| Сложным, многомерным человеком был отец Алипий. Он умер 12 марта 1975 года на Сырной седмице, о чем в Псково-Печерском монастыре известили ударами большого колокола. Шестьдесят один год жития земного, из которых 25 лет составило житие монашеское, были удостоены и радостями духовными, и великими печалями. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 10 февраля, 2015 5 декабря, 2014 6 марта, 2020 28 октября, 2018 7 ноября, 2016 5 ноября, 2015 18 июля, 2015 12 мая, 2015 5 апреля, 2015 10 февраля, 2015 5 декабря, 2014 6 марта, 2020 28 октября, 2018 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) Главный редактор: Данилова А.А. Адрес электронной почты редакции: info@pravmir.ru Телефон: +7 929 952 59 99 Чтобы связаться с редакцией или сообщить обо всех замеченных ошибках, воспользуйтесь формой обратной связи . Републикация материалов сайта в печатных изданиях (книгах, прессе) возможна только с письменного разрешения редакции. |
| – Выслушай лучше, – говорю я, – сведенья об академиках; потому что иначе, занятый своими метрами, ты будешь не только в пище, но и в вопросах без метра. Если же я что-либо скрою в пользу своего мнения, пусть уличит меня Алипий. – С твоей стороны нужна полная добросовестность, – заметил Алипий, – потому что если бы пришлось опасаться, что ты что-нибудь скроешь, то мне с трудом удалось бы уличить того, кто меня всему этому и обучил. Кроме того, я нисколько не сомневаюсь, что побуждения к раскрытию истины лежат для тебя не в желании победы, а в сердце твоем. 5. – Поступлю добросовестно, – говорю я, – так как ты вправе этого требовать. Академики полагают, что человек не может достигнуть познания только тех вещей, которые относятся к области философии (Карнеад утверждал, что об остальном он не заботится); тем не менее, человек может быть мудрым, и все дело мудрого они (как и ты, Лиценций, утверждал в прежней речи) видели в изыскании истины. Отсюда следовало, что мудрый не доверяет ничему: ибо он необходимо заблуждался бы (что со стороны мудрого преступно), если бы доверял вещам сомнительным. А что все сомнительно, они не только говорили, но и подтверждали многочисленными доказательствами. Положение, что истины постигнуть нельзя, они вывели из известного определения стоика Зенона, что за истину можно принять то, что так воспринялось душою оттуда, откуда было, как не могло воприняться оттуда, откуда не было. Короче и яснее это выражается так: истина может быть познаваема по тем признакам, каковых не может иметь то, что ложно. Они употребили все свои усилия, чтобы доказать, что распознать это решительно невозможно. Отсюда и выдвинуты были в защиту подобного учения разногласия философов, обманы чувств, сны и галлюцинации, всевозможные софизмы. А так как от того же Зенона они узнали, что нет ничего более недостойного, чем мнение, то и построили весьма лукаво такое положение: если де познать ничего нельзя, а мнение весьма недостойно, то мудрый ничего никогда не станет утверждать. |
| Ведь если бы сам фокусник не знал, как обмануть зрителя, или если бы другие считали, что он не знает этого, то обманщику никто и не рукоплескал бы. И если кто-либо из толпы уличит его, то считает себя заслуживающим большей похвалы, чем он, и ни за что иное, как за то, что не дал себя обмануть. А если уличат его многие, то не его уже хвалят, а смеются над остальными, которые не смогли разгадать его фокусов. Итак, победа достанется знанию, искусству и постижению истины» (De vera relig. 49, 94). Так же и искусство комедии забавляет и смешит нас до тех пор, «пока мы знаем, подражание какой истине в нем осмеивается». Однако сама истина забывается, «ложные призраки» искусства заслоняют ее, выдавая себя за истину и превращаясь в крепкие путы для человеческого разума, стремящегося к истине (49, 95). Нет спасения тогда душе человеческой, ибо увлекается она идолами искусства «в поток кипящей смолы, в свирепый водоворот черных страстей» (Conf. III, 2, 3). В «Исповеди» Августин красочно описывает, как цирковые игры, а затем и гладиаторские бои увлекли в этот водоворот его друга и ученика, будущего епископа Тагасты Алипия. Вначале Алипий с неприязнью и отвращением относился к зрелищам амфитеатра. Но однажды римские друзья силой повели его туда. Алипий решил не смотреть зрелище и крепко сомкнул глаза. «При каком-то случае боя, потрясенный неистовым воплем всего народа и побежденный любопытством, он открыл глаза, готовый как будто пренебречь любым зрелищем, какое бы ему ни представилось. И душа его была поражена раной более тяжкой, чем тело гладиатора, на которого он захотел посмотреть; он упал несчастливее, чем тот, чье падение вызвало крик, ворвавшийся в его уши и заставивший открыть глаза: теперь можно было поразить и низвергнуть эту душу, скорее дерзкую, чем сильную, и тем более немощную, что она полагалась на себя там, где должна была положиться на Тебя. Как только увидел он эту кровь, он упился свирепостью; он не отвернулся, а глядел не отводя глаз; он неистовствовал, не замечая того; наслаждался преступной борьбой, пьянел кровавым восторгом. |
| «Как ненавидеть?!» – удивился я – «Это ведь мир Божий! Он совершенный, прекрасный! Его можно только любить!» Батюшка заглянул мне в глаза, а потом так тихо сказал: «А рак? Болезнь! Война! – их разве можно любить? Или смерть... Нет, дорогой ты мой отец Алипий, такие вещи не любят. Потому что они – продукты греха! И они вошли в состав Мироздания! С ними можно смириться и возненавидеть, как сам грех!» Потом он долго стоял у окна и всматривался в темень зимнего леса за стеклом. Резко обернулся и сказал: Но мы, как христиане, должны принимать страдание. Знаете почему? Потому что наш Бог – Бог любви! А любовь всегда проходит через страдание, чтобы иметь радость. Бог за нас пострадал. А теперь и наш черёд, если хотим быть Божьими! Пожалуй, отец Алипий, я это отражу в своей книге... У нас с отцом Николаем Агафоновым было немало вечеров, но этот мне очень сильно запомнился. Я увидел в нём не просто писателя, а человека, который сочувствует Творцу, который пытается жить в творчестве Бога, соприкасаясь своей человеческой любовью с неизъяснимой тайной Божьей любви. Как-то он постучался ко мне, когда я уже совершал своё вечернее молитвенное правило. И открыл ему дверь с явным неудовольствием на лице, особенно заметив в руках у него две рюмки и бутылку водки. Мне совсем не хотелось выпивать. Но отец Николай, не терпя возражений, сообщил, что у него гениальная мысль, и я должен её выслушать, зашёл. Пришлось посторониться, пропуская его. Он сел за стол и поставил бутылку с рюмками. А потом вдруг сообщил: Я очень хочу, чтобы Вы меня поддержали! Я сегодня написал такую сцену, от которой прорыдал целый час! Мне ничего от вас не надо, просто выпейте со мной рюмку... Это было очень по-человечески. Я не помню, про какую сцену в книге шла речь, тем более что отец Николай её потом ещё несколько раз переделывал и переносил, но мне этот человек тогда показался таким родным! Какая-то сцена книги была для него столь душераздирающей, что он плакал над ней! Как будто не он её создал, словно не из недр его опыта и человеческой фантазии она исходила. |
| – На этот раз, – заметил я, – я оставляю твои рассуждения без возражений, чтобы поскорее перейти к продолжению начатого. Но как-нибудь потом мы поговорим об этом предмете обстоятельнее (ибо предмет этот немаловажный и не может быть исчерпан столь краткой речью о нем), если на то будет воля Божья да благоприятный случай. 3 . Итак, мы определили, что значит быть с Богом. И когда мною было сказано, что с Богом то, что осознает Бога, вы прибавили нечто большее, а именно: с Богом, сказали вы, то, что постигает мудрый. В этом случае меня сильно поразило то обстоятельство, каким образом вы неожиданно соединили с Богом глупость. Ибо, если с Богом существует все то, что постигает мудрый, а мудрый не может избежать глупости иначе, как только поняв и ее, то по-вашему выходит, что с Богом будет и эта зараза, хотя сказать так и грешно. Все смолкли, потрясенные этим заключением, Тригеций же сказал: – Пусть на это ответит тот, чье прибытие, случившееся так кстати, мы, надеюсь, приветствовали не напрасно. – Помилуй Бог, – отвечал на это Алипий. – Неужели мне суждено было хранить свое, столь дорогое мне молчание, только до сих пор? да, вижу, покой мой нарушен. Но как бы то ни было, я постараюсь ответить на этот вопрос, если заручусь на будущее время, и вы мне пообещаете, что более этого ответа ничего от меня не потребуете. – Не к лицу твоей доброжелательности и твоему великодушию, Алипий, – заметил я, – утаивать от нас свое мнение, весьма нами ценимое. Впрочем, сделай то, что предложил; остальное же произойдет так, как укажет порядок. – И верно, уж коли вы избрали меня защищать порядок, то я и должен ожидать лучшего именно от порядка. Если не ошибаюсь, по-твоему заключению вышло, что они представляют себе глупость соединенную с Богом именно потому, что сказали, будто бы все, что постигает мудрый, существует с Богом. В какой степени последнее положение должно быть принято – говорить теперь не буду; обращу лишь ваше внимание на само заключение. С Богом, сказал ты, существует все то, что мудрый разумеет, а мудрый-де не может избежать глупости, не поняв ее. Но ведь, ясное дело, никто не может быть удостоен имени мудрого прежде, чем избежит глупости. Далее сказано, что с Богом существует то, что мудрый разумеет. Поэтому, если кто-нибудь постигнет глупость, чтобы ее избежать, то он еще не мудр. Когда же он сделается мудрым, тогда уже глупость не должна быть причисляема к тому, что он разумеет. На этом основании: так как с Богом соединено то, что разумеет уже мудрый, то будет правильно и логично, если мы глупость от Бога устраним! |
| Однажды, в беседе с друзьями своими, из которых ближайшими к нему были Алипий и Небридий, услышал он о жизни Антония Великого : ее рассказывал некто Поциан, случайно зашедший на этот раз к Августину и сам недавно только узнавший о подвигах великого отшельника. Когда кончено было сказание, и Поциан вышел, Августин, переполненный сердечною горестью и ревностью, изменился в лице и, вдруг подошедши к Алипию, воскликнул: «Чего мы ждем! Слышал ли, что там!.. Восстают невежды и похищают Небо, а мы с нашими знаниями утопаем в плоти и крови! Ужели постыдимся следовать за ними? Но не стыднее ли даже и не следовать по ним?» Волнуемый борьбою мыслей и чувств Августин вышел в сад, за ним последовал и Алипий; оба сели и оставались безмолвными. Августин мысленно обозревал прежнюю жизнь свою, негодовал на свою чувственность, порывался духом и сердцем к Богу, но какою-то тяжестью задерживался в своем святом стремлении. Слезы готовы были потоком излиться из глаз его, и он встал, удалился от Алипия, ища уединения, подошел к одной смоковнице и, простершись под нею, зарыдал: «Доколе, Боже, доколе гнев Твой! Не помяни прежних неправд моих! Доколе, доколе завтра и завтра! Почему не ныне, не теперь конец моего непотребства? Я говорил это, – воспоминает блаж. Августин, – и плакал горьким плачем от сокрушенного сердца моего. И вдруг слышу из соседнего дома голос детский, не раз произносивший нараспев такие слова: «Возьми и читай, возьми и читай!» Мгновенно переменившись в лице, я стал внимательно прислушиваться и размышлять, чей бы это был голос, не распевают ли это дети при играх своих; но припоминая разные детские припевы, я не находил между ними ни одного подобного; удержав слезы, я встал и объяснил себе случай этот повелением мне Божиим – взят книгу и читать, что в ней откроется. Ибо вспомнил я, что и Антоний, случившись при чтении евангельских слов: «иди, продаждь имение твое» и пр., принял их за глас к нему Божий. Итак, поспешно возвратился я на место, где сидел с Алипием, ибо там осталась моя книга Апостол. Взял, открыл и молча прочитал первый стих, на котором остановились глаза мои: «Яко же во дни, благообразно да ходим, не в козлогласовании и пианстве, не любодеянии и студодеянии, не рвением и завистию, но облецытеся Господем нашим Иисусом Христом, и плоти угодия не творите в похоти» ( Puмл. XIII, 13 ). Далее я не хотел и не имел нужды читать. Ибо тотчас, с окончанием стиха, необыкновенный свет спокойствия пролился в мое сердце и разогнал тьму сомнения. Алипий просил указать место, прочитанное им, и приложил к себе последующие слова: «Изнемогающего в вере приемлите». С радостию возвратились они в дом и поведали обо всем благочестивой Монике: совершились, наконец, ее желания, услышаны молитвы, сбылись пророческие надежды! Она торжествовала, и в избытке радости славословила Бога сердцем и устами. Августин решился переменить образ жизни, отрекся навсегда от супружества и остаток дней своих посвящал одному Богу. |
| 319 Алипий был епископом в Тагасте уже в 395 г.; год его смерти неизвестен, но в 428 – 429 гг. он был жив и занимал должность архиепископа Нумидии. Он всегда поддерживал Августина в его борьбе с ересями как ученик и как друг. См. P. Monceaux. «Histoire litteraire de l " Afrique chrétienne», Paris, 1923, v. VII, р. 54–58. 321 Этика манихеев предписывала «три печати»: «печать рта» – запрещены ложь, кощунство, отступничество, клятва; «печать руки» – запрещено убивать людей и животных, уничтожать растения; «печать лона» – предписано воздерживаться от полового общения. Судя по словам Августина, манихеи не очень строго исполняли эти предписания. 322 Августина интересовала психология толпы. См. «Исповедь», кн. II, гл. 8–9 (кража груш в дружеской компании). Здесь тонко и точно изображено ее влияние на человека. 323 Декламацией называлась речь, которую ученик составлял на тему, заданную учителем, затем выучивал ее наизусть и произносил («декламировал») в классе в присутствии учеников и всех, кто захотел прийти послушать юного оратора. Декламация была завершением и венцом преподавания в риторской школе. 326 Разбор тяжб стал одной из постоянных обязанностей епископа: верующие не хотели обращаться в языческий суд. Поссидий, биограф Августина, рассказывает, что Августин целый день занимался судебным разбирательством. 327 Это была очень высокая должность, которая по «табели о рангах» шла сразу за консулярами (бывшими консулами): они ведали императорскими финансами во всем округе. Асессоры – это юрисконсульты, обязанные помогать официальным лицам по вопросам юридическим. 328 Алипий, видимо, не захотел, чтобы переписчики, занятые перепиской официальных документов и получавшие за это плату из судейских средств, переписывали книги для него, получая вознаграждение из тех же средств. Практика эта, видно, была распространена и даже не возбранялась («власть разрешала»). 333 Августин мечтает о должности pra_eses. После реорганизации империи при Диоклетиане и Константине число провинций было увеличено; правители их в зависимости от важности управляемых областей и объема своей юрисдикции делились на три класса: консуляры, корректоры, президы. На Западе было 22 консула, 3 корректора и 31 презид. Последние правители, третьего класса, распоряжались в маленьких провинциях. |
| архимандрит Алипий (Кастальский-Бороздин), архимандрит Исайя (Белов) Часть третья. Бог – Творец и Промыслитель мира 1. Философские теории происхождения мира Один из основных вопросов, который человечество пыталось разрешить на протяжении всей своей истории, – вопрос о происхождении мира и человека. Среди нехристианских теорий по этой проблеме следует выделить следующие три: 1) материализм; 2) дуализм; 3) пантеизм. 1 . Материализм (от лат. слова materialis – вещественный). В противоположность идеализму, материализм считает, что материя первичнее духа, сознания, идеи. Признание первичности материи равносильно отрицанию Божественного начала, приведшего мир в бытие, поэтому характерной чертой материализма является атеизм. К числу универсальных свойств материи материалисты относят «ее несотворимость и неуничтожаемость, вечность существования во времени и бесконечность в пространстве, неисчерпаемость ее структуры. Материи всегда присущи движение и изменение, закономерное саморазвитие...» 390 Все явления в мире, согласно этому учению, представляют собой различные виды и проявления движущейся материи. Это учение в настоящее время обнаруживает все более и более свою несостоятельность. Такие утверждения, как вечность, бесконечность материи и закономерность ее саморазвития, с точки зрения современной науки, являются сомнительными. Большинство ученых нашего времени считают, что мир имел начало и что он ограничен. Согласно научным наблюдениям, материя стремится отнюдь не к саморазвитию, не к усложнению своей структуры, а, наоборот, к распаду на более простые формы, к выравниванию всех возникших в ее структуре отклонений (в физике это явление называется «тепловой смертью »). 2 . Дуализм (от лат. слова dualis – двойственный) – это философское учение, которое признает, что в основе всего – равноправные, не сводимые друг к другу два начала: идеальное и материальное. Типичным представителем дуализма является древнегреческий философ Платон (VI-III вв. до н.э.). Согласно его учению, существует высший и неизменный мир божественных идей. Ниже мира идей находится Демиург (букв. с греч. dhmiourgoV – изготавливающий вещи для народа, т.е. ремесленник: от dhmoV – народ и ourgoV – работа). |
| Наконец Борис Николаевич сообразил, что вокруг происходит нечто непонятное, и выразил удивление, почему здесь не ощущается запаха тления, хотя гробы с покойниками стоят в нишах, так что их даже можно рукой потрогать. Отец Нафанаил объяснил президенту: — Это — чудо Божие. Экскурсия продолжилась. Но через некоторое время Борис Николаевич в недоумении повторил тот же вопрос. — Так уж Господь устроил, — снова коротко ответил отец Нафанаил. Прошло несколько минут, и президент при выходе из пещер прошептал старцу: — Батюшка, откройте секрет — чем вы их мажете? — Борис Николаевич, — отвечал тогда отец архимандрит, — есть ли среди вашего окружения те, от кого дурно пахнет? — Конечно нет! — Так неужели вы думаете, что кто–то смеет дурно пахнуть в окружении Царя Небесного? Говорят, этим ответом Борис Николаевич был полностью удовлетворен. Во времена официального атеизма и в наши дни многие пытались и пытаются хоть как–то объяснить это загадочное свойство печерских пещер. Чего только не придумывали! Начиная с фантастического варианта, который пришел в голову Борису Николаевичу Ельцину: монахи ежедневно мажут четырнадцать тысяч покойников благовониями. И вплоть до гипотезы об уникальных особенностях местных песчаников, якобы поглощающих любые запахи. Эта последняя версия всегда была самой популярной. В советское время ее обычно и озвучивали перед туристами. Старые монахи рассказывали, как Великий Наместник Псково–Печерского монастыря архимандрит Алипий, если ему приходилось водить делегации высокопоставленных советских работников в пещеры, всякий раз прихватывал носовой платок, обильно смоченный одеколоном. Когда посетители начинали важно толковать про песчаники и про поглощения запахов, отец Алипий попросту совал им под нос свой платок, напоенный сногсшибательной советской парфюмерией. Да еще предлагал обратить внимание на цветы, благоухающие в вазах у могил почитаемых старцев. — Ну что, — спрашивал он, — не хотите смириться с тем, что вы хоть чего–то в этой жизни не понимаете? А если вам побывать при том, когда в пещеры вносят покойника, и всякий раз совершенно исчезает запах тления, вы что бы сказали? Тоже что–нибудь бы придумали? |
| А вот воспоминания дьякона Георгия Малкова, тогда молодого искусствоведа, часто приезжавшего в Печоры: «Заповедь о любви к ближнему архимандрит Алипий стремился исполнить в своей собственной жизни. Многие больные, неимущие, а также каким–либо образом материально пострадавшие нередко получали от него посильную, а порой и немалую помощь. Под балконом его наместничьего дома часто видели калек, убогих, самых разных обойденных судьбой людей. И наместник, несмотря на постоянные запреты властей, помогал им чем мог: кого кормил, кого лечил, кому помогал деньгами, а когда под руками их не было, шутил: «Еще не готовы — сохнут! Приходи–ка, раб Божий, завтра!» В некоторых случаях размеры помощи были весьма значительными: наместник помогал заново отстроиться погорельцу, а при падеже скота давал денег на покупку коровы. Узнав однажды, что неподалеку, в Изборске, у известного местного художника П. Д. Мельникова по несчастной случайности сгорел дом, он отправил ему довольно крупный по тем временам денежный перевод: «Хоть на первое время»». «Отец Алипий имел удивительный дар слова, — вспоминал отец Нафанаил. — Не раз приходилось слышать от паломников: «Поживем еще недельку, может, услышим проповедь отца Алипия». В своих поучениях он поддерживал унывающих, утешал малодушных: «Братья и сестры, вы слышали призывы об усилении антирелигиозной пропаганды; вы головы не вешайте, не унывайте, это значит — им туго стало»; «Страшное дело — примкнуть к толпе. Сегодня она кричит: «Осанна!» Через четыре дня: «Возьми, возьми, распни Его!» Поэтому там, где неправда, «ура» не кричи, в ладоши не хлопай. А если спросят почему, отвечай: «Потому что у вас неправда». — «А почему?» — «Потому что моя совесть подсказывает». — «Как узнать Иуду?» — «Омочивый руку в солило, тот Меня предаст», — сказал Спаситель на Тайной Вечери. Ученик дерзкий, который хочет сравняться с учителем, с начальником, занять первое место, первым взяться за графин. Старшие еще не завтракали, а малыш уже облизывается, уже наелся. Растет будущий Иуда. На двенадцать — один Иуда. Если старшие не сели за стол, и ты не садись. Сели старшие — садись по молитве и ты. Старшие не взяли ложку — не бери и ты. Старшие взяли ложку — тогда возьми и ты. Старшие начали кушать — тогда начинай и ты»». |
|
|
