| 233, 4–234, 18. – Агафий рассказывает, что Юстиниан отомстил кутургурам, подняв против них Сандильха с его утургурами, и начавшаяся междоусобная война затянулась на несколько лет. Но тут мы можем поправить Агафия. Не утургуры отмстили за нашествие кутургурам, а новые союзники империи – авары. От Агафия почерпнул это сведение Иоанн Антиохийский, Johan. Antioch. 217, p. 621–622 М. 474 Поход Забергана ошибочно назван последним. Феофан – Chron. 236–237, 1 – сохранил сведение о нашествии гуннов в 562 году ранней весной. Гунны разбили выступившие против них из столицы войска, в марте взяли город Обасиполь (?), а в апреле с моря Анастасиополь в Родопе. О положении Анастасиополя см. Ргосор. aed. 4, 11, р. 303, 24–304. 8.–Быть может, это вторжение стояло в связи с передвижением аваров на запад. 477 Chauannes, Documents sur les turcs occidentaux. 1903 (Сборник Трудов Орхонской экспедиции. VI) стр. 219–229. 478 У Табари – Singibu. У Табари читается «Синджибу», но буквы g с надстрочным знаком не оказалось в типографии. Это имя важно, так как в нем звучит турецкий термин jabgu-kahan. 480 Theoph. 239, 20–23. Имя царя записано в форме σκλ. –Chauannes, о. с., 229 – отрицает принадлежность этого посольства туркам, но его доводы малоубедительны. 487 Ib. IV 29; Menandri frg. 23. Интересно отметить, что аварам приписываются какие-то magicae artes, благодаря которым они – diverseis fantasias ostendunt. В 515 году поражение армии Ипатия гуннами Виталиана объяснялось чарами шаманов, которые сумели навести темноту. 493 Единственным источником сведений об этом диспуте является краткий отчет о нем епископа Иннокентия: Collatio catholicorum cum Severianis. Mansi, 8, 817–836. 494 Loofs в своем исследовании Leontioz von Byzans (Texte und Untersuchungen, 3) отстаивает 531 год, хотя эта датировка ровно ничего не уясняет в личной истории монахов. Лоофс отождествляет Леонтия, помянутого в отчете о диспуте, с тем скифским монахом, который ездил в Рим вместе с другими в 519 г. Промежуток оказывается все-таки весьма продолжительным, и раньше 533 года мы не имеем указаний на интерес к этой формуле со стороны Юстиниана. |
| «Может, достаточно казней? — тихо говорит она. — Посмотри вокруг: палачей и судей уже неизмеримо больше, чем обвиняемых, и, хуже того, сами обвиняемые уже обратились в обвинителей. Смотри: идет по земле нескончаемый суд каждого над каждым и не видно ему конца». Где же поставить пресловутую запятую в сермяжной дилемме: «Казнить нельзя помиловать»? То, к чему склоняются чувства — совсем не то, что подсказывает совесть: «Казнить нельзя, помиловать!». В ту ночь, около двух часов, Ванесса проснулась от бессвязных криков и яркого света в окне. С сильным сердцебиением она припала к стеклу. И сразу же отскочила, луч от автомобильной фары, как выстрел, попал в нее и ослепил. Какие-то люди выходили из машины, громко, пьяно смеясь. Кто-то нещадно матерился. Несса подошла к входной двери и в щель увидела группу подростков шестнадцати-восемнадцати лет, у каждого в руках — бутылка. Ударил приторный запах марихуаны, каким часто несло из уборных ночлежки. На полную громкость включили тяжелый рок с пошлыми восклицаниями и стонами в паузах. Почему-то стало ужасно стыдно за то, что матушка Агафия слышит эту мерзость, как будто она принадлежала к другому, чистому миру, а сама Ванесса к тому, грязному, откуда вышли и незваные гости. Она оделась и вышла в прихожую. Дверь в матушкину келью была приоткрыта, и Несса не удержалась, заглянула с тревогой — монахиня молилась, стоя на коленях. — Show me your love, nun, о, please, show me your love, — подпевал один из подростков, а другой, пытаясь перекричать всех, орал: — Come here, nun. Your God will protect you. Come here. Матушка Агафия поднялась, закончив молитву, и на ходу пожав холодные пальцы Нессы, вышла на крыльцо. Она остановилась в проеме — согбенная, маленькая, припадающая на больную правую ногу, но необыкновенно спокойная. Инстинктивно Ванесса подвинулась к ней, будто пытаясь защитить, а может, ища ее защиты: тень Робин вдруг шмыгнула за голый куст сирени и замерла там, страх одолел внезапно, как недолеченный вирус. С минуту, кажется, подростки разглядывали монахиню. |
| иером. Иаков (Цветков) Св. мученице Агафии 242 (Февраля 5-го). Кондак глас 2-й. Подоб. Вышних ища... Единый благий Бог, ведый доброту твою еще от твоего младенчества, честная Агафия, избвавив тебя от лукаваго сообщения 243 , сподобил истинныя славы, – ты, Владыку всяческих за нас ублажающая. Икосы: (κ το Θεου) Получив от Бога имя свое, ты, преславная мученице, от юности избрала себе, благую часть, которая, по слову Спасителя нашего, никогда не отъимется от тебя. Но как вечная участница блаженных селений, ты умилостивляешь Господа за нас, рабов твоих, да престанем от лукавых деяний и спасемся тобою, преславная, Владыку всяческих за нас ублажающая. (’να λοιπον) Впрочем дабы показать терпение твое удобопременным (υμετπτωτον) 244 , Агафие, мученице многострадальная, неукротимый зверь (мучитель) возгарается сердцем своим с яростью, и усиливается мучить тебя, избирая для тебя всякий вид мучении, отсекая твои члены, и отторгая два сосца, которые, после того, в лучшем виде даровал тебе первоверховный апостол. Ты, Владыку всяческих за нас ублажающая. ( Σου ν τ σκπ) К твоему ныне прибегаю покрову, благоименитая мученице 245 , и к твоим стонам с верою припадаю: разгони (λσον) печаль души моей, да не ниспадет она во глубину отчаяния, безвременно унытем отягчаемая, и предаст забвению словеса песни, которую благовременно (καλς) ныне воспел я: но, по мере моей любви к тебе, воздай мне покровительством своим, Владыку всяческих за нас ублажая. 242 Переведено из «Anal, sacra» к. Питры, которым заимствовано из Тавринского кодекса; творение неизвестного песнописца – В Аф. кондакарии сих кондака и икосов нет. Св. мученица Агафия была родом из Сицилии, дочь благородных и богатых родителей, воспитанная в хриспаиском благочестии; она добровольно, сама по себе, отказалась от всех выгод земного своего положения, чтобы только сподобиться венца мученического. Из повествования о её страданиях за Христа, особенно примечательно то, что, Божиею благодатью и силою, мучители, при испытавши всех видов казней, остались совершенно бессильными пред нею, так что она, после всех мучений оставшись невредимою, блаженным образом скончалась, быв отведена в темницу, где совершила молитву ко Господу о приняли души своей от сего мира в горния, небесныя, селенья. 243 Πονηρς μζες. Сими словами указывается на избавленье ея Господом от сожительства с нечестивым мучителем Кинтилианом который сильно был увлечен ея красотою. Кинтилиан был воеводою на острове Сицилии. Читать далее Источник: Кондаки и икосы разных церковных песнописцев известные под названием безымянных : перевод с древнегреческого в первый раз, на русское наречие, иеромонаха Иакова (Цветкова) – М.: Тип. Л.Ф. Снегирева, 1885. – 193 с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| Старица не отринула от себя пришедшей. Считая, что пришедшая и есть та самая голубица, которую велено ей принять, Агафия Лукьяновна приняла с материнской любовью ее в число сестер обители. Дария, вступив в ограду обители, приняла на себя строгий обет молчания, так что она в обители ни с кем из сестер ничего не говорила, кроме начальницы и той только: «прости, благослови». Послушание Дарии было долго в трапезе, где она приготовляла для сестер кушанье не только без ропота, но даже с видимым удовольствием и с таким успехом, что исполняемое ею одной было бы по расчетам обременительно для трех, а чугуны из печи, к удивлению всех, она вынимала прямо руками, без ухвата. Начальница обители, старица Агафия, видя такое глубокое смирение и безропотное послушание не жившей в обители, молодой, неграмотной, крестьянской девицы Дарии, вполне убедилась, что сон был не призрак, а веление свыше и высказала сестрам, что Дария-то и есть та кроткая и незлобивая голубица, которую они встретили по повелению во сне. Кроме этого о жизни Дарии в обители ничего не известно. При строгом молчании и безропотном послушании она минуты досуга от своих послушаний употребляла на молитвенные воздыхания о спасении души и молила Царя царей оставить ее в обители. Но судьбы Божии неисповедимы. Господь готовил ей неведомое для нее поприще жизни деятельной, умной. Ей нужно было пройти и разные испытания. Так как она жила в обители без всякого письменного вида, то и должна была по времени удалиться из обители по необходимости. Семь лет жизни Дарии в этой обители приучили ее к безропотному послушанию, смирению и другим монашеским добродетелям. И не без скорби она расставалась с сестрами, где она ко всем и ко всему привыкла. Распростившись с обителью, Дария отправилась в родительский дом, в который не рассчитывала возвращаться никогда. Прибытие Дарии в родительский дом, считавшейся в числе мертвых, привело всех в изумление. После встречи и приветствий начались опросы, где и как жила. Слух о прибытии Дарии разнесся по селу. Родные, знакомые, подруги ее молодых лет, жившие уже семейной жизнью, наполняли попеременно дом отца Дарии. Те же приветствия, те же опросы о ее жизни. В особенности, удивлялись ее подруги, считавшие ее за веселую девицу, увидев ее переменившейся в характере и не в обыкновенной крестьянской одежде, а в черном платье. |
| Агафий воистину и как историограф остается поэтом и ритором, любит прибегать к изысканным цветистым выражениям, к словесным архаизмам, к красивому слогу, к демонстрации эрудиции в классической литературе, к явному и скрытому цитированию Геродота или даже Гомера, такой стиль может производить впечатление манерности, хотя и гораздо более сдержанной, чем, например, у его младшего современника Феофилакта Симокатты, но Агафия невозможно заподозрить в том, что он погрешает против истины, какой она видится ему, ради словесных эффектов, чтобы только поразить или развлечь читателя фантастическими историями или забавными анекдотами. Субъективно он был несравненно более честным свидетелем эпохи или рассказчиком о событиях, известных ему из третьих рук, чем Прокопий, хотя тот, конечно, значительно превосходил его и остротой наблюдений, и пониманием внутренних пружин происходящего, и тонкостью анализа, но при этом в своей знаменитой «Тайной истории» не удерживался от передачи и даже сочинительства самых невероятных и лживых слухов. Между тем труд Агафия и информативен, и достоверен не только на тех своих страницах, которые посвящены Римской империи и ее войнам, но и когда его рассказ выходит за имперские границы и воспроизводит события, происходившие в сасанидском Иране или в Королевстве Меровингов. Один из самых оригинальных памятников литературы эпохи Юстиниана – «Христианская топография» Космы, по прозвищу Индикоплов, что значит «плававший в Индию». Эта книга была написана между 537 и 547 годами. Ее автор – не профессиональный писатель или ученый, но купец, который много путешествовал по миру, подобный нашему соотечественнику Афанасию Никитину, так же побывавшему в Индии. О его жизни известно мало. По происхождению он грек, родившийся и выросший в Александрии. Косма плавал по Средиземному и Красному морям, по Персидскому заливу и Индийскому океану, с торговыми целями он побывал в Иране, на Аравийском полуострове и в Эфиопии, возможно, на Цейлоне и в Индии, о чем, казалось бы, и говорит его прозвище, но Индией тогда называли и иные страны, расположенные далеко на востоке или юге от границ империи. Из его книги известно, что он встречался и беседовал с императором Юстинианом. Написав «Христианскую топографию», Косма поступил в один из монастырей на Синае, но возможно, что над «Топографией» он трудился уже в монастыре. |
| Агафий даже явно идеализирует образ жизни некоторых варварских народов, например франков. Экскурс, посвященный их общественному строю, написан во многом в том же духе, что и знаменитая «Германия» Тацита. Агафий восхваляет социально-политический строй франков, чтобы похвала варварам звучала как порицание пороков современного автору византийского общества. Он хочет показать, чего недостает в общественной жизни Византии и чему византийцы могут поучиться у варваров. Агафий призывает византийское правительство поддерживать дружеские, добрососедские отношения с другими народами и осуждает ошибки правителей в их политике по отношению к соседям империи. В целом по своему мировоззрению Агафий был более умеренным консерватором, чем Прокопий; приверженец античности, он допускал и перемены, был сдержаннее в критике существующего строя, отражая в этом отношении политические симпатии и антипатии византийской интеллигенции. К историческому сочинению Агафия непосредственно примыкает «История» его младшего современника и продолжателя — Менандра Протиктора, сохранившаяся лишь в эксцерптах Константина Багрянородного . Менандр родился в Константинополе, в семье среднего достатка. В юности он штудировал юриспруденцию, прошел весь курс обучения и стал адвокатом. Однако, подобно Агафию, Менандр тяготился своей профессией и забросил юридическую практику. Нуждаясь в деньгах и рассчитывая на милости пришедшего к власти в 582 г. 34 императора Маврикия, Менандр приступил к сочинению исторического труда. Вероятно, какое-то время он служил при дворе, о чем говорит его прозвище «протиктор» (офицерский чин в императорской гвардии). Год смерти Менандра, как и дата его рождения неизвестны . Менандр поставил своей задачей продолжить труд Агафия, служивший ему образцом. Сохранившиеся фрагменты «Истории» Менандра охватывают период времени с 558 по 582 г. Подобно Агафию и Прокопию, которого он ценил особенно высоко, Менандр серьезно собирал и изучал исторические материалы. Придворная должность протиктора отчасти, видимо, открывала ему доступ к официальным дипломатическим и военным документам. В своем повествовании он часто приводит тексты подлинных дипломатических актов VI в. Во многих частях труд Менандра вполне самостоятелен и поэтому его можно отнести к числу ценных византийских источников раннего времени. |
| Историк Менандр, который, очевидно, располагал всем трудом Петра Патрикия и его дипломатической перепиской, упрекает Петра за простонародность речи. Видимо, частое общение с варварами способствовало тому, что сочинение Петра оказалось насыщенным варваризмами, и его речь действительно была близка к народной, хотя и «исполнена силой страсти и красноречия». Петр Патрикий принадлежал к придворным писателям эпохи Юстиниана и в лояльных тонах описал придворную жизнь своего времени. В отличие от других историков VI в., он увлекался не современной историей, а историей римского государства, изучение которой также находилось в русле духовных интересов правящих кругов Византии, мечтавших о восстановлении былой славы Римской империи. Другой выдающийся дипломат Юстиниана — сириец Ноннос написал ценное сочинение о своих посольствах и дальних путешествиях на Восток — в Аравию и Эфиопию. Это произведение также сохранилось лишь в отрывках. Некоторые, хотя и весьма скудные, сведения о жизни и деятельности писателя мы можем почерпнуть, кроме того, из выписок патриарха Фотия об историческом сочинении Нонноса. Ноннос был потомственным дипломатом. Он возглавлял византийские посольства к эфиопам, химьяритам и к арабам Йемена. Утраченный труд Нонноса был особенно ценен этнографическими и географическими сведениями о различных странах Африки, о нравах и обычаях арабских племен, в частности об их религиозных праздниках, о встрече на одном из островов с неграми-пигмеями и другими красочными описаниями. Судя по выпискам из его труда, Ноннос, как и Петр Патрикий, был вполне лоялен по отношению к правительству Юстиниана, обладал хорошим знанием языка, нравов и обычаев народов Востока и заслужил доверие императора. Он был достаточно образован, наблюдателен и сумел записать все увиденное и узнанное им в его далеких путешествиях. Выдающимся историком VI в. был почитатель и продолжатель Прокопия — Агафий Миринейский (536/37—582) (Мирины — город в Малой Азии). Свое юридическое образование он начал в Константинополе, куда переехала семья его отца, ритора Мемнония, а продолжал в Александрии. В 554 г. он вернулся в столицу и вскоре стал адвокатом. К этому времени семья Агафия разорилась и ему пришлось самому зарабатывать на жизнь, составляя различные прошения и жалобы своим клиентам. Занятия адвоката сковывали порывы творческой натуры Агафия. Еще в юности он страстно увлекался поэтическим творчеством и создал немало талантливых поэтических произведений в духе анакреонтической поэзии. В зрелом возрасте Агафий приступает к написанию своего исторического труда — «О царствовании Юстиниана». |
| Тем не менее, в дошедшем до нас виде труд Менандра крайне односторонен. В эксцерптах компиляторов X в. Менандр предстает человеком весьма лояльным, последовательно восхваляющим всех правителей империи, о которых сообщается в «Истории». Все это резко контрастирует с разноречивым, но чаще всего критическим отношением других писателей к правлению императоров и доказывает большую политическую осторожность Менандра, умевшего приспосабливаться к любому режиму. Вместе с тем в труде Менандра имеются и некоторые оппозиционные тенденции. Менандр резко выступает против тирании. В его сочинении встречаются прогрессивные идеи, отражающие социальные взгляды автора. Особенно это сказывается в отношении Менандра к труду и богатству, к миру и войне. Менандр всячески восхваляет труд, противопоставляет счастье в труде — праздности в богатстве. Менандр — горячий сторонник мира и противник войны. Он часто повторяет, что мир — великое благо для людей, а война — непоправимое зло. Народ и сановники в равной степени радуются миру. Особенно ненавистны Менандру междоусобные войны. Описание ужасов войны, прославление мира, мирного труда, предусмотрительности, осторожности — лейтмотив многих сентенций и исторического повествования Менандра. Философские взгляды Менандра, подобно представлениям Агафия, основываются на воззрениях античных философов разных направлений. Так же, как у Прокопия и Агафия, в произведении Менандра с большой четкостью выступает идея судьбы, идея изменчивости человеческого счастья. Веря в судьбу, Менандр одновременно высоко ставит человеческий разум и считает мудрость высшим благом. Силу разума Менандр ставит выше силы оружия. Он верит также и в могущество слова и придает огромное значение общественному мнению. «Все хорошее и дурное взвешивается мнением человеческим» ,— утверждает автор. По своим нравственно-этическим воззрениям Менандр близок к Агафию и значительно оптимистичнее Прокопия. Он склонен к нравоучительным сентенциям, проповедует истинную дружбу, справедливость, добро, вставляет в свой рассказ нравоучительные рассуждения, предостерегая людей от дурных покровителей или низких поступков и осуждая различные пороки. Вместе с тем Менандр признает право человека за зло платить злом: «Не нарушает справедливости тот, кто на козни отвечает кознями» . Идеи непротивления злу, христианского смирения и покорности чужды Менандру. |
| 710 Прокопий прибавляет, что Юстиниан вовсе не ценил «греков» в качестве солдат, считая их вообще непригодными для военного дела. Специальные агенты из корпуса экскувитов разъезжали по всем концам империи для проверки пригодности солдат к службе, отнимали военные дипломы и лишали военного звания состарившихся людей. Многие обращались в нищих, выпрашивавших себе пропитание из милости, другие откупались от исключения из военного звания. 711 Пограничные солдаты (milites limitanei), которых в прежние времена было много на восточной границе, перестали получать жалованье после заключения мира с Персией, а впоследствии (еще до 550 г.) Юстиниан лишил их военного звания. 712 Последствием такого отношения Юстиниана к армии было значительное сокращение военных кадров. Продолжатель Прокопия, Агафий, в общих соображениях, на которые его вызвало сделанное им описание набега на столицу Забергана, ставит в вину Юстиниану колоссальное сокращение военных сил империи и приводит цифры. По его словам, армия в тех пределах, какие имела империя в конце правления Юстиниана, должна была иметь численность в 645 тысяч человек, а на деле в это время она не превышала 150 и была рассеяна на огромном пространстве всех границ государства. 713 Мы не можем отнестись с полным доверием к цифрам Агафия. Что касается первой, то она могла быть вычислена по какому-нибудь памятнику вроде не раз упомянутой Notitia dignitatum utriusque imperii. Вторая цифра, по общему тону Агафия, не представляется точным свидетельством, восходящим к какому-нибудь официальному источнику, а лишь обобщением сведений, какие понаслышке и общим соображениям имел автор. Принимая обе цифры лишь как приблизительные, мы имеем однако основания признать справедливым упрек Юстиниану за сокращение военной силы государства. Преемник Юстиниана в своем указе о податных льготах населению засвидетельствовал о полном расстройстве военных сил империи, 714 и печальная судьба Италии в первые годы правления Юстина доказала справедливость этого свидетельства. |
| Когда святая произнесла это, Кинтиан велел ударить ее по лицу и сказал: – Не оскорбляй военачальника. Святая Агафия ответила: – Где разум твой, военачальник? Я желаю тебе, чтобы ты был подобен богу твоему, а ты не желаешь быть ему подобным, и сам стыдишься своих богов: посему вместе со мною отрекись от них. Военачальник сказал: – Ты заслуживаешь многие муки, на которые я тебя тотчас и отдам, если ты не исполнишь, что тебе приказывают. – Не боюсь я ничего, – отвечала девица; – если ты отдашь меня на съедение зверям, то звери, увидев меня и услышав имя Христово, укротятся; если в огонь меня бросишь, то Ангелы с неба будут меня охлаждать росою; если ты причинишь мне раны и мучения, я имею на помощь Духа истины, Который меня избавит от руки твоей. После этого военачальник велел отвести Агафию в мрачную и смрадную темницу; святая же пошла туда, как на пир и веселие, вручая себя Господу своему. Утром Кинтиан, вызвав опять святую Агафию на суд, спросил ее, достаточно ли она подумала о своем здоровье. Святая Агафия отвечала: – Здоровье мое – Христос. Но начальник сказал: – Отрекись от Христа, чтобы не погибнуть тебе в юности. – Отрекись ты от своих богов, – отвечала святая, – которые суть не что иное, как камень и дерево, и приступи к истинному Богу, сотворившему тебя, дабы не подвергнуться тебе мукам вечным. Тогда разгневанный мучитель велел повесить Агафию нагою на дереве и бить. Когда святую били, мучитель сказал ей: – Перемени свои мысли и поклонись богам, чтобы остаться тебе живой. Она же отвечала: – Сими муками я приобретаю себе блаженство, и радуюсь среди них так же, как радуется тот, кто приобрел великие сокровища: сии временные муки мне полезны. Как не собирают пшеницу в житницы, не очистив ее от плевел, так невозможно для души моей войти в рай, если сначала тело не будет истерзано муками. Военачальник велел слугам сильнее мучить Агафию, потом приказал железными клещами рвать ее сосцы и отрезать их. Когда это исполняли, мученица сказала военачальнику: – Безбожный и бесчеловечный мучитель! не стыдишься ты у женщины отрезать сосцы, которыми ты сам питался у своей матери; но я имею другие сосцы в душе моей, которых ты не можешь коснуться, ибо они от юности посвящены Богу. |
|
|
