| Когда же придет то и другое лпцо, у которых есть тяжба, то каждый пусть станет посреди судебного места, и вы, выслушав их праведно, произнесите приговор, стараясь сделать их обоих друзьями прежде мнения епископа, чтобы суд против согрешившего не сделался гласным, потому что епископ и на судилище имеет одобрителем и свидетелем суда Христа Божия…. Подобным же образом выслушивайте то и другое лицо, как обвиняющего, так и обвиняемого, только не по предубеждению, ни с потворством одной стороне, но по справедливости, как подающие мнение о жизни или смерти вечной.... А мнение произносите не о всяком грехе одинаковое, но каждому сродное, со многим благоразумием обсуживая каждое прегрешение, как малое, так и великое: иначе осуждайте грех делом, и опять иначе – грех словом, иначе – грех намерением.... и одних подвергай только угрозам, других подаяниям нищим, тем назначь строгие посты, а других, по великости преступления их, отлучи.... Сидя на судебном месте, в присутствии того и другого лица, тщательно изведовайте о препирающихся и сначала об обвиняющем, сего ли первого обвиняет он, или и на других взводил он преступления... Но одному ему, хотя бы был добросовестен, не верьте, ибо это противозаконно, а пусть будут у него и другие свидетели.... Несправедливо судить односторонне. Если вы выслушаете одно лицо, а другого не будет притом, и оно не будет защищаться против взносимого на него преступления, а вы вынете жребий осуждения опрометчиво, то у Бога, праведного Судии, окажетесь виновными в убийстве и меряющими одною мерою с клеветником» (Апост. пост. II, 37–51: русск. перев). Епископ извергает всякого клирика, достойного извержения, кроме епископа, ибо этого один не может (πσκοπος καϑαρε πντα κληρικν ξιον ντα καϑαιρσεως πλν πισκπς μονος γρ χ οος τ L. VIII, C. 28). Св. Киприан карфагенский : „постановлено для всех нас справедливо и вместе праведно, чтобы дело каждого было слушано там, где совершено преступление, и к каждому пастырю приписана часть стада, которою господствует и управляет каждый, имея отдать Господу отчет в своем действовании. |
| „Сожитие неженатого с незамужнею по 994 ст. уложения, наказуемое церковным покаянием, не должно быть констатировано судебным порядком, в противном случае произошел бы от этого соблазн и было бы унижено достоинство духовного суда”, пишет составитель комитетской записки. Но почему и каким образом? Всего этого не объясняет, между тем и по существу, и по ныне действующему закону указанный случай обсуждается судом и епитимия полагается только судебным порядком... По судебным уставам 1864 г. церковное покаяние налагается духовным судом. Составитель комитетской записки утверждает, что это простая неточность редакции нескольких статей... В лестнице наказаний, помещенной в уст. дух. консисторий. ст. 187 п. 4, 5 прямо и ясно говорится о возложении епитимии. А сочинитель комитетской записки без колебания уверяет, что в лестнице наказаний в уставе консисторий „вовсе не упоминается о церковном покаянии, как наказании“ (IV, 88). И таким образом все объяснение с такою же точностью и правдивостью. Самая статья комитетского проекта (155), к которой сделано столь правдивое объяснение, представляет любопытнейший образец правила, которое никогда не может быть прилагаемо. По этой статье лица духовного и светского звания, в подлежащих случаях, подвергаются церковному покаянию по распоряжению епархиального архиерея. Какие же это подлежащие случаи, напр., в приложении к духовным лицам? По суду духовные лица никогда не будут подвергаться церковному покаянию: ибо в проектированной комитетом лестнице наказаний (Проект. ст. 3, 4, 5) нет церковного покаяния. Административно также не будут; ибо, по предположениям комитета, административно на духовные лица могут быть налагаемы только следующие взыскания: замечание, выговор без внесения в послужной список и временное испытание в архиерейском доме до 2 недель (ст. 58 примеч. 2). Когда же и в каком порядке будет налагаемо на духовные лица церковное покаяние? Никогда и ни в каком. Написано это так для отвода глаз. Всем бросилось бы в глаза, что комитет отменяет церковную епитимию. |
| 6) В большой комитетской записке между разными обвинениями на устав дух. консисторий взводятся три нижеследующие, на которые мы находим необходимым обратить внимание, а) В 1-й части (стр. 3) комитетской записки пишется: „нынешние духовные консистории, в виду предписания устава консисторий – применить к событию незаконного брака, совершенного по насилию, порядок следственный, назначают следствие даже и тогда, когда светским судом признана уже причина незаконного брака, и его надлежит только расторгнуть, для чего, очевидно, следствие производить излишне». Что все это есть чистая выдумка, для убеждения в сем довольно прочитать статью 218 консисторского устава. В этой статье написано: „дела о браках, совершенных по насилию, по предмету насилия, принадлежат светскому суду; но по предмету действительности, или недействительности брака, и по участию духовных лиц входят в консисторию для определения, по правилам Церкви, о самых браках и о лицах духовного ведомства. Если по доказанному (разумеется в светском суде) в событии подобных браков насилию епархиальное начальство полагает расторгнуть брак, то определение свое представляет на усмотрение Св. синода». б) Подобным же образом совершенно напрасно и неверно взведено вслнд за вышесказанным еще и следующее обвинение на устав консистории: „по отношению к незаконному браку, заключенному в духовном родстве, не поручается какому-нибудь отдельному следователю произвести следствие, с соблюдением известных формальностей, как это делается по проступку напр. духовного лица, обвиняемого в нарушении правил богослужения и т. п., но следствие производится в самой консистории, при нем происходит не строго следственный порядок, а как говорит устав (ст. 219) законное удостоверение, т. е. совершается простая справка по книгам о состоянии известных лиц в духовном родстве“ (1, 3). Здесь даже и непонятно, чего составитель комитетской записки хочет от консисторского устава и в чем его обвиняет. Ужели комитет хочет, чтобы назначено было формальное следствие чрез следователя для дознания на месте о том: состоят, или не состоят повенчанные лица в дух. родстве, тогда как главный, удостоверяющий в сем документ, т. е. метрические книги находятся не на месте, а в консистории? в) И третье обвинение, сделанное против устава консисторий в том же месте записки, есть плод полного недоразумения. „Еще рельефнее, говорится в записке, недостаток смешения процессуальных правил с предметами материального права высказывается в ст. 261–277, где речь идет об удостоверении в действительности рождения от законного брака: между средствами подобного удостоверения ст. 263 называет „ следствие«, но из дальнейших затем статей видно, что это следствие не ведет, по общим правилам процесса, к постановлению судебного приговора, а лишь к тому, чтобы епархиальное начальство сообщило затем об оказавшемся светскому присутственному месту» (1, 3, 4). Обвинение, объяснимое только крайним недоразумением, происходящим от совершенного незнания дела. |
| Далее к составу канонического законодательства принадлежат Апостольские правила, собранные и по мнению г. Соколова, в первых трех веках. В сих правилах весьма ясно усвояется епископу и правительственная и судебная в Церкви власть. По диалектике г. Соколова нужно будет допустить, что и сюда эта идея перешла из ви зантийско-римского мира. Между тем несомненно, что Апостольские правила древнее византийского мира и эпоха, которой они принадлежат, была еще свободна от всех сторонних влияний и по мнению самого г. Соколова, который говорит, что “мы не можем не дорожить формами и учреждениями церковной жизни в ту эпоху, когда они существовали в своей первоначальной чистоте, вдали от всех сторонних влияний, служа чистым воплощением христианского духа. Такою эпохою в жизни Церкви были именно три первые века ее истории, когда она развивалась почти исключительно из своих внутренних начал, в стороне от влияний, ее окружающей среды („Правосл. обозр.” 1870, ч. 2, стр. 303, 309). За сим является здесь вопрос: почему эта идея сама собою перешла в каноническое законодательство из византийско-римского мира, а не из Священного писания? Невероятно и невозможно, чтобы церковные законодатели – Апостолы и отцы соборов, заимствовали эту идею из византийско-римского мира, когда она столь ясно выражена в Священном писании. И с другой стороны, если она ясно и положительно выражена в Свящ. писании, то не могла не быть выражена в каноническом законодательстве Христианской церкви, как идея существеннейшая и основная, ведущая к важнейшим практическим результатам. Где – средоточие и источник судебной власти в Церкви? – вопрос и в теоретическом и в практическом отношении важнейший. И если вопрос этот разрешен в Слове Божием, то зачем церковным правоустановителям нужно было обращаться к византийско-римским понятиям и идеям? Сама же собою без ведома церковных правоустановителей, т. е. Апостолов, соборов и отцев – идея принадлежности епископу церковно-судебной власти из византийско-римского мира в каноническое законодательство перейти не могла. |
| В связи с этими изменениями, как при патриархах образовались постоянные Синоды, и получили начало другие коллегиальные установления и единоличные органы, так при епископах усилились пресвитерии и возникли другие органы применительно к составу администрации патриаршей. („Христ. чт.” 1873. март, 461, 465). Г. Барсов заключает: „из сказанного ясно, что в отношении ко Вселенской церкви, устройство и образ действий духовного суда представляются неодинаковыми в различные периоды. В эпоху широкого развития церковной жизни и деятельности соборов, духовный суд составлял право самих соборов: каноны, упоминая о суде епископа по делам тяжебным (IV Всел. 9; Карф. 15, 17, 37, 107, 136) и над низшими клириками (Карф. 29), не упоминают о нем для дел по обвинениям священнослужителей; напротив, прямо говорят, что суд и над последними производится с соблюдением тех же правил касательно дней и сроков и исследования, и лиц обвиняющего и обвиняемого, какие установлены для суда над епископами (Карф. 28, 29). Кажется, это ясный знак того, что епископ, будучи представителем известного предела, пользовался правами наблюдения и охранения в нем порядков и дисциплины церковной жизни, и, вследствие сего, подвергал виновных мерам исправительных взысканий. Впрочем, и такой порядок вещей, если буквально держаться указаний канонов, можно думать, преимущественно имел место на востоке (Ап. 32; Ант. 6, 12 и др.); на западе, именно в Африке, как удостоверяют правила Карфагенских соборов (12, 14, 29), принятые и в других местах Христианской церкви, все обвинения против священнослужителей рассматривались в присутствии 3–6 епископов, при участии и собственного епископа обвиняемых. В эпоху ослабления церковной жизни и деятельности соборов, духовный суд по необходимости становился принадлежностью местной духовной власти, которая, при содействии местных установлений, рассматривала и решала судебные дела. Посему, как прежде, при развитии соборного начала и сосредоточении церковных дел со всей области, при кафедре митрополита и в областном соборе, показалось неудобным размножать единоличные органы епископской власти, вследствие чего и отменено звание хорепископов (Лаодик. |
| По этому было бы большою ошибкою усиливаться, вопреки разумным требованиям современной мысли и жизни, сохранить эти идеи и формы при современных преобразованиях потому только, что они нашли себе место в церковном каноне” (506). 7) „Смешение суда и управления в одном лице я не признаю относящимися к существу церковного устройства и управления” (509). 8) „В отправлениях двух низших инстанций (т. е. епархиальных) епископы не участвуют, если они суть в то же время и административные начальники над членами суда” (685). 9) „Весь вопрос в том, чтобы епископ не участвовал непосредственно в судебных отправлениях тех низших не окончательных инстанций, члены которых суть ближайшие и непосредственные его подчиненные” (690). 10) „Как духовная сторона судной власти преподается пресвитеру чрез епископа, так и право внешнего суда преподается ему, по уполномочению, от собора епископов чрез то же посредство; разность будет только в том, что епархиальный начальник не будет иметь возможности заправлять мнениями членов в новых судебных учреждениях, как заправляет он теперь членами консистории” (692,693). Уже и из этих простых выписок из статей г. Соколова с очевидностью ясно, что судебную власть у епископа отнять он действительно замышляет, говорит же, будто этого он не делает и не замышляет, только для отвода глаз. Те два вознаграждения, которые он предлагает за отнимаемую у епарх. архиерея судебную власть, в существе не заключают в себе никакого вознаграждения. Первое предлагаемое им вознаграждение, на котором будто бы отчасти можно помириться с мыслью об отнятии у епарх. архиерея власти производить суд в епархии, состоит в том, что по проекту г. Соколова, кроме епархиальных судов, предполагаются еще две судебные вне епархиальные инстанции – окружная апелляционная и синодальная кассационная, состоящие преимущественно из архиереев. Следовательно, заключает г. Соколов, судная власть у архиерея не отнимается. „Можно ли“, спрашивает он, „следуя законам простой логики, говорить об отнятии судной власти у епископа на том основании, что, сохраняя все высшие права ее, участвуя, по назначению церковной власти, в отправлениях двух высших инстанций, епископ не будет непосредственно вмешиваться в дела двух низших (т. |
| Такой же поклеп на правила г. Барсов делает и в заключении всего отдела своей речи, где говорит о церковном суде древней Церкви. Он говорит здесь: каноны, упоминая о суде епископа по делам тяжебным (VI Всел. 9; Карф. 15, 17, 37, 107, 136) и над низшими клириками (Карф. 29), не упоминают о нем для дел по обвинениям священнослужителей; напротив, прямо говорят, что суд и над последними производится с соблюдением тех же правил, какие установлены для суда над епископами 33 . Г. академический оратор и здесь руководствуется правилом: авось сойдет с рук, ибо говорит заведомо для себя самого неправду, и ссылки на некоторые правила делает ложные. Но прежде чем раскрывать частнейшие неверности положения, высказанного г. Барсовым, мы заметим несостоятельность его в самом существе. На каком основании может быть утверждена разная компетенция для тяжебных, гражданских дел пресвитеров и диаконов у епархиального архиерея, а для дел о преступлениях в соборе? Никакого такого основания не было и указать его невозможно. В древнем церковном праве подсудность по инстанциям распределялась по лицам, а не по родам дел. Какой степени суда известное лицо подсудно было, положим, по тяжебному делу; в той же самой степени суда оно было судимо и по делу о преступлении. Епископ и по тяжебному делу, и по делу о преступлении был судим собором. И если г. Барсов допускает, что правила упоминают о подсудности епископу пресвитеров и диаконов в тяжебных делах; то по этому самому должен допустить, что и по делам о преступлениях они были судимы епископским же судом. Допущенное им разделение дел на тяжебные, по которым пресвитеры и диаконы подлежали суду их епископа и дела о преступлениях, по которым они подлежали суду собора, с основным принципом церковных правил совершенно несообразно. Посему-то даже те правила соборов, в которых собственно говорится о подсудности пресвитеров и диаконов их епископу по тяжебным гражданским делам несомнительно свидетельствуют, что тому же суду они подсудны и по делам о преступлениях: принцип подсудности и в тяжебных делах и в делах о преступлениях один и тот же, кому лицо ближайшим образом подначальственно, тому оно и подсудно в первой степени суда. |
| Заблуждения „Биржевых ведомостей» очевидны; ибо в Св. писании, если говорится о судебной власти в Церкви, то эта власть во всем ее пространстве и видах усвояется только Апостолам и преемникам их, епископам, и никому другому. В правилах Церкви судебная власть усвояется только двум органам: епископу – в его епархии и собору епископов – в митрополии, патриархате, или всей Православной церкви. Нынешняя практика, верная этим основаниям, судебную власть в Церкви усвояет только соборам и епископам. То умозрение публициста „Биржевых ведомостей» будто из сравнительной скудости содержащихся в правилах указаний на суд епископский пред соборным вытекает заключение, что суд епископа, в качестве дисциплинарной меры, не был действительным, а только предшествовал действительному формальному суду соборов, – есть плод крайнего недоразумения. О том и другом суде – и о епископском и о соборном, правила говорят в совершенно одинаковых терминах; для того и другого определяют одинаковые (разумеется, исключая состава лиц судящих) условия; тот и другой суд, по правилам, приговаривает к одним и тем же наказаниям – отлучению, извержению и др.; тот и другой суд подлежит обжалованию недовольных: епископский пред соборным, соборный (исключая суда Вселенского собора) – пред большим собором (Антиох. 12 и др.). Умозаключая по примеру „Биржевых ведомостей”, следовало бы прийти к выводу, что и суд Вселенского собора, о котором в правилах почти совсем не говорится, не есть суд действительный, а только дисциплинарный, предшествующий действительному, формальному. Равным образом, при таком способе умозаключений, наш кассационный сенат и судебная палата оказались бы имеющими только власть дисциплинарного, сочиненного „Бирж. ведом.”, суда, предшествующего действительному, формальному суду, так как в судебных уставах 1864 г. о судопроизводстве в этих судебных установлениях говорится гораздо менее, чем о судопроизводстве в окружных судах и у мировых судей. Составители правил были люди не только облеченные высоким, непререкаемым церковным авторитетом, но и обладавшие здравым умом: они справедливо полагали, что если сказать, что епископский суд производится с соблюдением тех же правил, как и суд соборный, то этого вполне достаточно, дабы ни один здравомыслящий человек не предположил, будто епископский суд не такой же суд, как и суд собора. |
| Впрочем, если бы и последовало что-нибудь подобное, то, наверное, они помирятся на одном пункте – на отделении судебной власти от епархиального архиерея, положив в основу примирения – сходство и даже тождество своих судеб: оба начали за здравие, свели за упокой; г. Соколов всегда запевал, г. Барсов подтягивал, хотя отчасти и другим распевом, для отличия. В той же книжке „Христ. чтения”, где помещена речь г. Т. Барсова , напечатано (стр. 509): „Э. о. профессор Т. Барсов составил объяснительную записку к проекту основных положений преобразования духовно-судебной части». Любопытно знать – который г. Т. Барсов – 1870 или 1873 года, старший или младший, консерватор, или прогрессист? 3) Третья теория – поручения Еще при начале спора о судебной власти епарх. архиерея высказано было одно умозрение, послужившее основою третьей теории. Это умозрение о поручении епархиальным архиереем своей судебной власти пресвитерам. По силе сего умозрения епископ, поручив власть пресвитеру, сам уже не пользовался бы этою властью. Пустившие в ход этот софизм аргументировали его указанием на то, будто подобное уполномочение существует искони в пресвитерском служении вообще. В то время замечено было, что это умозрение есть весьма слабый софизм, ибо епископ, поручая пресвитеру совершение таинств, и сам имеет право и власть совершать оные и действительно совершает. Требуется же изобретателями софизма, чтобы епископ, поручив пресвитеру суд, сам потом уже не участвовал в суде. В дальнейших спорах этот софизм не появлялся, и можно было думать, что употребление его не признается удобным и что он брошен как негодное оружие. Но это ожидание не оправдалось. Софизм отыскан и положен в основу третьей позднейшей по времени явления теории. Третья теория имеет внешность гораздо более благоприятную, чем две предшествующие. Те не признают принадлежности судебной власти епарх. архиерею, эта признает сию истину не подлежащею спору и право суда непререкаемым правом архиерея. Но это только внешность, слова, в существе же она еще менее благоприятна, чем две первые, гораздо более в известном смысле радикальна, чем те. |
| Желающему устранить епархиального архиерея от суда – должно оставить эту почву и перейти на какую-нибудь другую: на этой почве нельзя действовать в пользу такой затеи не только с успехом, но даже и с некоторым лишь внешним приличием. Газетный спор об основаниях второй теории прекратился в августе 1872 г. В сентябре „Бирж. вед.» печатали отрывки из какой-то объяснительной записки об устройстве церковного суда в духе, разумеется, прежних статей и с запоздалыми выходками против „Русского мира“. С конца сентября прекратилось и это, а пошли бюллетени о новой фазе в деятельности состоящего при Св. синоде комитета о преобразовании церковного суда. 29 сентября 1872 г. в „Бирж. вед.» (264) появился следующий бюллетень: „в последнем заседании (26 сентября 1872 г.) комитет духовно-судебной реформы предположил организовать духовный суд, освободив епархиального архиерея от непосредственного участия в его отправлениях. В последовательной связи с этим был разрешен и вопрос о духовно-окружных судах и о прокуратуре в положительном смысле. Нельзя не пожелать, чтобы настоящее предположение устояло, и чтобы комитет скорее окончил свои работы» („Бирж. вед.” 1872 г. 264). После этого бюллетеня „Бирж. вед.“ пропаганда сказанной теории решительно прекратилась. В октябре и ноябре 1872 года явилось несколько статей в „С.-Петербург. вед.” 283, 286) и одна в „Голосе” 184) по предмету духовно-судебной реформы. Главная тенденция этих статей – убедить, что один из двух проектов, выработанных в комиссии, именно тот, в котором дается архиерею менее участия в суде, лучше другого; но что и этот лучший должен быть изменен „сообразно основной идее отделения суда от администрации», и принцип должен быть проведен чище, т. е. что и та малая доля судебной власти, которую оставлял еще за архиереем лучший проект, должна быть у него отписана. Теория при этом пущена в ход первая – г. Соколова, из которой „Голос» сделал пространные выписки, в чем и был изобличен „Русским миром» 304). О второй теории не было и помину. |
|
|
