| Самыми наглядными здесь будут инсталляции современных художников. Инсталляция – это и есть перемещенный предмет (или найденная вещь, украденный объект) в чистом виде. Инсталляцией может быть практически все – любой экспонат с ВДНХ, лоскут, приклеенный к бумаге, спичечный коробок, пришпиленный к двери, табурет на подставке, аквариум с проросшей травкой на дне и т. д. Однако сами по себе они – вещи мира сего, неокультуренные предметы, пока художник не поместит их в подобающий контекст художественной галереи, не снабдит надписью и своей авторской фамилией. Как только они выставляются напоказ на соответствующей выставке, получают знак авторской принадлежности и этикетку с названием, они становятся произведениями актуального искусства. Например, некий поэт по фамилии Месяц " коллекционирует дождики " : он собирает в банку капли. Это могло быть лишь фактом его биографии или, в худшем случае, его истории болезни, и все. Но то, что он каждый раз непременно наклеивает на свою " авторскую " банку этикетку, на которой написано место и время заготовления экспоната, и выставляет его на обозрение, дает ему основание числить это фактом актуального искусства [ CCCLXVI ]. Таким образом, для восприятия такого рода искусства необходимо учитывать три момента: кто, когда (где) и с какой целью. На третий вопрос должна ответить надпись на инсталляции, ибо она главным образом и содержит мотивировку. В этой надписи должна быть указана некая аллюзия (субъективная и произвольная), которая возникала у художника при созерцании " перемещенного предмета " . То есть табурет может быть аллюзией, предположим, на писсуар Дюшана, спичечный коробок – на роман " Имя розы " , а аквариум с травкой – на " Черный квадрат " Малевича. Название инсталляций и придает им статус знака, указующего в разные стороны культурного пространства. И здесь становится важным второй вопрос ( " когда/где? " ), ибо он имеет прямое отношение к контексту, в который помещен предмет (текст), поскольку один и тот же текст, в зависимости от контекста, может оказаться совершенно разными текстами. |
| Осыпались листья с рябины. Остались только гроздья красных плодов. Висят они, как бусинки. Красивые, но горькие и терпкие. Какая птичка ни прилетит, попробует — горькие — и дальше летит. Однажды утром над рябиной зазвенела прекрасная песня, будто заиграла серебряная струна. Прилетели удивительные хохлатые птицы. Это свиристели. Они прилетели из далекого Севера. Вот кого ждала рябина! Радостно приласкала она хохлатых гостей своими красными ягодами. И не знал никто из птиц, что ягоды рябины стали сладкими. Говорят люди: от мороза. Нет, не от мороза, а от горя. Ведь так долго ждала рябина своих дорогих гостей, грустила, горевала, думала, что не прилетят. И ягоды от горя стали сладкими. Снежинка и капелька Бегала Аленка по льду. Падали снежинки. Будто плыли в воздухе. Одна снежинка опустилась на Аленкин рукав. Смотрит Аленка на пушистую снежинку. Шестиконечная звездочка, такая красивая, блестящая. Словно сказочный мастер вырезал ее из серебряной пластиночки. Наклонила Аленка лицо к снежинке. Смотрит, любуется ею. И вдруг случилось чудо: снежинка стала капелькой воды. Карасик в аквариуме У Петрика дома — маленький аквариум. Там живут золотые рыбки. Петрик их кормит. Однажды пошел Петрик к пруду. Поймал в мисочку маленького карасика. Принес домой и пустил в аквариум. Думает, что там карасику будет хорошо. Дает Петрик еду рыбкам. Золотые рыбки едят, а карасик не ест. Забился в уголочек на самое дно и сидит там. — Почему это ты, карасик, не ешь?— спрашивает Петрик. — Выпусти меня в пруд,— просит карасик,— а то я погибну здесь. Выпустил Петрик карасика в пруд. Цветок и снег Это было зимой. Первоклассница Вера каталась на санках. Возвращаясь домой, она нашла возле куста сирени сломленную веточку. Вера взяла веточку, принесла домой. Налила в кувшин воды, поставила в него веточку сирени. Через несколько дней распустились почки, появились зеленые листочки. Однажды Вера посмотрела на зеленую веточку и всплеснула руками от радости. Между листочками зацвел фиолетовый цветок. Девочка поставила кувшин с зеленой веточкой на окно. |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance СКВОЗЬ " АКВАРИУМ " 21 мин., 01.01.2008 Как странно то, что затеваю я: подобие любви создать из жажды, и временем раскрасить, чтоб однажды поверить самому… От звуков этой музыки, от этих слов у меня до сих пор мурашки по коже. До сих пор я помню тексты почти всех песен. Это уже потом выяснилось, что орел, телец и лев – не просто красивые образы, а символы евангелистов, и кто такой Сын Человеческий… А тогда я просто выбирала друзей по тест-коду: слушают они “Аквариум” или нет. Именно с текстов “Аквариума” начались мои поиски религии – ре-лигии, того, что восстанавливает связь, чтобы снова и снова приводить нас к Небесам Помню, говорили: “Аквариум” – это стиль жизни. Интересно, а как он повлиял на тех, кто играл в этой легендарной группе, а потом ушел из нее? Об этом мы решили узнать у них самих – музыкантов “Аквариума” первого созыва. Сергей Щураков, композитор и руководитель оркестра “Вермишель”, начал писать музыку еще в “Аквариуме”, и когда этой музыки накопилось на целый альбом, создал свой коллектив. Андрей Решетин ушел из группы, увлекшись старинной музыкой, и сделал из этого, казалось бы, музейного направления модный Early music фестиваль.Посмотрите, какие разные наши собеседники. Один – прекрасный ритор, он легко находит великолепные метафоры, его сравнения изящны и точны. Он прост и открыт в общении, а его футболка и рваные джинсы вполне сочетаются с блестящей карьерой академического музыканта. Второй – молчалив, с трудом подбирает слова и явно стесняется говорить на “высокие” темы. Его маленький оркестр не обладает широкой известностью, а музыка не совсем вписывается в какой-то определенный стиль. Единственные привлекающие внимание атрибуты – темные стекла поверх очков и складная белая трость – вовсе не модные аксессуары, а жизненная необходимость. На вопросы, связанные с верой, он обычно отвечает, что все его знания почерпнуты из “Добротолюбия”, и добавить от себя ему нечего. |
| Трубецкой Евгений Три очерка о русской иконе Умозрение в красках Вопрос о смысле жизни, быть может, никогда не ставился более резко, чем в настоящие дни обнажения мирового зла и бессмыслицы. Помнится, года четыре тому назад я посетил в Берлине синематограф, где демонстрировалось дно аквариума, показывались сцены из жизни хищного водяного жука. Перед нами проходили картины взаимного пожирания существ -яркие иллюстрации той всеобщей беспощадной борьбы за существование, которая наполняет жизнь природы. И победителем в борьбе с рыбами, моллюсками, саламандрами неизменно оказывался водяной жук благодаря техническому совершенству двух орудий истребления: могущественной челюсти, которой он сокрушал противника, и ядовитым веществам, которыми он отравлял его. Такова была в течение серии веков жизнь природы, такова она есть и таковою будет в течение неопределенного будущего. Если нас возмущает это зрелище, если при виде описанных здесь сцен в аквариуме в нас зарождается чувство нравственной тошноты, это доказывает, что в человеке есть зачатки другого мира, другого плана бытия. Ведь самое наше человеческое возмущение не было бы возможно, если бы этот тип животной жизни представлялся нам единственной в мире возможностью, и если бы мы не чувствовали в себе призвания осуществить другое. Этой бессознательной, слепой и хаотичной жизни внешней природы противополагается в человеке иное, высшее веление, обращенное к его сознанию и воле. Но, несмотря на это, призвание пока остается только призванием; мало того, сознание и воля человека на наших глазах низводятся на степень орудий тех темных, низших животных влечений, против которых они призваны бороться. Отсюда -- то ужасающее зрелище, которое мы наблюдаем. Чувство нравственной тошноты и отвращения достигает в нас высшего предела, когда мы видим, что, вопреки призванию, жизнь человечества в его целом поразительно напоминает то, что можно видеть на дне аквариума. В мирное время это роковое сходство скрыто, замазано культурой; напротив, в дни вооруженной борьбы народов оно выступает с цинической откровенностью; мало того, оно не затемняется, а, наоборот, подчеркивается культурой, ибо в дни войны самая культура становиться орудием злой, хищной жизни, утилизируется по преимуществу для той же роли, как челюсть в жизни водяного жука. И принципы, фактически управляющие жизнью человечества, поразительно уподобляются тем законам, которые властвуют в мире животном: такие правила, как " горе побежденным " и " у кого сильнее челюсть, тот и прав " , которые в наши дни провозглашаются как руководящие начала жизни народов, суть не более и не менее как возведенные в принципы биологические законы. |
| если Ты хочешь — камни воспоют Тебе славу; если Ты хочешь — сними эту накипь с моего сердца. («Аквариум») В середине октября в горах шла борьба тепла и холода. Нагретые за лето камни еще держали тепло, и солнце иногда совсем не по-осеннему пригревало, но в другие дни вдруг все окутывала морось дождя, а ветры приносили студеное дыхание надвигающейся зимы. Лиственные деревья наполовину облетели. Их поредевшие кроны не были уже такими торжественными, как прежде, и напоминали стареющего красавца, изо всех сил старающегося не растерять красоту. Зато внизу, под деревьями, расстилались ковры бурых, ярко-гранатовых и желто-охристых листьев. Пустынники уже окончили основную подготовку к зиме: дрова были напилены и уложены в дровницы; провизия, бензин, одежда и прочее на зиму было принесено «снизу». Сейчас делались последние перед зимой вылазки. Темнело рано, и на улице у костра сидеть было зябко, так что основное время братия проводила по кельям — в молитве, чтении или беседах. Последние два дня не было ни солнца, ни дождя. Земля немного подсохла, ходить по склону стало удобнее — ноги не скользили о мокрые листья. Иеросхимонах Салафиил сидел в гостях у монаха Давида. Келья Давида по совместительству являлась продовольственным складом: вдоль стен громоздились пакеты и мешки с сухарями, гречкой, рисом, овсянкой, сахаром и мукой. В углу выстроилась батарея пластиковых бутылок с подсолнечным маслом. Неровный красноватый свет, вырывавшийся из приоткрытой дверцы печки-буржуйки, облизывал помещение длинными языками. Старец вплотную придвинулся к печке и грел руки у открытого огня. Поленья уютно потрескивали и время от времени пускали в келью струйки сладковатого дыма. Долговязый монах Давид устроился на мешках с провизией, усердно дуя на жестяную кружку с только что заваренным травяным чаем. — Когда смотрю на огонь, вспоминаю историю, — тихо говорил отец Салафиил. — Человек встретил беса в горах. Дело было таким же холодным вечером, как сегодня. Ничего для разжигания костра у того человека не было, и он попросил беса дать огня. «У меня нет огня», — ответил бес. «Как? Ты из ада и у тебя нет огня?» — удивился человек. А бес объяснил: «Каждый приходит к нам со своим огнем»… Верно, огонь страстей посильнее и погорячее обычного пламени. |
| Доступ есть? Идея прогулки очень проста: несколько совершенно здоровых человек садятся на инвалидные кресла и пытаются, вместе с инвалидами, пожить ‘обычной жизнью’ – зайти в банк, в магазин, купить кофе, спуститься в переход. 17 сентября, 2012 Идея прогулки очень проста: несколько совершенно здоровых человек садятся на инвалидные кресла и пытаются, вместе с инвалидами, пожить ‘обычной жизнью’ – зайти в банк, в магазин, купить кофе, спуститься в переход. Четвертый раз подряд журнал «Большой город» провел традиционную прогулку по Москве на инвалидных колясках. Четвертый раз подряд журнал «Большой город» провел традиционную прогулку по Москве на инвалидных колясках. Сбор участников акции проходил в саду «Аквариум» на Садовой-Спасской Идея прогулки очень проста: несколько совершенно здоровых человек садятся на инвалидные кресла и пытаются, вместе с инвалидами, пожить “обычной жизнью” – зайти в банк, в магазин, купить кофе, спуститься в переход Инвалидные коляски для здоровых участников акции – абсолютно новые – подвезли на специальном грузовике прямо к парку Участники акции приходили вместе с детьми Мама-инвалид всю прогулку держала на руках малыша А это – Макс. Пока он знакомится с теми, кто рядом. Он тоже будет участвовать в акции – только в обычной детской коляске. Ведь проблема “непроходимости” наших городов касается не только инвалидов-колясочников, но и родителей с маленькими детьми Мама-инвалид привязывает дочке на руку воздушный шарик, чтобы он не улетел Собравшиеся в парке инвалиды были настроены доброжелательно и радостно Видно было, что акция для них – не рядовое событие. Женщины нарядно одеты. Царит атмосфера праздника Журналистов в акции участвовало примерно столько же, сколько и инвалидов, если не больше Актер театра и кино Артур Смольянинов, входящий в совет попечителей фонда «Подари жизнь», организованного Чулпан Хаматовой и Диной Корзун, помогающего детям с онкогематологическими заболеваниями, также сел в инвалидную коляску Елена Бродач, руководитель по спецпроектам журнала « Большой город», беседует с журналистом и издателем Сергеем Пархоменко. Он пришел на акцию вместе с сыном |
| Двери врозь. Вздох в упор Купороса и масляной краски. Кольты прочь, Польта на пол, К шкапам, засуча рукава. Эхом в ночь: " Третий курс! В реактивную, на перевязку! " «Снегом, снегом, коллега». – Ну, как? «Да куда. Чуть жива». А на площади группа. Завеянный тьмой Ломоносов. Лужи теплого вара. Курящийся кровью мороз. Трупы в позах полета. Шуршащие складки заноса. Снято снегом, Проявлено Вечностью, разом, вразброс. Где-то сходка идет, И в молчанье палатных беспамятств Проникают Сквозь стекла дверей Отголоски ее. «Протестую. Долой». Двери вздрагивают, упрямясь, Млечность матовых стекол И марля на лбах. Забытье. Москва в декабре Снится городу: Все, Чем кишит, Исключая шпионства, Озаренная даль, Как на сыплющееся пшено, Из окрестностей Пресни Летит На трехгорное солнце, И купается в просе, И просится На полотно. Солнце смотрит в бинокль И прислушивается К орудьям, Круглый день на закате И круглые дни на виду. Прудовая заря Достигает До пояса людям, И не выше грудей Баррикадные рампы во льду. Беззаботные толпы Снуют, Как бульварные крали. Сутки, Круглые сутки Работают Поршни гульбы. Ходят гибели ради Глядеть пролетарского граля, Шутят жизнью, Смеются, Шатают и валят столбы. Вот отдельные сцены. Аквариум. Митинг. О чем бы Ни кричали внутри, За сигарой сигару куря, В вестибюле дуреет Дружинник С фитильною бомбой. Трут во рту. Он сосет эту дрянь, Как запал фонаря. И в чаду, за стеклом Видит он: Тротуар обезродел. И еще видит он: Расскакавшись На снежном кругу, Как с летящих ветвей, Со стремян И прямящихся седел, Спешась, градом, Как яблоки, Прыгают Куртки драгун. На десятой сигаре, Тряхнув театральною дверью, Побледневший курильщик Выходит На воздух, Во тьму. Хорошо б отдышаться! Бабах… И – как лошади прерий — Табуном, Врассыпную — И сразу легчает ему. Шашки. Бабьи платки. Бакенбарды и морды вогулок. Густо бредят костры. Ну и кашу мороз заварил! Гулко ухает в фидлерцев Пушкой Машков переулок. Полтораста борцов Против тьмы без числа и мерил. После этого Город Пустеет дней на десять кряду. |
| В конце июня Блок перед отъездом за границу проводит неделю в Петербурге. 2 июня с ним случается романтическое приключение, настолько его поразившее, что он описывает его три раза: в письме к Пясту, в письме к матери и в «Записной книжке». Вот что он пишет Пясту: «…дело в том, что Петербург — глухая провинция, а глухая провинция— „страшный мир“… Вчера я взял билет в Парголово и поехал на семичасовом поезде. Вдруг увидал афишу в Озерках: цыганский концерт. Почувствовал, что судьба, и остался в Озерках. И, действительно, они пели Бог знает что: совершенно разодрали сердце (вариант в письме к матери: „И, действительно, оказалось, что цыганка, которая пела " о множестве миров " , потом говорила мне необыкновенные вещи“). А ночью в Петербурге, под проливным дождем, та цыганка, в которой собственно и было все дело, дала мне поцеловать руку— смуглую с длинными пальцами — всю в броне из колючих колец. Потом я шатался по улице, приплелся мокрый в Аквариум, куда они поехали петь, посмотрел в глаза цыганки и поплелся домой… Вот и все, но сегодня „все какое-то несколько другое и жутковатое“ (вариант в письме к матери: „Потом, под проливным дождем, в сумерках ночи на платформе— сверкнула длинными пальцами в броне из острых колец, а вчера обернулась кровавой зарей ( " стихотворение! )“». В «Записной книжке» рассказ об этой встрече сопровождается заметкой: «Страшный мир. Но быть с тобой странно и сладко». Эта тройная запись, действительно, «стихотворение» большой прелести: предчувствие встречи с другой цыганкой — «Кармен». 5 июля Блок уезжает в Бретань: по дороге осматривает Париж— и этот город, «сизый и таинственный», нравится ему необыкновенно — в первый и последний раз. На маленьком пляже Аберврак, около Бреста, его ждет Любовь Дмитриевна. Они поселяются в доме XVII века, бывшем когда-то церковью; поэт очарован «бедной и милой Бретанью». Большая бухта с выходом в океан окружена морскими сигналами; во время отлива кричат чайки; по дорогам, среди колючего кустарника— каменные кресты с Христом и Мадонной. «Совершенно необыкновенен голос океана… По вечерам океан поет очень ясно и громко, а днем только видно, как пена рассыпается у скал». Абервраку посвящено стихотворение «Ты помнишь?», в легком ритме которого дыхание океана, и соленый ветер, и пронизанный солнцем туман. Ты помнишь? В нашей бухте сонной Спала зеленая вода, Когда кильватерной колонной Вошли военные суда. Четыре — серых. И вопросы Нас волновали битый час, И загорелые матросы Ходили важно мимо нас. И последняя строфа: Случайно на ноже карманном Найди пылинку дальних стран — И мир опять предстанет странным, Закутанным в цветной туман! |
| — Не наш? — спросила Алиса у Поли. — Разумеется, не наш! — серьезно ответил робот. — Наш крупнее. Они вышли и купили по мороженому, одно съела Алиса, а свое ей потом отдал Поля. Внутри Поли не было холодильника, как в самых современных домашних роботах, и мороженое немножко подтаяло. Потом они попробовали по очереди силу на силомере. По этой старинной штуке надо было бить кулаком, и тогда стрелка подлетала вверх — у кого на метр, у Алисы на два, а у Поли на три с половиной метра. Но приз Поле не дали, потому что он робот. — На мне разве написано, что я робот? — спросил Поля. — А на тебе и писать не надо, — ответил карлик, хозяин силомера. — Вы просто завидуете моей силе, — сказал Поля. Тогда карлик обиделся и сам так ударил кулачком по выступающей кнопке, что стрелка улетела до самого верха и закачалась на высоте четырех метров. — Пошли, Поля, — приказала Алиса. И вдруг закричала: — Смотри! Навстречу им в большом аквариуме ехала русалка. Это была самая настоящая русалка с хвостом вместо ног, не из тех русалок, что пляшут на берегах, соблазняя добрых молодцев. Аквариум был на колесах, словно переделан из старого кресла для инвалида или бабушки. Люди не особенно обращали внимание на русалку, потому что вокруг ходило, бегало и прыгало немало необычных тварей и людей. Но Алису интересовало именно то, на что другие и не думали смотреть. Например, она увидела, что русалка, которая едет в облезлом кресле, чуть шевелит в аквариуме широким плоским хвостом, она заметила, как, не останавливаясь, та опустила зеленую руку и, зачерпнув воды, провела по груди и животу — не любят русалки сухости! Можно дать голову на отсечение, что никто из поддельных русалок не стал бы смачивать себе грудь водой. — Простите! — крикнула Алиса, бросаясь следом за русалкой. — Вы куда? Та нажала на кнопку в подлокотнике кресла и прибавила скорости. Алиса побежала за ней. Русалка оглянулась и оскалилась по-звериному. И тут же покатила еще быстрей. Это просто чудо, что она никого не сбила с ног, не задавила, не покалечила. Русалка неслась со скоростью автомобиля и через минуту скрылась из виду. |
| «Тысячелетие-73» было, как видно, вершиной популярности Махарадж-джи. Собственно говоря, на торжестве присутствовало всего 15 000 последователей (значительно меньше ожидаемого числа), и не произошло никаких «чудес» или «знамений», которые бы показали, что «новая эра» и вправду началась. Движение, которое настолько зависело от рекламной шумихи и было в такой зависимости от популярных вкусов определенного поколения (вся музыка «Тысячелетия-73» была в основном скомпилирована из популярных песенок «контркультуры» 1960-х годов), неминуемо должно было довольно скоро выйти из моды; а то, что Махарадж-джи недавно женился на своей секретарше, нанесло еще более значительный урон его популярности в качестве «бога». 3. ТАНТРИЧЕСКАЯ ЙОГА В ГОРАХ НЬЮ-МЕХИКО На покрытой травой возвышенности, на высоте 7 500 футов в горах Джемез, на севере штата Нью-Мехико, собралась тысяча молодых американцев (большинство в возрасте от 20 до 25 лет) на 10 дней в период летнего солнцестояния в июне 1973 года, чтобы заниматься духовными упражнениями. Каждый день они встают в четыре часа утра и собираются до рассвета (закутавшись в одеяла, так как утром холодно), рассаживаясь рядами перед сценой, построенной снаружи. Все вместе они начинают день с мантры на пенджаби (язык из группы санскрита), чтобы «настроиться» на духовные упражнения, которые им предстоят. Сначала несколько часов занимаются кундалини-йогой — это последовательность трудных физических упражнений, песнопений и медитации, целью которых является достижение сознательного управления телесными и духовными процессами и приготовление к «реализации бога». Затем происходит церемония подъема двух флагов: американского и «флага народа Водолея (Аквариуса)» (этот «народ», как подразумевается, — мирные люди «эры Водолея», или тысячелетия, к которому этот культ готовит людей) в сопровождении гимна «Боже, спаси Америку!» и молитвы за американский народ. После вегетарианской трапезы (что типично почти для всех культов) и лекций на теоретические и практические темы все готовятся к долгим занятиям тантрической йогой. |
|
|
