносить субъект действующий или, говоря точнее, его сознанием величия жертвы, которую он думает приносить, степенью самоотречения (tapas) и самоотказа (nyasa), проявляемых в поступке, – будет ли он приносит большую пользу, маленькую или совсем не принесет никакой. |
| Миряне здесь не селятся потому, что каменистая почва горы неплодородна, а берега – негостеприимны. Но на неплодородной вообще почве Афона в изобилии растет виноград и прекрасно произрастают, особенно на южной стороне горы, фруктовые деревья: каштановые, ореховые, смоковничные, оливковые, плодами которых питаются иноки. Суровость и грандиозность Афонских видов возбуждает дух к созерцанию и самоуглублению, а чудная красота морских пейзажей, вечно-зеленеющая в ущельях гор и на отлогих местах природа располагает к славословию Творца. Вот почему Афон с самых древних времен привлекал к себе особое внимание и любовь людей еще языческого, дохристианского мира. Языческие жрецы устрояли здесь свои капища, а на темени Афона стояла статуя Зевеса, который назывался Αθος и от которого вся эта гора, еще во время Троянской войны, почиталась высотой сего божества 18 . Кроме того, Афон издревле славился как место уединения некоторых греческих мудрецов, приходивших сюда для глубоких размышлений и созерцаний таинств природы. Но совсем другая слава ожидала Афон в будущем. Когда свет евангельской истины, в числе других мест, озарил и Афон; когда Бог благословил его быть уделом Божией Матери, – тогда языческие капища его заменились святыми храмами истинного Бога, игрища и ликования – молитвенными трудами, крестными лишениями и духовными песнопениями. С тех пор и доныне Афон представляет особое явление в христианском мире, как область исключительно иноческая, как средоточие жизни православно-восточного монашества, которое соблюдается тут от лет древних в неповрежденной чистоте и осуществляется в лице многих святых подвижников, которые вдали от мирского шума и житейской суеты возносят к Отцу светов непрестанные молитвы за грешный род человеческий. В этом главная заслуга Афона, который никогда не оскудевал подвижниками; в этом – громадное его значение. Закаляя дух в уединении и непрестанной молитве, совершенно отрешаясь от мира и его мелочных будничных интересов, Афонские отшельники делаются, по истине, великими людьми и более полезными для того мира, который они оставили, чем живущие в мире, но похожие на трость, колеблемую ветром, общественные деятели жизни. |
| М. Сибиряков), ведущий замечательно подвижнический образ жизни. В этой келье пять дней в неделю не полагается есть никакой горячей пищи, а масло и вино употребляются только по субботам и воскресеньям. Что касается отрицательных типов монашества, то несомненно и такие встречаются в почти десятитысячном населении Афона. Сиромахи и странствующие монахи, промышляющие милостыней, ведут себя иногда так, что Пантелеймоновцы не советовали нам уходить без провожатого далеко от монастыря, в лес, где можно встретиться с этими монахами. Штатные греческие монастыри, а их около половины, путеводитель скромно называет стоящими на низшей ступени восхождения к небу; а один из недавних посетителей Афонской горы пишет про них: «не смотря на ангельский чин, греческие монахи, особенно богатых, так называемых штатных монастырей, в громадном большинстве случаев, обладают монашескими добродетелями в весьма умеренной степени, и «подвижниками» их можно назвать разве в ироническом смысле. Они допускают личную собственность монахов, не признают общей трапезы, а едят каждый отдельно в своей келье и не гнушаются ни курочкой, ни барашком. К молитвенным правилам они относятся также свободно. «Что касается многочисленных святогорских келиотов, то их подвижничеству сильно мешает вечная забота о пропитании, так как все Афонские монахи живут не плодами своих рук, а, главным образом, благочестивыми пожертвованиями, чем объясняется назойливость русских келиотов, рассыпающих по России во множестве письма с просьбой о подаянии. За то пещерников, хотя таких в настоящее время немного, и киновиотов en masse трудно упрекнуть в чем либо. Пещерники все время проводят в молитве; питаются они дикими каштанами, желудями, кореньями, травами, и только изредка употребляют хлеб. Из своих пещер выходят они редко, и то только для того, чтобы увидать своего духовника и причаститься Св. Тайн. Киновиоты на Афоне ведут также строго подвижническую жизнь. Прежде всего, они совершенно не имеют своей воли и безусловно подчинены настоятелю, слово которого для них священно; без благословения настоятеля ни один монах не может даже выйти из стен своего монастыря. |
| Я имею в виду и отзывы о заграничных школах. Протоиерей Мальцев в своем обстоятельном сообщении V Отделу о заграничных школах указал между прочим на то, что пастырскому образованию там предшествует общее. Позволяю себе также прочитать здесь выдержку из письма епископа Никодима (Милаша) к профессору И.С. Пальмову от 30 Марта сего года о духовно-учебных заведениях в Австро-Венгрии: «Духовно-учебные заведения у австро-венгерских православных устроены по образу подобных западных заведений и довольно хорошо соответствуют цели. В Сербии и Болгарии совсем не то, что в Греции, по тому что в этих землях не требуется от кандидатов приходского духовенства предварительного классического образования в гимназиях, а это уже не хорошо, потому что роняет значение православного духовенства перед римско-католическим и протестантским, которое, благодаря между прочим, этому именно классическому предварительному образованию стоит довольно высоко в знании, между тем, стремление нашей иерархии в Австровенгрии направлено к тому, чтобы православное духовенство стояло на уровне с римско-католическим в научном отношении, и, благодаря именно этому, и наша иерархия, точно также как и наше приходское духовенство стоят наравне в образовании и в науке с иерархией и приходским духовенством римскокатоликов. А это, мне думается, должна бы теперь и Россия иметь в виду, особенно по отношению к своему приходскому духовенству». «Итак, и опыт других стран, и самое существо дело показывать, что нужно посмотреть в глаза действительности ясно, точно и определенно. Вот почему я и высказываюсь за пастырскую школу, которая должна быть завершением общего образования. Я лично против нормального типа профессиональной школы. У нас есть опыт такой школы. Ардонская семинария, которая недолго просуществовала в своем первоначальном виде. Раз пробудим жажду знания, мы не в праве отказать в утолении ее. Иначе будет насильственное закрепощение. Я также смотрю и на проектируемые иными реформаторами типы шестиклассной или семиклассной школы, так как убежден, что эти школы не будут достигать желаемой цели, и будут страдать какою-то половинчатостью образования. |
| « исходным пунктом при служениях отдела о реформе духовно-учебных заведений служат: печальная наличная действительность разложения их… Недостатки духовной школы: двойственность задач, смешение общего образования со специальным. Соединение сословности в духовной школе с профессиональным ее назначением привело к замкнутости и закрепощению, как самой духовной школы, так и всего духовного сословия: поэтому сословный интерес в духовной школе не должен быть органически связан с устройством духовных заведений. Смешение же общего образования со специальным привело к понижению того и другого. Все согласны в том, что круг научного знания, которым обходится теперь духовная школа, недостаточен как для продолжении образования в высших учебных заведениях так и для просвещенной пастырской деятельности. Нужно отделить общее образование от специального так, чтобы последнее зиждилось на первом, получая от него свою силу» 15 . Но как разрешить эту задачу? Между членами присутствия образовалась в этом отношении чрезвычайная разноголосица. Не мало пришлось поработать нашему автору над нею, чтобы придти к решению, если не объединяющему разномыслящих, то, по крайней мере, ясно и определенное выражающему законченную идею церковно-школьной реформы, разрешающей поставленные задачи. Эту свою " выношенную» идею автор выразил в таких словах: « Предшествующие два заседания общего присутствия были посвящены вопросу о реформе духовной школы, т. е. тому вопросу, который обсуждали V Отделе этого присутствия. Тогда я молчал, потому что достаточно успел высказаться по указанному вопросу в Отделе, а за тем хотел и сам выслушать речи других членов, не присутствовавших в заседаниях V Отдела. И действительно, много речей здесь было сказано: слышать пришлось много идиллических воспоминаний о духовной школе прежнего времени и рассказов о печальных явлениях из жизни современной духовной школы. Из всех этих речей я вынес убеждение как всем дорога духовная школа, как все стараются придти к ней на помощь; но, очевидно, еще не найдено спасительного лекарства, к общему результату мы не пришли, да и не знаю, придем ли… Я хотел бы сказать здесь что-либо новое, по крайней мере, для меня в том смысле, что оно мною передумано, перечувствовано, пережито, выстрадано. |
| Отправляясь от этих общих принципиальных положений к решению частного вопроса о старообрядческих общинах, автор говорит: Мы видим, что раскольники домогаются признания их незаконной иерархии со стороны государства, которое должно присвоить наимение их иерархическим лицам «священнослужителей по старообрядчеству»..«Это наименование несомненно противополагает их «священнослужителям по православию» или – по старообрядческой терминологии-»по никонианству». Таким образом в случае согласия государства, оно введет в свой юридический порядок две церкви с их иерархиями – что является оскорблением православной церкви. При том же, какое собственно отношение имеет к свободе совести это признание государством иерархии старообрядческой? Разве достоинство иерархических лиц старообрядческой церкви от того возвысится, что государство, говоря языком одного писателя, приложить «казенный штемпель»? разве это имеет какое-либо отношение к свободе совести?» 8 Обсуждая второй частный вопрос – о праве перехода из одного вероисповедания в другое – автор говорит: «При проектировании этого закона несомненно подразумевались три следующих положения: 1) что религия есть дело совершенное, индивидуальное, а потому от воли каждого человека зависит пребывать в данной религии, или переходить в другую, или же быть совершенно без всякой религии, во 2-х, что все религии по достоинству своему в глазах государства равны и потому для государства все равно, к какой религии будет принадлежать его подданный и, в 3-х, что если все религии равны, если нет истинной религии, то государство может обойтись совсем без государственной религии, остаться по отношению к религии нейтральным, равнодушным, т.е. безвероисповедным. Но Закон, построенный на таких началах, знаменует собою отделение церкви от государства». «Вдумываясь, за тем, в нашу вероисповедную политику, мы приходим к очень печальным результатам: мы видим здесь религиозную беспринципность, отсутствие какого-либо ясного приношения в отношении государства к православной вере и другим вероисповеданиям. |
|
|
