| Минуло сорок пять минут четвертого часа. Ветер ослабел. Росс пошел. В одном месте он с размаху наткнулся на подводную, песчаную косу и, пробороздив ее, прянул в глубь. В ушах отозвался глухой гул: в голове блеснула мысль, что Нил состоит из ям и озер, перехваченных по местам отмелями. Исходит час пятый. Ветер шумит. Нил клокочет. Росс бежит по волнам с подскоком. Берега мелькают. Вечер приходит. Исполин небесный уходит. Каково то будет прощание его с Нилом? Последние лучи солнца золотят наш парус. Золото льется с него в реку и ярко блестит в струях ее с разноцветными отливами. Судно плывет уж будто не по воде, а по растопленному благородному металлу. Не загорелось бы оно? Нет! Чары природы ничего не губят, и только увеселяют любящую ее душу. Разнообразны эти чары. Как только скрылось солнце; на небосклоне кругом появилось радужное кольцо, и успокоенный Нил зарумянился. Смотрю в зеркальные струи его и вижу в них другое небо, другие пальмы и нивы, другие суда, других людей и зверей, и мальчика верхом на буйволе. Все и все румяны. Тихий ветерок едва дотащил нашу дагабию до деревни Шебур; и мы расположились тут ночевать. Все спят. Один я бодрствую. У меня болит правая рука. Едва-едва могу писать ею и перекреститься. Господи помилуй меня грешного. Все спит. Не чуть ни колебания воздуха, ни помавания финичий, ни хрустения песчинок, ни звериного, ни людского голоса. Нил сонливо катит свои струи. Порой слышатся в нем всплески: их производят рыбы, либо в испуге от врага, либо в тревоге от дрожания света в воде. На небе звезды ярко блестят и отражаются в пучине. Одна из них поперек всего Нила стелет свой свет, словно мостик. Господи просвети меня темного. 6, Четверток Еще день проведен нами на Египетской водотечи. Не далеко мы ушли, потому что только утром часа полтора дул попутный нам ветер, и тот слабый, и потом налетел ветер противный и тревожил нас до самой ночи. Арабы лямками тянули дагабию лениво. Но такой способ плавания по здешней реке весьма неудобен: то веревка порвется, и судно подается назад; то надобно мель обходить на шестах; то порывы ветра прибивают дагабию к крутоярому берегу; то время пропадает при заноске и передаче бечевы по судам, причаленным к берегам. |
| От скуки я пересматривал свои путевые заметки и расспрашивал лодочников о Ниле. По их уверению, в этой реке вода начинает прибывать после праздника архангелу Михаилу, совершаемого в двенадцатый день июня 49 , и возвышается в продолжении двух месяцев до коптского праздника Кресту, после которого чрез семнадцать дней начинает убывать, и постепенно умаляется в течении шестидесяти дней. И так от 12 июня до 12 августа она прибывает; семнадцать дней держится в полном разливе, и в конце октября входят в свои берега. Судовщики говорили мне, что Нил разливается в одно и то же время как в Нижнем, так и в Верхнем Египте. 20, Суббота Утром на этой водотечи было так холодно, что все мы закутались в шубы. Дух крепкий ветер противный. Однако Реис поставил парус и пошел ломаными линиями. Но и при этом способе плавания проходилось весьма малое пространство. Ибо для лодки не доставало раздолья, и во многих местах нельзя было подходить к берегам близко по причине мелководья. Реис выбился из сил, и за два часа до полудня пристал к левому берегу Нила у деревни Масандэ, смотрящейся в эту реку с крутоярья. Мы были в самом неприятном расположении духа. Подле нашего судна стояла малая лодка, которую в первый раз спустили на воду. Хозяин ее ввел на нее откормленного овна, и зарезав его на самом носу, вымазал теплою кровью всю переднюю часть челна снаружи. Понятно было, что он совершил обряд своей веры. Я спросил своих лодочников о значении его; и они сказала мне, что хозяин новой лодки принесь Богу жертву, дабы дьявол не сгубил ее на Ниле. Крепкий ветер противный задержал им в этом месте на всю ночь. 21, Воскресенье Ветер – тот же. Мы ушли недалеко, и стоим у берега в одном ненаселенном месте. Ветер свищет. Волны хлещут. Нил клокочет. Пыль кружится. Небо мрачно. Новый Каир близко, да нельзя подъехать к нему. Все другие челны летят оттуда: а у нашего крылья подвязаны. Что ж делать? Терпеть. 22, Понедельник Наконец Рейс в два часа по полуночи отчалил от скучного ночлега и с помощью паруса, весел и шестов добрался до старого Каира в три часа по полудни. Тут я высадил переводчика на берег и велел ему известить владыку Иерофея о нашем возвращении и просить его прислать коней к Булакской пристани. А мы поплыли туда на лодке под парусом. Плывем, направляясь то к одному, то к другому берегу Нила, и так оспариваем у ветра близость к Булаку. Не далеко от сего предместия Каира маленький челн, правимый отроком, летел на встречу нам под парусом. У кормы его стоял Негр и на длинном поводе держал плывущего коня. Челн летит: конь плывет борзо. Челн вдеть тихо: конь настигает его. Тот ускоряет ход свой: этот устает и отстает. Негр спускает парус и подзывает коня: конь подплывает к Негру. Так лечат в Египте какой-то недуг сего бранного животного. |
| В этом основании она уставлена отдельными приземистыми буграми, которые издали походят на палатки Бедуинов. По намерению премудрого Зодчего, который все зиждет по мере и числу, и который предвидел, кто будет обитать в сей долине, дождевые воды с высот горных сбегают в нее в перекрестных направлениях, а орошая ее обильно, способствуют прозябению тучной пажити для верблюдов. Тут весною Бедуины кочуют и пасут свой скот. Тут им такое приволье, что они почитают и называют это место своим раем. Перекрестные русла, зеленые кочки и кусты, в разных местах высящиеся холмы, разнообразные бока и вершины гор, издали придают сей долине вид узорчатый. А освещение ее от солнца так художественно, что я отказываюсь описывать его. Невозможно выразить пером все тончайшие переходы света к теням, и разные отливы и игру его. Верблюд в такой пустынной юдоли кажется красавцем. Ломаные линии тела его весьма пригожи к ломаным изгибам окрестных гор. В нем видишь словно холм ходящий. Безмолвие пустыни, редко нарушаемое или ревом животных, или шумом ветра, или однотонным свистом какой-нибудь птички отшельницы, утишает помыслы и настраивает душу к молитве и к успокоению в Боге. Замечательно, что в пустынях пернатые и люди не умеют петь кудряво. Стало быть, местность имеет влияние на образование голоса и напева. Нежная и тонкая трель не была бы слышна в обширной степи песчаной. Там пристойны и нужны рев, рыкание, свист, дикий голос бедуина, и простые звуки, от которых бывает полное эхо. Проводники наши говорили, что по Арабайской долине прошел Еврейский народ из Египта к Чермному морю. Если бы это была правда; то Гессемская земля, данная Фараоном Иакову для обитания, пришлась бы в нынешнем Фаюме: это многоводный и плодороднейший околоток на западе от Бенисефа. Но нынешним Бедуинам верить в этом нельзя, потому что сами они очень недавно пришли сюда из счастливой Аравии. При том Библейское повествование о изходе Израильтян из Египта и о трех дневном путешествии их к Чермному морю никак не может быть приложено к помянутой местности. |
| (155) Селезенка тоже тепла: для перетирания вносимого в кровоток она приложена к правой части. Когда она охлаждается, то человек тут же худеет, при этом часто возникают неприятные недомогания. (156) С левой стороны возникает раст (отросток), разливающий и вместе с тем разряжающий густоту крови. Насыщаемый, подымается, и вместе с этим становится жестким. Износившись сверх своей меры, оказывается набухшим телом, понемногу вызывая у человека бледность и немощь. (157) А во чреве – свития и сплетения вокруг пупа, чтобы насильственным исходом пропускать медленно пищу, как через трубу; и пища, проходя не прямым путем, легко и скоро удаляется. Тем самым живое существо должно быть подвигнутое на помысл, и отказаться от обычаев, вызванных природой скотской. (158) Мочевой пузырь – это помещение для воды. Творец искусно снабдил его невидимым проходом, частями принимающим влагу. Чтобы внезапным излитием или высыханием живое существо не стало жаждать, но чтобы постепенно выпитое участвовало в созидании до подобающего времени. (159) Наши голени [Творец] устроил сложенными из хрящей и сухожилий. Они как столбы выдерживают тяжесть, и несут на себе все наше тело. На верху у них колени. А стопы, укрепленные снизу, готовы ко всякому движению: на молитву, на моление, на бег, на прыжки. (160) Наши ноги устроены крепче всего тела. Они стремятся всегда припасть к земле, а пальцы помогают ходить. Если они изнемогут от стужи или холодного ветра, то мы едва сможем ходить. Какое слово сможет вполне поведать вложенную в нас премудрость и силу Творца? Ветви и раскрывающиеся сосуды, сродно сплетающиеся с мясом, и протяженность жил, и кости, и крепость, и некие дороги и пути, невидимо возносящиеся в строение тела, что одним только дыханием столько [дается] телу: и сила духа, и водоворот крови, и обитание тепла, и [работа] мокрого и застывшего, что знает врачебное искусство, о чем я и оставлю говорить тем людям, которые врачебному искусству учились. 161 Вопрос. Очень хорошо преподано научение о человеке. А где, как ты думаешь, был рай? На небе или на земле? Одни ведь говорят, что он был на небесах, в умопостигаемом смысле. А другие – что он был на земле, видимый. |
| Из воспоминаний митрополита Антония (Паканича) во время паломничества на Святую Гору Афон. – Наблюдая за жизнью афонских монахов, нельзя не заметить одну объединяющую их всех черту. Простоту. Простота в быту и разговоре, неспешность в размышлениях и размеренность в действиях. Все это волей- неволей вселяет мир и покой. Глядя ни них, понимаешь, что самое лучшее в людях, конечно, простота. На Афоне все пронизано простотой и незамысловатостью. Это так контрастирует с нашей обычной жизнью. Мы исполнены обилия предрассудков, различных кривизн, сложностей, высокомерия. Мы перестаем замечать простые превосходные вещи, находящиеся под ногами и наполняющие жизнь истинным смыслом и радостью. Мы не говорим о таких прекрасных вещах, как, скажем, дождь или собирание грибов и ягод, считая это темами третьесортными. К достойным же относим только заумные разговоры о политике или геополитике, всякого рода аналитику и прочие новости, которые зачастую вносят в нашу жизнь лишь беспокойство. Отсутствие простых и незатейливых вещей лишает нас всего настоящего, а значит жизнеутверждающего, созидательного: мы бежим от природы, от простой еды, от простых людей и простых отношений, упорно усложняя свою жизнь и жизнь своих близких. Мы сознательно вытесняем из себя простоту, хотя именно в ней заложена крупинка нашей самобытности, истинности. Мы ищем Бога в чем-то великом и грандиозном, ждем знаков от Него и знамений в виде грома и молний, усматриваем Его волю в рокоте стихий, в величайших событиях. А Он однажды незаметно и тихо явится нам в доверчивой улыбке ребенка или в извиняющемся взгляде беспомощного старика, в легком дуновении ветра или в пронизывающем звуке тишины, заполнившем на миг пространство. Он явится нам во всей Своей простоте. Подсознательно мы все находимся в поиске простоты, потому что она созвучна совести, являясь олицетворением истины. Она не приукрашена и неприкрыта, непритворна и нелицемерна, она такая, какая есть. И в этом ее сила. Мы стремимся к ней и сопротивляемся ей одновременно. Наши страхи сковывают нас, внушают, что став проще, мы потеряем уважение и статус, вызовем насмешки у окружающих. Но это не так. Простота очищает сердце от шелухи и беззаконий, делает его чистым, способным видеть Бога: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5:8). |
| От него, как ветки друг от друга, прорастают многоразличные проходы, и они разносят по всему телу теплый и огненный ветер. Всякая пища требует, чтобы к ее природе было даровано тепло. Не бывает так, чтобы наш огонь пребывал сам по себе, неподобающим образом угнетаемый, потому и потоки крови, как из некоторого источника, вытекают из селезенки, дыханием тепла расходясь по всему телу. Чтобы не стали они чуждыми друг другу и не разложили природу, став пакостниками, [происходит обновление]. Божество ни в чем не нуждается, а человеческая нищета нуждается для построения во внешних прибавлениях. Источник крови – пища, всегда вносимая, внутри перекипающая в кровь, как снег на горе, который наполняет своей влагой потоки ниже себя, выжимая затем их сквозь свою толщу из скрытой мокроты на дольные водотоки. Дыхание к сердцу идет из ближнего бока (легкого), вмещающего внешний воздух, вовлекаемый ноздрями. Сердце укреплено посередине, и всегда находится в движении, наподобие огненной природы. Все вовлекая, оно наполняется предлежащим воздухом через расширение пазух, и разворачивая огонь в себе, с помощью ближних парусов всегда подвижно дышит. Сердце как некий предводитель дает всякое движение и стояние. Самое истое и нужное для нашей жизни – сердце. Творец более всех наших членов его укрепил, окружив крепкими оградами. Он поставил хребет и плечи и с обеих сторон отогнул окружение ребер, чтобы хранить слабую середину. Спереди Он поставил засов соединения, так что сердце со всех сторон сохраняется от давления извне. (154) Подобным образом мы вкратце скажем и о составе горла. К гортани приставлена мягкая ветка, очень тонкая и неприятная. Клины (легкие) наполняются до дна с помощью ветряных жил, которые поднимаются и затем затухают, так что оставшийся в клинах ветер выпускается, изгоняемый насильно. А когда легкие расширяются и разверзаются, то привлекают к движению силу ветра, которая в частом дыхании сходится с сердцем. И огненный пыл сердца легкие отталкивают; подобно и пламя, задыхаясь от своего дыма, угасает. |
| 21) Подразумеваемое указание на стратегически важную роль Троады ( Деян. 20:7– 13 ). 22) Подразумеваемая рискованность мореходства у этих берегов, которая вынудила Павла путешествовать по суше ( Деян. 20:13 ). Правильная последовательность посещённых городов и правильная форма множественного числа среднего рода в названии города Патара ( Деян. 21:1 ). 23) Уместный маршрут через открытое море, проходящий близ южной оконечности острова Кипр и облегчаемый устойчивыми северо-западными ветрами ( Деян. 21:3 ). Соответствующая расстоянию длительность перехода из Птолемаиды в Кесарию ( Деян. 21:8 ). 24) Обряд очищения, характерный для благочестивых иудеев ( Деян. 21:24 ). 25) Верная ссылка на иудейские законы относительно присутствия неевреев в храме ( Деян. 21:28 ). 26) Постоянная дислокация римской когорты в крепости Антония для подавления беспорядков во время праздников ( Деян. 21:31 ). Лестничный марш, которым пользовались воины ( Деян. 21:35 ). 27) Два распространённых способа получения римского гражданства ( Деян. 22:28 ). На трибуна производит впечатление не то, что Павел – гражданин Тарса, а его римское гражданство ( Деян. 22:29 ). 28) Правильные указания на Ананию в качестве первосвященника ( Деян. 23:2 ) и на Феликса в качестве правителя ( Деян. 23:34 ). 29) Указание общеизвестного остановочного пункта на пути в Кесарию ( Деян. 23:31 ). 30) Правильное указание на юрисдикцию Киликии ( Деян. 23:34 ). 31) Верное описание процедуры уголовного разбирательства в провинциях ( Деян. 24:1–9 ). 32) Согласие с Иосифом Флавием относительно имени Porcius Festus ( Деян. 24:27 ). 33) Упоминание права римского гражданина на апелляцию ( Деян. 25:11 ). Юридическая формула de quibus cognoscere volebam ( Деян. 25:18 ). Характерная форма именования императора ( Деян. 25:26 ). 34) Верное указание лучших путей судоходства на тот момент ( Деян. 27:4 ). 35) Употребление обычного соединённого названия «Киликия и Памфилия» для обозначения данного места на побережье ( Деян. 27:5 ). Указание на главный порт, где можно было найти корабль, отправляющийся в Италию ( Деян. 27:5 ). Замечание о типично медленном переходе до Книда курсом против северно-западного ветра ( Деян. 27:7 ). Местоположение Хороших Пристаней и близлежащего города Ласея ( Деян. 27:8 ) и справедливое указание на малую приспособленность Хороших Пристаней для зимовки ( Деян. 27:12 ). |
| 4. Об авве Серине говорили, что он много трудился и ел только два сухаря в день. Когда к нему пришел его соученик авва Иосиф, который тоже был великим аскетом, авва Серин сказал: — У себя в келье я соблюдаю свой порядок совершения подвига, но если выхожу, то снисхожу к немощам братьев. — Великая добродетель не в том, — заметил авва Иосиф, — чтобы в своей келье сохранять принятый порядок, но в том, чтобы сохранять его вне кельи. 5. Как–то монахи из Скита пришли к амме Сарре. Она поставила перед ними плетеное блюдо с овощами. А они пропускали хорошие овощи, а ели только плохие. — Узнаю людей из Скита, — заметила амма. 6. Как–то принесли пожертвование на гору аввы Антония, и там оказался книдский сосуд с вином. Один из старцев взял этот небольшой сосуд и чашу, принес к авве Сисою и предложил ему. Сначала они выпили по одной чаше, потом выпили по второй. Старец протянул авве и третью, но тот не принял ее, сказав: — Хватит, брат, разве ты забыл, что есть сатана? Если этот старец после длительных подвигов только раз позволил себе вина и не только не превысил меру, но и не побоялся прямо отказаться от предложенной ему чаши, признавшись, что опасается вражеской брани, хотя и был бесстрастнее самых бесстрастных, то насколько больше мы, принимая на каждой трапезе вино и разные яства, чтобы не говорить, что часто набиваем желудок до сытости, поскольку часто нас принуждают съесть и выпить больше обычного, обязаны считать такое требование для себя явным вредом и душевной погибелью, и не внимать ему и тем более подчиняться. Иначе мы настолько привыкнем к насыщению, уже не сможем отстать от него, не сможем различать, что сверх нашей меры, и начнем прибавлять все больше и больше по чужим просьбам; и, в конце концов, перегрузим баржу ума через край. А если судно перегружено, то оно даже без всякого дуновения ветра, окажется на краю гибели. 6. Об авве Сисое Фивейском говорили, что он не ел хлеба, а на праздник Пасхи братья стали упрашивать его разделить с ними трапезу. — Могу только одно из двух, — сказал авва, — съесть артос или те блюда, которые вы приготовили. |
| ... Серебряный век русской поэзии закончился со смертью Анны Ахматовой в 1965 г., и владыка Никодим мог размышлять об этом у её могилы. А в декабре того же 1965 г., в Москве, он дал интервью корреспонденту французского ежедневника «France-Soir». Этим корреспондентом был Дмитрий Вячеславович Иванов – сын поэта-символиста Вячеслава Иванова... О фарфоре Пребывание в Комарове для владыки Никодима было вынужденным и тяготило его кипучую натуру. Его преемник по кафедре, наоборот, всякий раз старался уединиться на казённой даче в окружении фарфоровых безделушек. Популярную тогда песню: «На недельку, до второго, я уеду в Комарове» – в академии старались не вспоминать. Это могло быть «неправильно истолковано». Кстати, о фарфоре. Эта тема затронута в воспоминаниях Фэри фон Лилиенфельд, которой доводилось встречаться не только с владыкой Никодимом, но и с его преемником на Ленинградской кафедре. Некоторые архиереи – особенно в советское время – много думали о деньгах. Мне довелось взглянуть на собрания панагий, принадлежавших некоторым «советским» архиереям, на собрания произведений искусства, в том числе из презренного жёлтого металла, а также серебра, фарфора, – это были невообразимые богатства. Имена не будут названы. И мне показывали такие собрания с гордостью, желая продемонстрировать высокие культурные запросы и осведомлённость в искусстве 622 . К владыке Никодиму Коля Тетерятников относился с почтением. Как-то поздней осенью владыка выходил из храма после службы и в сопровождении первой пары иподиаконов направлялся к машине. Сильный порыв ветра закружил намётку митрополичьего клобука, и Коля с трудом сумел её поймать. «Стихия!» – со значением сказал он митрополиту, открывая дверцу автомобиля. Владыка часто любил рассказывать об этом эпизоде. Владыке часто поступали книги, переданные в епархию по завещанию. Книги шли в академическую библиотеку; после кончины митрополита туда же поступило и его личное собрание. Однажды владыка привёз из Австралии оригинальный сувенир; кобра обвивает мангусту в смертельной схватке. У митрополита Антония это был бы экспонат и за чашкой чая (китайский фарфор) он объяснял бы, что это – «прижизненный подлинник». А митрополит Никодим, насытившись экзотикой, попросил меня составить текст дарственной бумаги, и вскоре «сладкая парочка» была отправлена в музей антропологии и этнографии Академии наук. |
| Главы 15-16 Глава XV, ст. 20-39. Крестная казнь, на которую был осужден Господь, первоначально появилась на Востоке и принадлежит к тем ужасным варварским изобретениям, которыми прославились восточные деспоты. С Востока она перешла в Рим и применялась римлянами решительно везде, где только появлялись победоносные орлы римских легионов, пока, наконец, не была уничтожена Константином Великим. У евреев крестной казни не было: за некоторые преступления закон повелевал вешать на дереве преступников, но их не прибивали гвоздями, и трупы при наступлении вечера надлежало снимать для погребения. В самом Риме распинали только рабов, которые за людей почти не считались. Римские граждане этой казни не подлежали, и знаменитый оратор древности, Цицерон, требовал даже, чтобы крестная казнь производилась вдали от городов и больших дорог, так как ужасное зрелище распятых преступников оскорбляло взор благородного римлянина. В провинциях пригвождали ко кресту одних разбойников и возмутителей общественного спокойствия. Распинателями обыкновенно были воины, которые у римлян совершали все казни. Преступник сам должен был нести свой крест до места казни, подвергаясь при этом насмешкам и побоям. Погребения для распятых обычно не было. Тела оставались на крестах до тех пор, пока не делались добычей хищных птиц и плотоядных животных или же не истлевали сами собой от солнца, дождя и ветра. Иногда, впрочем, родственникам позволялось погребать их. В случае нужды (при наступлении, например, праздника или какого-нибудь торжества) жизнь распятых по закону могла быть сокращена ударом в голову или в сердце; иногда у них перебивали голени или же разводили под крестом костер из хвороста, и тогда распятый погибал от огня и дыма. Форма крестов была довольно разнообразна. Проще других и, по-видимому, более употребительным был крест, напоминавший букву Т (так называемый крест святого Антония), где поперечная перекладина прибивалась к самому верху вертикального столба. Иногда эта перекладина прикреплялась ниже, оставляя в верху столба место для таблички, на которой черными буквами по меловому фону писалась вина распятого. Такой именно формы и был крест Спасителя, судя по тому, что к Его кресту была прибита дощечка, на которой Пилат вместо полного обозначения вины написал просто: " Иисус Назорей, Царь Иудейский " (Ин. XIX, 19), что вызвало сердитый протест иудейских первосвященников. |
|
|
