| В частности, в разделе 3.2.1 (с. 48–53) автор, прослеживая истоки монофелитской догматики, обращается к обсуждению концепции «частной природы» (μερικ φσις), впервые появляющейся в неоплатонических комментариях к произведениям Аристотеля и непосредственно связанной с вопросом об онтологическом статусе общих понятий. По мнению В.Μ. Лурье, упомянутая концепция была разработана Аммонием Александрийским, сыном Гермия (VI в.), а затем заимствована его учениками – видными христианскими богословами Иоанном Филопоном и Боэцием. На этом основании автор совершает краткий экскурс в учение самого Аммония, чтобы яснее обрисовать как саму концепцию «частной сущности», так и то влияние, которое она могла иметь на христианское богословие. —671— Этот небольшой экскурс, представляющий собой первую в отечественной литературе попытку сформулировать позицию александрийской неоплатонической школы по проблеме универсалий, заслуживает самого пристального внимания и обсуждения, тем более что выводы автора, на наш взгляд, зачастую оказываются поспешными. Итак, на с. 49 В.Μ. Лурье, обращаясь к рассмотрению концепции «частной природы», говорит о ней как о своеобразном новшестве в теории категорий, возникшем в философской школе Аммония Александрийского. И хотя соответствующий термин появляется уже у Порфирия в IV в., новым онтологическим смыслом, по словам автора, его наделил именно Аммоний. Последний якобы установил различие между «частной сущностью» (μερικ οσα) и «ипостасью» (τις νθρωπος), при этом первую он полагал «ипостасью без ипостасных особенностей», а вторую отождествлял с единичной вещью. Приписывая Аммонию подобное воззрение, автор не задумывается, к каким неразрешимым с точки зрения платоника противоречиям оно ведёт. В самом деле, если частная сущность есть та же самая общая сущность, но только заключённая в каждом конкретном индивиде, то очевидно, что она представляет собой размноженный по числу единичных вещей дубликат общей сущности (καθλου οσα). Понятно, что такой дубликат будет одинаковым у всех единичных вещей данного вида, так что частная сущность окажется чем-то вроде универсалии. И действительно, страницей ниже В. Μ. Лурье пишет: «частная сущность... – тип универсалии». Не говоря уже о том, что приравнивание частного к общему было бы явным противоречием для платоника, каковым был Аммоний Александрийский, да и для любого, кто знаком с платоновской теорией идей, объяснять причастность единичной вещи общему через размножение этого общего в частном просто немыслимо. Вспомним 1-ю часть платоновского «Парменида», в которой говорится о приобщении вещей к идеям. Среди возможных способов этого приобщения упомянут и такой, при котором каждая единичная вещь |
| 51) или что «в философской системе Аммония общая природа (вторая сущность) перестаёт обладать реальным существованием» (с. 62) находятся в явном противоречии со словами самого александрийского философа. Такая ошибочная трактовка неоплатонического учения об общих и частных сущностях тем более удивительна, что позиция александрийской школы по вопросу об универсалиях неоднократно обсуждалась в научной литературе и, в частности, была прекрасно сформулирована в статье греческого исследователя Линоса Бенакиса «Проблема общих понятий в неоплатонизме и византийской мысли» 1717 . По словам Бенакиса, александрийские философы задавались в связи с проблемой универсалий двумя вопросами: 1) Обладают ли формы или идеальные сущности, то есть универсалии (роды и виды), самостоятельным существованием, независимым от мышления познающего субъекта? 2) И если да, то каков способ самостоятельного существования идеаль- —678— ных сущностей? 1718 Основываясь на текстах Аммония и Иоанна Филопона, Бенакис убедительно показывает, что на первый вопрос александрийцы давали положительный ответ: согласно им, «общие или идеальные сущности не только обладают реальностью, не зависимой от познающего субъекта, но и существуют в более подлинном смысле, нежели чувственно воспринимаемые вещи. ...Универсалия есть поистине „первая сущность“ (хотя и зовётся „второй“) и в онтологическом плане она выше единичного. Подобная онтологическая первичность универсалий была бы невозможна, обладай умопостигаемое всего лишь субъективной реальностью» 1719 . Что же касается второго вопроса о способе самостоятельного бытия универсалий, то, по мысли Л. Бенакиса, александрийские неоплатоники давали на него ответ, расходящийся с позицией традиционного платонизма. «В рассматриваемых текстах, – пишет греческий исследователь, – мы не найдём указания на то, что александрийские комментаторы постулировали мир форм, существующий где-то по ту сторону естественного миропорядка. Более того, они утверждали, что формы существуют в конкретных единичных вещах, или скорее, что единичные вещи суть выражения форм, которые проявляют себя в них. Однако это проявление форм вовсе не означает, что проявляющееся (феномен) тождественно самой форме. Феномен не перестаёт быть репрезентацией формы, её копией, способом, которым форма себя показывает, поэтому он по бытию всегда ниже формы» 1720 . Такой способ решения проблемы универсалий Л. Бенакис называет «концептуальным реализмом», чтобы, во-первых, отличить его от реализма «платоновского» типа, предполагающего наличие |
| —679— потустороннего мира идей, и, во-вторых, показать, что, по мнению Аммония и его школы, наша способность мыслить единичное в терминах общего не может быть объяснена иначе, чем через допущение реального существования этого общего. У нас нет оснований полагать, что В.Μ. Лурье не был знаком со статьёй Л. Бенакиса, однако, как мы могли убедиться, его ответы на два основных вопроса александрийской школы – обладают ли универсалии самостоятельным существованием, и если да, то каким? – в корне расходятся с ответами греческого исследователя. Лурье не только не признаёт реальности и онтологического приоритета общих понятий, считая первичной реальностью реальность частных сущностей, ошибочно трактуемых им как индивиды без индивидуализирующих признаков, но и совершенно безосновательно приписывает Аммонию учение, известное в западной схоластике как учение о collectio, когда реальность вида сводится к совокупному существованию образующих этот вид индивидов. Так, на с. 56 В. Μ. Лурье пишет: «Аммоний предоставил возможность понимать реальное бытие общей природы как реальное бытие совокупных частных природ». К сожалению, автор не замечает, что понимание «реального бытия общей природы», о котором он говорит здесь, находится в явном противоречии с приписываемым им же Аммонию (с. 50) отказом «постулировать самостоятельную реальность общего». Но главное, для читателя остаётся загадкой, на основании каких текстов автор приходит к выводам, идущим вразрез с общепринятой на сегодняшний день точкой зрения. Ни цитат из Аммония, которые бы подтверждали их, ни ссылок на исследовательскую литературу по данному предмету мы в его тексте не встретим. Тем не менее работа В. Μ. Лурье, в которой предлагается оригинальная трактовка античной теории универсалий, может способствовать пробуждению в российской научной общественности интереса к мало изученным у нас до сих пор логическим произведениям Аристотеля и позднеантичным комментариям на них. Предельно разработанная и стремящаяся к предельной ясности |
| Такое владычество александрийских епископов было ненавистно гражданской администрации с префектом Египта во главе, частью потому, говорит Сократ 3160 , что они отнимали много власти у поставленных от царя начальников, а особенно потому, что Кирилл хотел иметь надзор и над его распоряжениями. Свой властный характер Кирилл обнаружил немедленно по вступлении в должность, заперев безо всякого повода новацианские церкви и лишив их церковной утвари 3161 . После этого он обрушился со всем пылом своего фанатизма на проживавших в Александрии иудеев. Без всякого легального приговора, без всякого императорского повеления Кирилл повел на рассвете мятежную толпу александрийской черни в атаку против синагог. Безоружные и захваченные врасплох евреи не могли оказать никакого сопротивления; их молитвенные дома были срыты до основания, сокровища отданы на разграбление народа, а сами они изгнаны из города 3162 . Огорченный самоуправством Кирилла, александрийский префект Орест донес об этом царю. Нечего и говорить, что жалоба его осталась без последствий. Этого мало. Оскорбленный отказом префекта с ним примириться, Кирилл направил против него фанатизм египетских монахов. «Одушевившись религиозной ревностью и решившись усердно сражаться за Кирилла, некоторые из монахов в нитрийских горах, читаем у Сократа 3163 , оставив монастыри, в числе почти пятисот человек пришли в город и выжидали, когда префект будет проезжать на своей колеснице. Потом, подошедши к нему, называли его жертвоприносителем, язычником и многими другими позорными именами. Префект, подозревая в этом козни со стороны Кирилла, закричал, что он христианин и крещен константинопольским епископом Аттиком. Но монахи не слушали слов его, – и один из них по имени Аммоний ударил Ореста камнем в голову, так что весь облился кровью, текшей из раны, а его телохранители кроме немногих все разбежались в разные стороны и скрылись в толпе, боясь, что их побьют камнями. Между тем стали сбегаться и жители Александрии, чтобы защитить префекта от монахов, и всех их обратили в бегство, а Аммония схватили и представили к префекту, который на основании законов всенародно подверг его наказанию и дотоле мучил, пока тот не умер. Об этих событиях вскоре он донес самодержцам, а Кирилл представил их царю с противоположной стороны, тело же Аммония взял и положил в одной из церквей и, переменив ему имя, назвал его Фавмасием, чтобы, то есть, считали его мучеником и прославляли в церкви его великодушие, как подвиг за благочестие». |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АФИНСКАЯ ШКОЛА ПЛАТОНИЗМА Направление в среднем платонизме I-II вв. по Р. Х. и неоплатонизме кон. IV - сер. VI в. С сер. I в. до Р. Х. платоническая догматика развивалась вне стен Академии Платоновской и даже вне Афин - прежде всего в Александрии, впосл. на Востоке, в связи с чем возникает противопоставление академиков, т. е. представителей скептической Академии, и платоников, признавших наличие платоновской догматики и необходимость положительной разработки платоновского учения. Первый известный преподаватель платоновской философии в Афинах - выходец из Египта Аммоний Александрийский (ум. ок. 80). У него в 66-67 гг. учился Плутарх Херонейский ( Plutarchus. De E apud Delphos. 385B. 2-3), по сочинениям к-рого («Платоновские вопросы», комментарии на «Тимея», толкования мифов и др.) можно представить общую направленность учения Аммония. Платонизм Аммония, сформировавшийся в Александрии и опиравшийся на учение Древней Академии (Ксенократа), имел пифагорейскую окраску, в связи с чем следует предполагать влияние Евдора Александрийского. Не исключено также влияние Евдора на Никострата, написавшего, по Симпликию , вслед за неким Лукием книгу возражений против ряда аристотелевских трактатов, используя для критики Аристотеля стоические положения. Стремление отделить учение Платона от аристотелевского характерно также для Кальвена Тавра. О школе (διατριβ) можно составить представление по Авлу Геллию: на занятиях читались и комментировались тексты Платона, реже - Аристотеля; после лекций ученикам предлагалось задавать вопросы, к-рые тут же решались на основании книг предшественников или сочинений самого Тавра; избранных учеников Тавр приглашал домой на обеды, где обсуждались возникавшие «вопросы» (жанр философских бесед), о них можно судить по «Пиршественным вопросам» Плутарха и по Авлу Геллию (H. Dörrie). Стремление Тавра сохранить в чистоте платоновское учение поддержал его ученик Аттик (вероятно, первый глава восстановленной имп. Марком Аврелием в 176 платоновской школы в Афинах). Для него, однако, характерны стоические элементы, объясняемые влиянием того же Евдора. Ученики Аттика - Гарпократион из Аргоса, Авл Геллий, Апулей, Герод Аттик. |
| Является общепринятым осторожно высказанное предположение Евсевия кесарийского 19 , что, говоря о последнем своем учителе, Климент разумел Пантена. Но кто были другие пять его учителей? В попытках подставить под неопределенные обозначения александрийским катихитом его учителей определенные имена христианских и даже языческих писателей 20 недостатка никогда не было. Серьезное возражение против них Цан 21 находит в категорическом заявлении Климента, что ο κ γραφον ο πρεσβ τεροι 22 . «Пресвитеры не писали». Это такой же характерный факт, как я отмеченный нами выше – умолчание Климентом александрийским , Иринеем лионским , Иустином Философом , Лукианом Самосатским об именах их учителей, и он имеет свои параллели не только на почве христианства. Из истории античной философии мы знаем ряд мыслителей, которые ничего не писали. Таковы: Фалес, Сократ, Пиррон, Аркесилай, Карнеад, Мусоний, Руф, Эпиктет 23 –мыслители, оставившие крупный след в истории. Относительно эпохи, к которой принадлежит Климент, у нас есть драгоценное свидетельство Лонгина. Последний в предисловии к своему сочинению Περ τ λους, говоря о современных ему философах, пишет: «одни [из них] и письменно стремились изложить свое учение, предоставив [и] потомкам пользоваться их помощью: другие достаточным считали для себя помочь своим современникам усвоить их мнения» 24 . Из последних Лонгин называет платоников Аммония, Оригена , Феодота и Еввула, стоиков Ермина, Лисимаха, Афинея и Мусония, перипатетиков Аммония и Птолемея. Распределяя философов своего времени по этим двум группам: писавших и не писавших, Лонгин руководится не такой упрощенной схемой: писал, – следовательно, относится к первой категории; не писал,–следовательно, относится ко второй. Платоники Ориген и Еввул, перипатетики Аммоний и Птолемей писали и оставили после себя сочинения. Лонгин сообщает об этом и однако относит их к категории не писавших. Среди сочинений не писавших философов были не только ποι αατα κα λ γοι πιδειχτικο , сохранившиеся, по догадке Лонгипа (ομαι), вопреки желанию авторов, вероятно, благодаря усердию их учеников, первых слушателей этих поэм и слов, но и целые трактаты, напр., Оригена –«О демонах», или Еввула – «О Филиве и Горгии». Лонгин все это отмечает. но с оговоркой: «хотя кое-что и писано некоторыми из этих [философов].... однако было бы ошибочным считать их вместе с теми, которые писали, потому что они только случайно занялись таким трудом и не имели властного побуждения писать». Трудно объяснять факт, от которого вы отделены не только громадным периодом времени, но и скудостью источников. Но прежде всего заслуживает глубокого внимания то, что философы, о которых Лонгин говорит, как будто о не писавших, принадлежали к различным школам, и что с целой группой таких же не писавших мыслителей мы встречаемся и на христианской почве. |
| Подвергая анализу отношение Созомена к труду Руфина, исследователь замечает, что Созомен в одних местах стоит ближе к латинской версии Истории монахов, в других – к греческой. Это явление он объясняет тем, что в этих частях своей истории Созомен пользовался двумя источниками: греческим переводом Истории монахов и сочинением неизвестного Тимофея, в основе которого лежала латинская версия труда Руфина. Первоначальною формою Истории монахов исследователь признает латинскую, и греческую считает ее переработкой. К атому выводу его склоняет то обстоятельство, что путешественники, о которых идет речь в этом памятнике, говорили между собою по-латыни, как это показывает самый текст. Греческая версия представляет некоторые особенности, отчасти объяснимые из обстоятельств того времени. В ней видна тенденция к сокращению географических описаний. Сказание о Макарии Египетском составлено независимо от латинского подлинника, вероятно на основании сказаний, распространенных на востоке. Та и другая черта указывает на человека, —506— хорошо знакомого с географией Египта и египетским монашеством. Далее, греческая версия опускает сказание о братьях аввы Аммония и Оригене , который был вместе с ними учеником Памвы, сокращает, сколько возможно, сказание об Евгарии, потому что эти лица были заподозрены отчасти в оригенизме, отчасти в антропоморфитстве, а братья Аммония подвергались даже преследованию со стороны Феофила Александрийского. Греческая переработка составлена не позже жизнеописания Порфирия Газского, написанного вскоре после его смерти († 419) диаконом Марком, который несомненно пользовался ею. Сходство языка греческой версии с жизнеописанием Порфирия приводит исследователя к смелой гипотезе, что составителем греческой переработки Истории монахов был диакон Марк в первой трети V в. Составление же латинского подлинника исследователь относит к 402–404 г. Автором Лавсаика исследователь признает Палладия Еленопольского , друга св. Иоанна Златоуста . Некоторые рукописи приписываюсь «Лавсаик» каппадокийскому епископу Гераклиду, но и в этом ошибочном надписании исследователь видит косвенное указанно на Палладия, потому что и Гераклид принадлежал к числу друзей Златоуста, т.е. |
| Это занятие довольно долго ограничивалось кабинетом; потому что Оригену казалось неблаговременным восстать против народного мнения, по которому философия почиталась наукою вредною для христианина. Но когда он заметил в своих александрийских учениках следы влияния Аммония Сакка, который с удивительным искусством примирял древнюю языческую философию, особенно же платонизм, с новыми потребностями времени и восточным богословием; тогда ему показалось необходимым поближе познакомиться с этим новым учителем. Он прилежно начал посещать школу этого философа, и с ревностью предался обширным философским исследованиям, которые могли быть, по его мнению, приготовлением и как бы введением в христианское богословие. Греческая философия до такой степени ему понравились, что он надеялся найти в ней золото, из которого легко можно сделать священные сосуды алтаря. В училище Аммония Ориген сдружился с Ираклом, который потом и по принятии пресвитерского сана не снимал с себя философской одежды. Так как этот, пример достаточно показывал народу, что философия не мешает быть благочестивым христианином; то Ориген решился более не скрывать ни пред кем своих философских занятий: с радостью надел на себя философскую мантию, и принял звание христианского философа в Александрии 3 . Отлично изучив св. Писание, и познакомившись с науками философскими, Ориген предпринял труд осуществить мысль своего наставника, Климента, т. е. представить христианские истины в системе, которая, по стройности и основательности, могла бы удовлетворить самым изысканными требованиям современного знания. Опыт такого рода системы он, по просьбе Амвросия, издал в свет, озаглавив: «Четыре книги о началах»; и в этом сочинении преследовал две цели: хотел 1) показать заблуждения еретиков и философов о началах вещей и о важнейших религиозных истинах; 2) представить самое подробное объяснение христианских догматов. Т. е. это было не что иное, как собрание лекций, читанных в александрийском училище. Издавая их в свет, Ориген имел в виду людей утвердившихся в вере, и потому полагал, что давая уму более разнообразное развитие на почве веры, можно не только нанести поражение гностицизму; но и сообщить особенную привлекательность христианству в глазах язычников. |
| С восемнадцати лет наступает период его самостоятельной общественной деятельности в Александрийском огласительном училище, и с первого же выступления своего на поприще церковно-учительского служения он является не дюжинным учителем, а таким зрелым и сильным, какого только могло желать славное училище христианское: у всех он возбуждает к себе внимание и уважение не менее знаменитых своих предшественников – Паптена и Климента, и собирает к своей кафедре толпы не одних христиан, по и образованных язычников, и победоносно ведет состязания с неверующими во Христа, надменными философскою мудростью. Пылкий и ретивый в силу своей молодости, он чувствует, особенно при борьбе с противниками, что не обладает полнотой знания, и потому, не оставляя должности учителя, сам усиленно учится. Ему не хотелось уступать в чем-либо людям, гордым своею образованностью и с высока смотревшим на веру христиан, и он, верный духу и завету Климента, тщательно изучает разные системы иномыслящих, чтобы знать силу и слабости каждой из них и, чтобы при столкновении с чужими убеждениями, успешнее действовать против них их же оружием. Процветала в то время в Александрии школа Аммония Саккоса, учителя глубокомысленного Плотина, и Ориген , сам учитель, посещает уроки знаменитого философа, и Аммоний мог гордиться таким учеником не менее, как и Плотином. Любознательность Оригена обнимает всю широту современного ему образования, Все гуманные пауки, составлявшие цикл тогдашних знаний, ему известны, и каждую из них он и состоянии преподавать. Тотчас после смерти отца, еще до вступления в должность учителя оглашенных, Ориген только что переступивший шестнадцатилетний возраст, уже занимается преподаванием словесных наук и тем снискивает себе пропитание. И в огласительном училище Ориген не довольствовался изъяснением веры, а сообщал и сведения, относящиеся к кругу общих светских наук (τ γκκλια) и разбирал мнения философов. Только после, когда число учеников его умножилось и он увидел осложнение задачи, предлежавшей ему в училище, он разделял свои занятия с другом своим Ираклом, вместе с ним слушавшим уроки у Аммония, и предоставив ему ведение низшего курса, себе оставил сообщение высших знаний, чтобы иметь больше свободы в труде и больше возможности вести слоях слушателей по всей области греческой философии к лучшему пониманию тайн веры и божественного Писания. |
| Александрийская огласительная школа (κατηχητικ διδασκαλιον) впервые появляется из тумана неизвестности в 80х годах II в. 228) Как уже упоминалось в предыдущей главе, школой в античности часто называли регулярное собрание учеников вокруг одного или нескольких авторитетных учителей. В этом смысле у стоического философа Эпиктета (ок. 50 – ок. 130) была школа в Никополисе Эпирском, у платоника Аммония Саккаса была школа в Александрии, подобно тому, как у Иустина Мученика была христианская школа в Риме. Зданием философской школы нередко служил частный дом, принадлежавший либо ее главе, либо одному из его влиятельных учеников. Например, древнегреческий философ Эпикур (342–270 до н.э.) приобрел дом в Афинах и нередко беседовал со своими учениками в располагавшемся около него саду. Плотин превратил частный дом некоей Гемины в пансионат для своих учеников 229) . Такое обучение было, как правило, платным, хотя в некоторых случаях плата была добровольным пожертвованием преданных и состоятельных учеников на содержание любимого учителя. Школу в смысле собрания учеников вокруг авторитетного учителя следует отличать от другого употребления слова “школа”, принятого в исторической литературе. Так, Александрийской школой часто называют определенную богословскую традицию, сформировавшуюся в Александрии и отличавшуюся от другой традиции, или “школы”, которая позднее утвердилась в Антиохии 230) . В этом смысле уместно говорить об Александрийской школе как о местной традиции толкования Священного Писания, которая не утратила своего влияния и после того, как огласительная школа перестала существовать. Хотя два различных значения слова “школа” в некоторых случаях указывают на один и тот же феномен, в этой главе слово “школа” будет употребляться в смысле собрания учеников вокруг учителя, а не в смысле богословской традиции. Первым учителем Александрийской огласительной школы был, по всей вероятности, Пантен. О том, существовала ли школа до Пантена и в каких отношениях она состояла с местными христианскими общинами, ничего определенного неизвестно 231) . Климент Александрийский , ученик Пантена, упоминает о том, как после долгих духовных скитаний он, наконец, обрел истинного учителя в лице Пантена, которого он образно называет “сицилийской пчелой”, сокрытой в Египте 232) . Можно заключить, что Пантен был родом из Сицилии. К тому времени, как Климент познакомился с ним, он уже преподавал в Александрии. |
|
|
