| Кроме этого, мы включили сюда ряд частных писем, добавляющих некоторые черты к облику святого: советы друзьям, просьбы о присылке книг, полезных в деле проповеди, письма с просьбой о молитвенной помощи и др. (27, 30, 34, 35, 46, 67, 75, 76). Отдельно стоят два первых, самых ранних письма: увещание к молодому человеку, которого Винфрид призывает изучать Священное Писание и науки (9), и пересказ видения загробного мира, которое было явлено одному монаху (10). Завершается подборка письмом епископа Милреда Вустерского, в котором он сообщает Луллу, одному из ближайших учеников архиепископа Бонифация, о смерти святого. Лучшее критическое издание писем было выполнено Михаэлем Танглем: Sancti Bonifatii et Lulli Epistolae. (Die Briefe des heiligen Bonifatius und Lullus)/Hrsg. von M. Tangl//Monumenta Germaniae Historica Epistolae selectae. T. 1. Berlin, 1916. (2. Ausgabe Berlin, 1955). Текст, установленный Танглем, использован с некоторыми исправлениями в издании, с которого делался перевод для этой книги: Bonifatii Epistulae. Willibaldi Vita Bonifatii (Briefe des Bonifatius. Willibalds Leben des Bonifatius. Nebst einigen zeitgenössischen Dokumenten)/Unter Benützung der Übersetzungen von M. Tangl und Ph. H. Külb neu bearbeitet von R. Rau. 3. unveränderte Auflage//Ausgewählte Quellen zur deutschen Gechichte des Mittelalters. Bd. IVb. Darmstadt, 1994. Для удобства пользования изданием письма, выбранные для перевода, пронумерованы заново. В скобках указана нумерация писем по изданию Тангля (эта же нумерация была воспроизведена в вышеуказанном издании Рау, с которого делался перевод). В письмах обращение к адресату может быть то в единственном числе – на «ты» (что нормально для латинского языка, независимо от статуса адресата), то во множественном – на «вы» (этот узус, особенно в отношении высокопоставленных церковных лиц и государей, в VIII веке уже существовал, но не был последовательным), причем иногда в пределах одного и того же письма. В письмах этой эпохи весьма распространены описательные выражения, заменяющие личные местоимения: величальные «твоя милость» 276 , «ваше боголюбие», «твоя ученость» и самоуничижительные «моя малость», «наше невежество» и т.п. |
| Особенного почитания икон на Западе, строго говоря, никогда не существовало, и с богословской точки зрения сама проблема воспринималась здесь совершенно иначе. Иконоборчество рассматривалось в Риме как посягательство цезарепапизма на древнюю церковную традицию, как вмешательство и без того нелюбимого императора в дела Церкви. «Отдаленной Италии император не смог навязать иконоборчество. Но для отношений между Римом и Константинополем распространившаяся в Византии ересь имела далеко идущие последствия. После опубликования иконоборческого эдикта уже невозможно было избежать долго сдерживаемого разрыва. Папа Григорий III счел необходимым осудить на Соборе византийское иконоборчество. Тогда Лев III, надежды которого привлечь папу на свою сторону не оправдались, так же как и надежды папы обратить императора на путь истины, приказал бросить легатов Григория III в тюрьму. За религиозным разделением последовало и политическое. Углубление разрыва между Константинополем и Римом и ощутимое ослабление византийских позиций в Италии стали первыми политическими последствиями иконоборчества» 82 . Недовольство римлян вмешательством императора в область вероучения отразилось на их отношении к усилению налогового гнета. Сопротивление населения этим жестким мерам было столь велико, что Павлу пришлось поплатиться за них жизнью: разъяренная толпа растерзала экзарха. Были свергнуты также императорские наместники в Неаполе и Риме. Лангобарды заняли важную крепость Сутри, защищавшую северные рубежи Рима. Подчинение Италии под власть лангобардского короля при сохранении за папой статуса высшего духовного авторитета в государстве казалось тогда очень возможным, но по разным причинам этого не произошло. Папа добился у короля Лиутпранда возвращения в качестве «дара апостолу Петру» завоеванной лангобардами крепости. Между тем Лиутпранд объединился с новым экзархом Евтихием для окончательной победы над герцогами Сполето и Беневенто, поднявшими в своих землях восстания. Вскоре – вероятно, в 729 году, – после того как мятежи были подавлены, король появился со своим войском перед воротами Рима и заодно наказал римлян, поддержавших повстанцев. Несмотря на это, Григорий II заключил с Лиутпрандом мир на достаточно выгодных условиях, при которых исключалось насилие в вопросе об иконопочитании, а также не шла речь о штрафных санкциях. Но экзарх перенес свою резиденцию в Рим, и папа должен был снова проводить лояльную по отношению к императору политику. |
| Но поскольку посвященный Богу дух не поддается на соблазны суетной мирской славы, то он начал всеми силами избегать общения с родителями и родственниками и устремлялся в своих мыслях больше на чужбину, чем к родным местам в стране своих отцов. Когда же он долгое время усердно размышлял о том, чтобы оставить отечество и родителей, то доверился в конце концов вышеупомянутому блаженной памяти отцу, открыл ему все тайны своего сердца, которые доселе были сокрыты, и постарался настоятельной просьбой подвигнуть к тому, чтобы он одобрил его намерение. Тот же, изумленный и исполненный вначале великого удивления, сперва отказал просящему, или, лучше сказать, убегающему, в испрашиваемом позволении на путешествие, чтобы охладить пыл предпринятого намерения. Но затем, поскольку попечение всесильного Бога содействовало ему во все возрастающей мере, речь просящего достигла такой силы, что он получил благословение настоятеля и братий, живших с ним по монастырским правилам, и предпринял путешествие, которого горячо желал и которое также совершил по наставлениям Господа Бога, ибо они (братия. – Иг. Е.) с готовностью предоставили ему средства, необходимые для повседневной жизни, и обращали свои молитвы о нем ко Господу с большим сердечным участием, проливая потоки слез. Вооруженный духовным снаряжением и снабженный необходимым для сей жизни, чтобы тем самым не нуждаться в средствах к той и этой жизни, он отправился с двумя или тремя братиями, которых он взял с собой, имея потребность в их телесной и духовной поддержке, и, пройдя неизмеримые расстояния страны, прибыл в радостном сопровождении верных братий в место, куда привозились товары для продажи на рынке и которое и по сей день называется старинным англосаксонским именем Люнденвич. Сделав там короткую остановку для отдыха, взошел он – редкий гость для усердных моряков – с разрешения капитана на корабль, заплатил деньги за проезд и при благоприятном ветре прибыл в Дорстет и пробыл там некоторое время, денно и нощно воздавая должное благодарение Господу Богу. |
| 56 Leges Lintprandi 723 an.: „ut nullus praesumat cummatren suam uxorem ducere, sed nec filiam, quam de sacro fonte levavit; neque filius ejus praesumam filiam illius uxorem ducere, qui eum de fonte suscepit, quia spirituales germani esse noscuntur” (P e r t z, Monumenta Germanae hisforica, Legum tom. IV, pag. 124). 57 S c h u l t e, Handbuch des katholishen Eherechts, 190. H e r m. Ios. S c h m i t z, Die Bussbücher und die Bussdiscipiin der Kirche. Mainz, 1883. S. 405. 58 См. Павлов, Номокан. при больш. требн. стр. 197, Впрочем, что касается распространения понятий: „compater» и „commater“ на отношение восприемников и восприемниц между собою, то из любопытного трактата: „Robermi Flamesburiensis summa de matrimonio et de usuris“, изданного Фридр. Шульте, Gissae, 1868, cap, XII, видно, что распространение это не было безусловно общепринятыми, на западе. Автор трактата, живший в конце XI и начале ΧI Ι в. говорвт о разных комбинациях духовного родства: „Uxor tua suscepit filium Petri de sacro fonte. Mediante uxore tua factus es compater Petri. Si mortua uxore tua Petrus contrahat cum alia, illius non eris compater, quia compaternitas non transit in tertiam personam, sed mortuo Petro non potes ejus uxorem ducere, quia tua commater est. Aliqui autem dicunt, commatres esse illas, quae filium alicujus simul de sacro fonte suscipiunt, quod non credo, quia unam post aliam ducere aliquis potest». 59 Напр. Poenit. Hubertense, c. 51 (Wasserschleben, Die Bussordnungen, стр. 384), а также Poenitentiale Merseburgense, с. 9 (ibid. p. 430). В „Reginonis De synodalibus causis et disciplinis ecclesiasticis”, c. 229 lib. II, говорится: „si quis cum commatre spirituali fuerit fornicatus, usque ad dignam poenitentiam anathemate percutiatur. Similiter si cum ea, quam de fonte suscepit“. А в кан. 197-м той же книги приводится постановление собора майнцского: „nullus proprium filiium aut filiam a fonte baptismatis suscipiat, nec filiolam, nec commatrem ducat uxorem, nec illam, cujus filium ad confirmationem ante episcopum tenuerit; ubi autem factum fuerit, separentur“. |
| В центре внимания собора был проект конституции «Pastor aeternus» [«Вечный пастырь»] о папской непогрешимости. Проект вызвал оппозицию. Возражали даже некоторые кардиналы (например, Гвиди, Шварценберг), ряд итальянских епископов, а также французы – епископы Дюпанлу и Дарбуа, немецкий историк епископ Гефеле, Майнцский епископ Кеттелер и многие другие. Епископ Орлеанский Дюпанлу опубликовал даже брошюры с возражениями против учения о непогрешимости («Послание клиру...» и «Замечания по поводу спора, поднятого вопросом о провозглашении непогрешимости на предстоящем соборе»). Одним из самых решительных критиков ультрамонтанского проекта был Иосиф Штроссмайер (1815–1905), епископ Сремско- (Сирмийско-) Боснийской епархии с кафедрой в городе Дьяково [Джаково] (Хорватия) – тогда это была Австро-Венгрия, теперь Югославия, – Штроссмайер, по происхождению немец, по симпатиям скорее славянин. Это была видная фигура. В его взглядах, которые он усиленно пропагандировал, было много такого, что его роднит с наиболее дальновидными католическими деятелями нашего времени и идеями «аджорнаменто» [букв.: обновление]. На соборе он произнес пять речей. В первой он протестовал против вынесения соборных постановлений от имени папы; добивался, чтобы постановления эти выносились от имени участников собора, как то было ранее на всех соборах, от Иерусалимского апостольского до Тридентского включительно. В последней речи (2 июня 1870 года) он говорил против учения о непогрешимости папы. Определенно известно, что эта речь Штроссмайера продолжалась два часа. Не совсем ясно обстоит дело с подлинным текстом этой речи. Текст, опубликованный тогда на итальянском языке, католики объявляют подложным. Но сравнить его с бесспорно подлинным не представляется возможным, так как заседания были секретными, речи собором не публиковались. Из чисто католических источников твердо известно одно: епископ Штроссмайер в течение двух часов доказывал несостоятельность учения об абсолютной и личной непогрешимости Римского первосвященника (absoluta et personalis infallibilitas Romani pontificis). |
| В 1745 г. Вольтер послал одну свою поэму вместе с почтительнейшим письмом кардиналу Кверини. Кверини, тронутый такой вежливостью, не только отвечал автору, но и велел перевести поэму на латинский язык и напечатать. В письме к иезуитам, написанном по этому поводу, Кверини именует Вольтера «прекрасным пророком», «превосходнейшим», даже «божественным поэтом». Ультрамонтанские писатели высокого мнения о значении и важности индекса и деятельности индекс-конгрегации. Они стараются уверить себя и других, что это дело в высшей степени полезное и нимало не стесняющее научной деятельности. В майнцском «Католике» за 1868 г. по этому поводу говорится следующее: «Индекс имеет все значение, это суд авторитета веры над приватной наукой. Это знамя непогрешимой истины. Мы не разделяем опасения, что будто индекс препятствует исследованиям католических ученых. Если проследим историю индекса, то, несмотря на случайность, которая иногда руководила им, мы признаем в нем истинно универсальный регулятор науки; и несмотря на его лаконическую краткость, индекс является красноречивейшим наставником теологии». В таком же роде отзывался Люсонский епископ Белье во Франции, в шестидесятых годах. Он писал: «Индекс не заключает в себе ни одной книги, запрещение которой не было бы мотивировано на основании общих правил. Индекс есть книга, в которой более или менее выразительно указаны все заблуждения, которые дух ереси и схизмы пытается провести при помощи вредных книг, начиная от времен апостольских до славного папствования Пия IX, – это есть книга, которая для всех образованных людей служит как бы морской картой, на которой надежной и знающей рукой указаны все без исключения подводные камни, находящиеся в безграничных морях». «Индекс, – говорит он еще, – есть несравненный Meisterstück мудрости. Благодаря ему вы знаете, какую книгу должно читать, а какую не должно. Между всеми критико-библиографическими книгами самой полезной, самой достопочтенной и самой авторитетной нужно считать книгу индекса. Она, эта последняя, поправляет все другие, она может заменить многие другие, а самое ее ничем заменить невозможно. Она должна находиться в каждой библиотеке. Биографы, критики и библиофилы при всяком встречающемся случае с уважением должны приводить решения и запрещения, находящиеся в этой книге». Епископ Нимский Плантье в великопостном пастырском послании в 1857 г. называет индекс-конгрегацию «престолом здравого смысла, магистратурой истины, трибуналом, перед которым открывается истинная философия». |
| Поскольку среди раввинов были приняты эндогамные браки, все они так или иначе приходились друг другу родственниками. Хотя раввины пользовались огромным авторитетом, они не были единоличными руководителями общин. Из знатных раввинских семейств обычно назначался архисинагог (парнас), а из числа наиболее уважаемых лиц составлялись выборные советы (кагалы). Власть кагала сначала была довольно ограниченной. Руководители общины не хотели допустить вмешательства местных и государственной властей во внутренние дела еврейской общины, а потому стремились ввести принцип коллективной ответственности и скрепить общину взаимными клятвами ( Finkelstein. 1924). Поскольку условия жизни в герм. землях значительно отличались от условий жизни общин в Вавилонии, местные раввины вынуждены были прибегать к галахическим нововведениям, к-рые получили название «такканот» ( установления). Самые значимые для ашкеназов такканот были установлены Гершомом бен Йехудой по прозвищу Меор ха-Гола (Свет изгнания) (ок. 960-1028). Он происходил из Меца, учился в Майнце, а потом преподавал Талмуд в Вормсе. По его инициативе в Меце было принято 25 такканот (о запрете полигамии и левиратного брака, разводе, тайне переписки, переходе крещеных евреев обратно в иудаизм и др.). В этот период начинает развиваться лексикография и появились первые глоссы к Талмуду. Пояснения к тексту Талмуда обычно записывались в тетради кунтресим (букв.- развороты кодекса). В XI в. были составлены т. н. Майнцская и Вормсская тетради, к-рые послужили основой для работы Раши. Шломо бар Ицхак, известный по акрониму Раши (1040 - ок. 1105), род. в Труа (Шампань), учился в Майнце и Вормсе, но потом вернулся в родной город, где основал собственную школу. При этом у него сохранились связи с герм. иешивами, поскольку он породнился с семейством Гершома Майнцского. С деятельности Раши начинается новая страница не только в истории изучения Талмуда, но и в истории евр. библейской экзегезы. Составленное им толкование на Свящ. Писание стало базовым для иудейской традиции. |
| Наконец, мы прибыли в Майнц. На другой день я побежал осматривать Майнцский собор, драгоценный памятник X века романской архитектуры, и накупивши себе на память рейнских видов, отправился по железной дороге во Франкфурт, а оттуда в дилижансе в Киссинген – место, назначенное для моего лечения. В Киссингене я пробыл пять недель, аккуратно пивши «Рагоцци» и «Пандура» и каждый день принимая ванну. Несмотря на убийственную скуку – неразлучную спутницу немецких водяных лечений, я насколько можно разнообразил свою жизнь прогулками по обширному и прекрасному лесу, окружающему холмистые окрестности Киссингена. По истечении срока лечения отправился я снова во Франкфурт, где сошелся снова с доктором Стефани, с которым расстался еще в Стокгольме, и вместе с ним поехал в Париж. Там пробыл я около месяца, каждый день без устали осматривая всякого рода достопримечательности. Я не стану распространяться о своем пребывании в Париже, так как все виденное мною было сто раз описано и многим из читателей известно по личному опыту. В последних числах июля расстался я снова с Стефани, который направил путь свой в Швейцарию, условившись съехаться со мною в определенный срок в Люцерне, а я отправился для морских купаний в Дьепп. Проезжая через Руан, я не утерпел, чтобы не выйти из вагона и не остаться здесь на полдня, осмотрел город и между прочим площадь, на которой некогда происходило сожжение Орлеанской девы. Оттуда я приехал в Дьепп. Этот небольшой городок живет почти исключительно купающимися, так что большинство домов круглый год стоят пустыми и отдаются только на время купального сезона, продолжающегося какой-нибудь месяц с небольшим. Купанье в море здесь хорошо, но каменистое дно у берега и сильный прибой волн океана часто заставляют приостанавливать купанье, что возвещается снятием флага. Здесь встретил я несколько русских, подобно мне приехавших пользоваться морскою водою, и с некоторыми познакомился. Пробыв в Дьеппе месяц, я уехал снова в Париж, где обратился к одному окулисту, который напугал меня тем же, чем и русские врачи. |
| Между тем и положение дел в Сирии требовало серьезного внимания. По смерти Саладина (1193) начавшиеся в его семье раздоры отвлекли силы мусульман к внутренней войне. Брат Саладина, Алмелик Аладиль, воспользовался начавшимися смутами и соединил под своею властью Египет, Сирию и Месопотамию, получив от халифа титул «король королей». С этим вместе против слабых и разрозненных христианских княжеств выступила вновь организованная сила, руководимая умным политиком и храбрым вождем. Титулярным королем Иерусалима был Генрих, граф Шампани, владевший береговой полосой от Яффы до Тира и имевший в своем распоряжении небольшие отряды иерусалимских рыцарей да тех крестоносцев, каких выставляли итальянские торговые республики. В Антиохии и Триполи правил один дом, так как с прекращением тулузского дома в Триполи (1187 г.) оба княжества соединились под властью Боэмунда III Антиохийского. Но вместе с тем для обоих княжеств народился соперник в соседственной Киликии. Здесь возвысился армянский владетельный дом в лице князя Льва II, который обращением своим к римскому обряду создал себе на Востоке исключительное положение и расширил область своего политического влияния на соседние страны. Усвоив себе западноевропейские учреждения и обычаи, Лев II преобразовал свое княжество на франкский образец и ввел у себя феодальное устройство. Вследствие чего на службе у него появляются западные рыцари, тамплиеры и иоанниты, а итальянские купцы охотно стремились в его княжество со своими товарами и заводили у него фактории. Словом, франкское влияние нашло в князе Льве II ревностного поборника и защитника, а для деятельности крестоносцев открылось в его землях широкое и почетное поле. Особенно обмен влияний увеличился с тех пор, когда Лев II женился на дочери антиохийского князя, а антиохийский князь женил своего наследника Раймунда на племяннице Льва. От этого последнего брака произошел Рувим, будущий князь армянской Киликии и соседних областей, имевший законные притязания на господство в Антиохии. Политика Льва II, несомненно, отличалась большим умом, и не без основания сравнивают его с героем первого похода Боэмундом Сицилийским; как тот, так и другой давали большое место армянскому элементу в европейском предприятии ослабить мусульманство и дать преобладание на Востоке христианам. На Западе вполне оценили политику Льва II: папа Целестин III дал согласие на возведение армянского князя в королевское достоинство, а император Генрих VI обещал короновать его, когда прибудет на Восток, что и исполнено было в 1198 г., когда архиепископ Конрад Майнцский венчал Льва II королевским венцом. |
| пытался решить теологические антиномии. Эти антиномии, по его убеждению, проистекали из неверных представлений о субстанции; именно в этот период Л. впервые высказал мнение, что субстанциями в строгом смысле следует признавать лишь духовные сущности, т. е. «умы»; относящиеся к учению о субстанции философские и богословские проблемы он предложил решать с помощью анализа отношения между бестелесными духовными субстанциями и телами, к-рые в действительности не являются субстанциями. В заметках «О единстве Римской Церкви» (De Unitate Ecclesiae Romanae; изд.: Ibid. S. 547-548) и «О судье в религиозных спорах» (Commentatiuncula de Judice Controversiarum; изд.: Ibid. S. 548-559) Л. разбирал вопросы о церковной власти и церковной юрисдикции; не отвергая прямо католич. учения о примате Римского папы, он предлагал аргументы в пользу того, что подлинным авторитетом в области теологии следует признавать не некую внешнюю церковную инстанцию, но «абстрактное правильное мышление» (recta ratio in abstracto), т. е. объективное философское сознание, носителями которого являются люди, руководствующиеся в своих рассуждениях строгими правилами философской логики. Развитие Л. как метафизика в майнцский период засвидетельствовано в неск. сочинениях, к-рые преимущественно имеют философско-теологический характер. Наиболее важным из них является небольшой трактат «Свидетельство природы против атеистов» (Confessio Naturae contra Atheistas; 1-е изд.: 1669; переизд.: Leibniz. SSB. R. 6. Bd. 1. S. 489-493; рус. перевод: Соч. Т. 1. С. 78-84), в котором Л. вновь обратился к тематике доказательства бытия Божия, а также предпринял попытку построить доказательство бессмертия души. К этому времени Л. внимательно изучил материалистическую систему Гоббса, к-рый упоминается в сочинении и является основным оппонентом Л. Соглашаясь с приверженцами материализма и атеизма в том, что мн. телесные явления природы могут быть объяснены физически и механически без привлечения учения о Боге, Л. вместе с тем указывает, что анализ природы тела не может дать ответа на вопрос о началах или об основаниях его первичных свойств - величины, фигуры и движения. |
|
|
