| Романтические любовные сцены, описания битв, придворных празднеств, различных сторон быта жителей восточных областей империи переплетаются в поэме с христианскими мотивами грехопадения, вины героя (страсть к юной арабской девушке, покинутой возлюбленным, любовь к деве-воительнице Максимо). Этот эпос дошел до нашего времени в шести списках, один из которых был написан на народном языке. В народном тексте меньше примет византийской истории, большое место в нем отводится фантастике, сверхъестественным подвигам героев. Образы и мотивы «Дигениса Акрита» широко использовались в прикладном искусстве. В XIIXIII вв. эта эпическая поэма была переведена на древнерусский язык под названием «Девгениево деяние». Димитрий Кидонис (ок. 13241397/1398) – уроженец Фессалоники, талантливый писатель и государственный деятель, занимавший пост первого министра при трех византийских императорах: Иоанне V Палеологе, Иоанне VI Кантакузине, Андронике IV Палеологе. Кидонис учился латинскому языку у монаха-доминиканца, который познакомил его с трудами Фомы Аквинского и других латинских философов и богословов. Аквинский поразил его «своей теологической ученостью», «строгостью силлогизмов», совершенством содержания и формы своих сочинений. Кидонис перевел на греческий язык два произведения магистра – «Сумму теологии» и «Сумму против язычников». Посетив Западную Европу, Кидонис стал горячим приверженцем и пропагандистом европейской культуры. В его «Речи совещательной к ромеям» звучал призыв к «Новому Риму» (Константинополю) «признавать и чтить наследие римлян»: у греков и у латинян есть общая основа – Священное писание. Кидонис принял участие в дискуссии с исихастами, организованной Варлаамом Калабрийским. Вслед за Фомой Аквинским он прославлял человеческий разум как дар божий, данный для того, чтобы познавать Бога и окружающую жизнь. Главным средством познания является умозаключение (силлогизм), цель которого, говоря словами Кидониса, обосновать симфонию разума и веры, противостоять мистике исихастов, далеких от истинной просвещённости и подлинной духовной культуры. |
| Так говорили некоторые,– и многими из архиереев одобрены эти слова, как справедливые; подтвердил их и кое-кто из сановников: но прочие спорили и не сходились друг с другом в мнениях. Так, особенно Чамантуры из дома Ласкарисов и с ними Георгий Ностонг, только с трудом, и то как бы нехотя согласились, чтобы Палеолог назывался отцом царя: достаточно утвердили они также за опекуном и достоинство великого дукса; но возложить на него должность с именем царским и почтить его правами, превышающими личное его значение, говорили они, было бы преступление против лиц высоких и почтеннейших. Ведь есть царские дочери, созревшие для вступления в супружество, и их необходимо выдать замуж за людей в государстве видных. Так если они выйдут замуж, то им и самим по себе будет принадлежать право украшаться после супружества такими достоинствами; потому что они – родные сестры царя и потомки трех или четырех царских поколений. Напротив Алексей Стратигопул, Филесы, и с ними Торникии, а особенно ослепленные, питавшие в себе чувство мщения, равно как и те, которые соединены были с Палеологами родством – либо действительным, либо чаемым, сильно противились их представлениям и говорили, что справедливо всячески и полезно будет, если сановнику, близкому к царю и украшенному именем его отца, предоставлено будет и деспотство; потому что лишь под этим условием его будут слушаться все,– и дела придут в надлежащий порядок. Кто захочет повиноваться дитяти, которое еще не может мыслить? Но если бы и повелевающий вместо его оставался частным человеком,– ему, все равно, не оказали бы надлежащего послушания. Итак, надобно подражать плывущим на корабле: эти, сами по себе, свободны и самостоятельны; но, вступив на корабль, они избирают распорядителя и, вверив ему над собою власть, охотно повинуются, как рабы, если он что приказывает; неповинующийся же, как непростительно виновный против деспота, подвергается должному наказанию. Притом, плаватели поставляют его не просто, как одного из всех, но облекают, знаками уважения и дают его званию высокое значение, чтобы другим он мог внушать страх. |
| Имевшие в виду благо государства, полагали, что хорошее дело и для подданных спасительное, когда царствуют два лица: одно – именем, до совершеннолетия, а другое – самым делом. Те же, которые смотрели на будущее, ожидали, что для благоденствия народа более всего сделает Палеолог,– особенно когда слышали о его обещаниях и высказанные им намерения принимали как бы уже за самые дела. С другой стороны, первые опять, представляя, что правление единодержавное чуждо всяких споров и раздоров, а где царствуют двое, там неизбежны возмущение и вражда, потому что там одна партия обеспокоивается подозрением, подыскивается под другую, и, наконец, один из двух – слабейший, гибнет от сильнейшего,– и те первые начинали разногласить между собою и отказывались от своего мнения. Царствование, конечно, есть дело вожделенное и выше всего; но в то же время оно – самое доступное подозрительности: так что, если и нет зла, оно воображает что-нибудь злое, по одному подозрению; а когда зло действительно есть, оно нудит самого правителя совершать что-нибудь злое. Поэтому правитель царствует безопасно, восставая только против того, чего нет. А кто в самом деле подыскивался бы под него; тот, чтобы не показаться несправедливым, подыскиваясь под монархию, сошлется на софизм, высказанный в одной трагедии: «Когда уж человеку, запятнанному именем несправедливого, надобно совершить несправедливость; то всего лучше совершить ее в отношении к тирании». Рассуждая подобным образом, духовные и боялись, и вместе готовы были содействовать стремлениям Палеолога: но так как мнения их являлись взаимно противоположными, то ничего и не делалось, а только все наперерыв говорили. Наконец победило небесное определение. Весьма многие, даже почти все были расположены вверить власть Палеологу; однако ж, вместе с тем считали справедливым – противопоставить ему страшную клятву, заклиная царей не умышлять друг другу никакого зла. (2) Этим они хотели устранить всякое подозрение, будто содействуют видам искателя престола; ибо в противном случае собор архиереев расторг бы, как ткань паука, те условия, которые Палеолог заключил и подписал с дедом царя – ничего не замышлять против царского рода, сколько бы далеко он ни распространился. |
| Андроник III Младший, уже сопричисленный к царской власти, откровенно взволновался, да и не он один. Многие сановники и аристократы откровенно не спешили дать требуемую присягу, желая посмотреть, чем закончится неожиданно возникшее противостояние двух Андроников – деда и внука. Наполненные западноевропейскими политическими понятиями, они не желали, чтобы столь важный вопрос о Римском царе был решен императором без консультаций с ними. Фактически напоминанием о своих прерогативах Андроник II Палеолог невольно сформировал против себя довольно сильную партию, недовольную игнорированием их существования. Император понял, что его требование к внуку и придворным дать слова клятвы почти неминуемо приведут к политическому заговору, а потому на время перестал вообще вспоминать об этом. Для спокойствия за Андроником III Младшим василевс направил присматривать некоего Сиргианна – преступника, выпущенного специально для этого из тюрьмы 539 . Увы, император грубо ошибся: проникшись ненавистью к Андронику II Палеологу за годы несвободы, Сиргианн решил столкнуть лбами двух царей и под шумок самому попытать счастья. Он явился к Андронику III Младшему и заявил: «Царь поручил мне, как какой-то собаке, следить за тобой. Он готовит тебе петли и кандалы, а ты, ничего не зная, занимаешься детскими забавами. Забудь их и доверься мне, а я дам тебе добрый совет. Если ты примешь его, в скором времени получишь скипетр самодержавия. Беги во Фракию и подними фракийцев на деда, которого они не любят». Взамен своей лояльности и помощи Сиргианн попросил богатое поместье, почести и слово Андроника III, что, став царем, тот никогда не станет без него решать государственные дела. Юноша дал согласие и подписал с Сиргианном договор, скрепленный тремя высшими сановниками – Великим папием (смотрителем дворца) Иоанном Кантакузеном, доместиком при царском столе Феодором Синадином и доместиком Запада Алексеем Апокавком. Друзья детства, они «как бы выпили из одного кубка», «составили нерасторжимое братство» 540 . |
| Почти не отличаясь от них по образу жизни, они жили узкими местными интересами и без особой боли подчинились роду Эртогрула, так как Византия их не защищала, а только брала. Турецкая власть была сурова, сообразно времени и варварству завоевателей. При Орхане греческий элемент явился в турецких войсках в виде постоянного корпуса янычар («новопризванных»), набиравшегося из христианских детей; их была сначала всего тысяча, и янычары были отборным, любимым корпусом: поступившие в него делали карьеру. Заняв Никею, Орхан лишь на короткое время примирился с Андроником и усыпил его бдительность дарами (1331). Он не мог удержать стихийного движения османов на новые, притом запустевшие земли на склонах плоскогорья к морю. Уже в 1332 г. снова императору пришлось выступить для защиты Никомидии, притом в последний раз: слишком он был занят войной во Фракии. Более помощи Никомидии не было, хотя османы отступили. Орхан захватывает гавань Киос (ныне Гёмлек) на устье реки, вытекающей из Никейского озера. Двигаясь на юго-запад, он покорил (1336) сельджукское племя Караси, жившее по реке Риндаку и на плодородном плоскогорье по южному побережью Мраморного моря до Кизика. Наконец в 1337 г. пала Никомидия, ныне Измид, с плодородной низменностью кругом большого озера и по р. Сангарию; Измид стал гаванью и верфью для турецкого флота. Переход побережья Мраморного моря в руки османов открыл им путь к фракийскому побережью. Если нападения на Фракию и Халкидику вернее отнести на долю сельджуков, несмотря на их дружбу с византийским правительством, то набег 1332 г. на Родосто и другие города к северу от Мраморного моря был делом османов. Весь 1338 г. наполнен известиями о турецких грабежах во Фракии, и сам Орхан с 36 кораблями подступал к Константинополю, но был разбит, причем греки, по известию Григоры, не понесли никаких потерь. Чем объяснить, что воинственный Андроник бывал лишь урывками на азиатском фронте и его правительство продолжало близорукую политику Палеологов, тратя силы на отдаленном Западе, вместо того чтобы их сосредоточить на защите Вифинии и Мраморного моря? Кроме презрения к полудиким варварам, считавшим честью одежду с царского плеча – сколько их видела древняя империя, и никто из них ею не завладел! – между прочим имели вес личные интересы правящей аристократии с Палеологами и Кантакузинами во главе. |
| Григорий Палама, богослов исихазма Молодые годы Палама родился в 1296 г.; его родители были знатного происхождения – малоазийцы, переселившиеся в Константинополь в результате турецкого нашествия. Григорий вырос при дворе императора Андроника II Палеолога. Андроник покровительствовал писателям и ученым, будучи сам интеллектуалом, но посредственным политиком. Однако он был наиболее благочестиво настроенным из всех византийских правителей этой поздней эпохи. Смиренный и послушный друг строгого патриарха Афанасия I, он лучше многих других осуществил идеал теократии, теоретическую основу Византийской империи, символически воплощенный в расположенной над «царским входом» в притворе св. Софии мозаике IX в.: на ней христианский император, царь земной, простерт перед Христом Вседержителем, воплощенной Премудростью, Императором небесным. Биограф Паламы описывает атмосферу византийского двора около 1300 г. Он рассказывает, что отец будущего учителя исихазма, заседая в сенате, был настолько поглощен умной молитвой, что не услышал, когда император задал ему вопрос на политическую тему. Андроник, уважая его молитву, не настаивал на получении ответа! Приблизительно до двадцатилетнего возраста Григорий изучал светские науки, классические тривиум и квадривиум, давшие ему основательное знание Аристотеля. Метафизика Платона в среде византийских традиционалистов считалась несовместимой с христианством и потому не включалась в обычный курс светских наук. Палама нередко говорит об аристотелевской логике как о чистом упражнении, удобном методе мышления, законном для христианина. Метафизическое же учение Платона в глазах Паламы означало определенный выбор интеллектуального направления и связанные с ним обязательства. Палама гордился тем, что отверг его. Около 1316 г. Григорий неожиданно решил последовать монашескому призванию, развившемуся в нем в результате посещения выдающихся константинопольских монахов. Феолипт Филадельфийский , в частности, посвятил его в «чистую молитву». Напрасно император предлагал ему блестящую карьеру: он решил оставить мир. Все семейные препятствия к своему монашеству он устранил весьма типичным для средневековой Византии способом. Еще ребенком он потерял отца (который перед смертью принял монашеский постриг) и потому остался ответственным за свою мать, двух сестер, двух братьев и большое число слуг. Он предложил им всем постричься. Так, мать его, обе сестры и многие из слуг поступили в монастыри столицы, а трое юношей вместе пешком отправились на Афон. Там Григорий двадцать лет жил монашеской жизнью, очень мало отличавшейся в XIV в. от той, что еще можно видеть на Святой Горе в наши дни. |
| Возможно, если бы византийцы эвакуировали свои владения в Азии и вложили бы высвободившиеся средства в строительство флота, чтобы предотвратить высадку Османов в Европе, что-то им удалось бы сделать. Но такой дальновидностью в то время не обладал никто. В 1302 г. на территории Византии наконец закончилась многолетняя война между Генуей и Венецией, из которой обе республики вышли окрепшими и с новыми владениями (византийскими), а империя - разоренной и ослабленной. Чтобы остановить продвижение турок, Андроник II решил воспользоваться услугами войска наемников - Каталанской Компании во главе с Роджером де Флором, который в 1303 г. прибыл в Константинополь с армией из 6500 бойцов. Каталанцы были профессиональными вояками-наемниками - спецназом своего времени. В 1304 г. они нанесли серьезное поражение туркам, осаждавшим византийский город Филадельфию. Но затем Компания предпочла заняться куда более безопасным и прибыльным делом и начала грабить византийцев на их собственной территории. Справиться с ними было невозможно. В 1305 г. византийцам удалось заманить Роджера де Флора в ловушку и убить. В ответ каталанцы начали открытую войну. Она продолжалась 6 лет. Андроник призвал на помощь против каталанцев турок, которых он переправил в Европу. Впрочем, и каталанцы прибегали к турецкой помощи. Тем временем Осман практически беспрепятственно расширял свои владения и в 1308 г. захватил Эфес - последний византийский город на побережье Эгейского моря. К 1311 г. каталанцам надоело воевать в разоренной войной Северной Греции. Они захватили Афины, где уже более века правила французская династия, и основали там свое герцогство, просуществовавшее более 70 лет. В 1326 г. Осман взял самый мощный византийский город-крепость в Малой Азии - Бурсу. Через несколько дней после этого военного триумфа он скончался. Ему наследовал старший сын Орхан, оказавшийся достойным преемником своего отца и продолживший его завоевания. В 1329 г., после неудачной попытки византийцев выручить осажденный город, пала Никея. В 1337 г. за ней последовала Никомидия. В Малой Азии у Империи осталось лишь несколько изолированных друг от друга городов. Казалось, что и их дни сочтены, но каким-то образом этим городам, находящимся в полном турецком окружении, удалось продержаться еще несколько десятилетий. Однако никакого влияния на общий ход событий это не оказало. |
| Длительная борьба за престол была на пользу не только для турок, но и для венецианцев и генуэзцев, черпавших, свои выгоды в ослабевшей от междоусобной войны Византии. В течении этой борьбы скончался Андроник. Борьбу за престол продолжал сын его Иоанн. Император Мануил оказался в плену у Баязида и испытал много горького и дикого у фанатического варвара. Вероятно, к этому периоду принадлежит его труд «Беседы с магометанами», в которых он доказывает истину Христианства и заблуждения ислама . «Беседы» являются прекрасным трактатом с точки зрения как догматики, так и полемического богословия. «Бесед» было 26. Только две напечатаны, остальные находятся в рукописи. Императору Мануилу удалось бежать из плена в родную ему Солунь. Здесь он провел 5 славных лет. G. Y. Dennis в прекрасной диссертации представил этот до сих пор не изученый период истории Византии. От 1382 до 1387 гг. император Мануил продержался, как свободный монарх, что было великим подвигом, так как Византия была уже, или в руках турок, или же в вассальной зависимости от них. Более того: в течении года император Мануил нанес решительные поражения туркам, и слухи о его победах волновали умы Константинопольцев, где правил Андроник (которому отец императора Мануила, поневоле, должен был уступить престол, хотя на нем он и желал иметь и поставил Мануила). Но год, год с половиной, удач кончился: отдельный город не мог бороться против безчисленных полчищ, которые возглавлял Хаираддан- Паша. Истомленные осадой и бедственным положением, граждане Фессалоник не поддерживали императора Мануила. Он был одинок. Он делал все возможное, чтобы спасти город. Посылал узнавать у Хаираддана-Паши какой выкуп он требует, чтобы пощадить город; никакого определенного ответа не получил. Делал все усилия, чтобы получить помощь от Венеции и папы Урбана VI, но помощь они не могли или не хотели дать. Наконец, не поддерживаемый гражданами, которых весьма винил митрополит Фессалоникский Исидор Глабас за их нелояльность к императору, он решил тайно оставить Фессалоники, которые затем были сданы городскими властями турецкому военнокомандованию. |
| правая сложена в крестное знамение; рядом – коленопреклоненный Метохит. Бледное, продолговатое лицо с узкими, слегка раскосыми глазами, темная борода, длинные темные волосы. Он одет в пышные пестрые одежды, как подобает высокому византийскому сановнику. В руках у него модель храма святой Софии – символ единения всех материальных и духовных ценностей византийского государства. Ценность этой мозаики тем выше, что это – один из немногих случаев некоторой достоверности в византийской портретной живописи. Благополучие Метохита стало жертвой гражданской войны, вызванной борьбой за престол между Андроником II и Андроником III Палеологами. Сначала Метохит уговаривал старого императора уступить престол внуку, но, видя упорство в верхах, переменил мнение, и Андроник III с обидой удалился из столицы, собрал войска и двинулся против деда. Началась длительная война, исход которой решило внешнеполитическое положение Византии. К этому времени турки одержали серьезные победы в Вифинии и Никомидии, и Андроник II почувствовал свое дело проигранным. Когда же войска под предводительством внука вошли в Константинополь, среди населения начался мятеж. Метохит скрылся в царском дворце. После воцарения Андроника III его сослали в Дидимотейхос, откуда он вернулся в 1331 г., когда Никея и ее окрестности были захвачены турками. Последние годы жизни Метохит провел в монастыре Хоры, где и умер под именем монаха Теофлета, приняв постриг. Во время, междоусобной распри полностью был разрушен дворец Метохита. Несмотря на большую и постоянную занятость государственными делами, Метохит никогда не оставлял занятий наукой. Его эрудиция и разносторонность интересов были необыкновенными не только для тех времен; ему могли бы позавидовать люди поздних эпох. Его любимый ученик, а впоследствии известный византийский писатель, Никифор Григора, дает ему такую характеристику: «Он был живой библиотекой и ясной отгадкой для загадок; сколько людей ни прикасалось к наукам, он всех обгонял в короткое время». Однако тот же Григора отмечает, и притом с сожалением, что Метохит ни на ком из древних не смог остановиться как на непререкаемом авторитете и лучшем для себя образце. Начав с риторики, освоив технику особенно популярных тогда «прогимнасм», Метохит уже в довольно пожилом возрасте обращается к изучению математики и астрономии. Он был знаком с сочинениями выдающихся эллинских астрономов – Феона, Птолемея, Евклида. Во многих его сочинениях ясно ощущается его преклонение перед Платоном, хотя знал он решительно все, что было известно в его время из классической науки. Занятия наукой Метохит ценил безусловно выше, чем занятия политикой. Плодом его ученых занятий явилось колоссальное количество сочинений, часть которых по сей день не издана. Все наследие Метохита делится на следующие жанровые группы: 1) философские сочинения смешанного характера; 2) риторические сочинения; 3) сочинения по астрономии и математике; 4) эпистолярное наследие; 5) поэзия. |
| Он слыл в обществе под именем мудреца и философа ( σοφς, φιλσοφος), являлся любимым для молодёжи профессором. У него учились лица всякого звания, состояния и возраста, не только студенты и начинающие учёные, но и закончившие своё образование философы, астрономы и риторы. Школа Григоры существовала и в следующее царствование – Андроника Младшего. Школами славилась и Фессалоника, куда прибыл из Калабрии известный противник Григоры – Варлаам, стремившийся пополнить свои познания греческим образованием. Потом Варлаам явился в Константинополь и открыл здесь свою школу для греческой молодёжи. Варлаам хвалился перед слушателями своими познаниями и превозносил себя сравнительно со всеми византийскими учёными. Он унижал даже Метохита и Григору и предложил последнему помериться с ним своими научными силами. Григора принял вызов дерзкого пришельца. Был устроен диспут, при торжественной обстановке в присутствии императора Андроника и целого собрания учёных. Во время состязания Григора довёл своего противника до сознания, что он вовсе не знаком ни с астрономией, ни с грамматикой, ни с риторикой и искусством поэзии. Вместе с тем византийский учёный доказал, что Варлаам недостаточно знает и философию Аристотеля, хотя тот и хвастался, что в совершенстве изучил её. Григора был провозглашён победителем и занял первое место среди византийских учёных, а его противник Варлаам, видя своё унижение, удалился в Фессалонику. Научное оживление в Византии, существовавшее при Андронике II, продолжилось и при его преемнике Андронике III Младшем (1328–1341), который также покровительственно относился к просвещению и унаследовал общую Палеологам любовь к знанию и учёным. При его дворе также происходили собрания учёных, среди которых первенствовал Никифор Григора. Когда в 1333г. в Византию явились от римского папы Uoahha XXII два латинских епископа для обсуждения вопроса о соединении Восточной и Западной церквей, то патриарх Иоанн Калекас возложил на Григору почётную миссию вступить в богословское состязание с латинянами. |
|
|
