| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла И. С. Аксаков. Литография П. Ф. Бореля. 1869 г. (ГИМ) Иван Сергеевич (26.09.1823, с. Куроедово (Надёжино) Белебеевского у. Оренбургской губ.- 27.01.1886, Москва), писатель, публицист, издатель, идеолог славянофильства . Сын С. Т. Аксакова , брат К. С. Аксакова . В 1842 г. окончил уч-ще правоведения в С.-Петербурге. До 1851 г. находился на гос. службе в Сенате в Москве, затем в Калужской уголовной палате, с 1848 г. чиновник по особым поручениям Мин-ва внутренних дел. Службу совмещал с лит. творчеством. В марте 1849 г. А. был арестован по неподтвердившемуся подозрению в заговоре против существующей власти и вскоре освобожден под негласный надзор полиции. После ухода со службы посвятил себя лит-ре, издательской и общественной деятельности. В 1852 г. под редакцией А. вышел 1-й т. славянофильского «Московского сборника», 2-й т. был конфискован и уничтожен, после чего А. был лишен права издавать и редактировать. В 1858-1859 гг. он негласно редактировал журнал славянофильского направления «Русская беседа», впосл. издавал и редактировал газеты «День» (1861-1865), «Москва» (1867-1868), «Русь» (1880-1886). В 1858 г. А. совершил поездку за границу, в Лондоне посетил А. И. Герцена . Опубликовал в «Полярной звезде» социальную сатиру «Судебные сцены, или Присутственный день в уголовной палате» (1858). В годы русско-тур. войны 1877-1878 гг. А., будучи председателем Московского слав. об-ва, организовывал общественное мнение в поддержку славян за освобождение их от тур. владычества. Возглавлял Московский слав. комитет. Из лит. произведений А. наиболее известны неоконченная поэма из крестьянской жизни «Бродяга» (1852) и гражданская поэзия. (О мировоззрении А. см. ст. Славянофильство .) Соч.: Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886; Сб. стихотворений. М., 1886; Соч. М., 1886-1887. Т. 1-7; Иван Сергеевич Аксаков в его письмах. М., 1888-1896. СПб., 1896. Ч. 1-2; Собр. соч. Пг., 1918; Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. М., 1981; 19822. Лит.: Сб. статей, напечатанных в разных периодических изданиях по случаю кончины И. С. Аксакова. М., 1886; Языков Д. Д. Литературная деятельность И. С. Аксакова//ИВ. 1886. Т. 24; Венгеров. Словарь. Т. 1. С. 318-344; Цимбаев Н. И. И. С. Аксаков в общественной жизни пореформенной России. М., 1978; Самарин Ю. Ф. Статьи. Воспоминания. Письма. М., 1997. Рубрики: Ключевые слова: АКСАКОВ Константин Сергеевич (1817-1860), писатель, лит. критик, публицист и историк, один из главных теоретиков славянофильства АКСАКОВ Николай Петрович (1848-1909), богослов, философ. историк, публицист, автор худож. произв., лит. критик АМФИТЕАТРОВ Александр Валентинович (1862-1938), писатель, лит. критик, драматург, публицист револ.-демокр. направл. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла К. С. Аксаков. Литография П. Ф. Бореля. 1869 г. (ГИМ) Константин Сергеевич (29.03.1817, с. Ново-Аксаково Бугурусланского у. Оренбургской губ.- 7.12.1860, о-в Занте (Закинф), Греция), писатель, лит. критик, публицист и историк, один из главных теоретиков славянофильства . Сын С. Т. Аксакова и брат И. С. Аксакова . В 1832-1835 гг. учился на словесном отд-нии Московского ун-та. В 30-х гг. входил в кружок Н. В. Станкевича . В 40-х гг. сблизился с А. С. Хомяковым и И. В. Киреевским , стал одним из создателей славянофильского учения. В 1847 г. защитил магистерскую дис. «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка» (написана еще в кон. 30-х гг.). А. были написаны сочинения «Несколько слов о поэме Гоголя: Похождения Чичикова, или Мертвые души» (1842) и «Обозрение современного состояния литературы» (1857). В 40-50-х гг. принимал участие в славянофильских изданиях газеты «Молва», «Московском сборнике», ж. «Русская беседа». Свое осмысление истории А. дал в работах 40-50-х гг. «Голос из Москвы», «Родовое или общественное явление был изгой», «Об основных началах русской истории», «О древнем быте у славян вообще и у русских в особенности» и в записке к имп. Александру II «О внутреннем состоянии России». (Подробнее о взглядах А. на об-во и историю см. в ст. Славянофильство .) Соч.: ПСС. М., 1861-1880. Т. 1-3; Сочинения исторические. М., 1861. Т. 1; 18892; Сб. стихотворений. М., 1886; Ранние славянофилы. М., 1910; Соч. Пг., 1915. Т. 1; Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. М., 1981, 19822; О русском воззрении//Русская идея. М., 1992; Еще несколько слов о русском воззрении//Там же. Лит.: Костомаров Н. И. О значении критических трудов Константина Аксакова по русской истории. СПб., 1861; Венгеров. Словарь. Т. 1. С. 201-318; он же. Передовой боец славянофильства К. Аксаков//Собр. соч. СПб., 1912. Т. 3; Литературные взгляды и творчество славянофилов//Науч. сб. М., 1978; Носов С. Н. Первые исторические сочинения Константина Аксакова//ИЗ. 1981. Т. 106. С. 271-290; Самарин Ю. Ф. Статьи. Воспоминания. Письма. М., 1997. Рубрики: Ключевые слова: АКСАКОВ Николай Петрович (1848-1909), богослов, философ. историк, публицист, автор худож. произв., лит. критик АМФИТЕАТРОВ Александр Валентинович (1862-1938), писатель, лит. критик, драматург, публицист револ.-демокр. направл. |
| 2160 Считаем неуместным приводить здесь математическую литературу по данному вопросу, т. к. это заняло бы без нужды слишком много места. Указания по ней можно найти у Шёнфлисса в Encyklopédie der mathe matischen Wissenschaften, редактируемой Мейером, Буркгардтом и др. (см. II A1 13 , I A5 17 и др.). Особенно, см. Mathemat. Annalen, 8 (1875), р. 363 и 11 (1877), p. 149, где помещены статьи дю Буа Реймона. Суммарное изложение у Бореля (Legons sur la théorie des foncmuons, p.p. 111–122). Маленькая заметка на ту же тему помещена Борелем в Revue philosophique, XL VIΙI, 1899, p.p. 383–390. A propos de l» „infini nouveau“). См. также Ε. Borel, Lecons sur les séries a Читатель, знакомый с литературой предмета, заметим, что мы несколько расширяем понятие о типе и, вместе с тем, смысл дю-буа-реймоновской теоремы; в то же время упрощается ход доказательства. 2161 На пример: сложение – вычитанием, умножение – делением, потенцирование (возведение в степень) – радицированием (извлечением корня) и т. п. 2162 Метод, широко использованный в современной основоположительной математике, на пример в теории групп, в теории функций, в теории чисел и т. д. 2163 По недостатку места на черт. 1 изображен только кусок оси 0У. Начало координат (не поместилось в пределах чертежа, равно как и точки a и b. 2164 Читатель, конечно, заметит и поставить на вид странное, как будто, упущение: в статье говорится о духовном развитии, о святости, о совершенствовании и, вместе с тем, как будто нарочно замалчивается та область, где эти понятия играют первенствующую роль, – Библия и святоотеческие писания. Объяснимся. Две причины не позволили воспользоваться тут этим материалом, расстилающимся пред работником мысли как величина, не познавшая еще плуга отвлеченной обработки. Во-первых, этот материал слишком обширен, чтобы его вместили размеры статьи, и слишком ценен, чтобы можно было небрежно вырвать из него две-три данные. Во-вторых и главным образом, в указанных источниках типы возрастания рассматриваются динамически, в возникновении их, и рассмотрение их связывается с ниспосылаемой благодатью; мы же, в настоящей статье, имеем дело со статистикой типов, с данными в наличной действительности неравенствами типов и рассматриваем самые типы и их неравенства, но не причину того и другого. Отсюда делается понятным, что библейские и святоотеческие свидетельства наиболее уместно будет разобрать при изучении динамики разбираемых нами типов, т. е. в статье „О возрастании типов“. |
| — Слава богу, папенька! — Ну, и Христос с тобой! Посещай товарищей, не пренебрегай ими! Иной раз пренебрежешь человеком, а он потом в самонужнейших окажется! На один из дружеских вечеров совсем неожиданно явился Сережа Ростокин. Он слышал, что у Генечки происходят в определенные дни умные разговоры, и пожелал полюбопытствовать, а при случае, с своей стороны, словечко вставить, доказать, que tout est à refaire. Он приехал навеселе, прямо от Бореля, и появление его так всех удивило, что вдруг все смолкло. Люберцев хотел разыграть радушного хозяина и не мог: голос у него потух. Гости сидели как на иголках; некоторые даже искали глазами свои шляпы. С своей стороны, и Сережа молчал и удивленно хлопал глазами, не видя нигде ни вина, ни объедков, ни залитой и загаженной скатерти. — Выпито! — бессмысленно пробормотал он наконец, щелкая себя в галстух. — Да, было-таки… Но какую мы свежую икру ели… сливки! Пробормотавши это, он опять замолчал и через четверть часа встал и направился к выходу. Но тут обернулся и крикнул: — Засушины вы! все вы еще в пеленках высохли!.. Государство… туда же! Вот мы когда-нибудь с Петром Николаичем… разберем! И исчез. Споры возобновились, но Люберцев был слегка задумчив. Он вспомнил вещие слова отца: иной раз пренебрежешь человеком, а он в самонужнейших окажется… «Что, ежели этот шалопай, в самом деле…» — тревожился он. И на другой день, урвавши четверть часа у прогулки, он зашел к Сереже и застал его в самом разгаре туалетной деятельности. — А! Люберцев! — воскликнул Ростокин, слегка удивленный, — каким добрым ветром тебя занесло? Оказалось, что он действительно был так пьян накануне, что все забыл. — Да так, повидаться захотелось. Давно уж… — И я давно собираюсь к тебе. У тебя, говорят, умные вечера завелись… надо, надо послушать, что умные люди говорят. Ведь и я с своей стороны… Вместе бы… unitibus… как это? И он начал, по обыкновению, твердить, que tout est à refaire. Твердил бестолково, вращая зрачками, грозя пальцем и ссылаясь на Петра Николаича. |
| С. 208. … бог знает, какие парижские тайны… — Выражение навеяно заглавием широко известного в свое время романа французского писателя Э. Сю «Парижские тайны» (1842–1843), изображающего жизнь социальных низов Парижа. 87 С. 208. …идеальный человек, братец Шиллеру… — Иоганн Кристоф Фридрих Шиллер (1759–1805) — великий немецкий поэт и драматург, один из основоположников немецкой классической литературы. В пародийном осмыслении Валковского «вечно юный Шиллер» олицетворяет собой тип прекраснодушного идеалиста-мечтателя. 88 С. 209. Санта-фе-де-Богота (Богота) — столица Колумбии. 89 С. 209. Нассау — германское герцогство, существовавшее самостоятельно до 1866 г., а затем вошедшее в состав Пруссии. 90 С. 209. …что, дескать, графиня Хлестова скажет? — Хлестова — персонаж комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», властная старуха, свояченица Фамусова. Ср. с репликой Фамусова в финале комедии: Ах! боже мой! что станет говорить Княгиня Марья Алексевна! 91 С. 210. Шлык — шапка, колпак (в том числе шутовской). 92 С. 214. Торговый мост — мост через Крюков канал в Петербурге (Ленинграде). 93 С. 219. … о начинающихся реформах… — Речь идет о подготовке крестьянской и других буржуазных реформ в России. Вопрос о них широко обсуждался в печати конца 1850-х гг. 94 С. 230. В Большую Морскую, к Б. — Имеется в виду ресторан Бореля на Большой Морской (ныне улица Герцена в Ленинграде). 95 С. 231. У вас там теперь все нищета, потерянные шинели, ревизоры, задорные офицеры, чиновники, старые годы и раскольничий быт… — Выпад князя направлен против демократического, гоголевского направления в литературе. «Потерянные шинели», «ревизоры», «чиновники» — намек на «Шинель» и «Ревизора» Гоголя. «Задорные офицеры» — возможно, имеются в виду герои «Губернских очерков» Н. Щедрина. «Старые годы», «раскольничий быт» — темы антикрепостнических повестей П. И. Мельникова-Печерского. 96 С. 231. Есть такие искатели приключений, что даже меня тошнит… — Возможно, намек на роман Е. П. Ковалевского «Петербург днем и ночью» (1845), описывающий жизнь социальных низов. Не исключено также, что язвительный выпад Валковского имел более широкую направленность и метил в писателей «натуральной школы» с их пристрастием к «низким» жанрам, (например, «физиологический очерк»), темам и героям. 97 |
| Однако, было бы величайшей ошибкой видеть в этом подвиге нечто исключительное и особняком стоящее. Современная математика, вся целиком, построена на понятии предела и предельного процесса, c которыми приходится иметь дело явно всякий раз, как явно проступает идея бесконечности, и без молчаливого участия которых в построении науки нельзя ступить ни шагу. Иррациональности , некоторые намеки на теорию которых были сделаны здесь, – это лишь простейший и общеизвестный случай предельного процесса; но, кроме того, имеется еще множество других подобных сему применений основного понятия о преодолении конечности. Так, трансцендентная аналитическая функция не может быть выражена никаким конечным числом элементов, тогда как относительно алгебраической Вейерштрасс нашел, что она всегда может быть выражена таковым. Но тогда выступает начало преодоления конечности и оказывается, по теореме Пуанкарэ, что «всякую аналитическую функцию можно определить посредством счетового множества элементов (x – a)» 840 . Таким образом, функция аналитическая стоит в таком же отношении к функции алгебраической, как число иррациональное к числу рациональному. К этой же области преодоления конечности относятся чрезвычайно интересные, с теоретико-познавательной и онтологической точки зрения, исследования признаков сходимости и расходимости бесконечных рядов, в связи с вопросом о возрастании и убывании функций и теорией определенных интегралов. Тут «идеальные функции» Π. дю Буа-Реймона опять могут быть, в известном смысле, приравнены к иррациональностям, но уже не среди чисел и не среди функций, а среди интегралов. Исследования Н. Абеля, Н. В. Бугаева, Π. дю Буа-Реймона, Э. Бореля, Ж. Адамара, А. Пуанкарэ и др. 841 , несмотря на специальность задач ставимых там и методов там применяемых, имеют величайшее значение для философии, и нужно только удивляться, что до сих пор из них не сделано здесь почти никаких применений 842 . 839 Р. Дедекинд, – Непрерывность и иррациональные числа Пер. с нем. с прим. C. О. |
| М. Ю. Лермонтов. Литография Бореля с акварельного портрета К. А. Горбунова. 1841 г. С нач. 1839 г. Л., сблизившись с издателем А. А. Краевским, постоянно печатается в его ж. «Отечественные записки». В апр. 1840 г. отдельным изданием вышел роман «Герой нашего времени» (входящие в него повести «Тамань», «Бэла» и «Фаталист» впервые появились в «Отечественных записках» как самостоятельные произведения). Это первый в рус. лит-ре опыт философского и психологического романа, в к-ром на конкретном совр. материале, на примере судьбы «героя времени», человека лермонтовского поколения, совершается ревизия основных романтических ценностей (любовь, дружба, свобода), поставлены кардинальные религиозно-философские вопросы (предопределение и свобода воли, вера и неверие, отношение человека к Творцу и др. людям), не получающие, разумеется, однозначного решения. Проблемы социальные, национальные и исторические в романе оказываются лишь внешним выражением глубинных проблем личности и бытия человека в мире. Этим обусловлено своеобразное построение романа, ставшего новаторским и в жанровом отношении. Он составлен из 5 сюжетно самостоятельных повестей («Бэла», «Максим Максимыч», «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»), объединенных вокруг фигуры главного героя, Печорина, причем расположены они не в хронологической последовательности (т. е. не фиксируется внимание на происходящих с ним внутренних изменениях, не дана «история» его души), а так, что образ «героя нашего времени» последовательно «приближается» к читателю благодаря смене повествователей с разными т. зр. (Максим Максимыч - странствующий офицер - сам Печорин) и в итоге все-таки остается неразгаданным. Современные Л. критики, противоположно оценивавшие образ Печорина (такие, как С. А. Бурачок и В. Г. Белинский ), сходились на том, что это портрет автора. Между тем Печорин, «нравственный калека» по его собственному выражению, отказавшийся от веры, любви и дружбы, с автором, к-рый ни от чего этого не отказывается, конечно, отождествлен быть не может. Образ Печорина родственен героям поэм и драм Л. (существует понятие «лермонтовский человек»), но, как и др. герои романа, персонаж социально и исторически определенный, хотя его характер не обусловлен ни общественными, ни историческими обстоятельствами (это был бы лишь частный случай решения вопроса о свободе воли в пользу «предопределения», от чего сам автор принципиально уклонился). |
| Слухи эти, в существе своем, настолько нелепы, что можно было бы и не упоминать о них, тем более что большинство так и остается на степени слухов. Но, к сожалению, мы так приучены к нелепостям, до такой степени они всосались в нас, что мы принимаем всякую нескладицу за чистую монету и приходим в волнение по ее поводу. Добровольцы разъезжаются по своим местам и там грозят: погодите! вот ужо! И всё притихает перед этим «ужо»; деятельность, и без того не чересчур яркая, окончательно вялеет; зачатки жизни превращаются в умирание. Точно на другой день ожидается светопреставление. Разумеется, Сережа ничего этого не знает, да и знать ему, признаться, не нужно. Да и вообще ничего ему не нужно, ровно ничего. Никакой интерес его не тревожит, потому что он даже не понимает значения слова «интерес»; никакой истины он не ищет, потому что с самого дня выхода из школы не слыхал даже, чтоб кто-нибудь произнес при нем это слово. Разве у Бореля и у Донона говорят об истине? Разве в «Кипрской красавице» или в «Дочери фараона» идет речь об убеждениях, о честности, о любви к родной стране? Никогда! Между тридцатью пятью годами и сорока Сережа начинает склонять слух к увещаниям mon oncle и ma tante. Давно уже они отыскивают ему подходящую партию, давно убеждают устроиться собственным гнездышком, но до сих пор Сережа отстаивает свою независимость и свободу. — La liberté et l’indépendance — je ne connais que ça! — говорит он в ответ на родственные увещания, и старики грустно покачивали головами и уж почти отчаялись когда-нибудь видеть милого Serge’a во главе семейства. Однако ж теперь он начинает понимать, что роковой момент недалеко. Он уже отрастил брюшко, на голове у него появились подозрительные взлизы; он сделался как будто вялее в своих движениях, и его все более и более тянет… домой! Приедет в свое гнездышко, рассчитывая отдохнуть и помечтать… так, ни об чем! А там — Шарль угощает свою белошвейку сладкими пирожками из соседней булочной. Скрепя сердце, он опять едет к Донону, но уже без прежнего внутреннего ликования, которое заставляло, при входе его, улыбаться во весь рот дононовских татар. |
| — Конечно, с уходом поколения славянофилов и западников вопросы, поставленные ими, продолжали волновать мыслящих русских людей, поэтому дискуссии на эти темы продолжаются вплоть до наших дней и, думаю, будут продолжаться впредь. Однако уровень этих дискуссий зачастую оставляет желать лучшего — планка понижается. Тимофей Николаевич Грановский (1813—1855) — русский медиевист, профессор всеобщей истории Московского университета. Литография П. Бореля Во-первых, когда дискуссия расширилась, пошла в массы (а этого не могло не случиться, ведь мировоззренческие вопросы интересуют не только великих мыслителей, но и, скажем так, «интеллектуальную массовку»), она измельчала, и друг другу противопоставлялись не подлинные идеи славянофилов и западников, а некие примитивные, карикатурные представления. Проще говоря, сейчас нет ни Хомякова — с одной стороны, ни Герцена — с другой. Связано это с общим понижением культурного уровня. Не случайно XIX век называют золотым веком русской культуры. Ведь только долгая, медленная, кропотливая культурная работа может привести к появлению каких-то вершин — интеллектуальных, эстетических, духовных. А после того, как весь XX век Россия занималась самоуничтожением, гении появляются слишком редко, если же и появляются, то вопреки нынешнему вектору культурного развития. Пушкины и Хомяковы, Герцены и Самарины рождаются только в глубоко рафинированной среде, которая складывается десятилетиями. Конечно, бывают исключения, ведь Дух Божий дышит, где хочет, и поэтому в наши дни тоже появляются таланты и гении, но это единичные случаи, а среды, из которой бы они вырастали, все равно нет. Во-вторых, понизился не только уровень понимания предмета — понизилась и общая культура дискуссии. Я уже говорил, с каким огромным уважением воспринимали своих оппонентов и славянофилы, и западники. Сравните это с той злобой, с тем ядом, который изливали друг на друга лет двадцать назад публицисты в толстых журналах разной идейной ориентации. Кто-то из них считал себя наследниками славянофилов, кто-то — западников, но они были лишь карикатурой и на тех, и на других. То же самое происходит и сейчас: карикатурные «западники» воюют с карикатурными «славянофилами», а то, что на самом деле думали западники и славянофилы, их не очень-то интересует. |
| Подпишитесь на наш Телеграм Епископ Феофан (Говоров). Литография П. Ф. Бореля. 1860 г. Не удивительно ли, что родившийся 206 лет назад святитель Феофан (Говоров) до сих пор остается одним из самых читаемых духовных авторов. Писал он вроде для другого поколения, для другого общества, для людей, которые вели совсем другой образ жизни. Но советы святителя пригодятся и нам, потому что обращены к «внутреннему человеку», который всегда тот же, и в XIX веке, и в XX. Урок первый. Не бояться уныния Конечно, уныние — это грех. Но это еще и естественное состояние человеческой души. Естественное в смысле неизбежности. Не бывает идеальных геометрических фигур — это умственный идеал, и ни одна вещь этому идеалу не соответствует. Так и человеческая жизнь не может быть идеальной. Может быть, мимолетное соприкосновение с идеалом и есть чудо? Когда ослабляется теплота духа, надо всяко хлопотать о восстановлении ее, со страхом и трепетом припадая к Богу. Все от Него. Уныние, скука, тягота духа и тела придут иногда, может быть, надолго. Не робеть надо и твердо стоять на своем, усердно исполняя принятые правила, и не ожидайте, чтоб на душе не было уже никакого вкуса. Вы и не ожидайте, чтоб на душе было всегда одинаково тепло и сладко. Так не бывает. Напротив, постоянно ждите нечаянных изменений. Когда придет вялость и отяжеление, думайте, что это вы — настоящая, — как есть; сладость же духовную принимайте, как незаслуженную милость. Письмо 701 Урок второй. Вспоминать о хорошем Когда невмочь пересилить лень и подступает отчаяние, когда «ничего не получается», не нужно искать глазами синий троллейбус, нужно просто о нем вспомнить. Это ведь не байки: память о жене и детях бережет солдат в окопах, память о солнце не дает свихнуться заключенному, а воспоминание о мимолетном духовном наслаждении помогает настроиться на молитву. Душа знает, что доставит ей тот или другой предмет, и тянется к нему, желая вкусить от него сласти… Перенесите это к духовному. Надо узреть и, хоть предположительно, увериться, что от того или другого духовного предмета или дела будет такое и такое благо, утешение, услаждение. Если благо сие было уже испытано хоть однажды, то тут уверенность будет не предположительная, а действительная, на опыте основанная… Извольте теперь становиться на это твердою ногою всякий раз, как одолевает леность, а это то же, что душевного и плотского хотите, а духовного — нет, и понапрягитесь немного восставить ощущение испытанного уже блага от духовного дела, от которого теперь отвлекает леность. Как только это успеете сделать, душа уступит, ибо она бессильна стоять против духа. Если вы припомните духовные ощущения, то не можете не сознать, что эти ощущения, как небо от земли, стоят выше душевно-телесных. По этому превосходству, уже испытанному, и слабый след духовного ощущения отталкивает всякое душевное и силен увлечь к себе сознание и произволение наше. |
|
|
