| С радостью принял его Г. Сент-Альбан, как последнее доказательство законности своихъ действий, и тотчас оттиснул 500 экземпляров, составленного им исповедания веры, рассылая их и русским, и французам, кому имел возможность и случай. Честь имею приложить при сем письме один экземпляр для Вашего П-ва. Оставалось приступить к богослужению, но вдруг является комиссар полиции с запрещением не только совершать богослужение, но и проповедовать и иметь какое-нибудь собрание. «Вы нас обманули, сказал комиссар полиции С-т Альбану, представляя Ваше дело чисто религиозным. Вводя во Францию исповедание Восточное, Вы рассчитываете на помощь и покровительство России? Тщетно возражал С-т Альбан со свойственной ему смелостью, что полиция воображает ложные страхи и подозрения, по которым она не имеет права запрещать дела истинного и законного; полицейский комиссар угрожал тюрьмой в случае непослушания. На такие доказательства нельзя не согласиться, и С-т Альбан принужден со слезами оставить свои предположения: эти добрые слезы оросили пол моей квартиры. Но бодрость и благодушие не оставили обиженного. В Париже по делам торговым и для образования живет множество греков, которые своей Церкви не имеют, а нашим славянским богослужением не довольствуются, так как его не понимают, – их-то и убедил С-т Альбан принять его к себе священником и слушать богослужение на французском языке – дело законное: кто может запретить грекам слушать богослужение на каком им угодно языке? Полиция опять дала знать Г. Альбану, что связь его с греками есть продолжение уже запрещенных планов, что он может совершать богослужение для греков только на греческом языке. Встретив препятствие и здесь, С-т Альбан вознамерился доказать, что он ищет общения не с Россией, в частности, но с православным Востоком, и с этой целью хочет вступить в сношения с Патриархом Константинопольским. Однако же эти неприятности утомили Г. Альбана, и, кажется, подействовали на его приверженцев, коих число стало уменьшаться. По этой же, можно полагать, причине и викарий парижского клира Fereaud-Robernier ничего не сделал по своим предположениям, но и не оставил их. |
| Однако Альбан исповедовал Истинного Живого Бога. Он поклонялся настоящему Богу, а не языческим богам и богиням, которые вмешиваются в человеческие дела, особенно когда человека охватывает какая-либо страсть, будь то гордыня, жадность, похоть и так далее. Будучи на самом деле бесами, эти языческие «боги», воплощающие человеческие страсти, делают всё для вечной погибели человечества. Они никогда не жертвуют собой ради человеческого рода, а лишь используют людей в своих целях, как паразиты. Эти демоны – мертвые «боги», боги смерти, в отличие от Бога Жизни. Настоящий Живой Бог Своей смертью победил смерть, принес Себя в жертву и тем самым доказал, что Он не только Бог Жизни, Податель жизни, но и что Он любит человечество – Он источник любви. «Творцу всяческих» Человек поставил себя на место Бога – и заменил созидание разрушением После мрачной эпохи «Просвещения» XVIII века с его идеей далекого Бога, совсем не вмешивающегося в дела людей и дающего им независимость и свободу безнаказанно творить любые грехи, практически весь XIX век на Западе был посвящен отрицанию и отвержению вышесказанного. Здесь всесильный (а не слабый) человек создает «ницшеанского» воображаемого бога, который настолько слаб, что позволяет себе бесславную смерть на кресте. Человек «присвоил» себе созидательную силу Бога, и последствия не заставили себя долго ждать в XX веке – две разрушительные мировые войны, концентрационные лагеря, ядерные бомбы и настоящий детский холокост, называемый абортами. По существу в наше время человек поставил себя на место Бога, заменил созидание разрушением. Люди вернулись к идолопоклонству и поставили на место безгрешного Творца грешное творение. Это идолопоклонство, то есть отвержение Истинного Живого Бога, Творца всяческих, Которого исповедовал в своих последних словах святой Альбан, привело к возникновению так называемой ереси «самосотворения». Будучи далекой от таких невинных, вдохновленных Богом изобретений, как колесо, лодка, плуг или ветряная мельница, ересь «самосотворения» привела не только к созданию вредных для здоровья изобретений Индустриальной революции, отравивших человеческую жизнь, землю, моря и воздух (что сегодня можно наблюдать, например, в Китае), и не только к появлению по научению сатаны смертельных механизмов, убивающих и калечащих людей, таких как пулемет «Максим», отравляющий газ, напалм и кассетная бомба. Эта ересь привела еще и к появлению возможности для человека глубоко вмешиваться в химические элементы и генетический код жизни, о чем было сказано в пророчествах. Эти вмешательства позволят создавать чудовищных монстров и получать отравленные продукты питания, в результате чего в апокалипсисе погибнет вся планета и жизнь на ней. |
| Ввиду того что сведения об И. и А. весьма немногочисленны, трудно установить, когда святые приняли мученическую кончину. Сведения Гильды о том, что Альбан, И. и А. пострадали в нач. IV в., противоречат свидетельству Евсевия Кесарийского и Лактанция ( Euseb. Vita Const. I 13-18; Lactantius. De mort. persecut. VIII 7; XV 7). Эти авторы утверждали, что в зап. части Римской империи гонение было не столь кровавым, как на Востоке, а в Галлии и Британии, к-рыми управляли Констанций I Хлор (293-306) и Константин I Великий (306-337), христиан не предавали смерти (см.: Sainte-Croix G., de. Aspects of the «Great» Persecution//The Harvard Theological Rev. Camb., 1954. Vol. 47. P. 84-96). В Туринской версии Мученичества св. Альбана (VI в.?) сообщается, что святой пострадал при имп. Септимии Севере (193-211). Исследователи указывали на то обстоятельство, что Гильда скорее всего не знал точной даты кончины св. Альбана и приведенная им датировка является условной. Высказывались также предположения, что Альбан мученически скончался в правление имп. Деция (249-251) или Валериана (253-260) (см.: Thomas. 1981. P. 48-50; Гильда Премудрый. 2003. С. 249-250). Нет оснований полагать, что Альбан, И. и А. пострадали в одно время, поэтому определение даты гибели И. и А. невозможно. Среди исследователей нет единства и в вопросе о месте мученической смерти и погребения И. и А. Делались попытки отождествить упомянутый Гильдой и Бедой «Город легионов» (Legionum urbs) с г. Дева (ныне Честер), где в эпоху рим. владычества находилась ставка XX легиона (Legio XX Adiutrix), или с г. Эбурак (ныне Йорк), местом расположения VI легиона (Legio VI Victrix) ( Field P. J. C. Gildas and the City of the Legions//The Heroic Age. Belville, 1999. Vol. 1; [Электр. ресурс]). Однако большинство исследователей отождествляют «Город легионов» с рим. крепостью Иска Августа (на месте совр. сел. Карлион близ г. Ньюпорт, Уэльс). С I в. здесь размещалась ставка 2-го легиона (Legio II Augusta), это событие отражено в названии сел. Карлион (валлийское Caerllion - крепость легиона). Так, по мнению Р. Шарпа, И. и А. пострадали ранее кон. III в., т. к. в это время Иска Августа была заброшена. |
| «В подателе сего письма Вы узнаете Г. Тирьона, который отправляется на жительство в Россию на неопределенное время. Положительной и определенной цели он себе не предположил; но у него есть цель отрицательная – избежать неприятностей со стороны своихъ родственников, которые принуждают его искать места римско-католического священника (Тирьон не открыл им своего обращения в восточную католическую веру из опасения потерять какое-то наследство), и не любят его будто бы за то, что он защищает Россию. Между тем он думает найти себе в России какое-нибудь дело по переводам, по обучению детей и т. п., а со временем возвратиться в Париж для действия в пользу православия. Успеха в сем последнем, надобно сказать откровенно, я не ожидаю от Г. Тирьона, как уже это доказано долговременное бесполезное пребывание его в Париже; для успешных действий в сем случае, нужно более ума, убеждения и решительности, чем сколько имеет их Г. Тирьон. С-т Альбан несколько испортил дело поспешностью и горячностью, а Тирьон не принимался за дело. Но утешительно думать о нашей Св. Церкви то, что случилось в жизни патриарха Авраама: он прежде имел Исмаила, а после – Исаака!.. Впрочем, нельзя сказать, чтобы Тирьон был совершенно бесполезен в Париже; потому что он доставил случай русским и некоторым французам имеет Св. Литургию Златоуста на французском языке; был видимым доказательством превосходства православной веры перед римской, так что русские при мысли о нем торжествовали, а французы задумывались; наконец, он был поводом для здешних священников нашего посольства утверждать начала православия по поводу разговора о Г. Тирьоне. Ценя сего священника издали, русские не любили его вблизи за его грубые манеры, простоту слова и всегдашнее домогательство средств для жизни. Неправ или, лучше сказать, неблагоразумен в этом случае Г. Тирьон; но более виноваты в своей холодности наши соотечественники. Как бы то ни было, а он ни на что не может употребить себя в Париже, ни даже на спокойную благочестивую жизнь; потому что нашего богослужения он никогда не посещал. Поездка его в Россию состоялась не вследствие зрело обдуманного плана, а просто представившегося удобного случая быть в России. Но он все лично объяснит Вашему П-ву. Г. С-т Альбан в Бирмингеме, куда он, по всей вероятности, привлечен известным движением в Англии в пользу православия; определенного ничего о нем не знаю. |
| Причину всех смут и неприятностей Г. Альбан возлагает на Г. Тирьона, который будто бы известил архиепископа Парижского обо всех обстоятельствах и успехах С-т Альбана с преувеличением, и писал об этом же в полицию. Для архиепископа и полиции довольно одних подозрений, чтобы взяться за дело с большим жаром. Папа успешными преобразованиями в своих владениях и подаваемыми надеждами дает римскому католичеству больше весу во Франции, а сильное покровительство престарелой благочестивой французской королевы поддерживает дух нетерпимости в здешнем духовенстве. Вот обстоятельства и действования несчастных первенцев православной церкви из французов! Впрочем, ни духовенство, ни журналы, ни полиция не сказали по этому случаю ни одного обидного слова о России: говорили, что С-т Альбан ищет России, а не Россия С-т Альбана. Тирьона я не видел уже месяца два с половиной. Королева Нидерландская снизошла на просьбу о. протоиерея, отказалась беспокоить его перемещением в Гагу: я очень рад этому и за него, и за себя. Жаль только, что о. протоиерей не разделяет во многом моих мыслей, впрочем, это не препятствует добрым нашим отношениям. О. диакон Судакевич замедлил в Германии по болезни; приезд его обрадовал меня и русских, которые с нетерпением его ожидали. Особенно приятно то, что он с понятиями и образованием и способен помогать священнику не только при священнослужении, но и в других случаях. Он еще ни разу не служил: время, труд и наставление могут из него образовать достойного служителя церкви. Я, со своей стороны, из благодарности, покорности и уважения к Вашему П-ву и из любви к моему товарищу употреблю все средства к его усовершенствованию. О дальнейшем буду иметь честь доносить. 12 генваря 1847 г.» Письмо 5 «В последнем моем письме, посланном в генваре с Г. Рюминым, я имел честь описать Вашему П-ву печальный оборот дел Г. Альбана; с тех пор я его не видел, и ничего не мог узнать о нем от других – удивительно, куда он делся! Г. Тирьон живет здесь в бедности (на хлебе у своего брата дворника) и без всякой пользы для православия, которого он не поддерживает ни словом, ни делом. |
| Когда его вели на казнь, он подошел к быстрой реке, протекавшей между городской стеной и где предстояло ему пострадать, и увидел там великое множество людей обоего пола и всех званий и возрастов, которые сошлись-без сомнения, по промыслу Божьему,-чтобы лицезреть блаженнейшего исповедника и мученика. Они так заполнили мост, что в тот вечер его едва можно было перейти. Там собрались почти все, и судья остался в городе один, без помощников. Святой Альбан, горячо желая как можно скорее принять муки, спустился к реке и возвел глаза к небу. Тотчас же дно реки обнажилось в том самом месте, и он увидел, что воды расступились и дали ему дорогу. Среди тех, кто наблюдал это, был и палач, посланный его казнить. Движимый Божьим вразумлением, он поспешил к святому, когда тот шел к месту казни, отбросил бывший у него с собой меч и простерся перед ним, громко возглашая, что готов сам принять смерть вместе с мучеником или даже вместо него. И вот, когда он из преследователя истинной веры превратился в ее сподвижника, а прочие палачи медлили, не решаясь подобрать лежавший на земле меч, преподобнейший исповедник Божий в сопровождении толпы поднялся на холм. Холм этот, густо поросший дикими цветами всех видов, находился в пятистах шагах от арены. Он не был ни крутым, ни обрывистым, но сама природа снабдила его гладкими пологими склонами, плавно спускавшимися к равнине. Давно он готовил свою красу к тому, чтобы принять кровь блаженного мученика. Дойдя до вершины холма, святой Альбан попросил Господа ниспослать ему воду, и тотчас же неиссякаемый источник брызнул от самых его ног, чтобы все видели, что и вода служит мученику. Ведь не могло случиться, чтобы святой, не оставив воды в реке, пожелал бы ее появления на вершине холма, если бы не имел в этом нужды. Река же, выполнив свою службу, вернулась в прежнее русло, но осталась свидетельницей деяний святого. И на том самом месте славный мученик был обезглавлен и принял венец жизни, обещанный Богом любящим Но тому, кто вознес нечестивую руку на шею благочестивого, не довелось порадоваться его смерти, ибо глаза его упали на землю вместе с головой блаженного |
| Латинские сказания в прозе отличаются некоторыми частностями от латинского стихотворения 45 . На месте Тита поставлен Тиверий. Женщина названа прямо Вероникой и притом отождествляется с кровоточивой. Иначе описываются приключения посла Пилатова (в одной рукописи он назван послом Ирода); этот посол называется по имени и притом различно в двух рукописях. Посол Тиверий в обоих называется одним именем – Альбан. Есть еще отрывки из потерянного верхне-германского стихотворения; но они мало понятны 46 . 8 . Сказание, известное из «Золотой легенды» (лат. Legenda Aurea). Автор легенды Iacob Voragine (доминиканский богослов Иаков Ворагинский (Якопо да Варацце)) умер в 1298 г., а потому она относится к концу 13-го ст. Сначала рассказывается о том, что римский император Тиверий был болен, что он послал Волусиана в Иерусалим за Христом, что Пилат очень испугался, так как Иисус был им умерщвлен, и потому послал к императору посольство, – что Вероника сказала Волусиану, когда тот жаловался ей на невозможность исполнить поручение императора: «...Когда Господь мой ходил и проповедывал, я желала иметь для себя Его изображение, чтобы иметь для себя утешение, когда Его не будет. Когда я несла живописцу мое льняное полотно, встретился со мною Спаситель; узнавши мое намерение, потребовал у меня полотно и отдал мне его обратно с изображением Всечестнаго Своего лика. Если император посмотрит на это изображение с благоговением, то тотчас же получит исцеление». Затем рассказывается об отъезде Волусиана с изображением Спасителя и Вероникой в Рим и об исцелении Тиверия 47 . Все это рассказывается в 51-ой гл, в связи с описанием страданий Христовых. В главе же 63-ей содержится другой рассказ о разрушении Иерусалима, тут, впрочем, ничего не говорится ни о Веронике, ни о Нерукотворенном Образе, а рассказывается о посольстве Пилата к Тиверию с целью умилостивить императора за смерть Христа, о приключениях посла Пилатова, ехавшего в Галатию, где царствовал подчиненный Тиверию Веспасиан, об исцелении Веспасиана от болезни (на носу множество ос, unde et a vespis Vespasianas dicebatur) по вере в Иисуса из Назарета, о путешествии Веспасина в Рим с целью испросить позволение у Тиверия разрушить Иерусалим. |
| – Борис Аркадьевич, но это, опять-таки, вопрос вкуса. А вкус прививается с детства. Я согласен с вами, что впечатления детства и детские опыты, и гены, и родители, которые приобщали к книге, и бабушки, которые рассказывали сказки, – это очень важно. Я тоже вспоминаю пятитомник Пушкина (издание Венгерова, «Библиотека великих писателей»), который сопровождал нас в детстве. Папа пожертвовал им для нас, хотя мы и порвали эти калечки на иллюстрациях и помяли некоторые страницы – но все это было! А сегодня мы даже не можем себе представить, как живут современные дети. Они задавлены электронной информацией, у них какие-то совершенно ненормальные игрушки. Впечатления негативные, которые они получают из телевизора, компьютера… Они живут в совершенно ином мире, могут ли они прикоснуться к чему-то большему и как-то выстроить свой духовный мир, чтобы потом уже различать добро и зло? – Расскажу вот о чем. С 1980 года я стал выездным и очень много ездил. Жил, например, во Франции и работал там для издательств. Андерсен у меня в «Помэ», «Сей», «Байяр-Пресс», «Альбан-Мишель» и других французских издательствах состоялся… Вообще весь мир – он очень контактный. Люди удивительные. Я у Марии-Элен дель Валль всегда имел отдельную комнату – она была главным редактором прекрасного журнала «Пом д’Апи» для детей («Байяр-Пресс»), мы туда делали рисунки. Они с удовольствием сотрудничают с бывшими советскими художниками. Так вот, у нее трое детей, у каждого ребенка по комнате (они тогда нормально жили, по сравнению с нашей жизнью). Но никто из родителей в личную жизнь детей не вмешивался. У тех свои библиотеки, свои электронные носители. Но они – нормальные дети, они хотят быть умными, они вообще хотят кем-то быть. Например, младший ее сын рисовал комиксы, о которых мы тогда понятия не имели, и рисовал довольно талантливо. Не важно, будет он художником или не будет, но он с детства уже приучен к труду, потому что родители работают. Мне кажется, после тяжелой семидесятилетней неправильной жизни, где какие-то были диктаты, где нами командовали и больше всего боялись проявлений личностного, мы должны вернуться сами к себе. И в этом должны помогать нам какие-то общественные формирования. Я, например, знаю, что при Общественной библиотеке существует масса кружков, там прекрасно живут дети (я могу назвать множество подобных адресов), но ведь родители тоже должны что-то делать для детей, а не, наплевав на них, отдавать на растерзание улицы. А там уж и электронные носители могут использоваться со всей дурнотой: это некий пошлый механизм передачи «всего, что есть». А «все, что есть», не нужно человеку… |
| Пратасову S-t Albain писал, что с ходатайством о присоединении к Восточной Церкви он обращался к находящемуся в Венеции Архиепископу Венедикту Кралевичу, который сообщил о сем Патриарху Константинопольскому. По получении от Архиепископа Кралевича ответа о присоединении его, S-t Albain’a, к православию, Альбан открыл в Париже на Rue Montaigne 32 небольшую каплицу, в которой наставлял неофитов в догматах Восточной Церкви, но для совершения богослужения в каплице ему необходимо было иметь антиминс, почему S-t Albain и просил гр. Пратасова о присылке ему такового. Гр. Пратасов отнесся подозрительно к сообщению S-t Albain’a и написал к Канцлеру гр. Нессельроде, что находит необходимым через нашего посланника в Париже сообщить S-t Albain’y, что, т. к. он присоединен к православию Архиепископом Кралевичем, то и должен у него, как у своего архипастыря, просить разрешения в своихъ духовных нуждах, и что начальство Российской Церкви почитает правилом не вмешиваться в дела иностранных государств. Обо всем вышеизложенном гр. Пратасов довел до сведения Государя. На всеподданнейшем докладе Государь собственноручно написал: «справедливо; дело это весьма странно и хорошо бы поручить Г. Киселеву из-под руки за ним наблюдать и доносить, кто послушники его» 23 июня 1846 г. Почти в это же самое время прот. И.Васильев писал К.С.Сербиновичу: «Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Константин Степанович! 2 В первой половине прошедшего месяца один расположенный к нашей Церкви французский аббат Saint Albain привел ко мне в квартиру еврея, Кальмара по имени, желающего креститься в православную веру. С этой просьбой они обращались к о. протоиерею Вершинскому 3 ; но он, по намерению своему скоро возвратиться в Россию, отослал их ко мне. Отказать доброму труду аббата и спасительному намерению Кальмара невозможно; приступить прямо к делу неблагоразумно, тем более что о. протоиерей устранил себя от этого. По нашим церковным постановлениям можно совершать крещение над евреями без позволения епископа только в случае крайней нужды; иначе ищущий крещения подает прошение епископу, и от него получает разрешение и указание на священника, долженствующего совершить таинство Св. |
| Ты это можешь! Отдай ее мне, а я отдам тебе свою кровь. Если же ты не захочешь сделать это для меня, сделай для нее. Она тебя любит, на тебя уповает. Ты обещаешь жизнь после смерти и блаженство, но посмертное блаженство не уйдет от нас, а она еще не хочет умирать. Дай ей пожить. Возьми ее на руки и вынеси из Рима. Ты можешь, стоит только тебе захотеть…» Тут он запнулся, почувствовав, что дальше молитва может перейти в угрозу; он побоялся оскорбить бога в минуту, когда более всего нуждался в его сострадании и милосердии. Сама мысль об этом испугала Виниция, и, чтобы отогнать даже тень угрозы, он снова принялся хлестать коня — стены Ариции, расположенной на полпути к Риму, уже белели перед ним в лунном сиянии. Во весь опор промчался он мимо храма Меркурия, стоявшего в пригородной роще. Здесь, видимо, уже знали о бедствии — возле храма было необычное движение. Пролетая мимо, Виниций заметил на ступенях и между колоннами группы людей с факелами, ищущих защиты в святилище. Дорога тоже не была теперь такой пустынной, как сразу за Ардеей. Множество людей направлялось в рощу боковыми тропинками, но и на главной дороге толпились встревоженные кучки, поспешно расступавшиеся перед неистово скачущим всадником. Из города доносился гул голосов. Виниций бурей ворвался в город, сбил с ног нескольких человек. И сразу его оглушили крики: «Рим горит! Город в огне! Боги, спасите Рим!» Но вот конь споткнулся и, удерживаемый мощной рукой, осел на задние ноги перед постоялым двором, где Виниций держал другого на смену. Рабы, будто ожидая его приезда, стояли у ворот и, по его приказанию, бросились наперегонки выводить свежую лошадь. А Виниций, заметив отряд из десяти конных преторианцев, видимо, направлявшихся с вестями из города в Анций, подбежал к ним. — Какая часть города горит? — спросил он. — Кто ты? — в свою очередь, спросил командир десятки. — Виниций, военный трибун и августиан! Отвечай, если тебе дорога твоя голова! — Пожар начался в лавках возле Большого Цирка. Когда нас отправили, в огне был центр города. — А Заречье? — Туда пламя еще не дошло, но распространяется оно быстро и захватывает все новые участки. Люди погибают от огня и от дыма, спасать невозможно. В этот миг Виницию подвели нового коня. Молодой трибун вскочил на него и поскакал дальше. Теперь он направлялся к Альбану, оставляя по правую руку Альбалонгу с ее дивным озером. От Ариции дорога шла под уклон к подошве горы, которая совершенно закрывала горизонт и лежавший по другую сторону Альбан. Но Виниций знал, что, когда он доберется до вершины, то увидит не только Бовиллы и Устрин, где его ждали свежие лошади, но также Рим, — за Альбаном, по обе стороны Аппиевой дороги, расстилалась низменность Кампании, где виднелись лишь тянувшиеся к городу аркады акведуков и уже ничто не заслоняло горизонт. |
|
|
