| Удивительно, что за его голову не назначено вознаграждение хотя бы в пару тысяч долларов. — Удивительно другое, — перебила Ольга, — зачем этот конверт подбросили мне? — Ну, может быть, потому, что о моих с ним отношениях… — А о моих! — не дала договорить Ольга. — У меня-то с ним какие отношения?! — Прости, Оля, но я в этой игре правил пока не знаю. Уж какой тут умысел? Пока что я заберу эти бумаги к себе, а рядом с тобой будет всегда усиленная охрана. — Зачем?! — Я так решил. Спорить с ним не имело смысла, ибо принятые им решения не обсуждались, не изменялись, а исполнялись дословно. Ольга ушла в себя и серьезно задумалась о том, что Семена все же следует предупредить, независимо от того, как будет поступать муж. — Значит, вашей встречей на зимнике все не закончилось? — спросила она. Степан опустил глаза. Он явно был не готов к такому вопросу. — Честно говоря, я пока сам не знаю, и даже дядя Коля не знает. А тебе и знать незачем! 3 Так же, как когда-то Ольга разучилась чувствовать время, она разучилась радоваться весне, лету, первому снегу… Погруженная в созданный Степаном мир, как рыбка в аквариум, она, тем не менее, сама создавала себе природные и климатические условия, да и без труда могла поменять русскую зиму на тропическое лето — достаточно только купить билет на самолет. Но нынешний май заставил ее почувствовать свой вкус. По всей стране стояла пальба, падали самолеты, сходили с рельсов поезда, останавливались заводы, шахтеры ложились на рельсы… А май как и десять, как и сто лет назад колдовал молодой зеленью да легким ветерком. Он подкрался к скамейке в парке, на которой она сидела, и вдруг закружил зеленым ветром, полыхнул в глаза ярким, но не жарким солнцем, оправленным в бесконечную лазурь, перебил пресловутую французскую парфюмерию дыханием трав и яблоневого цвета и поманил куда-то в поля, где и небо и землю можно увидеть от края до края. И Ольга, как очарованная, смотрела на мир, словно впервые видела его побежденным бушующим маем, и не замечала, как на соседних скамейках оберегают ее Ваня-Супер и еще двое, приставленных к ней охранников. |
| В этом смысле стратегия Гребенщикова противоположна стратегии Пушкина, аллюзией на которого (стихотворение «Не дорого ценю я громкие права…») данная песня является. Спусковым крючком рок-н-ролльной лихорадки для членов «Аквариума» стала, конечно же, битломания. «Большей мистики, чем получить песней " Битлз " по голове в 12 лет, я до сих пор представить не могу... - говорил Гребенщиков в интервью 1998 года. - После этого хождение по воде, оживление мертвых и летание по воздуху представляются второстепенными развлечениями...» Отметим сразу – характерное сравнение со Христом и с левитирующими магами. Можно спорить или не спорить о вкусах, о масштабе достоинств группы «Битлз» на фоне вершин мировой музыки. Однако трудно оспорить две вещи: битломания была пронизана каким-то «ослиным» началом, вихлянием, похотливым полуживотным духом. И это связано с самой природой их музыки, создаваемой с цинизмом прожженных парней, которые после нескольких лет игры в стрип-барах вдруг начали воспевать романтическую дружбу с целью соблазнения глупеньких старшеклассниц из колледжей. Что тут скажешь, хорошая религия на замену христианству! Не буду здесь говорить про убожество текстов западных рок-групп, понятно, что брали они эстетическим бунтом, хотя сам упрощенный подход англосаксов «к песенкам» тоже подкупал: уж у нас-то, думали русские эпигоны, уровень и культурный запас будут не хуже! (В песнях Харрисона, особо любимого Гребенщиковым, форма музыки полностью подавляет текст, растворяет его в себе, превращая в «подпорку» для музыкальной интонации – отсюда рок-мотив «есть то, чего никогда не доверить словам»). В стремлении подражать западной контркультуре было нечто болезненное. Как вспоминал виолончелист группы Всеволод Гаккель по поводу просмотра какого-то видео, «нам казалось, что человек, не видевший The Beatles, терял единственное из того, что вообще в жизни имело смысл посмотреть, исключая второе пришествие. Но вот оно-то как раз неизбежно, а прозевать The Beatles – можно…» Обезьянничали как могли: мечтали повторить в Ленинграде Вудсток-фестиваль, собирая толпу хиппи на ступенях Михайловского замка, употребляли внутрь пятновыводитель «Сополс» (на слэнге – «банка»). |
| Еще один свежий пример из альбома 2018 года: «Тело мое клеть, душа пленница». Слово «клеть» употребляется нашим «подследственным» в таком значении не в первый раз. Кроме того, у него есть регулярный гностический мотив «клетка крови», «клетка тела». Гностицизм гностицизмом, но клеть – это убежище, место, где можно уединиться, что-то хранить. У крестьян это холодная часть избы. В церковнославянском языке – комната, келья, кладовая . Ее никто и никогда не воспринимал как синоним клетки, темницы, тюрьмы. Напротив, там чаще чем в теплой части избы обычно ловили воров, если судить по пословице: «Злые люди доброго человека в чужой клети поймали». Вот таким «добрым человеком» и является БГ «с бородой по пояс», далеко не виртуозным образом шарящий в клети «живаго великорускаго языка»… Поэт должен заботиться о том, чтобы быть понятым. Для него это сверхзадача. «Пофигизм», наплевательство по принципу «Как хочу – так и ворочу! Чем меньше поняли, тем лучше!» – для поэта приговор. Иначе это не поэт, а словесный эквилибрист. Соблазн шарадами Здесь мы подошли ко второму крючку, за счет которого слабая поэзия и довольно-таки посредственная музыка могли оказывать большое влияние на молодые умы и даже порождать «культ». Этим вторым крючком стало мастерство «головоломки», «шарады», которые людям пытливым захотелось бы разгадывать. Нелюбопытные, как правило, «Аквариум» не слушали. Шарады, сопряженные с темой «духовности» – это уже само по себе почти эзотерика, конструирование собственного мифа. Гребенщиков часто отрицал искусственное кодирование смысла в своих текстах. Однако трудно отрицать очевидное. О. Сакмаров, прочитав одно объемное исследование о библейских мотивах в творчестве БГ (а исследований о гребенщиковщине филологами и культурологами уже издано немало), написал: « Думаю, что БГ как автор будет в полном восторге, потому что такое количество зашифрованных ребусов разгадано здесь!» Без «загадочности», «закодированности» песни «Аквариума» потеряли бы львиную долю привлекательности. Поэтому Гребенщиков не просто кодирует, но еще и сбивает с толку. Когда от варианта к варианту идет шлифовка, оттачивание той или иной вещи – никогда не происходит прояснения, не растет уровень «великой простоты», как это было бы у великих классиков – напротив, происходит еще большее «запутывание». (Есть такой термин в психологии и психиатрии.) |
| ние, опирающееся на данные палеонтологии и на наличную действительность, что развитие органического мира совершается скачками. Палеонтология показывает нам, что новые формы часто в отложениях являются внезапно и в большом количестве, наблюдаемая действительность открывает нам скачки в развитии насекомых, даже некоторых ящериц (особенно аксалотов, посетители нижегородской выставки в этом году могли видеть в акварии живыми этих некрасивых, но весьма замечательных мексиканских земноводных). Зоотехника знает особый факт, называемый индивидуальной потенцией и состоящий в том, что иногда рождается животное с резко выраженными особенностями, отличающими его от родителей, и с исключительною способностью передавать свои особенности потомству. Они обыкновенно становятся родоначальниками новых пород возникающих таким образом сразу, а не путем суммирования в долгом ряду поколений бесконечно малых изменений. Сторонниками этого взгляда начинают выступать и русские натуралисты. Так проф. Тихомиров в реферате, «борьба за существование и эмбриональное развитие прочитанном 15-го октября нынешнего года в годичном заседании общества любителей естествознания, выставил несколько фактов представляемых эмбриологией, которые решительно расходятся с дарвинистическою теорией происхождения органов. Таким фактом, по мнению референта, является возникновение у шелковичного червя (Bombyx mori L.) в личиночной его стадии хитиновых крючков, вырастающих после линьки животного на его ножках. Крючки эти, как оказывается по исследованиям референта, появляются не постепенно, но сразу в 1½ дня после каждой линьки и такое внезапное возникновение их не может быть объяснено, как результат борьбы за существование. Кроме того крылья насекомого развиваются все время внутри его тела и следовательно никогда не могут быть упражняемы. Все это, по мнению г. Тихомирова, показывает, что орган появляется лишь в то время, когда он нужен, и притом появляется сразу. Так как всякий орган залагается уже в раннюю пору эмбрионального развития, то несомненно, что это состояние оказывает громадное влияние на дальней- |
| Какой человек приходит в храм? Скорее всего – сокровенный и внутренний. Тот самый скрытый за привычной внешностью человек, который в быту повседневном иногда сам себя стыдится за свои религиозные порывы. В храме ему хорошо, а в миру он свою веру боится на показ выставить. Насмешек боится или кривых взглядов. Поэтому человек раздваивается. Он словно натягивает на себя в повседневности кучу одежек и накладывает грим. В воскресенье же или праздники он приходит в храм и дает тому внутри живущему человеку свободно подышать и расправить плечи. Так дела обстоят у многих, потому что число прихожан, живущих верой постоянно и свидетельствующих о вере, у нас не очень велико. Некоторые люди почему-то даже отворачиваются, увидев знакомое по богослужению в храме лицо на улице или в магазине. Отчего это? Самих себя, вероятно, стыдятся, стыдятся верующими быть не раз в неделю, а всегда. Или не хотят новых знакомств и неуместных разговоров. Или еще что. Но мы, священники, ни от кого отворачиваться нигде не должны. Наша паства везде. Имеется в виду наша отчасти уже потерянная, отчасти еще не вовлеченная в молитвенную жизнь паства. Если пойти, скажем, в торговый центр и сесть за столик в одном из кафе (где-нибудь выше первого этажа для увеличения обзора), то можно смотреть и думать. Вот семейная пара выбирает солнцезащитные очки. Их легко представить в храме просящими уделить им время, чтобы поговорить о будущем венчании. Вот дети на руках у матерей тычут пальчиками в аквариум с экзотическими рыбками. Этих мам с детьми тоже нетрудно представить в храме на крещении. Все эти люди, которых так много вокруг, которые играют в боулинг, едят мороженое, катаются на роликах, едут вверх-вниз на эскалаторах… все они или большинство из них появляются в храмах время от времени в воскресные дни и праздники. Но все же это – неохваченная в полной мере молитвой наша паства. У многих из них на груди – крестики, и в лучшие моменты своей жизни они не чужды умиления, молитвенного восторга, благодарности Богу, жертвенного порыва. Но это именно – в лучшие моменты своей жизни, которые стоят особняком в ряду обычных будней и привычного поведения. А в обычные дни у нас на них нет времени и им до нас нет дела. В обычное время их головы набиты обрывками телевизионных новостей и желанием где-то заработать побольше денег. В обычные дни жизнь их (и наша) идет по своим, падшим, неевхаристическим законам. Так бы она и зачахла вовсе, если бы не оживляющее ежевоскресное действие литургии. |
| Юлихер, ссылаясь на те же свидетельства Климента и Иринея, считает, что и в Африке (Александрия), и в Азии (традиция, привезенная Иринеем) употребление воды решительно осуждалось Церковью. К этому прибегали " гипераскеты " и дуалисты-энкратиты. Из слов Киприана никак нельзя утверждать, что епископов-аквариев было много. Наоборот, ничтожно было количество малоизвестных архиереев. Функ также не согласен с утверждениями Харнака. Он, между прочим, не считает даже интерполяцией слово " смешение " в Апологии Иустина. Если и можно было бы говорить об интерполяции, то почему же вставлено такое странное слово " смешение " (κρματος), а не просто " вино " (ονον). Не следует забывать, что в тексте литургии святого Василия Великого Господь на Вечери, взяв чашу, растворил вино. Функ думает, что слово " смешение " написано самим автором. Упомянутый спор кратко изложен профессором Московской Духовной Академии А. П. Лебедевым на страницах " Богословского вестника " за 1894г. (февраль, с. 282-305). Но если вся гипотеза Харнака о Литургии, описанной Иустином Философом, и оказалась чрезмерно натянутой и не встретила в силу этого сочувственного отклика в науке, все же факт акварианства является бесспорной исторической истиной. Ряд свидетельств древности его подтверждает. Кроме сомнительных предположений о Иустине, письмо святого Киприана во всяком случае указывает на существование акварианской практики в Литургии около 250 г. в некоторых африканских церквах. Значительно свидетельство Климента Александрийского о том, что, " вопреки правилу церковному, находятся христиане, которые совершают Евхаристию на чистой воде " . Корни этого обычая восходят к энкратизму и маркионитству. Ригористический аскетизм этих сект побуждал их избегать употребления вина, даже в таинстве. То же делал и Татиан Ассириец. Согласно слову святого Епифания Кипрского, эвиониты, секта иудейского происхождения, совершали Евхаристию на опресноках и воде, вместо вина. Эта практика сохранялась в IV веке в окрестностях Тивериадского озера, в Моаве, на о. |
| Как раз в тот день, когда она мне испортила балетный задор, я и решила пойти утешиться своими экстрасенсорными способностями. Место оказалось выбрать непросто. В комнате невозможно из-за девчонок; в коридорах тоже неспокойно, то и дело кто-нибудь куда-нибудь проходит. В буфете интернатовском в принципе можно, но там и вода, и холодильник, и народ все время шастает попить и поесть, обжоры ненасытные. От безвыходности я решилась на то, что запрещено, а именно после отбоя проникнуть из интерната в основное здание и там, в тишине и спокойствии, подергать взглядом ковер и попробовать сдвинуть аквариум. Для простого человека эта авантюра практически невыполнимая: дверь между интернатом и Академией есть, но она всегда заперта. Ну, мне-то что, я ж экстрасенс, я могу, если поднапрячься, любой замок взглядом открыть. И вот дождалась я отбоя, прокралась на третий этаж, где живут мальчики и где находится проход в Академию. К счастью, в коридоре мне никто не встретился. В его конце была та самая дверь, железная белая дверь с черной ручкой. Закрытая, естественно. Я представила себе замок и нажала взглядом на него, а потом на ручку, но ничего не произошло. Давлю посильней, но дверь не поддается. Что такое, думаю, раньше всегда получалось, а тут что? Может, замок заговоренный? Но как быть? Пройти-то хочется! Ладно, раз магия почему-то не работает, попробуем обычным способом. Этой дверью пользуются редко, только в исключительных случаях, например, если кто-нибудь болен и не может с температурой идти через улицу. Недавно, когда мы шли на завтрак, как раз для одной девочки ее открывали. Ключ находится на первом этаже, у вахтерши, там все ключи висят на гвоздиках возле ее стола. Надо как-нибудь похитить ключ! Если что, гипноз применим, а чего? На то я им и владею, чтоб себе выгодно было! Но для начала попробуем использовать хитрость. Спускаюсь я такая на вахту и говорю: — Ой, простите… У нас на четвертом этаже уже все спать легли, а на пятом такой шум, кто-то то ли прыгает, то ли дерется, а ночного воспитателя мы не можем найти, чтоб их успокоила… Может, вы справитесь? |
| – А-а… Вы топите ими свою печку! – Какой любопытний! – сказал Димитраки, здороваясь со мной. – Скоро совсем старик будет. Он отворил дверку, и царапавшаяся черепаха спокойно вползла, как в свою нору. – Кошка мой… Эге! Киш-киш!.. Что говорить о Жоржике! Я сам с живейшим любопытством смотрел, что разделывала черепаха. Это неуклюжее и тупое, как принято думать, существо проявляло большую сообразительность. На призыв Димитраки она вытянула, как могла, шейку и подняла головку, точно спрашивала или просила о чем. Димитраки взял с полки кусок какого-то корешка и дал черепахе. Она даже зашевелила хвостиком, быть может выражая этим свое удовольствие, приняла корешок и поползла к двери. – Совсем ученый черепах. Сладкий корешок любит… Жоржик уже не смотрел на черепаху. Его глаза перебегали с предмета на предмет. И стоило посмотреть! В этой норе был целый интересный музей. Откуда только мог раздобыть все старый Димитраки! На вставленной в земляную стенку полке стояли два небольших, красиво вылепленных из мелких разноцветных камешков и ракушек грота, какие обыкновенно помещают в аквариумах. На деревянных колках по стенам висели крупные кораллы… Нет, конечно, не кораллы. Висели темно-красные бусы из кизиловых ягод. Штучки две-три высушенных морских котов и лисиц, из породы скатов, с когда-то ядовитыми пилообразными остриями над хвостиками, были ловко прикреплены к стенке, точно ползли. Стояли коробочки, оклеенные мелкими ракушками. С земляного же потолка свешивались на бечевках две фелюги-модели, какие часто выделываются рыбаками на побережье для забавы детям. Из пары самодельных коробок с вставленными кусками где-нибудь подобранного стекла выглядывали розовые спинки сушеных крабов. Рядками стояли у стен очищенные и выжженные, с причудливыми корневищами, палки. Высокие рогульки, удобные для восхождения на горы, так называемые альпенштоки , из кизила, белые и гладкие, как слоновая кость, выглядывали из угла. На сколоченном из досок убогом столе стояли еще не отделанные корпуса фелюг и баркасов. |
| Он поворачивается и напрямик, а не по дорожкам, идет из сада. Нюра бежит за ним. Тимофей озадаченно смотрит им вслед, потом опять склоняется над хилым саженцем. Костя буравит ногами горячую бархатистую пыль дороги и ищет, на чем бы сорвать досаду, однако нет даже камня, чтобы запустить в собаку. Нюра идет сзади и тоже молчит. Только когда село остается позади, у обрыва Гремячего яра Костя видит груду комьев глины и начинает сердито швырять их в яр. Раздражение мало-помалу спадает, но неприятный осадок остается. — Ну и пусть! — бормочет он, швыряя последние комья. — Подумаешь!.. — Ты что, Костя? А? — озабоченно спрашивает Нюра. — Ты на кого рассердился? На Тимку, да? — Ни на кого!.. Пошли домой. Они сбегают в яр, выходят на луговину. Опять брызжут из-под ног кузнечики и висят столбики мошкары над головами, но веселое, радостное настроение не возвращается. Костю раздражают и кузнечики и мошкара, а лягушек он бы всех передавил, чтобы они и не пискнули больше. — А почему я должен быть кем-то? — вдруг поворачивается он к Нюре. Захочу — и буду, а не захочу — не буду! — Так разве я что говорю? — недоумевает Нюра. Но Костя не слушает. Почему, в самом деле, он должен быть обязательно мичуринцем? А он вот хочет быть не мичуринцем, а моряком! — Да ведь тебя никто не заставляет. — А чего она смеется? — Кто? — Ну, эта ваша… учительница. — Она и учительница и старшая пионервожатая. — Ну и пусть! А Мишка и Тимка… Чего они задаются? — Так они же ничего не говорили! — Ну, не говорили, а все равно задаются, что они умеют, а я — нет… Подумаешь! Я знаю и умею побольше их… Костя действительно знал и умел делать множество вещей и про себя этим гордился. Он знал всех знаменитых киноактеров, знал поименно почти всех мастеров спорта, а многих — и в лицо; футболистов киевского “Динамо” он узнавал по походке, со спины; никто лучше его не мог разобраться, почему левый край “промазал” и как капитан команды обводит противника; он наизусть знал все марки автомашин — советские и иностранные; сделал сам аквариум, а если рыбки в нем подохли, то виновата хлорированная водопроводная вода, а не он; а когда он собирал марки, так у него были такие, что даже из девятого класса приходили с ним меняться. Лучше его в пятом “Б” никто не умеет плавать кролем, а “ласточка” получается лучше только у его друга Федора. |
| Прогноз непогоды: 4 - 10 февраля Что-то кончилось, шоу кончилось Роман Вершилло " Дело ТВ-6 " и история команды Киселева подходят к концу. И от этого мелкие подробности вырисовываются отчетливо, как холодные чаинки на дне чашки. Почти десять лет они рассматривали Россию в телевизионную лупу. Эти несколько сот человек смотрели на нас испытующим взглядом, как будто спрашивая себя: " Что они еще могут выдержать? " Мы выдержали всё, кроме фильма Скорцезе " Последнее искушение Христа " и кроме самого последнего искушения - шоу " За стеклом " . Как в выпуклом стекле аквариума, Россия десять лет разглядывала гигантское эго Гусинского и потом Березовского. Надо отдать должное, команда Киселева умела это делать: до неподобающих размеров увеличивать убожество этих двух олигархических душ. А что сами эти лакированные человечки, так долго совершавшие свой ежедневный круг перед камерами? Команда Киселева - толпа в масках. Неслучайно в новогоднюю ночь 2002-го они показали имитацию венецианского карнавала. Они надевали маски, потому что жалели нас. Без масок они были бы еще страшнее - мы бы увидели безобразных монстров, какие изображены на картинах Босха. Эти люди - журналисты и бизнесмены, банкиры и бандиты - были телегеничны, поскольку в художественном виде изображали грехи, болезни и страсти. Они ежедневно вводили нас внутрь этих увеличенных " Я " , где сны смешались с явью, ложь с самообманом, жадность со страхом и бессердечием. Итак, разгадка налицо. Мы знаем, кто эти люди, что и кто ими двигал. Мы знаем, сколько и как им за это платили, и самое главное, мы знаем, что преступник пойман. Но сама по себе разгадка не удовлетворяет. Человеку - и чему-то очень важному в человеке - требуется, чтобы в разгадке оставалось нечто от тайны. Так и здесь. Все ясно, и все же не могу понять: что они сделали над собою, Киселев и компания? Как они, как лица, имеющие человеческий образ, могли превратить себя в таких чудовищ? Пусть это останется тайной, поскольку такая тайна, как маска, прикрывает собой страшный ответ. Может быть, слишком страшный для человека. Что-то кончилось, это шоу кончилось. Порадуемся же этому. На главную страницу |
|
|
