| " От гроба отчаяния и уныния лютаго душу мою воздвигнеши, – молятся святые Божий. Вот и святыми Божиими овладевало диавольское отчаяние и уныние! Что же с нами, грешными? О! И нас враг дарит постоянно сердечным озлоблением, уничижением и лютым унынием! Нужно постоянно обращаться ко Господу и быть с Ним каждую минуту, чтобы не овладело нами вражие озлобление и уныние. – Есть и еще средство избавиться от вражия уныния: пространный путь мира (Ср.: Мф. 7:13 ) – только предайся удовольствиям света, и оставит тебя уныние, по крайней мере на время удовольствий; а потом повлечет тебя к этим удовольствиям, и они сделаются для тебя потребностию: ты будешь находить в них и только в них одних отраду и веселье, но сохрани Бог всякого христианина от того, чтобы таким средством избавиться от диавольского уныния. Лучше идти тесным путем (Ср.: Мф. 7:14 ) и терпеть уныние и искать частой помощи и избавления у Господа Иисуса Христа, веселящего трудящихся Его ради спасением Своим, нежели сойти на пространный и гладкий путь мира и там удовольствиями плоти купить свободу от духа уныния. Враг духом уныния многих согнал с тесного и спасительного пути на широкий и гладкий, но гибельный путь» 544]. «Замечательное явление в природе: когда посадишь растение в большой, широкий горшок или кадку, растение сильно идет в корень: он толстеет, дает много разветвлений и худо растет вверх, дает немного и небольшие листья и цветы. А когда посажено в малый горшок: тогда корень бывает малый, а растение быстро возрастает вверх, дает хорошие листья и цветы (если растение производит цветы). Не так ли бывает с человеком? Когда он живет в просторе, изобилии и в довольстве – тогда он растет в чрево свое и не возрастает духом, в выспрь, не приносит плодов добрых дел; а когда живет в тесноте, в бедности, в болезнях, в напастях, в скорбях, словом: когда животная сторона его подавляется – тогда он духовно возрастает, произращает цветы добродетелей, зреет и приносит богатые плоды. Потому-то тесен путь любящих Бога (Ср.: Мф. 7:14 )» 174]. |
| Бёме не в церковности, почему он не в Духе жил? По внешним, формальным критериям церковности, Я. Бёме был лютеранин и еретик-гностик перед судом официально-католического и православного сознания, - по критериям Духа и Красоты, он был подлинный церковный христианин. Почему по внутренним критериям Духа и Красоты должны быть отлучены от церковности и признаны еретиками многие мистики, люди праведной жизни, подлинной жизни в Духе и Красоте, не вмещающиеся по критериям внешним, формальным, официальным? Я думаю, что хомяковское понимание Церкви, как жизни в Духе, в любви и свободе, ведет к очень радикальным последствиям. Хомяковская концепция Церкви не допускает никакого внешнего авторитета, никакой матерьялизации неисследимой духовной жизни на плане физическом, никакой обязательности для духовной жизни не только голоса папы, но и голоса синода и патриархов. В хомяковской концепции была вечная, непреходящая истина, превышающая временное, историческое обличив славянофильства. Но свящ. Флоренский сидит между двух стульев, и его сознание раздирается болезненной двойственностью, не антиномичностью, а двойственностью и двусмысленностью. не имеет никаких внешних, формальных признаков и критериев, она есть жизнь в Духе и Это один тезис свящ. Флоренского. Другой же его тезис, которым он пользуется на протяжении всей книги, звучит так: та жизнь в Духе и Красоте религиозно допустима, правильна, оправдана, которая церковна по формальным, внешним критериям церковности. Все не православное в буквальном, вероисповедном, внешне-формальном смысле слова подозрительно, нездорово, все прелесть и даже Но тут я решительно предлагаю свящ. Флоренскому выбирать между этими двумя тезисами, не сидеть между двумя стульями. Гладкий рационализм и монизм отрицает всякую прерьшность и антиномичность в мышлении и в опыте, утверждает эволюционную непрерывность. Но Булгакову кажется, что всякий гностик, хотя бы то был величайший мистик вроде Я. Бёме, - все тот же гладкий рационалист и монист и что против него уместны все те же аргументы. |
| Они естественным образом дополняют «Заграничные письма» А. Д. Кастальского. Для того, чтобы легче было ориентироваться в тексте, напомним, что в этой поездке приняли участие: прокурор Московской Синодальной конторы Ф. П. Степанов, директор А. Д. Кастальский, регент Н. М. Данилин, воспитатели К. П. Успенский и Н. Н. Сокольский, врач И. П. Рождественский и ответственный распорядитель А. Н. Гладкий. Поскольку в письмах Сокольского и Кастальского речь идет об одних и тех же событиях, мы отсылаем читателей к комментариям предыдущего раздела, в которых, в частности, имеется информация о программах концертов Синодального хора, а также дополнения и разъяснения к отдельным событиям. Помимо этого источника назовем два других: официальный отчет, составленный А. Н. Гладким, под названием «Поездка Синодального хора заграницу в 1911 году» (М., 1911) и сборник «Памяти Н. М. Данилина» (М., 1987) с рецензиями на выступления Синодального хора. Письма Н. Н. Сокольского находятся у его внучки Елены Михайловны Сокольской в семейном архиве. 305 Алексей Евграфович Ставровский, родившийся в 1848 году в селе Ставрове Владимирской губернии, мальчиком с 1860 по 1864 год пел в Синодальном хоре. Затем он закончил Владимирскую семинарию и в течение нескольких десятилетий руководил во Владимире архиерейским хором и преподавал церковное пение в ряде учебных заведений города. В статье журнала «Хоровое и регентское дело», посвященной 40-летию регентской деятельности Ставровского, отмечается, что имя его «популярно среди любителей пения» и что он имеет «завидную репутацию художественного исполнителя духовно-музыкальных произведений, стоящего на высоте современных требований». Там же указывается, что архиерейский хор дает «ежегодные концерты, нередко с целой программой из новейшей духовно-музыкальной литературы» (Хоровое и регентское дело, 1910, 10, с. 257–258). Ставровский выпустил в свет также два сборника переложений, рекомендованные Св. Синодом как учебные пособия: «Песнопения всенощного бдения, положенные в альтовом ключе на три голоса» (в двух выпусках) и «Песнопения всенощных бдений на двунадесятые праздники для четырехголосного смешанного хора». |
| 93 Камень этот видом похож на репу, крепкий, внутри пустой и снаружи гладкий и бывает двух цветов; один совершенно белый с желтыми вокруг поясками, а другой красный с белыми поясками: первый считали мужским, а другой женским. Примеч. Автора. 94 Алеуты рассказывают, что никоторые из трупов, находящихся и поныне в пещерах на одном из Четырехсопочных островов, и в самые первые времена алеутов были в том же виде как и теперь. Они лежат вместе друг подле друга, одетые в собачьи парки; бороды и волосы у них рыжие или русые; кожа на теле черная. И от этих-то трупов особенно промышленники старались отрезывать часть тела и более какой-нибудь состав руки и мизинца, или, по крайней мере, платья. – Но имевший тиковые вещи, хоти и точно бывал счастливее на промыслах, но почти всегда умирал преждевременно и страшной смертью, – начиная гнить еще в цветущих летах. Примеч. Автора. 95 Алеуты говорили и говоря, что незаконнорожденный младенец, убитый от стыда, чрез несколько времени после похорон, на том месте, где он скрыт, начинает плакать как новорожденное дитя; потом начинает ходить по селению по ночам, в виде зажженного фитиля, и также плакать; и когда такое дитя начинают видать многие, тогда собирались отцы семейств и предлагали узнать виновницу, и даже, если бы она стала запираться, то употребляли пытку. Но до пытки доходило редко; потому что никакой отец не хотел затаить и скрыть даже любимой дочери своей. И когда будет отыскана виновница, то, выкрасив ее блестящею краскою, садили на вечер в темную и пустую барабору (из коей жители в это время все выбирались), в переднем углу, огородивши ее церелами, из коих на одном вырезывали две дырочки, в который заключенная должна была выставить свои груди, и ей приказывали, чтобы она, лишь только придет к ней скрытое дитя и начнет сосать, тотчас схватила его и закричала бы. И когда это сделается, то на голос ее вбегали мужчины с оружием и кидались прямо к заключенной; и в руках ее находили не младенца, но черную небольшую птичку, называемую (слово на местном наречии). Эту птичку выносили вон и с какими-то обрядами раздирали на мелкие части. И тем уничтожался ночной плачь и прогулки дитяти. Но говорят, что если не предпримут. таких мер и оставят без внимания, то последует ужасное несчастие: прежде истребится вся родня виновницы, а потом и все селение; а если это будет на многих селениях и также будет оставлено без внимания, то за таковое беззаконие бывало большое наводнение. Примеч. Автора. |
| Фасады венчает плоский широкий фриз с карнизом. Внутри этажи имеют одинаковую планировку с тремя помещениями в северной части корпуса и одним большим - в южной. Внизу все помещения имеют плоские перекрытия, верхние перекрыты коробовыми сводами с распалубками над окнами. Дом А.В. Кокушкиной - жилая постройка в стиле позднего классицизма. Двухэтажный прямоугольный объем под вальмовой кровлей вытянут в глубь участка и стоит торцом к площади. С севера к его продольному фасаду примыкает деревянная лестничная клетка. Прямоугольные окна лишены наличников. По верху стен проходит гладкий фриз и карниз с уступом. Планы первого и второго этажей совпадают: в центре расположены сени, с западной стороны - большая комната, с восточной - меньшая и коридор вдоль северной стены. Сени перекрыты коробовым сводом, комнаты - парусными. Земское училище - небольшое учебное здание, сочетающее в фасадном декоре мотивы позднего классицизма и эклектики (фронтон). Вытянутый прямоугольный одноэтажный объем покрыт пологой двускатной кровлей. Западный торцовый фасад, выходящий на площадь, во всю ширину увенчан фигурным фронтоном. По верху стен протянута гладкая полоса фриза с карнизом. Окна прямоугольные, без наличников. Внутри здания единое помещение, перекрытое лотковым сводом. Ограда - интересный образец сооружений подобного рода в стиле позднего классицизма. Северный и южный ее отрезки представляют собой невысокую кирпичную стенку, разделенную столбами на прясла, украшенные филенками. Более поздний (видимо нач. 20 в.) западный участок, выходящий на площадь, образован столбами-тумбами и низкими пряслами, верх которых забран штакетником. Двухпролетные западные ворота с плоской перемычкой проемов имеют столбы со ступенчатым верхом, ступенчатый фронтон над большим проемом и плавно изогнутый — над калиткой. Трехпролетные южные и северные ворота схожи по композиции: центральная арка проезда и две калитки по сторонам. По краям пилонов-опор расположены тосканские полуколонны (южные ворота) или пилястры (северные). |
| Хороший камень виден издалека. Как правило, он относительно гладкий. Подняв гальку с земли, легонько ударьте по ней другим, заведомо «хорошим» камнем. Подходящий для расщепления материал всегда ответит Вам приятным, «звонким голосом». Трещиноватый или крупнозернистый камень издаёт звук глухой или, как принято говорить, – «трухлявый». Но представим, что хороший камень мы нашли. Зря по нему колотить не надо. От каждого удара внутри камня образуются невидимые разломы, даже если от него ничего не отлетело. И если при оценке сырья мы перестарались с количеством пробных ударов, то дальнейшее «правильное» расщепление будет обусловлено не нашими желаниями, а теми скрытыми трещинами, что мы наделали прежде времени. Итак, для работы всё готово... Но до нанесения первого «рабочего» удара нам придётся сделать довольно пространное теоретическое отступление и выяснить, как в камне формируется трещина. «Плоскость» трещины, или, точнее, «плоскость расщепления», как это ни покажется странным, реально не совпадает с направлением удара («вектором приложения импульса силы») 105 . На рис. 24 показано, какую форму приобретает трещина, если ударить идеально круглым предметом по идеально плоскому и бесконечно большому камню. Отбойник А, попадая в точку поверхности идеально однородного камня В, во мгновение ока вызывает «проседание» материала в виде «таблетки» С, которая одновременно и разрушается, выкрашивается. Трещина развивается в виде объёмного, не совсем правильного конуса, который очерчен на рис. 24 линиями вдоль точек CDE. Если удар («импульс силы») достаточно мощный, то пропорционально удлиняется расстояние от точки С до основания конуса. Иначе говоря, более продолжительными становятся трещины по линии DE. Это в профильной проекции. И очень схематично. Рис. 24 В изометрическом виде конусная трещина будет выглядеть как на рис. 25. Рис. 25 Если камень имеет бесконечные размеры, то на поверхности расщепления мы увидим только место «проседания» и разрушения «таблетки». Вся же трещина образуется внутри объёма. |
| Мужские панамы себе напокупали наши певчие чуть не все, и доктор, и Константин Павлович, и Гладкий – до того они мне надоели своим дурацким видом, что себе и не хочется покупать. Кстати, мой картуз пропал еще в вагоне (где-то позабыл), так что я все фигурирую в своей коричневой – некогда купить что-либо другое; стар становлюсь бегать по жаре и духоте... Вчера и сегодня у ребят, двух-трех, да и у взрослых кой у кого появилось расстройство живота; один дурак себе купил вишен неспелых 233 . Здесь здорово все едят апельсины, которые нипочем, за каждой едой – и обеденной, и ужинной – все апельсины. Насчет прованского масла, только один раз давали какое-то сладкое, которое никто из нас почти не ел (ребята, впрочем, наверное ели). Вообще кормят нас здесь, по- моему, даже чересчур роскошно (обед блюд в пять, кроме апельсин, ужин – два-три блюда тоже с апельсинами). Денег итальянских пока еще не дают, все кормят завтраками. Вчера, впрочем, уполномоченный от Сан- Мартино, которого и не видать нигде, обещал обязательно доставить деньги. Из следующей программы Данилин просил выкинуть мое «От юности» и «Хвалите» Гречанинова, так как они неважно идут. Насчет Флоренции дело такое: какая-то дама там дает бесплатно зал на 1000 человек – остается только продать билеты форсированным способом, ибо, оказывается, во Флоренции желающих слушать много. Программу повторить третьего римского концерта (то есть на следующий день – 22-го) и заказать себе здесь же отпечатать их еще для Флоренции на 1000 штук больше, то есть приехать туда уже с готовыми, отпечатанными программами... Но все-таки это еще план не окончательно решенный. Зато в Варшаве снизошли на усиленные мольбы Затаевича с Мыслиным (который дает за концерт на возвратном пути 1200 рублей) и дадим еще финальный 20-го мая. 21-го выезжаем. Теперь пиши на Вену, Hotel «Belwcdcr», где по-нашему будем – 12-го мая и 14-го выезжаем в Дрезден, Mulman, Dresden, WcrderstraBe, 7. Считай, на дорогу письма до Вены – дня три, а то и четыре. Насчет Неаполя мне едва ли удастся, больно много и без того всякой сутолоки и спешки. Копии наших римских программ можно затребовать из Синодальной конторы, чтобы там переписали и прислали хоть Андрею Андреевичу. Всем кланяйся и скажи, что по возможности прославляемся пока, да и русское искусство наше в сегодняшней какой-то газете назвали «праздником искусства». |
| Действительно, метрах в ста от людей над вершиной высокой и тонкой, как мачта, сосны, росшей на краю болота, кружилась какая-то большая серая птица. Она то круто припадала к вершине, то, широко распластав крылья, взмывала над нею. – Чего-то там есть, зря летать не будет. – Ну-ко, Мишка, у тебя глаза повострее, – толкнула Варвара Мишку. Но Мишка и без ее просьбы, вытянув шею, напряженно всматривался в макушку сосны. – Чего-то чернеет… – неопределенно сказал он. – Да ведь это, бабы, гнездо у ей на дереве! – всплеснула руками Дарья. Вот глупая, нашла место… Сердобольная Василиса поднесла к глазам конец плата: – Вишь вот, тварь бессловесная… Слова сказать не может, а мать – деток своих в беде не бросила… Недалеко от сосны в воздухе взлетела и с треском рассыпалась горящая головня. Серая птица еще беспокойнее заметалась вокруг сосны. Вдруг она бросилась к людям, пролетела над их головами, да так низко, что Лукашин почувствовал на своих губах запах птичьего пера. – Это она людей на помощь зовет, – вздохнула Дарья. – Ей-богу, бабы… – Ну-ко, люди… жалко ведь… сгорят, – засуетилась Варвара. – Срубить надо! – тряхнул головой Трофим и стал вынимать из-за ремня топор. – С ума-то не сходи! – закричали на него женщины. – Дерево упадет – что будет… Трофим с обидой отошел назад. – Нет лестницы… кабы лестница – снять можно. – Эк вам далась эта птица, мало их сгорело сегодня, – начал увещевать разволновавшихся женщин Софрон Игнатьевич и не докончил. Мишка Пряслин со всех ног бросился к сосне. – Миша, Мишка, куда? Вернись! – закричала Анна. Мишка даже не оглянулся. Подбежав к сосне, он с ходу начал карабкаться по стволу. Но ствол был гладкий, тонкий, и едва он сделал несколько перехватов, как ноги его скользнули, и он оказался на земле. – Мишка, Мишка, не смей! – опять закричала мать. Минуту спустя Мишка, цепко оплетая дерево руками, снова карабкался по стволу. Серая птица теперь кружилась над самой Мишкиной головой. Она взмывала кверху, тяжко хлопая огромными, с белым подбоем крыльями, падала вниз и, очертив круг-два над головой парня, снова устремлялась к вершине. “Скорей! Скорей!” – казалось, умоляла она. И Мишка лез и лез. Люди, задрав головы, не сводили с него глаз. Вдруг густая пелена дыма скрыла парня. |
| «Коммуникации! — внезапно со злобой подумал он. Все чаще и чаще это слово раздражало его. — Безмолвные равнины России. Черт дернул меня знать этот язык!» — Федорова Валентина Андреевна? — спросил Венцлов. — Федорова Валентина Андреевна! — повторила Аглая Петровна спокойно, но без всякой услужливости или готовности. «Изменник?» — подумала она, ко тут же поняла, что это немец, несмотря на то, что следователь говорил по-русски довольно чисто. Что-то все-таки было в его выговоре чужое, попугаячье: так не говорят люди на своем родном языке. — Федорова. Очень хорошо! — сказал Венцлов и откинулся в своем кресле, читая бумагу с орлом и свастикой. Теперь Аглая Петровна могла рассмотреть своего следователя. Его волосы цвета спелой ржи слегка начали редеть и были плотно зачесаны назад, открывая большой, гладкий, плоский лоб. Блестящие голубые глаза с густыми ресницами, тонкие, наверно подбритые брови, мягкий, слегка кривящийся рот и сильно срезанный подбородок — вот такой был перед нею следователь, с которым ей предстояло сражение не на жизнь, а на смерть. В комнате на стене висел портрет Гитлера с ребенком на руках. Фюрер был сфотографирован во весь рост, в мундире, в фуражке, у ног его, у блестящих сапог с низкими голенищами, лежала собачка. На другой стене висел портрет Гиммлера. А левая стена была завешена занавеской — зеленой, на кольцах и на шнуре. — Ну что ж! — произнес Венцлов, перелистав все, что было в «деле». — Вы сразу чистосердечно признаетесь и тем облегчите свою неоспоримую вину или будете бессмысленно лгать и тем самым оттягивать вопрос о вашем освобождении? Как вы желаете себя вести? Аглая Петровна молчала. — Вы курите? — Нет, не курю! — Вы желаете пить, есть? Вы желаете отдохнуть, поспать? Вы желаете врача, медицинскую квалифицированную помощь? Вы, надеюсь, не пострадали, прыгая с самолета? — Я не прыгала. — Прыгали! — устало вздохнул следователь. — Прыгали! Вот ваш снимок в момент приземления, вот вы еще в воздухе… Он показал две фотографии-фальшивки, вложенные в папку Аглаи Петровны, — эти фотографии рассылались Гиммлером из Берлина в разных вариантах. Аглае Петровне стало смешно, и она тихонько улыбнулась. |
| Показал я образцы своего красноречия, удовлетворил недугу людей, которые требовали от меня этого, как долга. Но в виду у меня были не рукоплескания, не говор удивления, не упоения, не поклонения, которыми в толпе молодых людей восхищаются софисты. Я выше всего поставил для себя ту философию, чтоб и все прочее, и ученые труды свои повергнуть перед Богом, как иные оставляли поместья свои пастухам, или, собрав свое золото, кидали в морскую глубину. Однако же, как сказал я, покорился я воле друзей. И сие послужило как бы приуготовительным упражнением к будущим подвигам или преддверием важнейших таинств. Наконец нужна была мужественная решимость. Во внутреннее судилище собираю друзей, то есть, помыслы свои – этих искренних советников. И когда искал я лучшего из лучшего, страшный круговорот объял мой ум. Давно было решено мной – все плотское ввергнуть в глубину; и теперь это всего более нравилось. Но когда стал я рассматривать самые пути божественные, нелегко было найти путь лучший и гладкий. И тот и другой из них, как это часто бывает с нами, когда решаемся на какое-либо дело, казался по чему-нибудь или хорошим, или худым. Если же состояние мое изобразить каким-нибудь сравнением, то я походил на человека, который задумывает отдаленное какое-то странствие, но, избегая плавания по морю и трудов мореходных, отыскивает путь, на котором было бы больше удобств. Приходили мне на мысль Илия Фесвитянин, великий Кармил, необычайная пища, достояние Предтечи – пустыня, нищетолюбивая жизнь сынов Иоанадава. С другой стороны пересиливали любовь к Божественным книгам и свет Духа, почерпаемый при углублении в Божье Слово, а такое занятие – не дело пустыни и безмолвия. Много раз колебался я туда и сюда, и наконец смирил свои желания, и скитающийся ум установил на середине, а именно следующим образом. Я примечал, что люди, которым нравится деятельная жизнь, полезны в обществе, но бесполезны себе, и их возмущают бедствия, от чего мягкий нрав их приходит в волнение. Видел также, что живущие вне мира почему-то гораздо благоустроеннее и безмолвным умом обращены к Богу; но они полезны только себе, любовь их заключена в тесный круг, а жизнь, какую проводят, необычайна и сурова. Поэтому вступил я на какой-то средний путь между отрешившимися и живущими в обществе, заняв у одних собранность ума, а у других – старание быть полезным для общества. |
|
|
