| Такая нечаянная замысловатость удивила меня; и я кстати попросил гуммоса переписать для меня с этой псалтыри имена Коптских патриархов: что и было исполнено скоро, к великому удовольствию моему. Из Буша я воротился в свои стан к обеду. Тут ожидал меня почтенный шех наш со всею дружиною своею. Угостив его, чем Бог послал, я расплатился с ним и одарил его особо, и всех проводников особо 48 . Пустынный старейшина простился со мною, как с дорогим приятелем, и поцеловал мою руку. Целовали ее и все прочие бедуины. Наконец я пожелал им всех благ, говоря: «Бог да благословит вас, добрые люди, и да подаст вам, и женам вашим, и детям вашим, доброе здравие и долгоденствие, дождь ранний и поздний, и всякое благопотребное утешение и умножение скота вашего. Ежели у вас теперь есть тысячи верблюдов; то да дарует вам Бог тьмы их». Такие благожелания мои умилили чад пустыни. Еще раз они целовали мои руки и ушли в свое место. Не без сожаления мы расстались с этими Бедуинами. Ибо они услуживали нам в дороге весьма усердно. Проворные, терпеливые, скромные, честные, добрые, они ходили с нами за 30 к. сер. в день. Глава четырнадцатая. Плаванье по Нилу от Буша до Каира 18, Четверток Гуммос Дауд за сто пиастров Египетских нанял нам простую и некрытую, но просторную лодку для обратного плавания в Каир. У кормы ее мы развесили свою палатку, кое-как прикрепив ее к мачте и к бокам, дабы не палило нас солнце. А слуги и вещи помещены были в глубоком дне ее. Когда все было готово; авва Дауд простился с нами братски: и мы простились с ним, изъявив ему тысячи благодарений и тьмы благожеланий за сопутствие нам в пустынях. Он уехал в Буш; а мы весь день пробыли на своем месте. Нас задержал противный ветер. 19, Пятница В два часа по полуночи лодка наша отчалила и поплыла тихонько вниз по Нилу, но прошла весьма малое пространство, потому что ветер был не наш. Реис, Копт, зная, что всякое усилие против ветра на Египетской водотечи бесполезно, рано пристал к берегу у одной деревни; и тут мы принуждены были дневать и ночевать. |
| Эта думы настроили мою душу к славословию Бога; и я воспел священную песнь: Тебе бога хвалим, тебе господа исповедуем. Тебе предвечного отца вся земля величает. Тебе вси ангели, тебе небеса и вся силы и проч. Приближался полдень. Было весьма жарко. Вся Арабайская долина белела под маревом; и в этой призрачной воде кочки и кусты казались рослыми деревами. После полудня вдруг забушевал крепкий западный ветер, и от поры до поры набегал на нас, возметая зыбучий песок. По его палящему зною и порывистым напорам мы догадались, что нас провожает тот же Семум, который встретил поезд наш в здешних местах. Быстрота его ни с чем несравнима. Его не обогнали бы Аравийские кони, и не опередили бы Нильские ласточки. Быстрее его лишь полет нашей мысли. А сила его крепка изумительно. Сей вихрь пустынный, шумя, завывая, зыча и бушуя, приражаясь к горам и отражаясь от скал, устремляясь впрямь и вкось, омрачая и обливая все небо как бы растопленной медью, шевелил придорожные камни, и от поры до поры схватывал целые холмы песчаные и бросал их, где ни попало. В эти страшные минуты все верблюды под нами быстро поворачивались задом к налетавшим напорам Химерна, и склонив головы к земле, останавливались и стояли, как вкопанные. Тогда я понял: как в Африканских пустынях погибали от Семума целые армии и большие караваны. Они гибли от того, что животные не шли вперед и умирали от ядовитого дыхания сего палящего ветра. И во время нашего переезда чрез Арабайскую долину были минуты, в которые целые кучи песку обрушивались над нами, стоявшими неподвижно, и в мгновение ока засыпали ноги наших верблюдов почти до колен. Тогда мы робели, бледнели, молчали. Каждый из нас Богу исповедовал свои тайны. Такая остановка от таких устрашений грозной силы природы повторялась несколько раз. На нас падали крупные и горячие капли; и мне то казалось, что небо проливало горькие слезы, то представлялось, что Семум зачерпывал воду из Нила, и вскипятив ее в своих пламенных устах, брызгал ею во трепетной пустыне. К счастью, такой страшный мятеж в природе продолжался не более ста минут. Разгар его сменился жарам, а жар удушьем, удушье же длилось до вечера. |
| Ответ. Они не прикреплены, но вне тверди, и несутся по воздуху от легкости своей природы. Они сияют под твердью и, не остывая, сияют долу. Они из-за плотности лежащего под ними воздуха, бегут по небу выше, ибо они – огненная сущность, легче, чем любое творение. И к Ангелам относится то же самое. «Ты творишь ангелами Твоими духов, служителями Твоими – огонь пылающий» -сказали песнопевец Давид и святой апостол Павел в послании к Евреям. Ведь светила – выше воздуха, и они не способны, по причине легкости своей природы, коснуться тверди, они не способны в чем-либо ей повредить. Их сдерживает противоположные им заледеневшие небесные воды. 106 Вопрос. Почему звезды не бывают поражаемы натиском ветра, почему они не покидают своего пути? Ответ. Ветры летят и облака несутся под солнцем. Как можно видеть в ясный день, когда облако, проходя, уступает солнцу, которое находится выше. А бурный ветер вздымается по земле и, естественно, возмущает морскую пучину, и застилает воздух пылью. Но и такой ветер не сдвигает ни одного здания, ни одного лежащего камня, даже не перевертывает их. И он никак не долетит до солнца или звезд, которые выше всякого града. 107 Вопрос. Если не для небесного промышления сотворены звезды, если не наше это – по ним видеть судьбу, то почему на Рождество Христово взошла звезда и была предводителем волхвов? И как же они поняли, что это Царская звезда, и тронулись в путешествие, чтобы воздать поклонение Отрочати – наставляемые звездой? Ответ. Божественный Евангелист по отношению к самарянам и саддукеям, которые не принимают (не признают) Ангелов, назвал прекрасного образом Ангела звездой. И также почитание звезд переносится этим на Христа, отводя людей от заблуждения многобожия, как звезду полагая Ангела предводителем поклонения. Волхвы (греч. маги) не были бы иначе подвигнуты на поклонение Христу, как не явлением в своей вере, а их волхвование при этом должно было быть ничего не могущим и не твердым. Халдеи, заблуждающиеся в связи со звездами, ощутили рождение Бога, положившего основу звездам, и установившего им чин. |
| Виктор Гюго в своем романе «L’homme qui rie» описывает такой сторожевой колокол. Другое описание сооружения сторожевого, так называемого Тейского колокола, приводим ниже. «Однажды, по улицам Перта и Донди тянулись две процессии; духовенство шло под богатыми раззолочеными балдахинами; певчие пели; моряки несли флаги и хоругви; обыватели, сбежавшиеся со всех сторон, держали в руках зажженные факелы, а другие несли с торжеством по обоим городам изображение святаго Антония, патрона и покровителя тех, которые вверяют жизнь свою бурному океану. Между тем как процессия тянулась к берегу, зрители бросали из окон множество больших и малых монет. Мальчики в белых туниках и с крыльями за плечами проворно подбирали деньги и поднимали кверху серебряные подносы, которые звенели под усердными приношениями набожных жителей. Шествие продолжалось целый день, и сокровища, собираемые в обоих городах, увеличивались до самого вечера. Милостыня предупреждала требование, потому что в обоих городах не много семейств, которые не оплакивали бы родственника или приятеля, погибшего у скалы, которая подобно гиганту стоит на пути кораблей, входящих в Тейской пролив. Этот крестный ход был учрежден для того, чтобы собрать деньги, необходимые городскому начальству на исполнение плана, предложеннаго искуснейшим из пертских моряков, и самые бедные люди лишали себя насущного хлеба, чтобы участвовать в этом предприятии, которое обещало столько блага в будущем. Дело в том, что на скале хотели повесить большой колокол, так, чтобы малейший порыв ветра приводил его в движение и звоня предупреждал бы плавателей о буре, еще не наступившей, и о близости страшного камня. Молодой капитан Андрус Мек-Элайз так ясно изложил свой проект в собрании городского совета, что возбудил всеобщее удивление, и до тех пор члены о том только и думали, как бы скорее привести в исполнение план, от которого зависела жизнь столь многих мореходцев. Вечером деньги, собранные во время процессии, сосчитаны и оказалось, что их слишком довольно на исполнение задуманного предприятия. |
| 438 Вот в каком состоянии нашел преосв. Порфирий Успенский своих спутников, отставших от него на пути к монастырю св. Антония и захваченных хамсином: «Сердечные! В четыре часа они почернели, как головни. Глаза их налились кровью; уста запеклись и истрескались; кожа на руках сморщилась; вода в мехах их вскипела; а песку на них, песку! Истомленные жаждою они напали на воду, как олени. Она хоть и смрадна, но показалась слаще меда. Я к ним с вопросами: а они и отвечать не могут. До того замучил их злой хамсин» (Путеш. по Египту, стр. 172). 439 Египтяне, чтобы выразить это пронизывающее свойство песка и пыли, говорят, что эта пыль может проникнуть в яйцо через яичную скорлупу (Pococke, А Description of the East. I, 195). 440 Herod. III, 26. В 1808 г., говорит Маргель, более 40 тысяч мусульман расположились станом в пустыне почти у цели своего путешествия, как внезапно разразился хамсин и сорвал палатки, отбросив их далеко; многие из путешественников поражены были апоплексией, другие уже утомленные длинным путешествием представляли все симптомы ужасной холеры; те, которые перенесли бедствие, в беспорядке устремились к Каабе пораженные ужасом (Didot, Univers pittoresque, ’Egypte moderne, 3-e partie p. 96–98). 441 Нельзя удержаться, чтобы не выписать здесь картинного описания хамсина, находящегося у еп. Порфирия в «Путешествии по Египту» (стр. 210); это описание сделано автором под непосредственным впечатлением. «Гляжу в поле Арабайское, говорит преосвященный, и не вижу ни неба, ни земли, ни гор противоположных. Тут был мрак, окрашенный под цвет желтой меди, и в этом мраке, невыразимо неприятном для зрения, песочный дождь, нет, не дождь, а как бы желтая мука, возмущенная сильно дующими кузнечными мехами, кружилась, мутилась, слипалась, разлипалась, опускалась, поднималась, уносилась, возвращалась, столпами сшибалась, лучами разлеталась и брызгами падала на землю. Слушаю и слышу шум, вой, зык, свист, рев палящего ветра. Вижу, и слышу дрожание, шипение, бежание, хрустение и сшибки песков и камешков и кремешков. |
| Господь Бог решил нам не облегчать нашу жизнь в этом пункте, Он сказал: работайте с этим противоречием, не прячьтесь. И это диалог, который мы ведем с самим собой. Если мы хотим приблизиться к какой-то глубине, то мы, конечно, должны двигаться. А двигаться можно, только если есть трение. А трение возникает там, где мы не боимся этого противоречия. Дерево: строительный материал или нежность Джованна Паравичини : Постоянно митрополит Антоний возвращается к теме смысла. Есть смысл в вещах. Меня удивляет всегда при чтении митрополита Антония, что перед своими слушателями он постоянно делает какие-то открытия. Это просто человек, который не только читает для своих слушателей какие-то интересные лекции, он в процессе беседы заново как-то для себя открывает именно то, что передает и сообщает своим слушателям. И это, мне кажется, как раз тот диалог, о котором сейчас шла речь. В книге приведен такой вот пример. Митрополит Антоний решил сделать эксперимент. Он стал задавать вопрос, очень простой вопрос, но очень странный вопрос: «Что такое дерево?» «Я выбрал, – он говорит, – молодого богослова – хорошо образованного, интеллигентного, культурного, – от которого я ожидал получить самый возвышенный ответ, и молодую девушку – не особенно культурную, обычную, здравомыслящую, умную девушку, – которая, как я думал, даст мне простой однозначный ответ, далекий от поэтических образов. И вот первый человек – культурный, образованный, возвышенный молодой богослов – на вопрос: «Что такое дерево?» ответил: «Дерево – это строительный материал». А девушка, которой я задал тот же вопрос, сказала: «Дерево – это нежность. Посмотрите, как прекрасна его крона, как качаются его ветки, листья, послушайте его шелест при дуновении ветра, под каплями дождя». Это было совершенно другое восприятие. И тогда такой вопрос: что обеспечивает такую возможность просто взглянуть внутрь? Intueri, как говорит митрополит, способность «смотреть изнутри». Что такое реальность, и как мы можем смотреть на эту реальность: или функционально – как на строительный материал, или просто смотреть на реальность, видя ее, просто относясь к ней, как некий другой субъект, к которому обращается мой субъект? Это вопрос к дереву, но это вопрос, мне кажется, очень важный и в социальном плане, и в личном плане тоже. |
| Поэтому ли ты придаешь Божеству образ, начертывая для Него члены и суставы? Если ветер, когда веет, проходит всюду, и воздух окружает все вещи, то сколь более это может Тот, Кто повелел, чтобы ветер веял, и, собрав веяние, охватил Престол Сидящего? Божество необъятно: ибо если земля – подножие Его, то почему свободно ходят те, кто пашет, почему от востока на запад проходящие, по повелению царскому переходя землю, не соприкасаются с Его ногами? Каким образом небо измерил пядью Тот, Кто сидит наверху? И как Тот, Кто сидит наверху, опять же «на небо воздвигнул руку»? Как Он всего лишь перстами, без резака, вытесал скрижали, начертав без пишущего инструмента на них Заповеди, и законодателю дал написанный на них Закон? Воспрянь оком размышления. Ты видишь, что все это – «гадания», а не образы. Ты видишь, что мы прилагаем к Божеству слабое и малое, как капля по отношению к морю, которое своей величиной превосходит все состоящие из частей вещи и все окропляет. Так все это приложимо к Божией пучине, говоря словами Пророка. Море ведь просторно, не имея образа, голосит без уст, движется без ног, преклоняется (волнами) без колен. Успокаивается и ведет корабельников, не имея руки; воздвигает на высоту, не имея крыл. Топит многих, без локтей, пальцев и ладоней. Море пенится и плюется, хотя у него совсем нет губ. Оно может метать камни, не имея мышц. Оно поднимает тысячекратно отягощенные корабли и, не имея зубов, прогрызает и поглощает. И если то, что в природе, что просто и изменчиво, имеет, однако, обыкновение такое творить, то сколь более него Тот, Кто возмущение и волнение, которое невозможно выдержать, обуздал ничтожным песком, словно железной оградой его обнеся, чтобы волны не выходили вовне, а все свое стремление разбив в пену, возвращались в море. Так и веяние ветра: оно веет и шумит, не имея уст, разрушает постройки без мышц, без рук охватывает и колеблет плоды растений, раскапывает и раскрывает бездну, а то, что под ней, выкладывает, не пользуясь ни лопатой, ни рылом. Восстает, поднимается и сопротивляется, запрещая плыть тысячекратно отягощенным кораблям, не будучи причастен ни груди, ни плечам. |
| – Поистине, рассуждение твое сокрушило всю силу вражию 698 • Как вызывали подвижники на бой бесов и гнали их, яко прах пред лицем ветра ( Пс. 17, 43 ), показывает пример первоначальника отшельнического монашества св. Антония Великого 699 Демоны так однажды избили подвижника, что приносивший тому пищу, придя с нею к нему, нашел святого «на земли лежаща аки мертва», без гласа и движения. Он поднял его и принес в селение, невдалеке от которого святой спасался. Но едва только Антоний пришел в сознание и мог пошевелить языком, как проговорил едва слышно: – Неси меня обратно в пустыню... Принесенный в свою келью, не будучи в силах стоять, Антоний, лежа ниц на земле, стал молиться, а после молитвы закричал громким голосом: – Эй, бесы! Вот здесь я, Антоний! Не бегаю от ваших нападений, если и большие нанесете... Что было после, когда демоны услыхали этот его дерзновенный призыв, пересказать невозможно... Но Антоний все мужественно перенес. Немного оправившись, Антоний после пятнадцати лет жизни вблизи селения, оставил обитаемые местности и ушел в дикую, непроходимую пустыню. Отложивши всякий страх и отрезав для себя всякую возможность помощи со стороны людей (и даже надежды на таковую), он три дня шел по ужасной пустыне и наконец пришел на пустое огороженное место, где гнездилось множество разных ядовитых гадов, змей и скорпионов, и поселился тут. Чем еще можно было устрашить диаволу этого мужественного борца?! 410 «Нищета, – говорит св. Антоний в другом месте, – не что иное, как воздержание и довольство своим положением. Странничество и пустынножительство заключаются в удалении от молвы. Странствовать ради благочестия – значит благочестно пребывать в келье» (там же. С. 15. Гл. 102). Следовательно, эти заповеди легко могут соблюдать и миряне. И они могут свободно подражать великим отцам, исполнивши в буквальном смысле во всей строгости эти добродетели. Пусть только восполнят все смирением. 413 О том, чтобы не класть ноги на ногу, см.: Достопамятные сказания. СПб., 1871. Об авве Арсении. |
| Выслушав его, отец Серафим взял его за руку и вложил в руку старца, который случился в его келии. «Я так и обмер», – говорит отец наместник, – потому что, как нарочно, судьба свела его в келии отца Серафима в такую важную минуту с человеком, которого слабости были ему известны и которого особенно не хотелось бы ему иметь своим наставником, что было бы делом неизбежным, если бы так решил отец Серафим, ибо отец Антоний решил во всем повиноваться его воле». Весьма тревожные мысли толпились в голове отца Антония, «но скоро дело выяснилось. Отец Серафим сказал старцу: «Возьми ты этого молодого брата, введи его в церковь , поставь перед местным образом Спасителя, вели сделать три земных поклона и скажи: Вот тебе наставник и покровитель; все, что Он скажет тебе, делай и спасешься. Так и к местному образу Божией Матери и скажи: Вот тебе наставница и покровительница – иных тебе не нужно». После этого распоряжения он сделал отцу Антонию как бы пояснение следующего содержания: «Ты хорошую взял мысль всецело подчинить свою волю воле другого, но посмотри, чего ты хочешь: хочешь ты, чтобы тебя, как свечу, поставили в светлый, крепкий фонарь, где ты безопасен от ветра, и несли тебя бережно; или хочешь ты, чтобы через реку перевез тебя надежный челн?.. Сам умей укрываться от ветра, чтобы не потух пламень; сам борись с волнами, чтобы перебраться за реку». И указал только, кого можно выбрать в советники» 35 . Как же так? Неужели потому преподобный Серафим отклоняет желание молодого монаха быть в полном послушании у старца, что путь этот слишком легок, безопасен и безмятежен? Конечно же нет! Впоследствии святой Серафим предсказал отцу Антонию, что он будет наместником Лавры преподобного Сергия. Скорее всего, святой старец и тогда провидел, что отца Антония ждет обширное поприще духовного наставничества, знал и то, что личный аскетический опыт наставника всегда отражается в его руководстве братией. Почему же рекомендует ему избрать вместо безусловного послушания старцу – руководство советом? Почему как бы «пугает его» тем, что вот-вот отдаст его под водительство немощного наставника, а затем преподает ему урок самому биться с волнами, а не искать надежный челн? Нам кажется, что этим действием святой Серафим показал, что не то уже время, когда можно обрести ту безопасность от волн, огражденность от ветра, которую действительно способно давать всецелое подчинение воли своей истинному старцу. |
| С этой мыслью пошел он к преподобному Серафиму (это было в Сарове). Выслушав его, отец Серафим взял его руку и вложил в руку старца, который оказался в его келлии. «Я так и обмер», – говорит отец наместник, потому что, как нарочно, судьба свела его в келлии отца Серафима в такую важную минуту с человеком, слабости которого были ему известны и которого особенно не хотелось бы ему иметь своим наставником, что было бы делом неизбежным, если бы так решил преподобный Серафим, ибо отец Антоний решил во всем повиноваться его воле. «Если бы знал отец Серафим, – был помысл Антония, – что этот, впрочем, добрый старец так часто приглашает меня к себе, чтобы только полакомиться со мною, между тем как я, оставив в миру и то, что было гораздо важнее, так мало имел расположения ввязываться в эти пустяки, или если бы преподобный Серафим заметил теперь, как одобряет он движение отца Серафима соединить меня с ним, конечно, узами послушания». Все эти мысли теснились в голове отца Антония и возмущали его. Но скоро дело выяснилось. Отец Серафим сказал старцу: «Возьми ты этого молодого брата, введи его в церковь , поставь перед местным образом Спасителя, вели сделать три земных поклона и скажи: «Вот тебе наставник и покровитель; все, что Он скажет тебе, делай – и спасешься». Так поставь и перед местным образом Божией Матери и скажи: «Вот тебе наставница и покровительница – иных тебе не нужно». После этого распоряжения он сделал отцу Антонию как бы пояснение следующего содержания: «Ты хорошую взял мысль всецело подчинить свою волю воле другого, но посмотри, чего ты хочешь: хочешь ты, чтобы тебя, как свечу, поставили в светлый, крепкий фонарь, где ты безопасен от ветра, и несли тебя бережно; или хочешь ты, чтобы через реку перевез тебя надежный челн?.. Сам умей укрываться от ветра, чтобы не потух пламень; сам борись с волнами, чтобы перебраться за реку». И указал только, кого можно выбрать в советники (9, с. 149–151). Назначение наместником Свято-Троицкой Сергиевой Лавры 23 февраля 1831 года скончался наместник Сергиевой Лавры архимандрит Афанасий 11 . Митрополит Филарет, получив такое известие, был озабочен выбором его преемника. Мысль остановилась на настоятеле Высокогорской пустыни иеромонахе Антонии. «Но, – рассказывал он, – не хотелось мне брать человека из чужой епархии, тогда как много их в своей. Но в это время явился странник, который и назвал мне наместником Лавры отца Антония. В этом указании, совершенно совпадавшем с моею мыслью, я увидел указание Провидения» (2, с. 19). |
|
|
