| По человеческому мнению, путь спасения, казалось бы, должен быть путь гладкий, тихий и мирный, а по евангельскому слову, путь этот прискорбный, тесный и узкий. 1. По человеческому мнению, путь спасения, казалось бы, должен быть путь гладкий, тихий и мирный, а по евангельскому слову, путь этот прискорбный, тесный и узкий. 2. Евангельские заповеди требуют, во-первых, смиренного терпения и перенесения всех искушений, по сказанному: «В терпении вашем стяжите души ваша» и «претерпевый до конца, той спасен будет»; чтобы никого не судить и никого не осуждать, а всех оставлять на суд Божий и предоставлять их собственной воле. Так как только один и есть Судия живых и мертвых, пред Которым каждый из нас от своих дел прославится или постыдится. 3. Кто склонен более ко внутренней жизни, тому преимущественно следует заботиться более всего о том, чтобы всех и все оставлять на суд Божий… 4. Главное средство ко спасению претерпевание многоразличных скорбей, кому какие пригодны… 5. Хотящему спастись должно помнить и не забывать апостольскую заповедь: «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов». Много других заповедей, но ни при одной такого добавления нет, то есть: так исполните закон Христов. Великое значение имеет заповедь эта, и прежде других должно заботиться об исполнении оной. 6. Многие желают хорошей духовной жизни в самой простой форме; но только немногие и редкие на самом деле исполняют благое свое желание, именно те, которые твердо держатся слов Святого Писания, что «многими скорбьми подобает нам внити в царство Небесное», и, призывая помощь Божию, стараются безропотно переносить постигающие их скорби, и болезни, и разные неудобства… 7. Если хочешь поставить себя на твердой стези спасения, то прежде всего постарайся внимать только себе одному, а всех других предоставь Промыслу Божию и их собственной воле и не заботься никому делать назидание. Не напрасно сказано: «Кийждо от своих дел или прославится, или постыдится». Так будет полезнее и спасительнее и сверх того покойнее. |
| Из постоянного чуда пресуществления хлеба и вина в истинное Тело и Кровь Христову, с Его Божеством и душою соединенные, я вижу чудо постоянного оживотворения человека божественным дыханием и сотворения его в душу живу. И бысть, сказано, человек в душу живу, а на св. Трапезе хлеб и вино по пресуществлении становятся не только в душу живу, но и в дух животворящ Кор. 15, 45; Быт. 2, 7]. И это все на моих глазах; и я это испытываю душою и телом, ощущаю живо. Боже мой! Какие страшные Таинства Ты творишь! Каким неизглаголанных Таин Ты сделал меня зрителем и причастником. Слава Тебе, Творче мой! Слава Тебе, Творче Тела и Крови Христовых! Запись 319 И святыми Божиими овладевало диавольское отчаяние и уныние. Что же с нами грешными? О, нас враг уязвляет часто сердечным озлоблением, уничижением и лютым унынием! Нужно постоянно обращаться ко Господу и быть с Ним каждую минуту, чтобы не овладело нами вражье озлобление и уныние. Есть и еще средство избавиться от вражья уныния - пространный путь мира: только предайся удовольствиям света, и оставит тебя уныние, по крайней мере на время удовольствий; а потом повлечет тебя к этим удовольствиям и они сделаются для тебя потребностью, ты будешь находить в них и только в них одних отраду и веселье; но сохрани Бог всякого христианина от того, чтобы таким средством избавиться от диавольского уныния. Лучше идти тесным путем, терпеть уныние и искать частой помощи и избавления у Господа Иисуса Христа, веселящего трудящихся Его ради над спасением своим, нежели сойти на пространный и гладкий путь мира и там удовольствиями плоти купить свободу от духа уныния. Враг духом уныния многих согнал с тесного и спасительного пути на широкий и гладкий, но гибельный путь. Запись 320 Вот ты молишься, молитва твоя совершается успешно, ты имеешь внутреннее свидетельство, что Господь и слышит ее и благоволит к ней; у тебя мир помыслов, легко и сладостно на сердце; но вот под конец твоей молитвы, из-за самого малого расслабления твоего сердца и помышлений, в твое сердце ввергается какое-то тяжелое бремя, расслабляющий сердце огонь, и ты чувствуешь и крайнюю тяжесть молитвы и отвращение от нее вместо прежней легкости и расположения к ней. |
| «Его величество и вся Речь Посполитая принимают с большим сожалением неприятное известие, что, после столь недавнего примирения, опять возникают несогласие между обоими войсками, а потому, для водворения порядка, и для открытия зачинщиков смут, назначена комиссия, которой членами избраны киевский воевода, Михаил Аксаг, Гиероним Завиша и Маховский. С своей стороны, гетман Хмельницкий должен показать всю строгость над нарушителями мира и врагами общественного спокойствие из казаков, если окажется, что они первые подали повод, и вперед употреблять над ними суровые меры, а равным образом не допускать их оставлять счастливых берегов Днепра, действовать для успокоение казаков, охранять права, владельцев и войска, вместе с гетманом Калиновским.» Хмельницкий с казацкой стороны, назначил в эту коммиссию киевского полковника. Калиновский прислал от войска Ляндекоронского 29 . Эта комиссия обвинила и присудила к смертной казни Хмелецкого, Мозыру, Гладкого, войскового судью Гуляницкого и других, которых имена неизвестны. Хмельницкий без сопротивление подписал смертный приговор 30 , показывая вид, как будто он делает это по воле полковников, а не по своему произволу 31 . Мозыра первый был схвачен и повешен с соучастниками 32 . Гладкому отрубили голову. Соврсменник говорит 33 , что он казнен не столько за возмущение, сколько за личную вражду с Хмельницким: возвращаясь из под Берестечка, он не отказывался, подобно Джеджалыку и Богуну, от булавы, и имел намерение сделаться гетманом вместо Хмельницкого, которого недовольное казачество готово было тогда выдать полякам. Известно, что Гладкий и принес это согласие народа в польский лагерь. Кроме того, Гладкий был недоволен сношением Хмельницкого с турками и внушал казакам опасение попасться под иго неверных. Хмелецкий был схвачен в расплох в Паволоче и тут же, на базаре, ему отрубили голову. Гулинецкий был счастливее: он скрылся в монастыре, потом пробрался в Молдавию 34 . Кроме этих осужденных, по разным местам Украины, частью по приговору комиссий и частью по воле гетмана, рубили головы, вешали, сажали на кол. Около этого времени, по сказанию одной летописи 35 , был казнен в Киеве, на площади, Гурский, виновник берестечского поражения. Хмельницкий постановил, чтобы при каждой польской хоругви были казацкие депутаты для отвода квартир, и издал универсал, в котором запрещал народу помышлять, чтоб казацкий гетман позволил им когда-либо сопротивляться воинскому постою, или неповиноваться владельцам 36 . |
| Когда во время устной молитвы диавол будет подтачивать слова дождем тончайших мыслей, говори: владычество Спасителя во всяком слове и звуке. Еще бывает во время молитвы, что сердце наше богопротивно стыдится пред людьми слов молитвы или Самого Господа Бога, вяло, не от сердца произнося молитвы. Надо попрать этот богопротивный, человекоугодливый, диавольский стыд и страх и произ носить молитвы от души и громогласно, в простоте сердца, представляя пред собой единого Бога и всех считая как бы несуществующими. Иже постыдится Мене и Моих словес в роде сем прелюбодейнем и грешнем, и Сын человеческий постыдится его, егда приидет во славе Отца Своего со Ангелы святыми ( Мк.8:38 ). Диавол обыкновенно вселяется в нас чрез один лживый помысл или мысль лживую и вожделение греховное и потом действует в нас и безпокоит нас: так он прост. Не паче ли Господь Бог духов вселяется в нас чрез единую мысль и любовь истинную и святую и с нами бывает, и в нас действует, и бывает для нас всем? Итак, молись без сомнения; как мыслить легко, так и молиться должно быть легко. Не обращай внимания на омрачения, огнь и тесноту вражию во время совершения молитвы и твердо положись сердцем на самые слова молитвы с уверенностью, что в них сокрыты сокровища Духа Святого. И святыми Божиими овладевало диавольское отчаяние и уныние. Что же с нами грешными? О, нас враг уязвляет часто сердечными уничижениями и лютым унынием. Нужно постоянно обращаться ко Господу и быть с Ним каждую минуту, чтобы не овладевало нами вражие озлобление и уныние. Есть и еще средство избавиться от вражия уныния – пространный путь мipa… удовольствия света… Но сохрани Бог всякого христианина от того, чтобы таким средст вом избавиться от диавольского уныния. Лучше идти тесным путем, терпеть уныние и искать частой помощи и избавления у Господа Иисуса Христа, веселящего трудящихся Его ради над спасением своим, нежели сойти на пространный путь, гладкий путь мipa, и там удовольствиями плоти купить свободу от духа уныния. Враг духом уныния многих согнал с тесного и спасительного пути на широкий и гладкий, но гибельный путь. |
| Как царь немой и гордый, он сиял Такой волшебно-сладкой красотою, Что было страшно — говорит Лермонтов о своем Демоне. «Он не сатана, он просто черт, — говорит Ив. Карамазов о своем черте, — раздень его и наверно отыщешь хвост, длинный, гладкий, как у датской собаки». Вся русская литература есть, до некоторой степени, борьба с демоническим соблазном, попытка раздеть лермонтовского Демона и отыскать у него «длинный, гладкий хвост, как у датской собаки». Никто, однако, не полюбопытствовал, действительно ли Демон есть дьявол, непримиримый враг Божий. Хочу я с небом примириться, Хочу любить, хочу молиться, Хочу я веровать добру. Никто этому не поверил; но что это не ложь, или, по крайней мере, не совсем ложь, видно из того, что Демон вообще лгать не умеет: он лишен этого главного свойства Дьявола, «отца лжи», так же как и другого — смеха. Никогда не лжет, никогда не смеется. И в этой правдивой важности есть что-то детское, невинное. Кажется иногда, Что у него, так же как у самого Лермонтова, «тяжелый Взор странно согласуется с выражением почти детски-нежных губ». Сам поэт знает, что Демон его не дьявол или, по крайней мере, не только дьявол: То не был ада дух ужасный, Порочный мученик, о нет! Он был похож на вечер ясный, Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет. Почти то же Лермонтов говорит о себе самом: Я к состоянью этому привык; Но ясно б выразить его не мог Ни демонский, ни ангельский язык. Но если Демон не демон и не ангел, то кто же? Не одно ли из таких двойственных существ, которые в борьбе дьявола с Богом не примкнули ни к той, ни к другой стороне? — не душа ли человеческая до рождения? — не душа ли самого Лермонтова в той прошлой вечности, которую он так ясно чувствовал? Если так, то трагедия демона есть исполинская проекция на вечность жизненной трагедии самого поэта, и признание Демона: Хочу я с небом примириться — есть признание самого Лермонтова, первый намек на богосыновство в богоборчестве. «В конце концов я помирюсь», — говорит черт Ивану Карамазову. Ориген утверждал, что, в конце концов, дьявол примирится с Богом. Христианством отвергнуто оригеново учение, действительно, выходящее за пределы христианства. Тут какое-то новое, пока еще едва мерцающее откровение, которое соединяет прошлую вечность с будущей: в прошлой — завязалась, в будущей — разрешится трагедия зла. |
| «Мы челобитной писать не умеем», – отвечали стрельцы. «Челобитная будет написана», – уверяет Шакловитый. Челобитная будет написана, но кому ее подать? Царям? О старшем никто не думал, все дело было в младшем. «Послушает ли нас царь Петр Алексеевич?» – спрашивают стрельцы. «Если не послушает, ступайте в Верх, задержите боярина Льва Кирилловича и кравчего Бориса Алексеевича: тогда примет челобитье». «А патриарх и бояре?» – опять спрашивают стрельцы. «Патриарха можно переменить, а бояре – отпадшее, зяблое дерево; разве постоит до поры до времени один князь Василий Васильевич Голицын». Так вот в чем дело! Чтоб исполнить желание царевны и Шакловитого, надобно пойти в Верх бунтом, задержать двоих самых близких к царю людей, сменить патриарха! Прежде стрельцы были постепенно приготовляемы к бунту раздражением и разнуздыванием, да и тут масса была поднята известием, что Нарышкины задушили царевича; а теперь велят бунтовать, чтоб достигнуть небывалого, странного дела, и это после того, как употреблены были все средства, чтоб охладить стрельцов к бунту, заставить их бояться его. Начальным людям дали по пяти рублей с наказом, чтоб поговорили с товарищами в полках. Но в полках предложение было принято также холодно, и Софья поспешила сама отказаться от него. Надобно было по крайней мере разогреть преданность стрельцов, упрочить себе их защиту на всякий случай, выставить им опасность, которой подвергается Софья. Правительница призвала к себе ночью несколько стрельцов и начала им натолковывать, что царица Наталья с братьями и Борисом Голицыным поднимает бунт, и патриарх против нее, Софьи, чем бы мирить, только мутит. Шакловитый, как будто обращаясь с советом к царевне, давал знать стрельцам, какие средства должно употребить, чтоб успокоить Софью: «Отчего бы князя Бориса и Льва Нарышкина не принять? Да и царицу можно бы принять. Известно тебе, государыня, каков ее род и как в Смоленске в лаптях ходила». Софья отвечала на это: «Жаль мне их, и без того их Бог убил». Стрельцы отвечали очень неопределенными словами: «Воля твоя, государыня, что изволишь, то и делай». Неопределенными словами отвечали стрельцы на неопределенные требования, неопределенные жалобы. Какой бунт поднимает царица? Понятно, что Шакловитый мог найти из стрельцов только пять человек, готовых на все; эти пятеро были: Петров, Стрижов, Кондратьев, Чермный и Гладкий, которых интересы были тесно связаны с интересами Софьи. Шакловитый говорил Чермному: «Хотят нас перевесть, а мутит всем царица; меня хотят высадить из приказу, а вас, которые ко мне в дом вхожи, разослать всех по городам». И вот Чермный, чтоб избыть беды, начинает толковать товарищам: «Как быть? Хотя и всех побить, а корня не выведешь; надобно уходить старую царицу, медведицу». Ему возражали, что за мать вступится царь Петр; Чермный не останавливался: «Чего и ему спускать? за чем стало?» Гладкий толковал: «У царя Ивана Алексеевича двери завалили дровами и поленьем и царский венец изломали, а кому ломать только с ту сторону». |
| Возвращаясь к их участию в заграничных гастролях Синодального хора, следует сказать, что рецензенты немецких газет были поражены тем, что октависты опускались в нижнем регистре до ля контроктавы. Однако судя по литографированным нотам Синодального хора, октависты-«синодалы» могли брать и более низкие ноты – ля бемоль и соль контроктавы. 253 Второй дрезденский концерт, повторявший программу второго римского концерта от 19 (6) мая, происходил 30 (17) мая. 255 Приведем программу Синодального хора на третьем дрезденском концерте 31 (18) мая: Чесноков П. Хвалите имя Господне Во царствии Твоем Рахманинов С. Слава… Единородный Сыне Да исполнятся уста наша Тебе поем Гречанинов А. Херувимская Шведов К. Тебе поем Кастальский А. Ныне отпущаеши 1) Достойно есть, сербского напева Верую 256 Синодальный хор прибыл в Москву 23 мая. Его встречу А. Н. Гладкий описал так: «Прибыли в Москву 23-го утром пыльные, грязные, но здоровые духом и телом, бодрые и гордые успехами и той славой, молва о которой бежала впереди нас. По пути, где ни останавливался хор – всюду знакомые и незнакомые поздравляли с успехом. Встретили хор многие педагоги училища, все остававшиеся при нем воспитатели и эконом, а также родные и знакомые хористов. По прибытии на Никитскую все мальчики были немедленно отправлены в баню, и в два часа после обеда было отслужено благодарственное молебствие о благополучном возвращении хора из-за границы» ([Гладкий А, Н.] Поездка Синодального хора за границу..., с. 51). 257 Вероятно, речь идет о представителях обществ хоругвеносцев, которые до революции существовали при некоторых храмах Москвы, в том числе и при Успенском соборе Кремля. 258 Значительная часть московского духовенства действительно приветствовала новый режим, о чем свидетельствует хотя бы следующее постановление Московского столичного совета благочинных от 7 марта 1917 года: «приветствовать со всей радостью заявление обер-прокурора В. Н. Львова о новом направлении церковной деятельности» поддерживать Временное правительство безотносительно к его политическим основам и т. |
| Поручи – бархат зелен, гладкий, на них кресты и по краям – каймы низаны жемчугом кафимским средним, около жемчугу обшито золотом сканным, на них 38 петелек, да два наконечника серебряные, позолочены, подложены камкою червчатою. Двое поручей – бархат таусинный, на них кресты и травы, а по краям каймы низаны жемчугом средним кафимским, около жемчугу обшито золотом сканным, меж жемчуга – 28 дробниц с финифтью; на других – 28 дробниц резных, среброзолоченых, на них 32 пуговки сребропозлоченных гладких, – подложены тафтою желтою. В 1681 г. сделаны были новые поручи; шиты золотом и серебром по червчатому бархату с звездки, с крестами, шитыми серебром, и обшитые золотом сканным, около кружево серебряное, кованое; на них 24 колечка серебряных, снур шелковый белый, подложены камкою двоеличною. Из 6 протопопских набедренников – наиболее заслуживают упоминания: набедренник – байберек золотной по червчатой земле, подложенный червчатою камкою, на нем крест с 6 дробницами сребропозолоченными. басемными; около них обнизано жемчугом кафимским середним, опушка – камка лазорева; другой – атлас зеленый гладкий, на нем крест кружево серебряное, кованое, 6 плащиков шиты по червчатой земле золотом, внизу кайма лазоревая, по ней 30 дробниц сребропозолоченных гладких и около них и каймы низано жемчугом мелким: подложен дорогами зелеными. Некоторые дьяконские одежды также отличались своим богатством; так, в числе стихарей были: стихарь атлас травчат, по червчатой земле травы золотные и серебряные с разными шелки, на нем крест обнизан жемчугом кафимским в два зерна, в кресте – в средине изумрудец да суровик, да две бирюзы в гнездах серебряных, золоченых; оплечье и зарукавы и каймы низаны жемчугом кафимским большим и средним по таусинному бархату; около жемчугу обшито золотом сканным; на оплечье ж и на зарукавьях – 30 дробниц больших продолговатых, сребропозолоченных, чеканных, на них святые, да мелких дробниц четыреугольных и круглых– чеканных же сребропозолоченных – 82. Стихарь – объярь серебряная, травы золотные с белым шелком, подложен тафтою рудожелтою, оплечье – бархат червчат, на нем крест с 5 сребровызолоченными дробницами, около дробниц и по краям обнизано жемчугом мелким в одно зерно; на оплечье и рукавах – 28 дробниц басемных; на них святые, 8 гладких, без лиц; сканных и резных – 48; по кайме мелких, круглых и не круглых дробниц 274; около оплечья – кружево золотное; опушка – байберек золотной; подложена камкою желтою. |
| Долго ли я лежал без памяти, не знаю; но пришедши в себя, чувствовал боль во всем теле, а более всего в голове. Ошаривая кругом себя, я нашел свое ружье, и все мое было при мне; не смея ни встать, ни пошевелиться, я стал пробовать ружьем: с боков обрывы, позади скала прямая, а спереди были два дерева, и при корнях-то их я удержался; пробую далее — за ними обрыв, прямой, гладкий, тут-то, братцы, вознес я сердечную молитву к Богу, создавшему мир и меня грешного, за явное спасение. — За темнотою я рассмотреть ничего не мог: где я и можно ли мне надеяться выйти из этой тюрьмы? Но вспомнив стих Священного Писания: «Возверзи печаль твою на Господа, и Той спасет тя», — я молился Присносущему о избавлении меня, и стало легче на душе. Я ощупал свою голову, из нее сочилась кровь, и много; достав из кармана губку труту, смочил, ее слюнями, приложил к ране, и, обвязав крепко, стал дожидаться рассвета. Явился Божий свет; густые тучи неслись над моею головою; внизу была темь, густой туман застилал все; дождь давно перестал, но с меня текла вода; наконец чрез час или более, тучи пронеслись, туман стал исчезать, и взглянув вниз, я увидал глубочайшую пропасть. Осматриваясь, я видел, что нет никакой возможности взобраться на то место, отколе я упал; скала обрывистая, угловато-острая, направо обрыв, гладкий как сиена, и лишь слева представлялся мне трудный, однакож возможный путь в эту бездонную пропасть. Я пустился, и с Божиею помощию, то ползком, то летом, спустился вниз. Время было уже около полудня; тут увидал я быстрый поток воды и множество мертвых французов; тут были и наши убившиеся до смерти при падении. Отдохнув, я сволок своих в одно место, уложил, прочел над ними молитву, и бросил на каждого горсть земли; пообобрал у убившихся французов ранцы, и почти у каждого находил водку, а съестное у всех. Кое-как из этой плачевной юдоли вышел я наверх уж ввечеру, и дорогою встретил князя Багратиона и генерала Повало-Швейковского, князь Багратион, остановившись, расспросил меня, и я рассказал ему все. |
| Есть и еще средство избавиться от вражия уныния – пространный путь мира... удовольствия света... но сохрани Бог всякого христианина от того, чтобы таким средством избавиться от диавольского уныния. Лучше идти тесным путем, терпеть уныние, и искать частой помощи и избавления у Господа Иисуса Христа, веселящего трудящихся, Его ради, над спасением своим, нежели сойти на пространный путь, гладкий путь мира и там удовольствиями плоти купить свободу от духа уныния. Враг духом уныния многих согнал с тесного и спасительного пути на широкий и гладкий, но гибельный путь. 147. Во время молитвы, при сильных искушениях от диавола всю печаль свою возверзи на Господа, яко Той печется о тебе. На молитве только веруй в Господа, яко одесную тебе есть, и все возможно тебе будет. 148. Чем вернее и сильнее средство, соединяющее нас с Богом (молитва и покаяние), тем больше направляет против него разрушительных действий противник Божий; и наш, который употребляет для этого все: и расположенное к лени тело наше, и слабость души, ее привязанность к земным благам и заботам, сомнение, так близкое всем маловерие, неверие, скверные, лукавые и хульные помышления, тяжесть сердечную, помрачение мысли – все направлено бывает у невнимательных, действием врага, к тому, чтобы запнуть на молитве, на этой лестнице, к Богу нас возводящей. Оттого весьма мало молитвенников искренних, усердных; оттого весьма редко и говеют – каются и причащаются христиане, может быть наполовину не говели бы, если бы закон гражданский не повелевал ежегодно быть всем у исповеди и св. причастия. Испытающие знают все это. XV. О молитве перед иконами 149. По той мере, как ты начинаешь молиться духом и истиною, пред св. иконою, например, Спасителя, по той мере к иконе привлекается дух того, кто изображен на иконе, – так что, если вера твоя в присутствие лица, написанного на иконе, дошла до того, что ты видишь живым то лицо, то оно действительно благодатью своею бывает тут. Пример – чудотворные иконы, говорившие, источавшие слезы, кровь и проч.; потому именно все они смотрят необыкновенно живо и выразительно. |
|
|
