| н.э.), став главой катехизической школы, то она стала «христианской» автоматически, как младенец, крещеный в Католической Церкви!». Учебный план, который оставил Климент Оригену Адамантию, представлял собой смесь платонизма, филонизма и стоицизма. Для такого способа «изучения Библии», Оригену , как руководителю была предоставлена языческая библиотека гностика по имени Амвросий. И для того, чтобы убедиться в правильности понимания «вражеской позиции», Ориген учился несколько лет у Аммония Сакского (170–243 г.г.), автора неоплатонизма» (П.Ракман, Доказательства манускриптов). Отсюда видим интересную картину, когда Ориген , смешивая христианство, греческую философию и гностицизм, одновременно является причастным к текстологическим изменениям Нового Завета. Это даже не скрывает Брюс Мецгер, о чем он пишет так: «Вначале Грисбах хотел распределить сохранившиеся рукописные материалы по пяти или шести группам, однако впоследствии ограничился лишь тремя. Он выделил александрийскую, западную и византийскую рецензии. Ученый считал, что текст александрийской рецензии восходит к Оригену , который, хотя и написал большинство своих произведений в Палестине, тем не менее взял с собой в ссылку несколько копий Священного Писания , похожих на те, которые читали в его родном городе... На вопрос о том, пытался ли Ориген издать критический текст Нового Завета, современные ученые отвечают по-разному; автору настоящей книги кажется весьма вероятным, что Ориген не имел намерений подготовить собственную редакцию Нового Завета. В то же самое время его труды и, в особенности, экзегетические трактаты свидетельствуют об определенной заинтересованности Оригена критическими нюансами библейского текста. Он сетует на то, что “отличие рукописей [Евангелий] друг от друга колоссально как из-за небрежности писцов, так и из-за непростительной халатности тех, кто имел отношение к этим текстам; они либо не брали на себя труд проверять переписанное, либо в процессе проверки сокращали или дополняли текст как им заблагорассудится”. |
| Для нашей цели представляют особенный интерес две философские системы, учение Филона и Плотина. Первый, замечательный представитель иудейско-александрийской философии, писал в первой половине I b. по P. X. Его учение тем легче могло найти себе доступ в христианской среде, что оно, по-видимому, было основано на Св. Писании Ветхого Завета. Знаменитый представитель неоплатонической философии, Плотин (204–270 по P. X.) жил позже самого Оригена и потому, конечно, не мог влиять на него своей системой. Но и Плотин и Ориген были учениками Аммония Сакка 7 , о системе которого по необходимости приходится судить по философии знаменитого ученика его, Плотина 8 . В отношении к христианским писателям, жившим раньше Оригена , философия Плотина небезынтересна потому, что её сродство в общем с системой Филона 9 служит хорошим показателем того, как продолжительно было господство идей этого рода и, следовательно, как однородно было то философское влияние, которому подвергались христианские писатели. В основе философии Филона лежит дуализм, хотя и далеко не строго выдержанный 10 . Видимый мир представляется сознанию Филона в таких чертах, которые стоят в диаметральной противоположности с тем представлением о Боге, к какому вела его и религия и философия. Под этим углом зрения Бог и мир могут быть лишь двумя полюсами, между которыми не должно быть никакого соприкосновения, никаких непосредственных отношений 11 . Между тем религиозный элемент, один из отличительных признаков философии той эпохи, располагал именно в Боге искать объяснения существования мира. С другой стороны, и самый мир, при всей противоположности его основных черт с представлением о Боге, поражал Филона гармонией своего устройства. Это для иудейского философа было очевидным доказательством того, что мир не только должен находить своё объяснение в Боге, но и действительно стоит в некотором отношении к Нему 12 . Необходимо было найти пункт, в котором примирялись бы эти противоположные воззрения на мир, так чтобы и Бог стоял выше отношений к миру и мир имел общение с Богом. Таким примиряющим пунктом и было учение о низшем божественном начале, посредствующем между миром и Богом. |
| Однако главная заслуга в снятии категорических запретов на занятия астрологией принадлежит ученику и преемнику св. Климента на должности руководителя Александрийского огласительного училища Оригену «рожденный Оросом» (егип. бог Horos, род. ок. 485 - 254 гг.). Считая для христиан необходимым и полезным принятие от язычников научно-философской формы, в которую можно облечь христианское вероучение, Ориген изучал философию у известного неоплатоника Аммония Сакка. Для успешного ведения диспутов с философами-язычниками Ориген также самостоятельно изучил все известные тогда философские системы и слава его стала настолько велика, что слушать его и дискутировать с ним приходили многие философы и последователи различных религиозных учений. Обладая всесторонней образованностью Ориген заложил основы всей последующей системы богословского образования. Ему приписывается около 6000 сочинений по всем разделам христианской богословской мысли, за что еще при жизни он получил почетное прозвище «адамантовый». Однако в ряде своих трудов - «Строматы», «О началах» и «Комментария на книгу Бытия» - Ориген часто высказывал собственные произвольные мысли, которые в дальнейшем послужили поводом к развитию разнообразных еретических учений. Таковыми, например, были его мнения о предсуществовании человеческих душ прежде творения нашего тварного мира, мнения о падении этих душ в одно время, о существовании многих миров прежде творения нашего мира, мысли о всеобщем прощении грешников и демонов в конце времен и пр. К сожалению рамки нашего исследования не позволяют подробнее остановиться на изучении наследия этого великого мыслителя и богослова. Для нашего исследования главное то, что когда Ориген в своих комментариях на Книгу Бытия доказывает невозможность звезд быть созидательницами человеческой судьбы (poietikoi), а отводит им лишь роль - предвозвестительниц судеб (semantikoi), он просто повторяет идеи неоплатоника - Плотина применительно к христианскому учению о Божьем Промысле С. 274]. И далее, когда он утверждает факт недоступности людям точного (akribos) знания небесной грамоты, которая открыта лишь духам высшего разряда Небесной иерархии, то невольно подсказывает астрологам прекрасный аргумент в пользу своей науки. |
| Бессознательно могло проникнуть рассмотренное нами направление Александр. христ. школу двояким путем. Один из них указан уже нами и теперь требует подтверждения. Для того чтобы объяснить дело складом ума первоначальных катехетов-реформаторов, нужно знать конечно, что они жили в Александрии и изучали Александр. философию. Правда, о Пантене мы знаем, что он был стоик и не знаем, что он разделял идеи Алекс. философии; но его продолжительное пребывание в Александрии и прекращение после этого странствований с научно-философскою целью уже дает некоторое основание предполагать то, что он нашел успокоение в Александрийской созерцательной философии. Даже если это и не так, мы мало теряем, потому что и неизвестно, чтобы его преподавание носило отпечатки именно Александрийского стиля. О нем известно (и то не совсем положительно) только, что он философски излагал христ. вероучение и притом в эклектическом духе, а для этого достаточно было ему быть лишь философом своего времени (какой бы то ни было школы), так как эклектизм был общим достоянием всех философских систем того времени. Только о преемниках его известно, что они учили в духе Александр. философии. Несомненно, что Климент, первый следовавший за Пантеном в Александр. школе, разделял идеи этой местной философии. Недаром поэтому некоторые признают его неоплатоником, что впрочем не совсем вероятно, хотя такое предположение покоится на верном основании – на сходстве некоторых из его идей с неоплатоническими. А это объясняется, как нельзя лучше, тем, что и у него и у неоплатоников выразились идеи Александрийской философии донеоплатонической. Что это так, видно из сочинений Климента, где он проводит нередко идеи Филона, платонизма, приютившегося особенно в Александрии, и отчасти стоицизма 79 ; в своих Строматах 80 и Педагоге 81 он резко выставляет такое положение: Бог не имеет определенных свойств, он бескачествен, – а это было существенным свойством Александрийской философии 82 , по которой Бог есть ποιος, ρρητος и, отсюда, κατληπτος. Это же самое положение разделял и Ориген 83 , бывший притом слушателем неоплатоника Аммония Сакса и воспитавшийся в Александрии, влияние чего заметно ясно в тех частных идеях, которые проводил Ориген в своих сочинениях, и которые совершенно тожественны с идеями иудейской и неоплатонической философии Александрии 84 . Если же первые катехеты были не чужды некоторых частных идей Александр. философии, то тем с большею основательностию можно предполагать, что они усвоили общие черты направления, отличавшие Александр. философию; и удивительно было бы, если бы они, сжившись с этим определенным стилем, вдруг отрешились от него, ставши катехетами христ. школы; вразрез с ним не становились, ведь, ни христианство, ни должность катехета. Поэтому если мы видим этот Александрийский стиль в их преподавании, то можем думать, что он бессознательно вынесен ими из школ Александр. философии в силу привычки к нему. |
| Если формирование классического римского портрета основывалось на традиции античной калокагатии, вступившей во взаимодействие с натурализмом сакрального портрета этнической традиции римлян, то в означенный период происходит распад калокагатии. Тождество духовного и физического совершенства отступает на второй план. Происходит спиритуализация образа. Она достигается посредством усиления активности формальных элементов изобразительного языка: самодовлеющее значение приобретает фактурная обработка камня, в резьбе преобладает линеарное начало. Нарушение соразмерности анатомических пропорций приводит к усилению экспрессии образа. Идея «развоплощения» духа приводит к изменению структуры образа. Формальные элементы языка приобретают самостоятельный статус под воздействием художественных традиций Сирии и Ирана, предвосхищая рождение символизма. Чуткость к подобным веяниям Востока обнаруживают средние платоники и неопифагорейцы. В частности, – что немаловажно, – к ним прибегают прямые предшественники Плотина, оказавшие значительное влияние на него, – Нумений из Апамеи и Аммоний Саккас. Доподлинных сведений о них сохранилось, увы, немного, но, по-видимому, Нумений был как-то связан и с Александрией, и с Римом 154 , Аммоний же – представитель Александрийской школы. «Известно.., что Нумений в своем учении уделял большое внимание учениям брахманов, иудеев, магов и египтян...» 155 . Согласно Порфирию, Плотин «везде следовал за Аммонием и под его руководством достиг в философии такого прогресса, что захотел познакомиться с тем, что практикуют персы и в чем достигли совершенства индусы» 156 , само обучение у Аммония имело характер таинственного посвящения. Для нас эти сведения примечательны, так как они свидетельствуют о прозрачности границ между Римом и Александрией, а также между эзотерическими учениями Востока и философской традицией неоплатонизма 157 . В отношении влияния на художественный стиль «неоплатоническая эстетика» и «художественные традиции Востока» могут быть сближены, как явления одного порядка. |
| Павла 465 . За ним, как своим руководителем, следует Ориген не только в принципах, но и в отдельных применениях их 466 . Церковное предание также единогласно допускало аллегорическое истолкование, и применение его одобрялось правилом веры. При наличности необходимых основоположений, Ориген с покойной совестью мог принять аллегорический метод от своего учителя Климента и даже от внецерковных авторитетов. И он делал это тем охотнее, что внешние обстоятельства и внутренние склонности побуждали его к этому. В то время одной из главных задач апологетов была борьба с упорством иудеев, которые доказывали необходимость соблюдения Моисеева закона даже для перешедших в христианство . Что охотнее мог делать Ориген , как не бороться с этими противниками их же собственным оружием, доказывая посредством усвоенного ими же аллегорического метода, что буква древнего закона потеряла своё значение, что самое существо Ветхого Завета необходимо требует фигурального истолкования? Учёность великого катехета привлекала к нему и многих язычников, которые не были удовлетворены результатами современной философии. Для прославленного глубокими и обширными познаниями учителя было лёгким делом присоединить к наличной сокровищнице знания лучшие идеи философии и посредством аллегории истолковать их в интересах христианства. Но гораздо сильнее, чем все эти внешние обстоятельства, оказал влияние на метод истолкования св. Писания у Оригена его прирождённый и развившийся через соответствующее образование образ мышления. Идеальное направление его богатого, одарённого живой фантазией духа не могло найти для себя удовлетворения в сухой, односторонней обязанности грамматика, к которой предназначал его отец. Скорее он чувствовал влечение к деятельности христианских катехетов, учеником которых он был с раннего детства. Горячее стремление к знанию побудило Оригена изучать сочинения Платона, Наумения, Лонгина, Никомаха и других философов 467 . В школе неоплатоника Аммония Сакка он вполне жил в идеях господствовавшей философии 468 . |
| р. 890, в похвальном слове Григ. Богослова Ч. 2. 350 О заточении пресвитеров Hist. aceph. Здесь же упоминается и о Пифиодоре, который со своей шайкой настоял у префекта об изгнании пресвитеров. О нем говорит и св. Григ. Богослов в 1 обличительном слове на Юлиана Ч. I. О сожжении церкви упоминают – св. Епифаний (Haer. 69. Т. I. р. 728) и св. Амвросий медиоланский ер. 40. (Patrolog. Т. 16. р. 1107). 352 Ер 6. «Если к декабрю Афанасий не оставит города, и даже Египта, – писал Юлиан, – то, клянусь Сераписом, взыщу с твоей когорты сто фунтов золота». 353 Hist, aceph. p. 501. Episcopus moratus, sicut praedictum est, apud Thereon, ascendit ad superiores partes Aegypti, usque ad Hermopolim et Antinoum. 355 Паммон, вероятно, одно лицо с аввой Памвой, о котором в Патерике также говорится, что он был близок к Афанасию и был приглашаем им в Александрию. 356 Следуем рассказу об этом самого св. Афанасия, изложенному в письме Аммония к Феофилу, епископу александрийскому. Аммоний, в 351–354 годах, жил в Тавенне у Феодора, и сообщая об нем, что знал, припоминает между прочим и этот рассказ, слышанный из уст св. Афанасия самим Феофилом, – когда еще он был пресвитером александрийским. Act. ss. Maii Т. 3. p. 356. Opp. s. Athan. T. 1. p. 868. С этим соглашается и дальнейшее повествование неизвестного, современного писателя о делах Афанасия. Quo in his locis degente, – продолжает он после слов, выше приведенных, – cognitum est, Iulianum imperatorem mortuum, et Iovianum christianorum imperatorem. Ingressus igitur Alexandriam latenter Episcopus, adventu ejus non pluribus cognito, occurrit navigio ad imp. Jovianum, et post, ecclesiasticis rebus compositis, accipiens litteras venit Alexandriam et introivit in Ecclesiam Athir XIX die, consul. Ioviani et Varroniani, ex quo exiit Alexandria secundum praeceptum Iuliani, usque dum advenit praedicto die Athir XIX, post annum unum et menses III et dies XXII. Hist. aceph. p. 503. Но здесь, вместо месяца Athir (соответствующего нашему окт. 28 – нояб. 27) должно стоять Wechir (который соответствует 26 янв. |
| И дело здесь не обошлось без преувеличений, когда Боэция рассматривали как представителя целого " эллинского возрождения " в VI веке, как глубокого ценителя восточного неоплатонизма и даже как ученика Аммония Александрийского. Едва ли можно говорить об " эллинском возрождении " на Западе в VI веке, и едва ли Боэций так непосредственно и лично был связан с Востоком. Тем не менее все исследователи высочайшим образом расценивают философскую и литературную деятельность Боэция. Он, несомненно, весьма глубоко вникал в Платона и Аристотеля и давал мастерские анализы их произведений. Силою своего таланта он обратил на себя внимание Теодориха и научной деятельностью достиг большой славы и большой должности при дворе. Трагическое окончание его жизни только подтверждает высокую и благородную устремленность его личности, равно как и героическую твердость его философско–литературных и религиозных взглядов. Более подробные сведения об историко–культурной значимости Боэция читатель может получить из указанного нами выше юбилейного сборника под редакцией М. Гибсон . В этом же сборнике содержатся весьма ценные и интересные исследования о влиянии Боэция на средневековую философию и особенно логику (90 – 134, 162 – 205, 214 – 234, 278 – 305, 312 – 409), а также и о значении Боэция в эпоху Возрождения (410 – 415). В этой области нами проводится наша собственная точки зрения, о которой речь будет ниже. 2. Сочинения и переводы До нас дошло большое количество сочинений Боэция; и, кроме того, имеются сведения о сочинениях, до нас не дошедших. Все сочинения Боэция нетрудно классифицировать. Во–первых, у Боэция были сочинения физико–математического содержания. Сюда относится его трактат " Об основах арифметики " , который сам Боэций рассматривает как заимствование из Никомаха (некоторые сведения об этом Никомахе у нас – ИАЭ VII, кн. 1, 238 – 240). Другое сочинение, " Об основах музыки " , написано под влиянием Аристоксена и Кл. Птолемея. Сочинения по астрономии, геометрии и механике до нас не дошли. |
| Итак, мир в этой радикальной открытости к трансцендентному — «затворенный дом», каким его увидели Аристотель и святитель Григорий Нисский, — та самая вселенная, «которую ради улучшения не нужно ни дополнять, ни умалять» . И когда Христос «богоподобающим образом соберет в Своей Личности все вещи и превознесет их, тогда через Него будет явлено, что все творение — это единство, которое обретает завершенность во взаимодействии своих частей и обращено к себе самому благодаря тотальности своего бытия в соответствии с единственной, простой, определенной в себе и неизменной идеей — происхождения из небытия. В этом понятии целокупное творение может предстать единственной, идентичной и неделимой идеей, а именно как имеющее основанием своего бытия небытие» . Исходя из сказанного, возможно правильно истолковать слова преподобного Максима о Боге, Который «скрытым образом заложил во все духовные существа в качестве перводвигателя возможность Его познавать, и как великодушный Господин всеял в природу нам, жалким людям, устремление и эрос к Себе, а также стимул разыскивать Его за всеми земными вещами» . И был ли этот эрос задуман как благодатный дар или скорее в смысле томистского «desiderium naturale visionis» («естественное желание созерцания»), он не отменяет сказанного, поскольку никоим образом не способен достичь своей цели природными силами, но преодолевает кажущееся глубокое различие природы и сверхприроды; при этом благодатное свершение понимается как цель всякого стремления конкретной природы. d) Meждy Востоком и Западом Налицо явно два мотива, которые позволяют преподобному Максиму, мыслителю целеполагания, констатировать этот скачок: мотив Ареопагита, направленный против Александрийской школы θεα παθεν («божественного страдания»), реализуется благодаря осознанию абсолютной трансцендентности Божественной сущности, и второй, — защита от все еще действенного языческого неоплатонизма (например, учения Аммония Гермея, с которым боролись уже Филопон и Захария), утверждавшего, будто бы сущности («эссенции») вещей столь же вечны, как Бог, будучи божественными идеями. В противоположность этому христианин должен отстаивать то, что все тварное бытие — субстанции и акциденции — равным образом происходит из ничего и поэтому по своему достоинству стоит значительно ниже Божественного бытия, а также нуждается в свободном действии Божественной благодати, чтобы быть поднятым по сопричастности в сферу этого достоинства приснобытия . |
| 4 апокрифических текста помещены вслед за ВЗ: 1. «Тайные книги евреев», в основном апокрифы ВЗ, переведенные на арм. язык. 2. «Книги св. Климента о том, какие книги приемлемы» (нек-рые неканонические книги НЗ). 3. «Упорядочение Свящ. Писания св. Евагрия» (апокрифы НЗ). 4. «Свящ. Писание: упорядочение [книг, выполненное] патриархом св. Кириллом Иерусалимским» (ММ 1500, 369v). Порядок библейских и связанных с ними текстов в «Чарэнтире» несколько отличается от той последовательности, к-рая дана в «Хронографии». То же можно сказать и о последовательности, в к-рой приведены «тонкие письмена». В арм. традиции существуют 2 основных варианта данных списков: краткий (как правило, 9 авторов) и пространный (18 авторов). В «Чарэнтире» представлен иной, своего рода промежуточный вариант списка, включающий 43 произведения 13 авторов. Центральное место среди них занимали труды христ. авторов Евагрия Понтийского , Севериана Габальского и приписываемые Дионисию Ареопагиту , святителей Григория Нисского, Григория Богослова , Василия Великого . Кроме того, в состав сборника вошли сочинения Филона Александрийского , а также античных и позднеантичных философов Аристотеля , Дионисия Фракийского, Аммония Саккаса, Порфирия и Прокла Диадоха. «Чарэнтир» М. А. составляет очень интересный, а порой и редкий, исключительный материал, своего рода свод научных трудов, распространеных, актуальных и используемых в Армении. В главном колофоне рукописи сохранились списки книг под следующим заглавием: «Урегулирование св. книг, проверенных Саркавагом Вардапетом, списаных мною, историком Мхитаром Вардапетом, и [положенных] в один футляр для книг, за 170 дней. Все это я, Мхитар Вардапет, собрал вместе и написал за 170 дней». Список соответствует очередности материалов рукописи. Здесь же М. А. отмечает в стихотворной форме, что он изложил «всю Библию в одном футляре для книг (т. е. одной книгой) и тонкие письмена по очередности», т. е. он объединил книги Свящ. Писания и «тонкие письмена». По всей видимости, М. А. ориентировался на перечень сочинений, содержащийся в «Книге причин» Григора, сына Абаса (ок. 1150-1221). |
|
|
