| Это самое обстоятельство и подало повод протестантским ученым приравнивать диофелитизм Агафона к несторианскому дуализму и отличать его, а с тем вместе на указанном основании — отчасти и церковный диофелитизм, от диофелитизма Максима. Резкость дуализма по их мнению, не уравновешивается здесь учением об ипостасном единстве и вытекающим из него учением о нераздельности образов действования обеих природ . Согласны, что учение об ипостасном единстве в послании Агафона слабо освещено; но одно это обстоятельство не дает решительно никакого права на тот смелый вывод, какой делается из него. При обращении должного внимания на цель, с которой написано послание, нетрудно будет понять всю уместность действительного его содержания. Как образец исповедания, послание представляет прямой и строго определенный ответ на спорный вопрос относительно количества воль во Христе, сводившийся на вопрос об истинности человечества Христа. Отсюда совершенно понятно, почему учение об ипостасном единстве в нем вовсе неразвито, хотя точка зрения на этот предмет намечена ясно и, в общем, ничем не отличается от воззрения на тот же предмет Максима. Вероопределение шестого Вселенского собора, как в общем, так и в частностях, совершенно сходно с исповеданием римского епископа. Как и это последнее, оно ни на шаг не отступает по духу и по букве от Халкидонского вероопределения и, строго последовательно развивая его далее, повторяет в существе дела сказанное в послании римского епископа. Хотя некоторые положения (например: об отсутствии противоречия и противодействия в направлениях воль Христа и касательно обожествления человеческой воли Христа) из имеющихся в этом последнем в соборном ороа " е получают более точную обрисовку. Что касается собственно образца исповедания веры, составленного на шестом Вселенском соборе , т. е. небольшой прибавки к Халкидонскому оросу, касающейся учения о двух волях во Христе, то здесь говорится лишь о двух природных волях и действованиях Христа и об отношении человеческой воли Христа к Его Божественной воле. |
| (Послание папы Агафона). Благочестивейшим государям, светлейшим победителям и триумфаторам, возлюбленнейшим сынам Бога и Господа нашего Иисуса Христа, Константину верховному императору, Ираклию и Тиверию августам, епископ Агафон, раб рабов Божиих. Между тем, как я созерцал различные скорби человеческой жизни и стенал с великими слезами пред Богом, единым и истинным, дабы ниспослал Он осенением божественного милосердия утешение волнующейся душе и извлек всемогуществом своей десницы из глубины печали и скорби, Он удостоил даровать мне, светлейшие государи сыны, непрестанным действием благодати, великий и удивительный повод к утешению, – благочестивейшее вашей мирной кротости предложение, которое Божиим снисхождением даровано на утверждение Богом врученного вам государства христианского. В нем обнаруживается то, что ваша императорская власть и снисхождение по Боге, чрез которого цари царствуют, который есть Царь царей и Господь господей, печется и старается тщательно исследовать истину неповрежденной веры, как она предана от апостолов и апостольских отцов, и имеет сильнейшее желание видеть во всех церквах сохранение истинного предания. И дабы не скрылось от внимания слышащих такое благочестивое желание, дабы под влиянием человеческого подозрения мы не отвратились от предложения, думая, что нас принуждают силою власти, а не с полною искренностью побуждают к защищению учения нашей евангельской веры, желание это чрез наше посредство возвещено всем народам и языкам высочайшими грамотами к блаженной памяти первосвященнику Домну, предшественнику нашей немощи. Грамоты эти продиктованы благодатию Божиею при посредстве трости – императорского языка и вышли от чистого сердца, убеждающего, а не насилующего, дающего удовлетворение, а не устрашающего, не оскорбляющего, а увещевающего, именем Божиим приглашающего к делу Божию; поскольку и сам Создатель всех и Искупитель, который мог бы, пришедши в мир в величии своего божества, устрашить смертных, напротив, по человеколюбию своего неисследимого милосердия, уничиженно нисшедши до нашего естества, благоволил искупить свое создание. |
| 61. Авва Иосиф рассказывал: во время беседы нашей с аввой Пименом он назвал Агафона аввой. Мы сказали старцу: он еще юн; почему же ты называешь его аввой? Авва Пимен отвечал: уста его дают ему право именоваться аввой. 62. Однажды брат пришел к авве Пимену и говорит ему: что мне делать, отец? меня мучит блудный помысл. Ходил я к авве Ивистиону; он сказал мне: не позволяй сему помыслу долго оставаться в тебе. Авва Пимен отвечает брату: авва Ивистион – дела его высоки, – он с Ангелами и не знает, что у нас с тобою есть блудные помыслы. Если монах будет воздерживать свое чрево и язык и будет жить, как странник, то, поверь, он не умрет. 63. Авва Пимен говорил: приучай язык свой говорить то, что у тебя на сердце. 64. Брат спросил авву Пимена: если я увижу падение брата моего, хорошо ли скрыть это? Старец отвечал: когда мы покроем падение своего брата, – и Бог покроет наше падение; а когда обнаруживаем грех брата, – и Бог обнаруживает наш грех. 65. Авва Пимен рассказывал. Некто спросил авву Паисия: что мне делать со своею душою? она бесчувственна и не страшится Бога. Старец отвечал ему: пойди, прилепись к человеку, боящемуся Бога; когда сблизишься с ним, он и тебя научит бояться Бога. 66. Авва Пимен сказал: если монах победит две страсти, то может быть свободен от мира. Брат спросил: какие? – Плотоугодие и тщеславие, отвечал старец. 67. Авраам, брат аввы Агафона, спросил авву Пимена: отчего демоны нападают на меня? – На тебя нападают демоны? – сказал ему авва Пимен; – демоны не нападают на нас, если мы исполняем свои хотения; наши хотения для нас сделались демонами; они-то мучают нас, чтобы мы исполняли их. Если же хочешь знать, с кем воевали демоны, – это с Моисеем и подобными ему. 68. Авва Пимен сказал: Бог дал израильтянам закон – воздерживаться от противоестественного, то есть от гнева, ярости, зависти, ненависти, клеветы на брата и прочего, что принадлежит ветхому человеку. 69. Брат просил авву Пимена: дай мне наставление. Старец сказал ему: отцы начинали всякое дело плачем. Брат сказал: дай мне другое наставление. Старец отвечал: сколько позволяют силы, работай, чтобы от своего рукоделья подавать милостыню; ибо написано: милостыня и вера очищают грехи (см. Притч. 15, 27). Брат спросил: что такое вера? – Веровать – значит жить смиренномудренно и подавать милостыню, – сказал старец. |
| Ко гробу отца Зосимы пришел последний из оставшихся монахов Зосимовой пустыни, иеромонах Исидор [ 5 ]. Ему и пришлось взять на себя руководство сохранившимся стадом батюшки Агафона. Духовный сын старца иеросхимонаха Алексия, старинный монах Зосимовой пустыни, он был в последнее время близок к отцу Митрофану и ему открывал свои помыслы. От него же отец Исидор воспринял и установки в руководстве душ. Но принимал он и учение батюшки Агафона, даже следил за тем, чтоб сохранялись и исполнялись все его заветы; для некоторых он стал основным старцем и духовным отцом. Из уважения к традиции отец Исидор принимал и писание помыслов, но, несомненно, он был монах-самородок. Все в нем было строго, определенно; все вопросы духовной жизни очевидны и непререкаемы. Его вера в Бога была цельной, крепкой и непоколебимой. Так же он относился и ко всем заветам старчества, так как всю жизнь был под руководством великих старцев. Он много пережил в войну, спасался от немцев, затем служил под Москвой и в Петушках, болел сердцем тяжело и долго и всегда оставался строгим монахом, трогательно любящим Православие и все духовное, был тщателен в исполнении служения, тщателен и строг к себе и другим. Скончался он на покое в Петушках и похоронен на кладбище в склепе. Духовные дети со слезами провожали его и, подобно тому, как в свое время его духовный сын, профессор Духовной академии, выходил из его келлии после откровения, обливались слезами. Сказать ли о последнем отпрыске обители Зосимовой, духовном сыне схиигумена Германа, епископе Варфоломее, том самом, который и приютил разрозненное зосимовское братство во вверенном ему Высоко-Петровском монастыре в Москве? Его руководство мы могли наблюдать только со стороны, так как не были духовными детьми Владыки. Личные наставления от него мы получали только тогда, когда, по благословению нашего старца, шли к нему как к епископу просить молитв о себе и о своих близких, когда в том была нужда. Зосимовские старцы высоко ставили епископскую власть и молитву [ 6 ]. |
| Святые девы-мученицы Агапия, Ирина и Хиония Сестры Агапия, Хиония и Ирина были дочерьми богатого и влиятельного жителя Фессалоники и жили в правление Диоклетиана. В 304 году император издал эдикт, который полностью запрещал хранение книг Священного Писания. Тогда они, дабы сберечь веру, бежали из города и отправились на высокую гору, где стали проводить жизнь в молитве. Телесно они обитали на вершине горы, а души их постоянно пребывали на небесах. Однажды солдаты императора обнаружили убежище святых и силой привели вместе с другими христианками Кассией, Филиппой, Евтихией и юношей по имени Агафон к правителю Македонии Дулкитию. Правитель сурово встретил их такими словами: «Безумцы, какой глупостью является ваше нежелание повиноваться распоряжениям божественных императоров и цезарей!» Затем он спросил Агафона: «А ты почему отказался вкушать мясо, подносимое богам, как делают все набожные люди?» «Потому что я христианин», – объяснил Агафон. Обратясь к Агапии, Дулкитий поинтересовался, каковы ее убеждения. Юная дева ответила: «Я верую в Бога Живого и не хочу осквернить свою чистую совесть». Правитель спросил у Ирины, почему она не подчиняется распоряжениям императоров. И та отвечала: «Из страха перед Господом!» Хиония ответила так же, Кассия сказала, что хочет спасти свою душу, Филиппия заявила, что лучше примет смерть, нежели коснется мяса, приготовленного для идолов. Евтихия выказала такую же твердость – так как она была на седьмом месяце беременности, судья приказал отправить ее в заточение. После этого он снова принялся за допросы, пытаясь убедить Агапию согласиться. Она возразила: «Не должно подчиняться сатане. Тебе не удастся изменить мое решение, оно непоколебимо». Дулкитий спросил: «Кто все же вверг вас в это безрассудство?» «Всемогущий Бог и Его Единородный Сын, наш Господь Иисус Христос», – ответила Хиония. Заключив, что более не в силах что-либо сделать, правитель огласил следующий приговор: «Я приговариваю Агапию и Хионию к сожжению заживо за то, что они с кощунственным упорством противятся эдиктам наших августейших повелителей, а также за публичное исповедание порочной религии христиан, к которой питают отвращение все правоверные люди. Что касается Агафона, Ирины, Кассии и Филиппы, они будут заключены в темницу в силу их юного возраста». |
| После этого Вилфрид вернулся в Британию и обратил провинцию южных саксов из идолослужения в веру Христову. Также он послал проповедников Слова на остров Векту; во втором году Альдфрида, наследника Эгфрида, он по приглашению короля вернулся в свое епископство. Однако пять лет спустя он вновь был обвинен и изгнан королем и несколькими епископами. Отправившись в Рим, он получил возможность защитить себя перед папой Иоанном и многими епископами в присутствии своих обвинителей. Общим согласием было решено, что обвинения против него, по крайней мере часть их, были ложными ; папа написал королям англов Эдильреду и Альдфриду и велел им вернуть Вилфриду епископство, поскольку он был несправедливо обвинен. Его оправданию во многом помогло чтение деяний собора блаженной памяти папы Агафона, во время которого Вилфрид был в Городе и восседал на совете с епископами, как уже было сказано. Когда по приказу апостольского папы деяния собора несколько дней подряд зачитывались перед знатью и большой толпой народа, они нашли там такую запись:»Возлюбленный Богом Вилфрид, епископ города Эборака, обратился к апостольскому престолу со своим делом и был очищен им от всех обвинений, высказанных и невысказанных» и так далее, как приведено выше. Когда это прочли, все слушатели изумились и после окончания чтения стали спрашивать друг друга, кто таков этот епископ Вилфрид. Тогда советник папы Бонифаций и другие, видевшие его во времена папы Агафона, сказали, что это епископ, неправедно обвиненный своими собратьями и пришедший недавно в Рим искать справедливости у апостольского престола. «Этот человек,-сказали они,- давно еще являлся сюда по такому же поводу; тогда блаженной памяти папа Агафон быстро разрешил дело и спор между двумя сторонами и вынес решение, по которому лишение его кафедры было незаконным. Папа удостоил его такой чести, что велел присутствовать на совете епископов как мужу нерушимой веры и честной души». Услышав это, они склонили папу объявить, что такой славный муж, бывший епископом почти сорок лет, не может быть осужден, но должен вернуться к себе с честью, полностью очищенный от всех обвинений. |
| Солов. 751/861; РГБ. Ф. 199. 128) и сборник таблиц (напр., РГБ. Ф. 256. 449; РНБ. ОСРК. F.I.543). Эта тенденция реализована в 2 списках редакции 7049 г.: РГБ. Ф. 247. 588 (2-я четв. XVII в.) и 667 (2-я пол. XVII в.) - они не содержат хронологических материалов. Не позднее 2-й четв. XVII в. возникла Особая редакция «К. в. м.». Она восходит к редакции 7049 г. и представлена 4 списками 2-й трети XVII в. (ИРЛИ. Собр. Каликина. 67; РНБ. Погод. 1292; ОСРК. Q.I.190; РГБ. Ф. 310. 1062).Редактирование статей в этом изводе производилось гл. обр. за счет сокращения и компиляции, ряд статей был переименован. Видимо, создание этой редакции связано с потребностью иметь краткий сборник календарно-хронологической тематики. Во всех списках данного извода содержится «Сказание о том, егда седмь тысящ лет изошла да и пасхалия, сложение святых отец седмаго Собора, скончалася», составленное из «Изложения пасхалии», «Начала пасхалии» и Предисловия свящ. Агафона. Можно говорить о 2 видах Особой редакции. К 1-му относятся списки РГБ. Ф. 310. 1062 (1648 г.), РНБ. ОСРК. Q.I.190 (3-я четв. XVII в.), ко 2-му - ИРЛИ (ПД). Собр. Каликина. 67; РНБ. Погод. 1292 (оба 2-й четв. XVII в.). Рукописная традиция 1-го русского сборника календарно-хронологического содержания охватывает период с сер. XVI до сер. XIX в. и представлена 48 рукописями. Вкладные и владельческие записи указывают на то, что «К. в. м.» был известен духовному, служилому, купеческому, крестьянскому сословиям. О том, что сборник получил широкое распространение и занял в ряду сочинений календарно-хронологической тематики одно из центральных мест, помимо прочего свидетельствуют рукописи 1-й пол. XVII в., содержащие извлечения из сборника свящ. Агафона (напр.: ГИМ. Син. 901; РГБ. Ф. 178. 4304; РНБ. Солов. 329/349, 1119/1228; РГАДА. Ф. 357. 17 (73)). Наибольшей популярностью сборник пользовался в сер. XVII в. Проводившаяся в то время богослужебная реформа вызвала рост эсхатологических настроений, проблемы, рассматриваемые в статьях «К. в. м.», снова приобрели актуальность. |
| Метод же этот не иной, как хранение ума: ибо его это дело (отражение прилогов), а не другаго чего. Из жития святаго Саввы. Когда святый Савва замечал, что отрекшийся от мира точно изучил правила монашескаго поведения, стал силен блюсти ум свой и бороться с помыслами сопротивных, и совсем изгнал из мысли памятование о мирских вещах и делах: тогда, если он имел тело немощное и болезненное, давал ему келлию в Лавре, а если был здоров и силен телом, разрешал ему самому строить особую келлию. Видишь, как святый Савва паче всего требовал от учеников своих хранения ума и в особой келлии жить им позволял не иначе, как после навыка в сем делании. — Что делать нам, праздно сидящим в келлиях и даже незнающим, что это за хранение ума? Из жития аввы Агафона. Брат спросил авву Агафона: скажи мне авва, что больше — телесный труд или хранение сердца? Авва ответил ему: человек подобен дереву: телесный труд — листья, а хранение сердца — плод. Поелику же, по Писанию, всякое древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает и во огнь вметаемо (Мф. 3, 10), то очевидно, что мы должны все попечение иметь о плоде, т. е. о хранении ума. Впрочем для нас потребно и лиственное прикрытие иблагоукрашение, т. е. телесный труд. — Дивно, как сей святый порешил всех, не имеющих хранения ума и хвалящихся одною практикою добродетелей, сказав: всяко древо, не творящее плода, т. е. хранения ума, и листвие только имеющее, т. е. внешнюю исправную деятельность, посекается и во огнь вметается. Страшно твое, Отче, определение! Из послания аввы Марка к Николаю. «Если хочешь,чадо, стяжать внутрь себя собственный светильник мысленнаго света духовнаго ведения, чтоб возмог ты непреткновенно шествовать в глубокой ночи века сего и чтоб от Господа исправлялись стопы твоя (Пс. 36, 23), так как ты зело восхотел пути Евангельскаго (Пс. Ш, 1; 118, 30), т. е. того, чтобы с теплейшею верою и молитвою сделаться точным исполнителем заповедей Христовых; то показываю тебе дивный к тому метод или способ духовный, не нуждающийся в телесном труде, или подвиге, но требующий труда духовнаго — внимания ума и мысли, с содействием страха Божия и любви. |
| Западное схоластическое богословие и каноническая теория связывала отношение и необходимость с теорией «по праву Божию» преимущества папы, а восточное богословие – с экклезиологически утвержденным преимуществом чести папского престола среди остальных патриарших престолов Церкви и с соответствующей соборной традицией. В самом деле, необходимость участия папского престола на Вселенском соборе понималось канонической теорией Запада в средние века как результат преимущества папского авторитета перед авторитетом Вселенского собора, а канонической теорией Востока – как каноническое выражение представительства убеждений Западной Церкви в высшем выражении соборного самосознания Церкви. Согласно первому толкованию, папский авторитет не только превосходил авторитет Вселенского собора, но и определял его. Согласно второму толкованию, папский авторитет, как и авторитет всех патриарших престолов, уступал авторитету Вселенского собора и содержался в нем, но считался необходимым для определения состава и функционирования собора. Оба толкования пользовались по-разному общей соборной традицией Вселенских соборов первого тысячелетия, однако первое авторитет Вселенского собора, а второе обусловливало папский авторитет, подчиняя его авторитету Вселенского собора. Данная диалектика, господствовавшая в первые десятилетия XV в. в проблематике реформаторских соборов Запада, привела к попытке папского престола обосновать превосходство папского авторитета над авторитетом Вселенского собора, на основе доказательств из святоотеческого предания. Все это использовал кардинал Юлиан Цезарини, сыгравший важную роль как в соответствующих дебатах на реформаторском Базельском соборе (1431–1439 гг.), так и на работе собора во Ферраре-Флоренции (1439–1442 гг.) Конечно, на соборе во Ферраре-Флоренции был в принципе принят de facto тезис Восточной Церкви по поводу превосходства авторитета Вселенского собора над папским и избежали его обсуждения; тем не менее, кардинал Юлиан Цезарини воспользовался случаем представить позиции папского престола при прочтении послания папы Агафона: Поскольку мы, господа, прочитали послание папы Агафона, хотелось бы сказать несколько слов по поводу того, что было сказано Родосским: Он сказал, что когда возникает какое-либо заблуждение, папа должен учить народы кафолической правде. |
| 18. Поведали о авве Агафоне, что он в течение долгого времени занимался с учениками своими построением себе келлии. Не прошло еще недели, как они устроили окончательно келлию, и начали жить в ней, - авва увидел на месте что-то вредное для души, и сказал ученикам своим то, что Господь сказал Апостолам: возстаните, идем отсюду (Ин. 14, 31). Этим ученики очень огорчились и сказали старцу: если у тебя было намерение переселиться отсюда, то зачем мы подверглись такому труду, строя келлию долгое время? И люди начнут соблазняться на нас, начнут говорить: вот они опять переселяются! не могут ужиться на одном месте! Старец отвечал: если переселение наше послужит соблазном для одних, то для других оно послужит назиданием; найдутся и такие, которые скажут: блаженны эти иноки, переселившиеся ради Бога и презревшие свою собственность ради Его. Я решительно говорю вам, что немедленно иду: кто хочет, пусть идет, а кто не хочет, пусть остается. Ученики пали к ногам его, прося, чтоб он согласился взять их с собою [ 9 ]. 19. Однажды авва Агафон шел по дороге с учениками своими. Один из них нашел на дороге небольшую связку зеленого мелкого гороху, и сказал старцу: отец! если ты благословишь, то я возьму это. Старец внимательно посмотрел на него, и как бы удивясь, спросил: разве ты положил тут эту связку? Брат отвечал: нет. Старец сказал: как же ты хочешь взять то, чего не положил? [ 10 ]. 20. Спросили авву Агафона: что - больше: телесный ли подвиг, или душевное делание? Старец отвечал: подвижника можно уподобить древу: телесный подвиг - листьям его, а душевное делание - плоду. Писание говорит: всяко древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает и во огнь вметаемо (Мф. 3, 10). Из этого явствует, что цель всего монашеского жительства - стяжание плода, т.е. умной молитвы. Впрочем, как нужны для древа покров и украшение листьями, так нужен для монаха и телесный подвиг. 21. Братия спросили авву Агафона: какой подвиг в монашеском жительстве труднее прочих? Он отвечал: простите меня! полагаю, что подвиг молитвы труднее всех прочих подвигов. Когда человек захочет излить пред Богом молитву свою, тогда враги, демоны, спешат воспрепятствовать молитве, зная, что никакой подвиг столько не опасен для них, сколько опасна молитва, принесенная Богу от всей души. Во всяком другом подвиге, который возложит на себя посвятившийся монашескому жительству, хотя бы он нес этот подвиг настойчиво и постоянно, стяжавает и имеет некоторое упокоение; но молитва до последнего издыхания сопряжена с трудом тяжкой борьбы [ 11 ]. |
|
|
