| Начиная с шестого столетия, подлинность упомянутых творений имела своих защитников, как между восточными, так и между западными, хотя всегда были писатели, отвергающие эту подлинность. В девятом столетии Пресвитер Феодосий написал целуй книгу, доказывая эту подлинность. Нужно ли это было, если бы никто не оспаривал его мнений? Патриарх Фотий, один из ученейших, церковных писателей, упоминает в своей Библиотеке (§ 1) о книге Феодосия, но выражается так, что заставляет предполагать свое несогласие с её выводами. Все свидетельства, какие только можно привести, начиная с шестого столетия, однако не противосилят молчания предшествующих пяти столетий, и чтобы о нем не говорили, если это не есть доказательство чисто отрицательное, но оно равносильно отрицанию в подлинности. Поднят был и другой вопрос о личности св. Дионисия Ареопагита . Мы еще дойдем до него и докажем, что его невозможно смешивать со св. Дионисием, апостолом парижским. Здесь же сделаем только две заметки: 1) творения, приписываемые св. Дионисию, должны были быть написаны в Афинах, и в то время, когда он был там епископом; 2) Он приводит в этих творении послание св. Игнатия Антиохийского , написанное в 108 г. эры христианской, но в это время св. Дионисия Ареопагиту было бы более ста лет. Возможно ли предполагать, чтобы в такой старости он оставил бы Афины и пришедши через Рим, пошел бы благовествовать в Париж? Кроме того, ареопагисты утверждают, будто св. Дионисий принял мученичество при Домициане, умершем в 96 г. Как же мог он умереть мученически в Париже в 96 г. оставаясь в Афинах до 108 года. Мы станем еще в последствии говорить об ареопагизме и расскажем подлинную его историю. Теперь же достаточно двух предыдущих примечаний и следующей заметки: что мнение об ареопагизме возникло в IX веке, и что истории основанной на подлинных и современных памятниках событий им заниматься не следует. 387 Декрет императора Клавдия об изгнании евреев из Рима, про который упоминает Светоний (in Cloud. 25) и Тацит (Annal XII, 62) последовал в 52 году. Авила жил уже в Коринфе, когда Павел туда прибыл, следовательно |
| В новый фазис вступил вопрос со времени появления серьёзно-научного труда Садовского 14 , поставившего себе задачей проследить на основании физико-географических исследований и рассмотрений археологических находок те пути, по которым шли сухопутные торговые сношения юга с севером. В меньшем масштабе и при меньшем количестве данных в этом направлении уже работал раньше Ределоб, но он занимался путями через Галлию, труд же Садовского имеет в виду, главным образом, Германию и отчасти, восток Европы. Главное значение его – указание на важность знания географических условий для культурно-исторических выводов и удачная, в общем, попытка классификации археологических находок. Это особенно важно в таком вопросе, как наш, где почти нет литературных источников. Конечно, Садовскому принадлежит только почин в этом деле и вызвать ряд работ по освещению этого сложного вопроса. Для финикийской теории его работа имела, пожалуй, отрицательное значение: вместе с Генте 15 и Вальдманном 16 , он склонен перенести главную роль в торговле янтарём на Этрусков; последние, как доказали эти учёные, в более древнее время, вели довольно оживлённые сухопутные сношения с севером, что доказывается оставленными следами. Итак, прежде всего, обратимся к древним авторам. Со времени Мюлленгофа, которому наука обязана детальным изучением важного географического произведения древности – Ora maritima Феста Авиена 17 , этот памятник признаётся, несмотря на свёе позднее появление на свет, заключающим в себе древнейшие сведения классических народов о западе и составленным, если не по финикийским, то, во всяком случае, по очень древним источникам. Между прочим, в нём находятся ссылки и на утраченный перипл карфагенянина Имилькона. Это описание запада находится в IV книге его произведений 18 . (80) «Круг земли широко раскинулся, и вода обтекает вокруг него. Но там, где глубокое море пробирается от Океана, чтобы эта пучина нашего моря растянулась на длинное пространство, находится Атлантический залив. Здесь город Гадир, прежде называвшийся Фарсисом, здесь и столпы неутомимого Геркулеса – Авила и Кальне; последняя – на левой стороне названной земли, а к Ливии ближайшая – Авили. Они оглашаются свирепым северным ветром, но держатся уверенно на месте. |
| 4. Моисей постановил также, чтобы десять из этих [вновь построенных] селений вошли в состав сорока восьми левитских городов; три из них он назначил местом убежища для всех, кто совершит неумышленное убийство, и определял сроком такого изгнания период от совершения убийства до смерти того первосвященника, при жизни которого произошло неумышленное преступление это. С наступлением смерти первосвященника убийце было разрешено вернуться домой; до этого же момента родственникам убитого предоставлялось право безнаказанно убивать убийцу, если бы они встретили его вне границ города-убежища; простым же лицам это не разрешалось вовсе. Города, которые были назначены местом убежища, были следующие: Восора на границах Аравии, Ариман в стране Галаадской и Гауланан в Батанее 305 . Равным образом Моисеем было сделано распоряжение, чтобы по завоевании Хананеи три других города из числа принадлежащих левитам служили местом убежища для беглецов (Ср. Чис 35.9–34 ; Втор 19.1–13 ). 5. Когда однажды к Моисею явились старейшины из колена Манассиева, заявили ему, что из их колена умер выдающийся человек по имени Олофан 306 , который не оставил по себе наследников мужского пола, а только дочерей, и спросили, будут ли иметь последние право наследия, то Моисей ответил: если они собираются выйти замуж за кого-нибудь, кто принадлежит к их собственному колену, то они могут сделаться участницами отцовского наследства, если же выйдут за представителей другого колена, то наследство должно остаться за их коленом. Таким образом Моисей установил, чтобы ни одно наследство не выходило из пределов колена, к которому принадлежал наследователь (Ср. Чис 36.1–13 ). Глава 8 1. Так как [со времени исхода из Египта] прошло сорок лет без тридцати дней, то Моисей созвал народное собрание вблизи Иордана в том месте, где теперь находится город Авила 307 , славящийся обилием финиковых пальм, и обратился к собравшемуся народу со следующею речью (Ср. Втор 1.1–46 ): 2. «Соратники мои и товарищи по продолжительному и бедственному странствованию! Так как я достиг преклонного возраста, именно ста двадцати лет, а Господу Богу угодно отозвать меня из жизни и волею того же Предвечного мне не разрешено быть вашим сподвижником и товарищем в будущих предприятих ваших по ту сторону Иордана, то я не считаю себя вправе отказать вам в известной заботливости относительно благополучия вашего и хотел бы, чтобы вы вечно пользовались этим благополучием и в таком счастии сохраняли также память обо мне. Я вполне готов расстаться с жизнью, если мне удастся лишь указать вам еще раз путь благополучия, следуя которому вы смогли бы и за детьми своими сохранить во веки веков благоденствие. При этом вы можете смело поверить словам моим, как ввиду прежнего моего для вас усердия, так и вследствие того, что душа человека, соприкасающегося со смертью, входит в более тесное общение с чистою добродетелью. |
| Гадара была одной из важнейших крепостей П., поскольку контролировала сравнительно узкую часть долины Иордана к югу от Галилейского м. Во II в. она нек-рое время носила названия Антиохия и Селевкия. Авила (ныне Телль-Абила, Иордания) также была хорошо укреплена; в это же время называлась Селевкия. Ряд городов возник в др. районах П. Эллинистические правители постепенно начинали осваивать долину Иордана. Еще при жизни Александра или в период регентства Пердикки, не позднее 321 г., была основана македон. колония на месте древней Самарии. Однако ее судьба сложилась неудачно. Она дважды была разрушена в период войн диадохов и в последующие века была едва заметна в П. В III в. усилиями Птолемеев древний Бет-Шеан (см. Беф-Сан ) был преобразован в Скифополь, игравший важную роль в постепенной эллинизации равнины к югу от Галилейского м. В 200 г. до Р. Х. впервые упоминается Паниас как греч. город ( Polyb. Hist. XVI 18; впосл. Кесария Филиппова). Также, видимо, на рубеже III и II вв. возникли города Антиохия в Хуле (основан как греч. полис на месте победы царя Антиоха III над егип. полководцем Скопасом) и Филотерия у юж. берега Галилейского м. (возможно, Хирбет-эль-Керак). На землях бывш. Идумеи известны греч. полисы Мареша и Адора. В эллинистическом мире каждый полис обладал своим юридическим статусом; его автономия (права самоуправления, порядок работы органов самоуправления, городского совета (буле), избираемых гражданами чиновников-архонтов) была закреплена законами и подтверждалась царскими документами. Города чеканили собственную монету и при эллинистических царях, и позднее, при римлянах. Крупнейший городской совет действовал в Газе; в нач. I в. до Р. Х. он насчитывал 500 чел. ( Ios. Flav. Antiq. XIII 13. 4). Полисы контролировали значительные территории своей округи, где граждане владели земельными участками, формировались деревни из жителей полисов и из местного семитоязычного населения. Во мн. случаях в П. земельные владения полисов граничили друг с другом, создавая сплошные зоны эллинистического влияния (в основном вдоль морского побережья и в Заиорданье). |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ИЗАБЕЛЛА I [Изабелла Кастильская, Изабелла Католичка; испан. Isabel I de Castilla, Isabel la Católica] (22.04.1451, Мадригаль-де-лас-Альтас-Торрес (совр. пров. Авила) - 26.11.1504, Медина-дель-Кампо), королева Кастилии и Леона (с 1474), супруга и соправительница кор. Фердинанда V (II) Арагонского (1479-1516), в период царствования к-рых было положено начало объединению Испании в единое гос-во. Дочь от 2-го брака кор. Хуана II Кастильского. Во время правления своего сводного брата Энрике IV отказалась участвовать в заговоре знати, желавшей свергнуть короля и возвести И. на престол. В 1468 г. Энрике (после смерти младшего брата Альфонсо, наследника престола), в обход своей дочери Хуаны, которую многие считали незаконнорожденной, по настоянию знати объявил наследницей И. Когда Энрике умер в кон. 1474 г., она объявила себя королевой, но ее права оспорила Хуана, поддержанная группой кастильской знати и своим супругом Афонсу V, кор. Португалии. В результате длившейся до 1479 г. «войны за кастильское наследство» И. утвердилась на престоле. Еще при жизни брата, отвергнув предлагаемых им женихов (кор. Португалии Афонсу V (впосл. он женился на дочери Энрике IV Хуане), герц. Гиени и Берри Карла, магистра духовно-рыцарского ордена Калатрава Педро Хирона и др.), 19 окт. 1469 г. И. тайно сочеталась браком с Фердинандом, кор. Сицилии и наследником арагонского престола (с 1479 король Арагона). Поскольку И. и Фердинанд находились в родстве, для заключения брака требовалось особое папское разрешение, к-рое папа Римский Павел II (1464-1471) дать отказался. Необходимый документ был сфабрикован и впосл. подтвержден папой Сикстом IV (1471-1484). При заключении брака Фердинанд подписал договор, по к-рому обязался принимать решения, подписывать все указы совместно с королевой и признавать законной носительницей короны Кастилии только И. (в 1474 эти вопросы были уточнены в «Арбитражной сентенции Сеговии»). У супругов было 5 детей, среди них: Екатерина Арагонская, 1-я жена англ. кор. Генриха VIII Тюдора и мать Марии Тюдор, и Хуана Безумная, кор. Кастилии (1504-1555), мать императоров Карла V и Фердинанда I Габсбургов. |
| К началу эпохи араб. завоеваний в составе Антиохийского Патриархата насчитывалось ок. 150 кафедр, в т. ч. 12 митрополий. Опубликованный Г. Гельцером список епархий XI в. (BZ. 1892. Bd. 1. S. 247-251) в целом повторяет эти цифры: с возведением Эмесы в ранг митрополии их стало 13 (при этом место Дары занял Феодосиополь), а количество титулярных митрополий увеличилось до 9 (к Киру, Лаодикии и Бериту добавились кафедры в отвоеванных Византией провинциях: Помпейополь, Адана , Мопсуестия, Самосата, Мартирополь и Гелиополь). Но, учитывая многовековое противоборство Византии с мусульм. миром, приведшее к разорению этих территорий, фактическое количество епископов в то время должно было быть намного меньше 100. В XIV-XV вв., когда вновь появляются относительно полные сведения о епархиях АПЦ, число их уже не превышало 15-20. Исчезли многие древние митрополии: Иераполь (Манбидж), Аназарв, Селевкия Исаврийская, Сергиополь, Дара, Самосата, Эдесса (Урфа, упразднена после 1365). Сохранившиеся митрополии - Тир, Бостра, Амида (Диярбакыр), Апамея, Берит (Бейрут), Эмеса (Хомс), Лаодикия - утратили почти все подчинявшиеся им когда-то епископии. Оставшиеся епископские кафедры перешли в прямое подчинение Патриарху: Вероя (Халеб), Триполи , Аркадия (Аккар), Епифания (Хама), Селевкия Пиерия, Гелиополь (Баальбек), Авила, Карры, Ябруда и др. Из состава АПЦ в неск. этапов (в VIII и XI вв.) выделилась В. Иверия (Вост. Грузия), связи с к-рой в сложившихся политических условиях стали крайне затруднительными. Глава Восточно-Грузинской Церкви получил титул Католикоса и право самостоятельно поставлять архиереев. Тем не менее особо тесные отношения с Грузией сохранялись с перерывами до XVIII в. Один из архиереев АПЦ носил титул экзарха Иверии, название к-рой до сих пор входит в полный титул Антиохийских Патриархов. В ср. века в Антиохийском Патриархате существовало еще 2 Католикоса - предстоятели Церквей Ромагиры и Иринуполя (Багдада). Об истории этих кафедр известно очень мало. Слово «Ромагира» (греч. Ρωμογρις, персид. Rumagird) исследователи считают названием христ. квартала в одном из крупных городов Ср. Востока (возможно, Нишапуре). Время появления там правосл. Католикоса, юрисдикция к-рого простиралась, видимо, на земли бывш. державы Сасанидов, неизвестно; первое упоминание о нем относится к Х в., последнее - к XIV в., когда он был присоединен к титулу экзарха Иверии. Титул Иринупольского Католикоса был дарован Патриархом Илией I ок. 910 г. Иоанну, главе мелькитской общины Дар-ар-Рума (христ. квартал в Багдаде). Ок. 960 г. Патриарх Христофор определил широкую область юрисдикции Католикоса Иринуполя (греч. калька офиц. араб. названия Багдада Мадинат-ас-Салам - Город мира), оставив Ромагирскому лишь территории Хорасана и Мавераннахра. Иринупольский Католикосат еще существовал в сер. XI в. |
| Он расписался. Вот, держи. Он протянул Гомесу конверт, на котором стояла подпись. Гомес отдал конверт Андресу, и Андрес посмотрел на него и сунул за рубашку. — Как фамилия того, кто подписал? — спросил он. — Дюваль, — сказал Висенте. — Хорошо, — сказал Андрес. — Это один из тех трех, кому можно было отдать пакет. — Будем ждать ответа? — спросил Гомес. — Надо бы подождать. Но где будет Ingles и остальные после моста, где мне их теперь искать — одному богу известно. — Пойдем, посидим, — сказал Висенте. — Пока генерал не вернется. Я дам вам кофе. Вы, должно быть, проголодались. — Сколько танков, — сказал Гомес. Он проходил мимо крытых ветками, окрашенных в грязно-серый цвет танков, от которых по устланной хвоей земле тянулись глубокие колеи, указывавшие, где танки свернули с дороги и задним ходом пошли в лес. Из-под сосновых веток горизонтально торчали стволы сорокапятимиллиметровых орудий; водители и стрелки в кожаных пальто и жестких ребристых шлемах сидели, прислонившись к деревьям, или спали на земле. — Это резерв, — сказал Висенте. — И эти войска тоже резервные. Те, кому начинать наступление, наверху. — Много их здесь, — сказал Андрес. — Да, — сказал Висенте. — Целая дивизия. А в блиндаже, держа донесение Роберта Джордана в левой руке и глядя на часы на той же левой руке, перечитывая донесение в четвертый раз и каждый раз чувствуя, как пот выступает у него под мышками и струйками сбегает по бокам, Дюваль говорил в телефонную трубку: — Тогда дайте позицию Сеговия. Уехал? Дайте позицию Авила. Он не бросил телефонной трубки. Но толку от этого было мало. Он успел поговорить с обеими бригадами. Гольц осматривал диспозицию и сейчас был на пути к наблюдательному посту. Он вызвал наблюдательный пост, но Гольца там не было. — Дайте посадочную, — сказал Дюваль, внезапно решив взять всю ответственность на себя. Он приостановит наступление на свою ответственность. Надо приостановить. Нельзя посылать людей во внезапное наступление на противника, если противник ждет этого наступления. |
| — Ансельмо, — сказал старик. — Меня зовут Ансельмо, я из Барко-де-Авила. Давай я помогу тебе поднять мешок. Молодой — он был высокий и худощавый, с выгоревшими, светлыми волосами, с обветренным и загорелым лицом, в линялой фланелевой рубашке, крестьянских штанах и сандалиях на веревочной подошве — нагнулся, просунул руку в ременную лямку и взвалил тяжелый рюкзак на плечи. Потом надел другую лямку и поправил рюкзак, чтобы тяжесть пришлась на всю спину. Рубашка на спине еще не просохла после подъема на гору. — Ну, я готов, — сказал он. — Куда идти? — Вверх, — сказал Ансельмо. Согнувшись под тяжестью рюкзаков, обливаясь потом, они стали взбираться по склону, густо поросшему сосняком. Тропинки не было видно, но они все поднимались и поднимались, то прямо, то в обход, потом вышли к неширокому ручью, и старик, не останавливаясь, полез дальше, вдоль каменистого русла. Теперь подъем стал круче и труднее, и наконец впереди выросла гладкая гранитная скала, откуда ручей срывался вниз, и здесь старик остановился и подождал молодого. — Ну, как ты? — Ничего, — сказал молодой. Но он весь взмок, и у него сводило икры от напряжения при подъеме. — Подожди меня здесь. Я пойду предупрежу. С такой ношей не годится попадать под обстрел. — Да, тут шутки плохи, — сказал молодой. — А далеко еще? — Совсем близко. Как тебя зовут? — Роберто, — ответил молодой. Он спустил рюкзак с плеч и осторожно поставил его между двух валунов у ручья. — Так вот, Роберто, подожди здесь, я вернусь за тобой. — Хорошо, — ответил молодой. — А скажи, к мосту ведет эта же дорога? — Нет. К мосту мы пойдем другой дорогой. Там ближе и спуск легче. — Мне нужно, чтобы материал был сложен не слишком далеко от моста. — Посмотришь. Если тебе не понравится, мы выберем другое место. — Посмотрим, — сказал молодой. Он сел возле рюкзаков и стал глядеть, как старик взбирается на скалу. Взбирался он без труда, и по тому, как он быстро, почти не глядя, находил места для упора, ясно было, что он проделывал этот путь уже много раз. Но жившие там, наверху, заботились, чтобы не было никакой тропы. |
| В июне 1873 г. кортесы приступили к составлению новой конституции, где в качестве формы гос. устройства И. предполагалась федеративная республика с широкими правами регионов. В государственно-церковных отношениях республиканцы продолжали курс на сохранение принципов религ. свободы, но часть депутатов выступала за антиклерикальные меры (ликвидация нунциатуры, запрет преподавания катехизиса в школах, отмена церковных праздников). К сер. 1873 г. карлисты контролировали обширные районы на севере и северо-востоке И. Каталония, Валенсия, Авила, Саламанка, Малага, Севилья, Кадис и другие провинции объявили о независимости от республиканского правительства. С июля 1873 г. власти стали проводить жесткую политику в отношении кантональных восстаний (расширены полномочия центральной власти, введена смертная казнь). 3 янв. 1874 г. в результате военного переворота была установлена диктатура Серрано-и-Домингеса. Он распустил кортесы, подавил кантональные восстания и одержал неск. побед над карлистами. 29 дек. 1874 г. при поддержке большинства офицеров армии ген. А. Мартинес де Кампос совершил военный переворот: была восстановлена монархия, королем И. стал Альфонсо XII (1874-1885), старший сын Изабеллы II. После реставрации монархии мн. сторонники Карлоса Младшего перешли на сторону правительственных войск. В марте было подписано соглашение с басками, гарантировавшее сохранение местных привилегий, а также должностей и чинов для карлистских чиновников и офицеров, признавших нового короля. К кон. осени 1875 г. почти вся территория И. была освобождена от карлистов. 30 июня 1876 г. вступила в силу конституция, предложенная председателем правительства А. Кановасом дель Кастильо. И. провозглашалась наследственной конституционной монархией, король являлся главой исполнительной власти, назначал министров и сенаторов, мог выступать с законодательной инициативой, обладал правом законодательного вето. Конституция гарантировала основные права и свободы, в т. ч. право неприкосновенности личности, собраний, ассоциаций, петиций и др., однако король имел право приостанавливать их действие в случае чрезвычайного положения. |
| Он уверенно говорит, что по определению Собора 1917–1918 гг. в случае кончины Патриарха в обязанности Местоблюстителя Патриаршего Престола вступает старейший иерарх. Между тем, такого определения Собора совершенно нет 329 . Но с не меньшей уверенностью он указывает и на грамоту Святейшего Патриарха от 29.04 (12 мая) 1922 г., которой он назначен Заместителем Святейшего (при его жизни, а не Местоблюстителем по смерти). Но грамота эта потеряла силу свою еще в момент возвращения Святейшего к управлению в 1923 году, как об этом ясно говорит послание Святейшего от 2(15) июля 1923 года. Наконец, митрополит Агафангел в послании своем глухо ссылается на завещание Святейшего от 25 декабря 1924 (7 января 1925) года, якобы назначающее его Местоблюстителем, но потому и не приводит подлинного текста завещания, что оно говорит против его притязаний, может занять эту должность только тогда, когда она окажется свободной. Но, будучи вполне неосновательным по существу, выступление митрополита Агафангела является канонически беззаконным и формально. Каковы бы ни были права митрополита Агафангела на местоблюстительство, у нас уже есть законный и всеми признанный Местоблюститель митрополит Петр. Не обличая последнего ни в чем противном благочестию и правде и не присудив его к увольнению от местоблюстительства, объявлять себя Местоблюстителем равносильно «алтарь иный водрузите» (Апост[ольское] пр[авило] 31); и есть дело или любоначалия, не терпимого в служителях Церкви, или же крайнего легкомыслия, не дающего себе отчета в последствиях своих действий. Совершив таким образом через выпуск своего послания нарушение целого ряда канонов (Апост[ольского] пр[авила] 31, 34, 35; Антиох[ийского] Соб[ора] пр[авила] 9, 13 и пр[авила], аналогичные им), митрополит Агафангел и внешним образом выразил свой разрыв с Местоблюстителем, прекратив возношение имени митрополита Петра за богослужением. Правда, в своей беседе со мною он указывал и основание к тому: митрополит Петр передал свою власть коллегии и потому власти не имеет и даже подлежит суду за нарушение соборного постановления о единоличном возглавлении нашей Русской Церкви. Но так как деяние митрополита Петра практических последствий не имело и не может, с другой стороны, приравнено быть к ереси, то митрополит Агафангел явно учинил раскол прежде соборного оглашения и совершенного осуждения – митрополита Петра, а по 15 пр[авилу] Двукратного Собора «таковому Святый Собор определил быти совершенно чужду всякого священства». При нашей личной беседе на мои возражения, что наш Собор нигде не говорит о праве старейшего быти Местоблюстителем после смерти Патриарха, митрополит Агафангел с такой недопускающей сомнений уверенностью указал мне на Примечание к ст. 8 определения Собора 1917–1918 гг. 330 , якобы прямо говорящее о таких правах, что я усумнился в своей памяти и вынужденным себя почел войти с ним в соглашение об отсрочке его вступления во власть до окончания дела митрополита Петра. |
|
|
