| Попытки замирения с печенегами, предпринимавшиеся Владимиром Святославичем, не имели сколько-нибудь длительного успеха. Неизвестно, сколь долго просуществовал русско-печенежский мир, заключенный Владимиром Святославичем с помощью Бруно в 1008 г. и сопровождавшийся даже посылкой к печенегам в качестве заложника одного из Владимировичей, а также созданием эфемерной Печенежской епископии, которая находилась в каких-то не совсем ясных отношениях к Киевской митрополии. Так или иначе, «рать велика без перестани» с печенегами длилась до самой кончины Владимира Святославича, и об ее интенсивности говорит, в частности, тот факт, что уже в ПВЛ, не более чем через столетие, воспоминания о ней приобретают эпические формы; таковы рассказ под 992 г. об отроке усмошвеце, победителе печенегов под Переяславлем, или повествование о «белгородском киселе» под 997 г., предвосхищающие позднейшие былинные сказания о «Владимире Красне Солнышке». Владимир Святославич скончался внезапно в свой загородной резиденции Берестове, не успев уладить отношений ни со Святополком, ни с Ярославом, и был погребен в Десятинной церкви. Киевский стол, вопреки планам Владимира Святославича, захватил вышедший из заключения старейший в роде Святополк, и на Руси разгорелось кровавое междоусобие Владимировичей, в ходе которого погибли святые Борис и Глеб, а также Святослав и которое окончательно утихло только после мира между Ярославом и Мстиславом в 1026 г. Народная память, отразившаяся в былинном эпосе, сохранила образ Владимира Святославича как радушного, хлебосольного киевского князя, «Красного Солнышка» («У ласкова князя Владимира,/У Солнышка, у Сеславьича,/Было столованье, почетный пир...» - Добрыня и Василий Казимиров//Былины. М., 1916. Т. 1. С. 43), стольный город которого охраняется от наездов степняков богатырскими заставами, а среди богатырей, помимо Ильи Муромца, выделяется Добрыня Никитич, в образе которого фольклористы не без основания угадывают черты исторического Добрыни, дяди Владимира Святославича. Былинный цикл вокруг образа Владимира Святославича складывался уже в первые столетия после его смерти, как свидетельствуют заимствования из него в нем. эпосе (Сага о Дитрихе Бернском (Веронском) XIII в.). |
| Набег Половцев. Изгнание Ярослава Черниговского. Начало особенных Княжений, Муромского и Рязанского. Удаление Половцев за Волгу. Междоусобие в юго-западной России. Ссылка Князей Полоцких в Грецию. Война с Чудью и Литвою. Кончина Мстислава. Голод. Древнейшая грамота. Мстислав Владимирович наследовал достоинство Великого Князя. Братья его господствовали в Уделах: Ярополк в Переяславле, Вячеслав в Турове, Андрей в Владимире, Георгий в Суздале; а сыновья, Изяслав и Ростислав, в Курске и Смоленске. – Новый Государь, уже давно известный мужеством и великодушием, явил добродетели отца своего на престоле России: имел ту же ревностную любовь к общему благу, ту же твердость, соединенную в нем, подобно как в Мономахе, с нежною чувствительностию души. Княжение его, к несчастию кратковременное, прославилось разными успехами воинскими, которыми он желал единственно успокоить Государство и восстановить древнее величие оного. Половцы, сведав о кончине Мономаха, думали, что Россия осиротела и будет снова жертвою их грабительства. Они хотели соединиться с Торками, кочевавшими близ Переяславля; но Ярополк Владимирович, тамошний Князь, узнал о сем намерении: велел Торкам въехать в город и сам, не имев терпения дождаться помощи от своих братьев, с одною Переяславскою дружиною ударил на варваров, разбил их и множество потопил в реках. 1127 г. Мстислав, объявив себя покровителем утесненных Князей, должен был обнажить меч на Всеволода Ольговича, который выгнал из Чернигова дядю своего, Ярослава, умертвил его Бояр верных и разграбил их домы. Мстислав клялся изгнанному Князю наказать сего мятежного сына Олегова. Следуя несчастному примеру отца, Всеволод заключил союз с Половцами: варвары, в числе семи тысяч, спешили к границам России, дав весть о том Черниговскому хищнику; но Послы их не могли уже возвратиться и были схвачены, в окрестностях реки Сейма, Посадниками Ярополка. Ожидав долгое время ответа и боясь измены, Половцы ушли наконец восвояси. Тогда Всеволод прибегнул к смирению; молил Великого Князя забыть вину его и между тем осыпал дарами Вельмож Киевских. |
| Выше мы уже говорили, что проводить точно разграничение между похищением и насилием по древне-русскому праву невозможно. Тоже можно сказать и о растлении. Это не самостоятельное преступление, а один из видов насилия, совершенно сливающийся с изнасилованием. Изнасилование, как и похищение, считалось преступным в древне-русском праве. Первые известия об этих преступлениях находим в договорах с немцами. В договоре Новгородского князя Ярослава Владимировича с Киевом (ок. 1189–1199 г.г.) находятся две статьи об изнасиловании: 1) «оже пошибает мужеску жену любо дчьрь, то князу 40 гривен ветхыми кунами, a жене или мужъское дчери 40 гривен кунами»; 2) «оже кто робу повержеть, а не соромить, то за обиду гривна. Пакы ли соромить, собе свободна» 789 . Первая статья за «пошибание» назначает штраф князю и обиженной по 40 гривен ветхих кун. Что такое пошибание, можно видеть из параллельного места в Мстиславовом договор: «аще Латинескый члвк оучинить насилие свободне жене, а боудеть пьреже на ней не был сорома, за то платити гривен 5 серебра» 790 . Это сопоставление дает полное основание думать, что пошибание не другое какое-нибудь преступление против целомудрия женщин, а именно изнасилование. 40 старых гривен представляют полувирье, так же, как и 5 гривен серебра. По некоторым же спискам Мстиславова договора и по безыменному договору 791 за насилие свободной жене штраф может доходить и до 10 грив. серебра, т. е. до полной виры. Одинаковость наказания за пошибание и изнасилование дает право отожествлять эти два преступления. Договоры в отношении наказуемости различают насилие свободной женщине и рабе, – свободной женщине, на которой прежде не было срама, и свободной женщине, на которой был срам. Женщине свободной, на которой не было срама, изнасиловавший платит 5 гривен серебра (по др. 10) 792 . Женщине свободной, на которой был срам, за насилие платилась гривна серебра: «аже боудете пьрвее на ней съръм был, взяти ей гривна серьбра за насилье» 793 . По Мстиславову и безыменному договорам за насилие рабе штраф был в гривну серебра. По договору Ярослава Владимировича этот штраф в гривну серебра полагается и за одно только покушение на изнасилование («поверьжеть, а не соромить»). |
| Эту «крепчайшую и длиннейшую ограду» с воротами в ней видел в 1008 г. зап. архиеп. Бруно Кверфуртский на пути из Киева в Печенежскую степь ; ее следы до сих пор сохраняются в виде Змиевых валов. Обновлялись и расширялись крепостные укрепления в крупных городах вокруг Киева – в Белгороде , Переяславле ; основывались новые – Василев , Городец Остерский , Воинь и другие. В русле этой же политики была сильно расширена площадь Киева внутри новых городских стен (город Владимира). Попытки замирения с печенегами , предпринимавшиеся Владимиром Святославичем, не имели сколько-нибудь длительного успеха. Неизвестно, сколь долго просуществовал русско-печенежский мир, заключенный Владимиром Святославичем с помощью Бруно в 1008 г. и сопровождавшийся даже посылкой к печенегам в качестве заложника одного из Владимировичей, а также созданием эфемерной Печенежской епископии, которая находилась в каких-то не совсем ясных отношениях к Киевской митрополии. Так или иначе, «рать велика без перестани» с печенегами длилась до самой кончины Владимира Святославича, и об ее интенсивности говорит, в частности, тот факт, что уже в ПВЛ, не более чем через столетие, воспоминания о ней приобретают эпические формы; таковы рассказ под 992 г. об отроке усмошвеце, победителе печенегов под Переяславлем, или повествование о «белгородском киселе» под 997 г., предвосхищающие позднейшие былинные сказания о «Владимире Красне Солнышке». Владимир Святославич скончался внезапно 15 июля 1015 г. в свой загородной резиденции Берестове , не успев уладить отношений ни со Святополком, ни с Ярославом, и был погребен в Десятинной церкви . Киевский стол, вопреки планам Владимира Святославича, захватил вышедший из заключения старейший в роде Святополк , и на Руси разгорелось кровавое междоусобие Владимировичей, в ходе которого погибли святые Борис и Глеб , а также Святослав и которое окончательно утихло только после мира между Ярославом и Мстиславом в 1026 г. Народная память, отразившаяся в былинном эпосе, сохранила образ Владимира Святославича как радушного, хлебосольного киевского князя, «Красного Солнышка» («У ласкова князя Владимира,/У Солнышка, у Сеславьича,/Было столованье, почетный пир...» ), стольный город которого охраняется от наездов степняков богатырскими заставами, а среди богатырей, помимо Ильи Муромца , выделяется Добрыня Никитич, в образе которого фольклористы не без основания угадывают черты исторического Добрыни , дяди Владимира Святославича. |
| XI. О разных поколениях псковских князей, и о важнейших происшествиях при них В торговле, всегда требующей свободы и независимости имуществ, Псковичам полезно было Республиканское Правление: но бывшие вместе военным народом, они для распоряжения войск и для походов на внешних неприятелей весьма чувствовали нужду в постоянном единоначалии, высшем нежели временные, и по большей части только годовые избираемые и сменяемые ими Посадники и Тысяцкие. По сему-то принимали они к себе Князей. Первые из них назначаемы бывали Великими Князьями. Таков был и первый их Князь Трувор, данный им Рюриком. По смерти Трувора 124 года Псков состоял под управлением Новгородских Князей из рода Великих Князей Киевских. Потом Великий Князь Владимир Святославич при разделении Российских Княжений детям своим дал Пскову особого Князя Судислава; а по нем Ярослав Владимирович назначил им сына своего Вячеслава; после коего Псков опять считался под управлением Новгородских Князей. Но поскольку Князь Ярослав Владимирович при переходе из Новгорода на Великое княжение Киевское дал Новгородцам право самим себе избирать Князей; то право сие присвоили и Псковичи. По сему-то, когда первые выгнали от себя Князя Всеволода Мстиславича, то последние в 1157 году приняли его к себе, а по кончине его предоставили у себя Княжение брату его Сялтополку Мстиславичу. После его Псков около 60 лет зависел опять от Новгородских Князей, и иногда от них принимал себе особых, иногда же призывал к себе из рода Смоленских и Полоцких: но по большей части Псковичи быв ими всеми недовольны, сами же изгоняли их. А с 1226 года отказавшись от всех, 8 лет управлялись своими Посадниками. О всем сем первом периоде Псковского Княжества История мало нам оставила достопамятных известий и почти все происшествия тех времен связаны были с Историей Княжества Новгородского. Важнейший период Псковской Истории начинается с 13 столетия, когда Немецкие Рыцари заняли Лифляндию. До пришествия их к устью Двины народ Лифляндский издавна платил дань Псковичам, как свидетельствует Летописатель Арнольд, Любекский Аббат, живший в начале 13 века и дополнявший Славенскую Хронику Гелмолдову с 1171 до 1209 г. |
| Немецкий хронист Ламберт Герсфельдский, говоря о событиях 1043 г. (посольство Руси к императору Гehpuxy III) 1441 и 1075 г. (приезд к Гehpuxy IV Изяслава Ярославича с богатыми дарами, посольство Бурхарда, пробста трирского, к Святославу Ярославичу в Киев) 1442 , называет королями (reges) великих князей Ярослава Владимировича Мудрого, Изяслава и Святослава Ярославичей. Следует иметь в виду, что Ламберт был современником описываемых им событий: свои «Анналы» он закончил в 1077 г. Норманский хронист Гильом де Жюмьеж, писавший во второй половине XI b., упоминает короля Руси Юлия Клодия 1443 . Как показал М. Л. Алексеев, здесь речь идет о великом князе Ярославе Мудром 1444 . Немецкие хроники сохранили многочисленные свидетельства о дочери великого князя Всеволода Ярославича Евпраксии-Адельгейде, жене императора Гehpuxa IV 1445 . Современные ей авторы «Августанских анналов» (составлены в 1104 г.) 1446 и первой части хроники Эккехарда (завершена в 1106 г.) 1447 называют эту киевскую княжну в записях под 1089 г. «дочерью русского короля» (Rutenorum regis filia). Из второго труда соответствующий отрывок заимствовал более поздний автор – Анналист Саксов, сохранивший это определение 1448 . В «Хронографии» Сигберта из Гемблу (ок. 1030 – 1112 гг.) королем назван киевский великий князь Игорь (Inger rex Russorum), а также великие князья Святослав и Изяслав Ярославичи. Древнерусское государство в глазах современника хрониста было отнюдь не конгломератом княжеств, а «королевством русов» (regnum Russorum) 1449 . Польский автор Галл Аноним 1450 в своей хронике, написанной около 1113 г. 1451 , рассказывая о походе польского князя Болеслава Смелого на Русь в 1069 г., характеризует Киев как «столицу русского королевства, выдающийся город» 1452 . В латинском памятнике англосаксонского происхождения – комментариях к законам короля Эдуарда Исповедника, написанных незадолго до 1134 г. 1453 , сохранилось ценное свидетельство о пребывании при дворе Ярослава Мудрого Эдуарда (989 – 1017 гг.), сына короля Англии Эдмунда Железнобокого 1454 . Здесь фигурирует «король земли ругов, которую мы зовем Русией» (terra rugorum, quam nos vocamus Russeiam) по имени Malesclodus 1455 . М. П. Алексеевым доказано, что автор этого памятника имел в виду Ярослава Мудрого 1456 . |
| Во время раздора его с Ольговичами, повинуясь ему, лучшие Новогородцы, не только военные люди, но и самые купцы, ходили с Ярославом в Великие Луки, чтобы удерживать Кривских Владетелей и препятствовать их соединению с Черниговцами. Ярослав Владимирович уже имел тогда многих неприятелей в Новегороде: Посадник, чиновники ездили ко Всеволоду, прося его, чтобы он вывел от них свояка и дал им сына. Великий Князь задержал сих Послов, а Новогородцы, тем оскорбленные, изгнали Ярослава, к сожалению добрых, миролюбивых людей, которых сторона редко бывает сильнейшею. Народ, обольщенный безрассудными, хотел доказать свою независимость, и сын Князя Черниговского, избранный большинством голосов, приехал в Новгород, не господствовать, но быть игралищем своевольных. Между тем Ярослав, с согласия жителей, остался в Торжке; брал дань в окрестностях Мсты и за Волоком. Новогородцев везде ловили как неприятелей, толпами приводили в Владимир. Действуя осторожнее Андрея, Всеволод не думал осаждать их столицы: мешал им только купечествовать в России и собирать налоги в Двинской земле, зная, что любостяжание скоро одержит верх над упрямством людей торговых. В самом деле, чрез шесть месяцев сын Князя Черниговского должен был ехать назад к отцу: Сотники Новогородские явились во дворце у Всеволода, извинялись, молили, обещали, и Ярослав к ним возвратился, провождаемый множеством их освобожденных сограждан. Народ торжествовал прибытие сего Князя как отца и благотворителя, удивляясь своему прежнему заблуждению. Тишина восстановилась: Князь властвовал благоразумно, судил справедливо, взял нужные меры для защиты границ и смирил Половчан, дерзнувших вместе с Литвою злодействовать вокруг Великих Лук. Но Всеволод, недовольный свояком, призвал его к себе, и чего прежде не хотел сделать в угодность народу, то народ сделал в угодность Великому Князю: Архиепископ Мартирий и чиновники должны были, исполняя уже не свою волю, а повеление Государя, ехать в Владимир и требовать Всеволодова сына на престол Новогородский. |
| Сожжение еретиков, опозорение в публичных процессиях, оскорбительные обличения с кафедры, изгнание, лишение свободы, телесные и денежные наказания и при этом полицейское вторжение (посредством особых визитаторов) во все мелочи домашней жизни, наблюдение за костюмом, за кушаньями, за числом приглашенных гостей и т. п., в особенности же беспощадное искоренение всяких следов католического «идолопоклонства», в виде напр. хранения четок, как фамильной драгоценности, в виде преклонения женой колен на могиле мужа, в виде воздержания от работ в большие праздники и т. д.,все это придало реформаторской дисциплине решительно специфический характер.– В настоящее время в евангелической церкви возможны следующие общие церковные наказания; недопущение к Евхаристии, отказ в церковном содействии при заключении брака, устранение от восприемничества, лишение активного и пассивного избирательного права, а также церковного погребения. В России, древнейшая практика церковных судов отмечена господством системы денежных пеней или штрафов. На этой системе построен т. н. устав Ярослава Владимировича о церковных судах. Денежная пеня могла идти исключительно в пользу епископа (или митрополита), но могла быть также комбинирована с другими наказаниями: с денежной пеней в пользу потерпевшего, с денежным штрафом в пользу князя, с казнию княжеской, с епитимиею и с заключением в доме церковный, находившийся при кафедре епископа. Последнее назначается в уставе Ярослава в случае преступлений, предполагающих наличность двух виновных, из которых одно подвергается денежному взысканию, другое (лицо женского пола) берется в дом церковный вперед до выкупа родичами, напр. вторая жена, когда муж женился на ней при жизни первой жены, жена, вышедшая замуж за другого от своего мужа, женщина, находившаяся в преступных отношениях к двум братьям. В XVII в. усиленно применялось денежное взыскание за блудное прижитие ребенка, а в XVIII в. за неблагоговейное стояние в церкви. Денежные пени не исключали возможности применения чисто церковных наказаний, каковы отлучение и церковное покаяние или епитимия (о последней говорит даже устав Ярослава, как выше указано). |
| Между тем на другой стороне Днепра произошла перемена: к Ростиславичам пришел на помощь старший брат их, Роман, из Смоленска, и Ярослав Изяславич увидал в этом намерение Ростиславичей выгнать его из Киева; он послал сказать им: " Вы привели брата своего Романа, даете ему Киев " , и выехал добровольно из этого города в прежнюю волость свою - Луцк; мы видели, что Ростиславичи просили еще прежде у Андрея Киева для Романа, следовательно, Ярослав имел право подозревать их во враждебных для себя замыслах; скорая же уступка его двоюродным братьям объясняется тем, что он никак не мог полагаться на защиту киевлян после недавнего поступка с ними, когда он ограбил весь город. Ростиславичи послали за ним, чтоб ехать опять в Киев, но он не послушался, и Роман сел на его место: действительно ли Ростиславичи не хотели его выгонять или показывали только вид, что не хотели, - решить трудно. Роман недолго княжил спокойно в Киеве: половцы напали на Русь, взяли шесть городов берендеевских и сильно поразили Ростиславичей у Ростова по вине Давыда Ростиславича, который завел ссору с братьями и помешал успеху дела. Бедою Ростиславичей спешил воспользоваться Святослав черниговский; нужен был, однако, предлог, и он послал сказать Роману: " Брат! Я не ищу под тобою ничего, но у нас такой ряд: если князь провинится, то платит волостью, а боярин - головою; Давыд виноват, отними у него волость " . Роман не послушался, тогда братья Святослава - Ярослав и Олег - перешли Днепр и послали сказать зятю своему Мстиславу Владимировичу, сыну покойного Владимира Мстиславича, чтоб перешел на их сторону; Мстислав послушался и сдал им Треполь. В это время сам Святослав стоял с полками своими у Витичева, куда приехали к нему черные клобуки с киевлянами и объявили, что Роман ушел в Белгород. Святослав поехал в Киев и сел там, но опять ненадолго: на помощь к братьям явился знаменитый Мстислав из Смоленска, и Ростиславичи объявили, что на другой же день дадут битву Святославу; Святослав испугался и побежал за Днепр, потому что половцы, за которыми он послал, еще не пришли, а с одною дружиною выступить против Мстислава трудно было решиться. |
| 279 В отличие от мощей св. Адальберта Пражского, также выкупленных Болеславом I и ставших польской государственной реликвией, дальнейшая судьба мощей Бруно неизвестна. 282 И в других местах своей «Хроники» Титмар неоднократно указывал на нежелание восточносаксонской знати вести войну с Болеславом I, что отчасти объясняется родственными связями польского князя (см. примеч. 241, 247; Назаренко 1993. С. 157. Коммент. 41). 283 Киевский князь Ярослав Владимирович (Ярослав Мудрый), в 1016 г. изгнавший из Киева брата Святополка, который искал помощи у своего тестя польского князя Болеслава I. Титмар – единственный источник, в котором сообщается, что Ярослав ответил на это союзом с германским императором Генрихом II. 285 В «Новгородской первой летописи» под тем же 1017 г. сообщается о походе Ярослава к Берестью на русско-польской границе (НПЛ. С. 69, 180). Вероятно, именно Берестье, оставшееся под властью Святополка, и было тем городом, о взятии которого Ярославом говорит Титмар. Странным образом, в науке закрепилось совершенно неверное понимание этого места Титмаровой «Хроники», когда слова «nil ad urbem possessam proficisse» переводятся как «ничего не сделал для овладения городом» (см. литературу: Назаренко 1993. С. 157–158. Коммент. 42). И в последнее время ряд исследователей, споря с нами, продолжают настаивать на такой трактовке текста (Рорре 1995. Anm. 67; Свердлов 2003. С. 332). В этой связи еще раз хотим подчеркнуть, что речь идет не об историческом вопросе (интерпретации событий 1017 г.), а о чисто лингвистической адекватности перевода, в отношении которой никакие собственно исторические контраргументы не могут иметь никакого значения. Слова «ad urbem possessam» просто нельзя понимать как «для овладения городом»; в таком случае следовало бы написать «ad urbem possidendam», как и выражается Титмар в других местах (например, II, 6: «ad urbem Mogontiam possidendam»). Если современные медиевисты могут позволить себе путать пассивное причастие прошедшего времени с герундивом, то по отношению к выученику магдебургской кафедральной школы Титмару это вряд ли мыслимо. Ср. 45, примеч. 1027. |
|
|
