| Псалом 3 В третьем псалме, как показывает надписание и как согласно утверждают древняя христианская и еврейская церкви, заключается скорбная молитва Давида во время бегства его от Авессалома, сына своего. В ней Давид сначала жалуется на множество врагов своих, отвсюду нападающих на него ( Пс.3:2–3 ); потом ободряет себя надеждою на помощь и защиту Божию ( Пс.3:4–7 ); далее с торжественною уверенностию в сей защите и помощи взывает к Богу Спасителю о спасении своём ( Пс.3:8 ), и наконец, свидетельствуя о сем спасении, как бы уже совершившемся над ним, испрашивает благословения Божия народу своему ( Пс.3:9 ). Молитва сия, по общему мнению иудейских учителей, а за ними и христианских, произнесена была Давидом в ту минуту, когда он, окружённый небольшим числом преданных ему людей, перешедши поток Кедрский, с плачем восходил босыми ногами на гору Елеонскую. При подробнейшем изъяснении сей молитвы мы увидим, как всё в ней вполне соответствует означенному времени. Минута, в которую Давид, удручённый летами и скорбию и изнурённый постыдным бегством от сына любимого, восходил, в самом уничижённом виде, на гору Елеонскую – свидетельницу прежнего его величия и приятных прогулок, была самая тяжкая для его сердца отеческого и царского. Здесь он получил горестное известие о быстрых успехах Авессалома, о присоединении к нему почти всего Израиля и в том числе Ахитофела, военачальника мудрого и опытного, но в сердце жестокого и непримиримого, в советах хитрого и коварного, в злобе дерзкого и неукротимого, и, наконец, о мнимой измене Мемфивосфея, сына искреннего друга его, столь много облагодетельствованного им и столько казавшегося ему преданным, что Давид не усомнился разделять с ним свою трапезу. Душа его была полна мрачных мыслей и скорбных чувствований; сердце изнемогало в неравной борьбе с тысячею болезненных ощущений, слёзы невольно текли из царственных очей его; но ни одно ропотное слово не исходило из уст его, запечатлённых сильною скорбию, ни один жалобный стон не исторгался из груди его, стеснённой тяжкою печалию. |
| Псалом 12 Двенадцатый псалом заключает в себе пламенную и вместе слёзную молитву пророка к Богу о самом себе и об избавлении его от врага жестокого и сильного, неумолимо его преследующего, приносимую, приметно, в минуты самого бедствия и злострадания до того тяжкого и болезненного, что самая надежда в нём, по временам, оскудевала. Но кто этот враг его и на какую эпоху в жизни пророка псалом сей указывает, о сем толкователи разногласят между собою: одни в этом враге видят царя Саула, не только долго и с непримиримою злобою и ожесточением гнавшего Давида, но и неоднократно покушавшегося на самую жизнь его, другие – собственного сына его, Авессалома, низвергнувшего его с престола и в самом бегстве его в покое не оставившего, но с многочисленным войском преследовавшего, а иные ещё иного и даже третьего; но блаженный Феодорит в самом содержании и тоне псалма открывает и указывает нам такой верный признак, по которому в сем страшном враге и в сем ужасном бедствии, от которых пророк с таким плачем и стенанием умоляет Бога избавить его, можно почти безошибочно узнать жестокого и неблагодарного сына его Авессалома и воздвигнутое им на отца своего гонение и преследование. И вот этот признак: гонение Саулово, говорит блаженный Феодорит, было прежде греха Давидова, и потому Давид говорил тогда с великим дерзновением, указывая на свою невинность или правду, а восстание Авессаломово было уже после греха, и потому слова Давидовы растворены здесь плачем и воздыханием. Пророк обращается здесь только к милости Божией, а о своей правде умалчивает. В самом деле, стоит только прочитать псалом сей с надлежащим вниманием, и тогда невольно убедимся, что состояние духа Давидова, когда он изрекал псалом сей, было не то, какое было во время гонения Саулова, но оно вполне соответствует положению его во время восстания Авессаломова. Припомните, что тогда он и Семея, одного из племени Саулова, в лице его самыми поносными словами злословившего и даже камением на него метавшего, не смел наказать по достоинству, признавая в нём орудие Божие для своего собственного наказания, и когда сопровождавшие его сыны Саруины вызывались наложить на сего хульника молчание отнятием главы его, тогда Давид остановил их следующими достопримечательными словами: что мне и вам, сынове Саруины? Оставите его, и тако да проклинает, яко Господь рече ему проклинати Давида: и кто речет: почто сотворил еси тако? Се сын мой изшедый из чрева моего ищет души моея, а кольми паче сын Иеминиев: оставите его проклинати мя, яко рече ему Господь. Негли призрит Господь на смирение мое, и возвратит ми благая вместо клятвы его во днешний день ( 2Цар.16:10–12 ). Так и здесь страждущий Давид желает и слезно просит Бога избавить его от постигшего бедствия, но сознавая прежнюю вину свою, не обвиняет он врага своего, не негодует и не досадует на него, а только смиренно молит Бога над ним самим сжалиться и его помиловать; не правосудия ищет он, ибо хорошо знает, что оно прежде всего его бы обвинило, но милосердия. |
| Посему спит и не видит славы Господней всякий, кто погрузился в роскошь и плотоугодие. Он так крепко спит, что и вседневный плач ближних, от него озлобляемых, не может потрясти и пробудит его. Спит и не видит славы Господней тот, кто предался любодеянию и корыстолюбию, созидая дом за домом и присовокупляя село к селу; не помнит, что одна только сажень земли потребна ему, что постелию для него будет гной, а покрывалом червь. Спит, как напоенный снотворным зелием, и не видит славы Господней тот, кто гоняется за почестями и достоинствами, не насыщается получаемыми, непрестанно стремится к высшим и бóльшим, и забыв, что он и сам человек, всех человеков считает червями, которых с презрением попирает гордою ногою своею. Все таковые спят и не видят славы Господней, и хотя им кажется, что они больше других бодрствуют и действуют: но их бодрость есть сон греховный; их действия суть сновидения, обманчивые и скоро исчезающие. Нередко грезится бедняку, будто он поставлен царем, имеет у себя злата и сребра целые громады, сидит за столом роскошным, и пресыщается сладкими яствами и драгоценными винами: но вдруг, пробудившись, находит себя нищим по прежнему, и сверх того и алчущим и жаждущим еще более прежнего. Другия сновидения так скоро исчезают, что пробудившийся хотел бы вспомнить оные и рассмотреть, чтó такое снилось ему: но все старания его остаются тщетными. Сим сновидениям во всех отношениях подобны богатство, роскошь и чести века сего. Они, обманув нас, не иначе, как и сновидения исчезают. Се сии грешницы, говорит Давид, и гобзующии в век, удержаша богатство, – обаче за льщения их, положил еси им злая, низложил еси их, внегда разгордешася. Како быша в запустении? внезапу исчезоша, погибоша за беззаконие свое, яко соние востающего ( Псал. 72:12, 18. 19 ). Подобным образом и праведному Иову один из друзей его говорит: веселие нечестивых есть падение страшно, обрадование беззаконных пагуба: егда бо мнится уже утвержден быти, тогда в конец погибнет, – якоже сон отлетевый не обрящется, отлете же аки мечтание нощное, – кости его наполнишася грехов юности его, и с ним на персти уснут ( Иов. 20:5, 7. 8. 11 ). |
| И да возвеселятся вси уповающии на Тя, во век возрадуются и вселишися в них и похвалятся о Тебе любящи имя Твое ( Пс.5:12 ). Когда праведники страждут, а нечестивые благоденствуют, когда первые в разных случаях жизни своей встречают затруднения, неудачи и потери, поражения и бедствия, а последние, что ни делают, что ни предпринимают, всегда и во всём получают успех и живут в обилии и роскоши, счастливо и покойно; тогда представляется, что как будто Сам Бог оставил первых и между ними более не жительствует,а возлюбил последних и им на всех путях покровительствует. Зрелище это так прискорбно, поразительно и болезненно, что и самые великие праведники, при виде его нередко, хотя и на краткое время, соблазняются, смущаются и колеблются. Мои же вмале, сознаётся благочестивый сын Иессев, не подвижастеся нозе, вмале не пролияшася стопы моя. Яко возревновах на беззаконные, мир грешников зря, яко несть восклонения в смерти их и утверждения в ране их, в трудех человеческих не суть и с человеки не приемлют ран ( Пс.72:2–5 ). Сынове их, яко новосаждения водруженная в юности своей, дщери их удобрены, преукрашены, яко подобие храма, хранилища их исполнена, овцы их многоплодны, волове их толсти, несть падения оплоту, ниже прохода, ниже вопля в стогнах их. Ублажиша люди, им же сия суть ( Пс.143:12–15 ). Посему естественно, что когда мера долготерпения Божия для нечестивых исполнится и Его правосудие вечное вступит в права свои; когда Господь, крепкий и сильный в брани, став о страну праведника оскорбляемого и обидимого, в защиту его оружие Свое очистит и лук Свой напряжет на поражение озлобляющих его, тогда очевидно сцена переменится и настанет торжество для всего сонма мужей праведных. Сие-то торжество имея в виду, пророк, при мысли об испрашиваемой им себе у Бога защите и помощи, и сказал, в роде убеждения к благосклонному приятию молитвы его, вышеприведённые слова: да возвеселятся еси уповающии на Тя, во век возрадуются, и вселишися в них и похвалятся о Тебе любящии имя Твое. Т. е., как бы так сказал пророк: если я сам по себе и не заслуживаю того, чтобы Ты, Господи, вступился за меня, наказав врагов моих, но поскольку я на Тебя Единого надеялся, на Тебя уповал, к Тебе привержен был от чрева матери моей и Твоим именем хвалился; то защити меня не для меня, но для всего светлого сонма уповающих на Тебя и любящих имя Твоё, дабы они, видя Твою мне защиту и поражение врагов моих, возвеселились и возрадовались за меня и за себя, – за меня, что Ты не оставил надежды и упования моего на тебя тщетными, – а за себя, что Ты в защите моей и низложении врагов моих дал им новое уверение в Своей к ним милости и в Своём невидимом при них и среди их присутствии и всегда готовом охранении их. |
| Не без утешительных исключений, конечно, и ныне; есть и ныне души богоизбранные, которые верно и ненарушимо соблюдают отеческие предания. Но как они с году на год становятся редки и для человеческого взора мало приметны! О, да ублажит Господь нового Сиона и разрушающиеся стены Иерусалима да созиждутся. Да возрастит и умножит семя святое Своё, яко звезды небесные и яко песок морской! Господи, настави мя правдою Твоею, враг моих ради исправи пред Тобою путь мой ( Пс.5:9 ). Пророк для полного обеспечения себя со стороны врагов своих придумал новое и совершенно верное средство: он решается устроить жизнь свою так, как сего требует правда Божия, или, что тоже, закон Божий. Но поскольку сознаёт и чувствует, что он сам собою, своими собственными силами, сего сделать не может; ибо прилежит человеку, по свидетельству писания, от юности его помышление на злая, или, как говорит апостол, еже хотети добраго, приложит ему, а еже содеяти доброе, не обретает он в себе ни сил, ни решимости и твёрдости ( Рим.7:18 ): то для сего обращается он с молитвою к Богу, испрашивая от Него себе наставления и помощи. Господи, взывает он, настави мя правдою Твоею, ради враг моих исправи путь мой пред Тобою. Поступая таким образом, пророк в одно и то же время одним, так сказать, движением духа своего приобретает для себя двойную выгоду. Во-первых, поставив себя чрез молитвенное обращение к Богу в невидимое Его присутствие, он чрез то как бы удаляется в неприступную крепость, в которой он со всех сторон безопасен и к которой враги его и подойти не могут, а тем ещё более вредить ему, или, по его же выражению в другом месте, в крове крил Господних и в тайне лица Божия сокрывается так, что в сем убежище не убоится он ни страха нощнаго, ни стрелы летящия во дни, ни вещи, во тьме преходящия, ни сряща и беса полуденнаго; падет тогда от страны его тысяща и тьма одесную его, к нему же не приближится: не приидет к нему зло и рана не приближится телеси его ( Пс.60:5, 90:5–10 ). Во-вторых, став, при помощи и наставлении свыше, на путь указуемый правдою или законом Божиим, он вдруг отнимает чрез то у врагов своих всякий случай и повод к нападениям на него; ибо враги наши, сколь бы ни были сами в себе нечестивы, для своихнападений, каковы например суть упрёки, хулы, порицания и пересуды, подозрения и происки, обыкновенно ищут в нас не добродетелей, которые составляют материал для них вовсе бесполезный, а пороков, или по крайней мере слабостей и неосторожностей, которыми всегда умеют ловко, для своих видов, пользоваться. |
| Ужас объемлет мысль мою, слушатели, когда представляю себе то состояние грешников, в котором их, отверженных небом и землею, палит огнь неугасаемый и точит червь неусыпаемый, и где, вместо утешения, слышны только плач и скрежет зубов. Ах! За минутное и в самом себе горькое и разрушительное удовольствие мщения потерять вечное блаженство, без надежды, паки приобресть его; быть на веки отвержену Богом, в Нем же всяко исполнение радости и веселия; быть ввержену во тьму кромешную – в сообщество исконным человекоубийцам, страдать вечно во пламени без отрады, томиться жаждою без прохлаждения, мучиться и не видеть конца мучений, стенать – без надежды быть услышанным, испускать вопли и напрасно, на необъятную вечность, и в тоже время видеть праведников, веселящихся в светлых обителях неба мирно покоющихся в блаженном лоне Авраама, – это мучения, каких око не виде, ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша ( 1Кор. 2:9 ). Но суд без милости не сотворшим милости ( Иак. 2:13 ). О! Блажен разумеваяй на нища и убога: в день лют избавит его Господь ( Псал. 40:2 ). Блажени милостивии, яко тии помиловани будут ( Матф. 5:7 ). Но, увы! Может быть и среди храма сего, где таинственно совершается и воплощение и рождение и смерть Ходатая нашего, пред сим самым алтарем, на котором закалается Агнец Божий «за мирский живот и спасение», есть сердца исполненные злобы беззаконные, или дышущие отмщением неправедным. Может быть среди сей даже обители мира и любви (среди сих дней поста и покаяния), есть души, питающие раздор и несогласие, есть уста, носящие на языке своем отраву пересудов и злословия, есть люди, отъемлющие честь и ищущие погибели ближних своих. Ах, слушатели! Доколе храмлем мы на оба колена? Доколе будем одним оком взирать на небо, а другое пригвождать к миру прелюбодейному и грешному, одним ухом слушать слово Бога живого, а другое устремлять к шумным забавам и веселиям мира, или, что еще страннее, одним и тем же языком благословлять Бога и проклинать ближнего – творение рук Его ( Иак. 3:9 ), в одно и тоже время тело умерщвлять постом, а сердце утучнять злобою и мщением? О! род избранный, язык святый, люди обновления ( 1Петр. 2. 9 )! Тако ли наченше духом, скончиваем плотию ( Гал. 3:8 ). |
| Упоминаемые же здесь очи, очевидно, разумеются не телесные, которыми нельзя видеть Господа невидимого, а душевные – очи ума и сердца, которыми всегда можно и должно взирать на Него, что действительно богобоязненный Давид и делал, как это видно из слов его: предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть ( Пс.15:8 ), и из других, сказанных в начале рассматриваемого нами псалма: к Тебе воздвигох душу мою, а воздвигая к Господу душу свою, конечно, не забыл он взять туда же и очей её. Впрочем не худо и телесные очи, и даже полезно и душеспасительно, обращать чаще и с должным благоговением ко всему тому, что наиболее напоминает нам о Господе, как то: на небо, в котором обитает Он, окружаемый тьмами тем духов чистейших, на храмы Божии, в которых Он благодатно и таинственно присутствует среди сонма верующих, на богослужебные обряды и и тайнодействия, наглядно и для всех удобопонятно представляющие спасительное Его о нас смотрение, на изображения святых, в которых Он дивно прославился и доныне славится Своею благодатною и чудодейственною силою, и отвращать от мирской суеты, подобно некоему тёмному и непроницаемому облаку, закрывающей от нас светлое и трисиятельное лице Божие, о чём и Пророк некогда прилежно молился, взывая ко Господу: отврати очи мои, еже не видети суеты ( Пс.118:37 ). Какая же, может быть подумаете, связь сего обращения очей ко Господу с молитвою? Весьма тесная и естественная: у человека истинно благочестивого не только язык с душою и сердцем, но и самые очи молятся усердно и пламенно, выражая своим положением и движением чувства сердечные. Этого мало: у него молятся и самые кости и все составы их, как свидетельствует Пророк о самом себе говоря: вся кости моя рекут к Тебе: Господи, Господи ( Пс.34:10 ). А чтобы яснее понять великое значение в молитве очей, то припомните, чем у вас самих бессловесные животные наиболее испрашивают себе потребное, как не глазами, умильно и пристально к вам обращёнными? чем также большею частию рабы и рабыни, несмеющие сказать вам открыто о своих нуждах слова, смягчают ваше жестокосердие и получают более, нежели сколько ожидали и чаяли, чем, как не очами, безмолвно, но выразительно на вас устремлёнными? На это именно намекает Пророк, когда взывает к Богу молитвенно: к Тебе возведох очи мои, живущему на небеси. |
| Но еще более того и другого оказалось у ней в том вопросе, которой она предложила сему Пророку. Отцы наши, сказала она Ему далее, покланялись Богу вот на этой горе, и мы по примеру их здесь же покланяемся, а вы, евреи, уверяете, что только во Иерусалиме должно кланяться: которая же из сих вер вернее? И когда услышала от Него ответ, вместо иудейства и самарянства возвещающий христианство , а в Нем самом – Христа Сына Божия, тотчас уверовала в Него и вслед за тем явилась проповедницею Его для других. Приидите, сказала она потом согражданам своим, и видите человека, иже рече ми вся, елика сотворих: еда той есть Христос? Приидоша же, и мнози от града того вероваша в Онь ( Иоан. 4:29:39 ). Чудная по истине и достойная всякого уважения эта женщина, умевшая так скоро и верно, так твердо и благонадежно восстать из глубины суеверия прирожденного, предрассудков совоспитанных и пороков вместе с нею возраставших, и не только восстать, но и вдруг столь же быстро и неожиданно взойти на такую высоту, на какую только может поставить человека пренебесное учение Христово, с полною верою и с чистосердечною покорностию ею принятое и усвоенное! Как мало мужей и жен, на нее похожих! Правда и между ними немало найдется таких, которые в слабостях и пороках ея, не только не уступят ей, но и далеко превзойдут ее: если она шесть мужей имела и ни одного, собственно так называемого мужа, то в наше время, столь обильное делами сего рода, для самых снисходительных судей и наблюдателей нравов человеческих, это число, по всей вероятности, показалось бы еще слишком умеренным: мы без труда и опасения, быть обличенными в преувеличении, и не ходя далеко за примерами, могли бы возвысить сие число целыми десятками. Но здесь речь идет не о таких подвигах, которых сама подвижница очевидно стыдилась пред своею совестию и вероятно никогда и никому бы не открылась в них, если бы беседующий с нею Сердцеведец Христос сам не открыл их, но о тех истинно похвальных качествах, которые в несколько минут исходатайствовали ей у Христа Спасителя и благосклонное внимание, и совершенное прощение, и дар веры, и благодать обращения и спасения. |
| По словам очевидца событий, схиархим. Паисий не видел достойного преемника себе среди братии, большинство иноков были «весьма простые и усердные к Церкви, но несколько по природе республиканцы или, по крайней мере, либералы» ( Леонтьев. 1996. С. 69). В авг. 1871 г., за месяц до кончины, о. Паисий († 6 сент. 1871) в присутствии своего духовника настоятеля скита Ксилургу иеросхим. Никифора составил завещание, в к-ром назначал кандидатов в настоятели: иеромонахов Израиля Карульского и Гервасия Капсальского. Завещание хранилось в Пантократорском мон-ре и было прочтено спустя 40 дней после кончины настоятеля. В это время настоятельской должности добивался насельник И. п. с. иеросхим. Андрей, «человек простой, из дунайских казаков, не красноречивый; с виду не бойкий, но, как оказалось, буйный и способный к интриге» (АВП РИ. Ф. 180: Посольство в К-поле. Оп. 517/2. 1871. Д. 2269. Л. 100 об.- 101). Иеросхим. Андрей вместе с мон. Серафимом склоняли братию на свою сторону, в частности требовали надзора за деньгами, хранившимися, согласно завещанию, у казначея Иннокентия. В разрешении спора участвовали проэстосы Пантократора, представители Протата, тур. власти и российский консул К. Н. Леонтьев, к-рый действовал в соответствии с советами пантелеимоновских старцев Иеронима и Макария (Сушкина) и подробно изложил ход событий в 2 дипломатических донесениях с приложениями от 9 и 24 нояб. 1871 г., направленных в российское посольство в К-поле (Там же. Л. 99-106 об., 112-115 об.). В итоге о. Гервасию Капсальскому был вручен настоятельский жезл проэстосами мон-ря Пантократор в присутствии российского консула и греч. еп. Каллиника, к-рый по традиции прочитал братии разрешительную молитву. Зачинщики смуты иеросхим. Андрей и мон. Серафим были удалены из скита на покаяние, однако их единомышленники продолжали возмущать братию, вмешиваясь в распоряжения настоятеля (Там же. Л. 122-123 об.). До прибытия на Афон о. Гервасий подвизался в Киево-Печерской лавре и был духовником митр. Киевского Арсения (Москвина) . На Афоне он пребывал менее 3 лет, но принял на себя обязанность управления скитом. В окт. 1872 г. о. Гервасий отказался от должности, сославшись на любовь к безмолвию, в 1884 г. скончался, приняв схиму с именем Гавриил. В 1872 г. настоятелем все же был избран иеросхим. Андрей, «неспокойное правление» к-рого продолжалось до 1879 г. ( Дмитриевский. 1895. С. 252). |
| По странной игре случая, или тайному действию сатаны, – или просто, по превратному суждению людей, любящих основывать свои заключения на самых мелочных явлениях и больше уважающих дерзость бесстыдную, нежели скромность благоразумную, сие нелепое желание по крайней мере в начале своем редко не вознаграждается неожиданным успехом. Всякий бред неверия, при всем своем безмыслии, у нас обыкновенно почитается признаком таланта, ума глубокого и оригинального, недовольного порядком вещей обыкновенным; и тот, на которого вчера смотрели мы, как на существо жалкое и бездарное, ныне становится предметом общего внимания. Самые благонамеренные из нас, не соглашаясь с ним в его несвязных мыслях и суждениях, не отказывают однакоже ему в уме, который так отважно, хотя нескладно, выразил себя. Не довольно ли уже для него и сего одного выигрыша, чтобы идти далее, и тем с большею дерзостию гибельным путем неверия? Не даем ли мы в руки безумного оружие против самих себя? Не уполномочиваем ли соблазнительного его примера к подражанию других? Не приобщаемся ли, по словам Апостола, к делам его злым, довершая его собственную погибель, до которой, быть может, он бы и не дошел без нашего поощрения или по крайней мере без неуместной нашей скромности и преступного внимания, поставляя свое спасение в положение опасное и нерешительное и предавая наконец всех других окружающих нас опыту искусительному? Но если бы мы сей бред неверия подвергли строгому рассмотрению, и здравым и твердым рассуждением обнаружили и ниспровергли зыбкия начала его; то не были ли бы мы истинными благодетелями как для себя, так и для других, и наипаче для того, кто имел несчастие заразиться им? Не успокоили ли бы чрез то умы колеблющиеся и сердца смятенные? Не возвратили ли бы благодатный мир душам, по безпечной неосторожности потерявшим оный? Кто знает? Может быть та минута, в которую мы с непонятным равнодушием слушаем дерзкия суждения о вере человека, недавно вовлеченного в соблазн и еще в тайне колеблющегося в своем заблуждении, – может быть, говорю, сия минута есть последняя для его спасения, и мы, опустив оную, и нашим молчанием или вежливою хвалою уму его ободрив и утвердив его в непривычном ему заблуждении, сделаемся убийцами души его, – кровь его не взыщется ли от руки нашей его и нашим Создателем? И напротив, остановив и посрамив его дерзость и своевольство в самом начале, не спасем ли его от близкой погибели и не покрыем ли, по уверению Апостола, множество грехов его и своих? Братие, говорит апостол Иаков, аще кто в вас заблудит от пути истины, и обратит кто его, да весть, яко обративый грешника от заблуждения пути его, спасет душу от смерти, и покрыет множество грехов ( Иак. 5:19 ). |
|
|
