| —336— кие сведения, подлинность которых теперь энергично отрицается наукой (напр., о путешествии в Россию Ап. Андрея, об Антонин Римлянине). Одно следует сказать: учебник все же весьма труден по особенному обилию дат. Конечно, пользуясь позволением объяснительной записки, можно делать сокращения учебника, но на практике это связывается иногда с недоразумениями. Мне – преподавателю известные факты могут казаться неважными, моему начальству или товарищу, ассистирующему у меня на экзамене, может казаться противное. И на этой почве возможны всегда осложнения. Разумеется, это мелочи, но, к сожалению, из этих мелочей складывается добрая половина нашей жизни... Как на более существенное затруднение при прохождении русской церковной историй, мы должны указать на самый распорядок учебного материала. Предмет положено проходить в два года: в V классе при двух уроках и в VI при одном уроке. В первый год назначено проходить до учреждения патриаршества (по учебнику 1–225 стр.) и это вполне можно успеть. Во второй год с патриаршества и до конца истории (226–484 стр.). Для одного урока это слишком непосильно. Посему большинство преподавателей, пользуясь синодальным циркуляром, проходят часть и патриаршего периода в V классе. И все-таки в VI классе проходит остальное обременительно. Да мы и вообще против преподавания какого бы то ни было предмета при одном уроке в неделю. Представьте, что в нынешнем учебном году мне будет назначен урок в VI классе или в понедельник, или в субботу. В следствие обилия праздников в эти дни у меня урок может иногда прилучиться через три недели. Не знаем, нужно ли доказывать нерациональность такого порядка. В виду этого, было бы желательно, чтобы новая реформа прибавила еще один урок на русскую церковную историю и один урок на общую историю с тем, чтобы и тот и другой предмет приблизительно пополам проходились в V и VI классе. В заключение мы хотели бы отметить еще одно желание. Собственный опыт показал нам, что ученики охотно занимаются самыми историческими памятникам. К сожалению, таковые не всегда имеются под руками у преподавателя. Польза таковых занятий не может подлежать оспа- |
| личными делами. Да и сам лектор и лекции ни малейшей охоты к слушанью не вызывали. Ясно помню первое впечатление. Является вышеописанный приземисто-коренастый человек в аудиторию, – в очках, поношенном вицмундире и с большим портфелем под правой мышкой, – озирается по сторонам, как будто попал не туда, куда надо, или не знает, куда, – какой-то торопливой и неравномерной походкой подходит к столику, почему-то стоявшему рядом с внушительного вида и солидных размеров кафедрами, – как-то суетливо садится за столик и кладет на него портфель. Потом вынимает большую рукописную тетрадь, кладет ее перед собой, вынимает из заднего кармана белый платок, снимает очки, протирает, наклоняется к тетради, надевает очки, опять наклоняется, поднимает очки на лоб, проводить рукой по стриженой щетине головы, чешет затылок: все торопливо, неуклюже, нервозно. Также торопливо, костромской скороговоркой, нескладно, путаясь в периодах, уснащая речь постоянными присловьями: того, как его и под., – начинает говорить что-то о путешествиях в Россию Ап. Андрея и Антония Римлянина, критиковать сказания о них... Вообще Е.Е. читал лекции совсем не по профессорски – ни по внешности, ни по дикции, ни по стилю, ни по содержанию: во всем суетливость, как бы неряшливость, пожалуй – беспорядочность, отсутствие гармонии и ритма – полная, так сказать, антихудожественность. Речь тяжелая, нудная, путаная. У него не было выработанного языка, и он, по-видимому, не мог говорить и писать так свободно, как пианист играет на клавишах инструмента. Он мыслил и думал фактами, а слова, каждый раз, подбирал с трудом, придумывая их, как неопытный музыкант разучивает новую пьесу. Речь его не лилась рекой, но тащилась как тяжелый воз ломовиком. Я посещал аудиторию Е. Е-ча еще раза два-три. Впечатление тоже: как будто профессор сидел дома за столом, погруженный в ученые справки, – и неожиданно вспомнил, что ему надо идти на лекции, – наскоро схватил лежавшую на столе тетрадь и побежал в аудиторию с тем, что попало под руки, не заботясь о том, |
| В фольклоре и мифологии камень осмысляется как некая основа, центр мира или замок, скрепляющий небо и землю. «В русской народной поэзии нередко встречается загадочный образ чудесного камня на море. Этот образ иногда является в легендах и песнях космогонического содержания, причём чудесный камень оказывается среди первоначального моря в начале творения» 96 . Это представление отражено, например, в предании о камне, лежащем при устье реки Почайны, недалеко от Нижнего Новгорода: «Рассказывают, что в том месте, где Почайна берет своё начало, лежит большой камень, на котором прежде было что-то написано, но теперь уже стёрлось. От этого-то камня зависит судьба Нижнего: настанет время, когда он сдвинется с места, из-под него поступит вода и затопит весь Нижний...» 97 . В апокрифических текстах, отражающих народную картину мира, камень также рассматривается как начало Вселенной, пуп земли. В апокрифическом стихе о Голубиной книге, таким камнем является Алатырь, расположенным в центре мира, посреди океана, на острове Буяне 98 . Универсальность культа священных камней, и его распространение на разных территориях и у разных народов, неоднократно отмечалась исследователями. Почитание камней «было привычным явлением в восточно-европейском культурном обиходе на протяжении, по крайней мере, нескольких тысячелетий» 99 . «Первоначально люди, – как писал Дж. Фрезер, – по-видимому, представляли себе, что боги пребывают в камнях, и это вселяющее страх присутствие божества сообщало святость камню» 100 . Обычно культовые камни представляли собой «необработанные валуны, часто больших размеров, причудливой формы, лежащие на берегах озёр, рек или около источников» 101 . У русского народа существовала длительная традиция суеверного поклонения камням. При этом степень «святости» камней была неодинаковой: «некоторые из них являлись лишь топографическими ориентирами, с которыми были связаны местные предания. О целительных свойствах других камней было известно небольшой округе. Наконец, существовали камни, на поклонение которым люди приходили за десятки вёрст» 102 . |
| 6) Камень святого в дальнейшем почитается как храмовая или монастырская реликвия. В устных преданиях отражаются реальные исторические процессы, свидетельствующие о трудностях монастырской колонизации. Она нередко встречала сильнейшее противодействие со стороны местного населения 91 . Поэтому не случайно появление в данных текстах следующих мотивов: 7) Святого не хотят принять местные жители и прогоняют его (отталкивают камень, плот, лодку). 8) Святой предрекает гибель этому месту, или насылает на него различные несчастья. Устойчивое соединение образа святого с камнем, в устной традиции закономерно. Оно обусловлено сакральной символикой камня в народных представлениях о мироздании, при этом в контексте христианской культуры произошла вторичная сакрализация образа камня 92 . В народном представлении о мире, образы камня, воды и дерева являются основополагающими. Они встречаются во многих жанрах устного народного творчества. Наиболее отчётливо картина мира рисуется в заговорах. Мифологический сюжет заговора развёртывается, как правило, в особом пространстве – в центре мира, на острове среди моря-океана, на камне Алатыре, возле священного дуба 93 . Это видно на примерах текстов северных заговоров: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа./Стану я, раба Божья, благословясь,/Пойду, перекрестясь,/Из избы дверями,/Из ворот воротами./В чистое поле,/В чистом поле синее море,/В синем море есть Латырь-камень...»; «Стану благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверями, из ворот воротами, в чистое поле к синему морю, в синем море камень лежит...»; «Встану я, раба Божия, благословясь,/Пойду перекрестясь,/Выйду я на ровную дорожку,/Подхожу я к океану,/Пойду я к синему морю./На этом море есть синий камень./На этом камне сидит Иисус Христос ...»; «На мори на окияне/Стоит большой камень./На этом камне Пресвятая Мать Богородица/Шьёт, вышивает...»; «Встану благословясь, выйду перекрестясь,/Пойду я из дверей в двери, изворот в ворота,/Пойду я в чисто поле, за чистым полем дремучий лес,/За лесом течёт окиян-море./Посередине окияна-моря стоит стол-престол,/Божья Мать сидит со крестом...» 94 . «На море-океане, на острове-кургане лежит камень алатырь от конца века сего, и на том камне сидит ангел и Спас образ с ангелы и архангелы, и со Пресвятою Богородицею, Божию Дево-Владыцею Матерью Мариею, и вышние помощники Божий: Изосим и Савватий. Соловецкие чудотворцы...» 95 . |
| 4. Гиркан склонился на эти убеждения и, будучи отпущен царем парфянским и снабжен деньгами со стороны иудеев, прибыл [к Ироду], который принял его со всякими почестями и дал ему первое место во время совещаний и обедов, называя его при этом обманным образом отцом своим и всячески стараясь подавить в нем всякое подозрение в его лояльности. Вместе с тем Ирод предпринял также многое другое, чтобы таким путем закрепить за собою власть. Но из этого вышли лишь осложнения для него самого и для его семьи. Остерегаясь назначить на пост первосвященника какого-нибудь представителя знати, он нарочно послал в Вавилон за некиим Ананилом, простым священником, и поручил ему первосвященство. 5. Однако дочь Гиркана, Александра, жена Александра, сына царя Аристобула, родившая Александру двоих детей, прекрасного Аристобула и миловидную Мариамму, жену Ирода, не отнеслась спокойно к такому унизительному с нею обращению. Она очень обеспокоилась и смутилась позором ее сына в том смысле, что при его жизни первосвященническое достоинство перешло к какому-то выскочке. Поэтому она отправила при содействии одного музыканта письмо Клеопатре с просьбою добиться от Антония назначения на пост первосвященника ее сына. 6. Но Антоний медлил с исполнением этой просьбы; [в это время] в Иудею прибыл по своим делам друг его, Деллий. Увидя Аристобула, он был в восторге от его красоты и статного сложения, равно как преклонился перед красотою царицы Мариаммы, и сказал, что Александра является матерью редко красивых детей. Когда же Александра стала говорить с ним, он убедил ее велеть срисовать обоих детей и послать портреты Антонию, который-де при виде их не откажет ей ни в чем. Александра из тщеславия поддалась этим убеждениям и послала портреты Антонию. При этом Деллий не прекращал своих восхвалений и дошел до того, что сказал, что эти дети не человеческие, но от какого-нибудь бога. Этим он хотел возбудить в Антонии чувство похотливости. Антоний, впрочем, побоялся послать за царицею, женою Ирода, но отправил послов за юношею с оговоркою, впрочем: «...если это не представит затруднений». Когда это было сообщено Ироду, он решил, что не безопасно послать такого красавца, каким тогда был шестнадцатилетний Аристобул, да вдобавок еще знатного рода, к Антонию, самому могущественному тогда римлянину, который охотно предавался всевозможным эротическим увлечениям и имел возможность беспрепятственно доставлять себе какие угодно удовольствия. Поэтому он отписал ему, что, если только этот юноша выедет из страны, это подаст немедленно повод к войне и всяким смутам, потому что иудеи только и рассчитывают на нового царя для совершения государственных переворотов. |
| 14 Даже представитель высшей дохристианской языческой культуры, древний римлянин цветущей эпохи считал совершенно бесплодною свою молитву и напрасным соединенное с нею жертвоприношение, если случайно пропускал незначащее выражение в молитвенной формуле или сделал в ней не изменяющую смысла перестановку слов, – даже если только не соблюл обычной интонации, с которою должна быть прочитана требуемая молитва или заклинание (архим. Хрисанф – Религии древнего мира в их отношении к христианству, т. II, стр. 612–613). А современный кочевой обитатель наших степей, полубуддист – полуязычник, вполне проникнутый тем же убеждением во внешнем магическом действии молитвенных формул, считает даже возможным просто заменить рискованное чтение их верченьем древнего валика, на который наматывается бумажная лента с текстом нужных молитв. 15 Проф. В.О. Ключевский – Западное влияние в России в XVII веке, историко-психологич. очерк, стр. 55, М. 1897 (оттиск из журнала «Вопросы философии и психологии»). Ср. вообще к только что сказанному стр. 49–56 назв. статьи, представляющие блестящее по мысли и изложению разъяснение религиозно-психологического значения церковной обрядности, как способа выражения религиозной истины вначале и как пропедевтического средства богопознания для людей другого времени и иной исторической обстановки. 17 Вепрошание Кюриково, ст. 99, – Памятники древнерусск. канонич. права, изд. под редакц. проф. А.С. Павлова (Русск. Ист. Б-ка, т. (IV, с. 50, ОПБ. 1880. 18 См. грамоту Константинопольского патриарха Антония к русскому в. князю Василию Дмитриевичу – в Пам. древне-русск. канонич. права, изд. под ред. проф. Павлова (VI т. Русск. Ист. Б-ки), прилож. с. 272. 19 Проф. Ключевский – цит. соч., стр. 6. – Для выяснения указанного взгляда наших предков и современных им греков на латинство и латинян главным источником служат многочисленные полемические памятники, о которых см. специальные исследования А. Попова – Историко-литературный обзор древнерусских полемич. сочинений против латинян (XI–XV в.), М. 1875 и А.С. Павлова – Критич. опыты по истории древнейшей греко русской полемики против латинян, СПБ. 1878. Сверх того, об этом предмете более или менее обстоятельные речи ведутся в соответствующих отделах общих трудов по истории русской церкви (преосв. Макария, проф. Голубинского и др.) и в некоторых частных исследованиях, так или иначе соприкасающихся с предметом настоящей статьи. |
| Они сами отправились в лагерь, убеждали и просили собравшихся уйти, обращая их внимание на опасность их дальнейшего пребывания здесь после приказа императора. Но все было напрасно. В конце концов, они были разогнаны римскими солдатами, некоторые были убиты, многие ранены, большинство отделалось страхом. Но это жестокое обращение с беззащитной толпой вызвало сильное волнение в Тире; на улицах раздавались по адресу Ирода громкие проклятия; результатом всего этого был приказ Антония казнить иудеев, арестованных в Антиохии, как зачинщиков бунта. 7. Парфяне в Палестине. Антигон Антоний уже отправился из Тира в Александрию и там, в объятиях прекрасной Клеопатры наслаждался роскошными празднествами, когда персидский царевич Пакор, сын Орода I, с римлянином Лабиеном, некогда посланным Кассием к парфянам, перевели огромное войско из парфянских наездников чрез Евфрат и завоевали Апамею на Оронте в 41 г., и Антиохию в 40 г. до P. X. Затем победители проникли вглубь Малой Азии и двумя отрядами поспешили в Палестину. После всего происшедшего в Вифании, Дафне и Тире, было ясно, что большая часть иудеев будет приветствовать парфян, по крайней мере вначале, как освободителей от римского и идумейского владычества. Прежде всего, была сделана попытка еще раз воскресить партию саддукеев, лишенную Помпеем и его приверженцами политического значения. Антигон, сын Аристобула II, шедший некогда в триумфе Помпея и затем безуспешно сражавшийся у Тира с Марионом против Ирода, обратился к парфянскому сатрапу Барзаферну за помощью для возвращения родительского трона. Как мало затруднялся этот саддукейский Асмоней в выборе средств, показывает обещание, данное им парфянам за уступку ему Иудеи. Кроме 1000 талантов, он обещал выдать им 500 женщин из знатнейших родов. Пакор двинулся вперед по морскому берегу. Он взял Сидон и Птолемаиду; укрепленный же Тир не сдался. Теперь он послал конный отряд с Антигоном в Иудею; в дубовом лесу у горы Кармел произошло сражение; масса иудеев перешла на сторону Антигона, и он поспешно устремился к Иерусалиму. |
| Латиняне, от которых моравы приняли христианство, вначале передали им свою литургию и главные службы. Они пользовались ими не только на каноническом языке тогдашнего запада–латинском, но и в славянском переводе. Любопытный памятник этого перевода представляет один глаголический отрывок, где записаны некоторые молитвы и обряды латинской миссы, на память папы Климента, мученицы Фелицаты и еще нескольких святых. Молитвы этой миссы взяты из римского миссала и переведены очень близко к подлиннику. Но, к сожалению, нужно сказать, что от этого древнейшего перевода не осталось почти ничего, кроме нескольких случайных отрывков богослужебного содержания, писанных глаголицею и найденных в обрывках и листках, уцелевших совершенно случайно. Но потом литургия переводилась и у нас с греческих подлинников. Из Греции, как известно, приходили к нам во множестве лица духовные с их свитой, чиновники, разного рода мастеровые и торговые люди и разные искатели выгод; русские также ходили в Царьград и Иерусалим, проживали тут подолгу, останавливались в тамошних монастырях и занимались списыванием и переводом с греческих и славянских рукописей. Переводы эти исправлялись, дополнялись и перерабатывались на основе греческого текста и в связи с готовыми его разнообразными списками. Большая часть этих списков содержит литургию Златоуста, гораздо меньше– Василия Великого и преждеосвященных даров, согласно с тем положением дела, какое в то время установилось на востоке. Что же касается до других отраслей литургии–ап. Иакова, Постановлений Апостольских, то оне были, повидимому, совершенно у нас неизвестны и появляются с XVII века из западных источников. До нас дошло весьма небольшое число литургийных списков от этого древнейшего времени. Между ними первое место занимают два новгородских служебника XII века, из которых один приписывается Антонию Римлянину († 1147 г.), а другой–Варлааму Хутынскому (конца XII в.). Более имеем мы списков от XIII–XIV вв. Таким образом древнейшие памятники литургии у нас на Руси, судя по времени, граничат с эпохой, на которой мы оставили византийскую литургию, и могут служить продолжением ее истории, отражая на себе дальнейшую судьбу греческого обряда и те колебания, которые он испытывал в средне-вековую эпоху. |
| Приидите, церковнии свтила, всего християнскаго народа пастырие и учителие; градите, богоблаженнии отцы; притецыте, все иноческое святое о Христ собрание; пришельствуйте, священное сословие. Приидите, мужие купно и жены, стариа и юнии, юноши и девы, и людие иже в супружьств, и иже от препростых, и иже от разумнйших, празднуйте со мною преподобнаго отца торжество. Просвти бо ся намъ сей Богомъ дарованный радостный и достохвалный и красный день, просвщаемъ свтозарным солнцемъ, веселие намъ даровая и радость в память свтлаго и честнаго добраго торжества богоноснаго отца. Возрадуемся того празднеству радостною душею, возвеселимся веселиемъ сердца нашего, торжествуемъ же великому сему духовно, а не плоторабно. Достоитъ убо намъ всх святых мужей торжествовати памяти, отверзати языкъ на благочестие, да глаголемъ что о них, и слухъ чювственъ имти, да слышим, и мысль нашю очищенну имти, да разумем яко много наставляюще насъ и наказующе к добродтелемъ, якоже суть сия: алчныхъ накормляти, жадныхъ напаяти, странныхъ вводити в домы своя, нагия одвати, болных посщати, в темницах седящих приходити к нимъ и утшати их, 3 к симъ же шестеро милосерднымъ добродтелем, преданным саммъ Господемъ, стяжевати и прочая ины добродтели. Таковое празднество духовно, и сихъ торжество святыхъ угодно, таковое совокупление преподобнымъ любовно. Сице же празднующе празднество могут глаголати ко святымъ пророкомъ: «Радуйтеся, праведнии, о Господ», 4 «праведнымъ подобаетъ похвала». 5 И паки: «Веселитеся о Господ и радуйтеся праведнии». И паки: «В память вчную будетъ праведникъ». 6 О таковых торжественицхъ Соломонъ вопиетъ: «Похваляему праведнику возвеселятся людие», 7 безсмертие бо есть память его, яко от Бога познавается и от человкъ, угодна бо б Господеви душа его. А иже празднуя и чрево наполняя, и веселит различными брашны и пияньству желаетъ, и прочая злы дтели сотворяетъ, таковыхъ праздникъ недуховенъ, но плоторабенъ. Паче же реку таковыхъ празднество июдейско и еллиньско, а не християньско, сия вещь всякой злоб начало. Сего ради бодрено воспрянемъ от злобъ наших, яко от сна тяжька, празднуемъ благочинно, помолимся Богу нелностно, да осияет насъ свыше Божия благодать. Аще убо благо свыше от Бога человкомъ даруется, понеже «всяко даяние благо, и всякъ даръ совершенъ» 8 свыше сходит, Отчимъ совтомъ посылаемъ на сыны человческия, ищущих его всякими длы праведными и чистымъ житиемъ; той свтъ «просвщает и освящаетъ всякаго человка, грядущего в миръ». 9 |
| 244 Эпитет «римлянин», означавший национальную принадлежность лица, употребляется в добром смысле 245 , в каковом смысле он и прилагается к Меркурию; поэтому нет оснований видеть в легенде следы сношений Смоленска с Ригой, тем более, что эти сношения имели чисто торговый, промышленный интерес, поэтому было бы несообразно вводит в легенду духовного содержания совершенно чуждый элемент. Итак, ни содержание легенды о св. Меркурии, ни исторические данные, современные возникновению легенды, не дают оснований видеть в легенде то, что признает в ней г. Буслаев. Чтобы указать настоящее значение легенды о св. Меркурии, нужно взять ее в связи с сказаниями о жизни Антония Римлянина и Прокопия Устюжского, перешедших в православие от латинской веры. Отдельные черты жизни каждого из трех святых, рассматриваемые с точки зрения взглядов древнерусской Церкви на латинство в его отношении к православию, дают основание для составления общего мнения о значении поименованных святых. С этой именно точки зрения нужно смотреть на сказания этих святых потому, что она была господствующей, была в древнейшей Руси критерием для оценки достоинств человека, к какой бы сфере деятельность его ни относилась. И если с него согласовалась во многом народная фантазия, то ей необходимо подчинялась искусственная лирика, что можно видеть из сказания о св. Меркурии, о римском происхождении которого упоминает искусственная духовная лирика, а народный эпос об этом не говорит. 1 Св. Меркурий употребил свои рыцарские доблести на защиту правоверных смольнян от неверных татар. Такой благородный и чудесный подвиг он совершил благодаря тому, что был благочестив, исповедовал православную веру, одинаковую с смольнянами и со всеми русскими. Совершить такой подвиг по поручению Божьему Меркурий не удостоился бы, если бы он был не православной, латинской веры; хотя он был иностранного происхождения, но вера его сделала, героем и прославила. Легенда не столько удивляется благородным качествам св. Меркурия, сколько тому, что они употреблены были целесообразно на защиту христиан, православных жителей Смоленска. |
|
|
