| После вступления Василия Васильевича на престол у него сразу же разгорелся конфликт со старшим из дядьев - Юрием Димитриевичем, удельным князем звенигородским и галицким, к-рый считал, что власть должна перейти к нему. В результате посредничества митр. Фотия Юрий на время отказался от борьбы за великое княжение, но стороны договорились вынести спор на суд «царя», т. е. ордынского хана. В Орду Василий и Юрий отправились только в 1431 г. До этого планам Юрия по оспариванию престола у племянника мешала позиция митр. Фотия и кн. Витовта. Но в 1430 г. умер вел. князь Литовский, а летом 1431 г.- митрополит всея Руси. В этой ситуации Юрий Димитриевич рассчитывал на успех в борьбе за великое княжение. Однако ханом Орды был Улу-Мухаммед, выдавший ярлык Василию Васильевичу при жизни его отца. Отдал он предпочтение молодому великому князю и во 2-й раз. Ханское решение не прекратило борьбы между племянником и дядей. Юрий Димитриевич в 1433 г. захватил великокняжеский престол, затем под давлением московской знати уступил его племяннику, но в 1434 г. вновь разбил Василия и вокняжился в Москве. Но вскоре Юрий умер, и Василий Васильевич уже с полным правом занял великокняжеский стол. Однако против него выступил старший сын Юрия Василий Косой. Одолеть его удалось только в 1436 г. Оппозицию Василию II после этого возглавил другой двоюродный брат - Дмитрий Юрьевич Шемяка. Конфликты между ними сменялись периодами примирения до 1445 г., когда Василий II вынужден был вести военные действия против хана Улу-Мухаммеда, который к тому времени был изгнан соперниками из Орды и пытался обосноваться в Н. Новгороде. Войска Василия II (к к-рым не присоединились полки Дмитрия Шемяки) потерпели поражение от сына Улу-Мухаммеда под Суздалем, а сам вел. князь попал в плен. Хан начал переговоры с Шемякой о выдаче ему ярлыка на великое княжение, но затем предпочел отпустить из плена Василия, обязав его заплатить огромный выкуп. Обязательства вел. князя перед татарами, ложившиеся тяжким бременем на население, стали поводом для заговора против него, возглавленного Дмитрием Шемякой. |
| Собранное суздальское ополчение расположилось на реке Гзе; Мстислав с новгородцами и Владимир со псковичами стали у Юрьева, а Константин с ростовцами стал на реке Липице. Мстислав послал сотского Лариона к Юрию: «Кланяемся тебе, от тебя нам нет обиды. Обида нам от Ярослава». Князь Юрий отвечал: «Мы один человек с братом Ярославом». Тогда Мстислав послал того же Лариона к Ярославу с таким словом: «Освободи мужей моих новгородцев и новоторжцев, верни волости новгородские, что ты занял, Волок отдай; возьми с нами мир и целуй нам крест, а крови проливать не будем». Ярослав отвечал: «Мира не хотим; мужи ваши у меня; издалека вы пришли, а вышли, как рыбы на сухо». Услышали от Лариона речь эту новгородцы, и Мстислав опять послал сказать князьям: «Братья Юрий и Ярослав! Мы пришли не кровь проливать; не дай Бог дойти до этого; мы пришли управиться между собою; мы одного племени: дадим старейшинство Константину и посадим его во Владимире, а вам вся суздальская земля». «Скажи братьям нашим Мстиславу и Владимиру, - отвечали Ярослав и Юрий, - прийти-то вы пришли, а куда-то думаете уйти? А брату Константину скажи: пересиль нас - твоя будет вся земля!» Самонадеянные суздальские князья заранее хвалились будущей победой и учредили у себя в шатре пир с боярами. Некоторых из старых бояр смущало то, что на стороне противников была правда, освященная старыми обычаями. Один из них, Творимир, обратился к князьям с такою речью: «Князья Юрий и Ярослав! Меньшие братья в вашей воле; но как по моему гаданию, - то лучше бы вам взять мир и дать старейшинство Константину! Не смотрите, что их меньше, чем наших; Ростиславова племени князья мудры, рядны и храбры, и мужи их новгородцы и смольняне дерзки в бою; а про Мстислава Мстиславича сами знаете, что храбрость дана ему паче всех; подумайте, господа». Молодым князьям не полюбилась такая речь. Зато другие бояре, помоложе, льстили им и говорили так: «Князья Юрий и Ярослав! Никогда того не бывало, ни при отцах ваших, ни при дедах, ни при прадедах, чтобы кто вошел ратью в сильную суздальскую землю и вышел бы из нее цел; да хоть бы вся русская земля пошла на нас: и галицкая, и киевская, и смоленская, и черниговская, и новгородская, и рязанская, да и тогда ничего с нами не поделают; а что эти полки, - там мы их седлами закидаем!» |
| Люди больше всего жаловались на Ярослава: от тебя, говорили они, потерпели мы такую беду, о твоем клятвопреступлении сказано: придите, птицы небесные, напитайтесь крови человеческой; звери! наешьтесь мяс человеческих. Не десять человек убито, не сто, но всех избито 9233 человека; крик, вытье раненых слышны были в Юрьеве и около Юрьева, не было кому погребать, многие перетонули во время бегства в реке; иные раненые, зашедши в пустое место, умерли без помощи; живые побежали одни к Владимиру, другие к Переяславлю, некоторые в Юрьев. Юрий прибежал во Владимир на четвертом коне, а трех заморил, прибежал в одной первой сорочке, подклад и тот бросил; он приехал около полудня, а схватка была в обеденную пору. Во Владимире оставался один безоружный народ: попы, монахи, жены да дети; видя издали, что кто-то скачет к ним на коне, они обрадовались, думая, что то вестник от князя с победою; " Наши одолевают " , - говорили они. И вдруг приезжает князь Юрий один, начинает ездить около города, кричит: " Укрепляйте стены! " Все смутились, вместо веселья поднялся плач; к вечеру и в ночь стали прибегать и простые люди: один прибежит раненый, другой нагой. На другое утро Юрий созвал народ и стал говорить: " Братья владимирцы! Затворимся в городе, авось отобьемся от них " . Ему отвечали: " Князь Юрий! С кем нам затвориться? Братья наши избиты, другие взяты в плен, остальные пришли без оружия, с кем нам стать? " Юрий сказал: " Все это я сам знаю, только не выдавайте меня брату Константину и Ростиславичам, чтоб мне можно было выйти по своей воле из города " . Это владимирцы ему обещали. Ярослав также прибежал в Переяславль на пятом коне, а четырех заморил и затворился в городе. Недовольно было ему первого зла, говорит летописец, не насытился крови человеческой: избивши в Новгороде много людей и в Торжке, и на Волоке, этого было ему все мало; прибежавши в Переяславль, он велел и тут теперь перехватить всех новгородцев и смольнян, зашедших в землю его для торговли, и велел их покидать одних в погреба, других запереть в тесной избе, где они и перемерли все, числом полтораста; на смольнян он не так злобился и велел запереть их 15 человек особо, отчего они все и остались живы. |
| И вот полноправный им по старине наследник старшинства князь Юрий Димитриевич звенигородский отказывается признать старшинство племянника, отказывается признать законность нового порядка престолонаследия. Должна была возгореться борьба, борьба последняя и решительная, которая нисколько не похожа на прежние усобицы между дядьми и племянниками; припомним древнюю борьбу Изяслава Мстиславича с дядею Юрием Долгоруким: Изяслав занял Киев вопреки правам дяди, но никогда не смел отрицать этих прав, говорил прямо, что Юрий старше его, но не умеет жить с родичами и проч.; припомним также, что возможность этой борьбы условливалась обстоятельством случайным, слабостию, неспособностию полноправного дяди Вячеслава, пред которым, однако, Изяслав принужден был наконец покаяться. Но теперь оба порядка, оба обычая, старый и новый, сталкиваются друг с другом во всей чистоте: князь Юрий - полноправный наследник старшинства по старине; племянник его Василий Васильевич получает это старшинство по завещанию отцовскому, с полным отрицанием прав дяди, без всякого пособия какого-либо случайного обстоятельства, которое ослабляло бы права дяди и давало племяннику предлог к восстанию против них. В этой новой борьбе дяди с племянником как бы нарочно племянник является малолетным и потому неспособным действовать сам по себе; до сих пор, когда племянники восставали против дядей, то это было обыкновенно восстание более даровитой, более сильной личности; но теперь, как нарочно, слабый отрок вступает в борьбу против сильного своим правом старого дяди, следовательно, все преимущества, по-видимому, на стороне последнего, а между тем побеждает малолетный племянник, и тем резче обнаруживается вся крепость нового порядка вещей, который не зависит более от личных средств. Могущественные средства малолетнаго Василия обнаружились в самом начале: в ту самую ночь, как умер великий князь Василий Димитриевич, митрополит Фотий послал своего боярина в Звенигород к Юрию звать его в Москву. Но Юрий не захотел признавать племянника старшим, боялся принуждения в Москве, боялся даже оставаться поблизости в Звенигороде и уехал в отдаленный Галич, откуда прислал с угрозами к племяннику и с требованием перемирия месяца на четыре. |
| Таким образом, смоленский князь оставил в городе жену и бояр , просил ждать его возвращения. Едва ли в таком случае он мог увезти с собой ценные для города иконы. Можно привести возражения и по поводу другого князя, о котором также в научной литературе выдвигалось предположение, будто икону увез он. Это Юрий Лугвеневич. Такую мысль высказал А. А. Зимин, она получила обоснование А. А. Турилова, была поддержана Л. А. Щенниковой . Однако, как уже говорилось, князь, да еще столь высокого статуса по рождению, не мог именоваться Юргой. Его отец – Лугвень (Семен) Ольгердович, мать – дочь Дмитрия Донского. В Москву Юрий приезжал в конце 1440 г. (после смоленского восстания), но, видимо, лишь затем, чтобы получить наместничество в Новгороде. Не следует полагаться в оценке ситуации 1440 г. лишь на Новгородскую первую летопись. Согласно новгородской версии, Юрий Лугвеневич, «възгордився, засяде Смоленско, и Полоческъ, и Витепьскъ, и бяше ему не полезно и людемъ на мятежь великъ и на брань. Тои же осени, убоявся, видя свою дерзость, еже не разумьемъ створи, избже на Москву» . Здесь Юрий Лугвеневич предстает авантюристом, пытавшимся воспользоваться ситуацией. Однако белорусские летописи говорят о том, что восставшие смольняне (точнее «черные люди») требовали Юрия Лугвеневича князем в Смоленск («черныя люди призваша к соб оспадаремь князя Юря Лигвенивича» ), желая «отложиться» от Литвы . Он воспринимался и сам позиционировался как «русский князь» , оставался православным. Будучи человеком набожным (тесно общавшимся с митрополитом Ионой, попечительствующим Онуфриеву монастырю в Мстиславле), он не стал бы отдавать знаменитый образ, дабы получить наместничество. Позже, после 1446 г., он вернулся в Литву, получил свой Мстиславль и стал жить там безвыездно, о чем свидетельствуют сохранившиеся датируемые акты. В частности, им были выданы одна грамота в 1452 г., две – в 1455 г., две – в 1456 г., одна грамота – в 1457 г. Возвращаясь к Юрию Дмитриевичу Звенигородскому, нужно рассмотреть возможные пути получения им иконы, не касающиеся связей супруги. |
| – Довольно ссориться! – вмешался Юрий Ингваревич. – Если к Батыге под начал попадем, хуже будет! Я мыслю выйти с моими рязанцами навстречу татарам в Дикое поле, чтобы задержать их там, пока из Владимира не подойдет подмога. – Одних рязанцев больно мало, – возразил старый князь. – Надо поднять народ всей земли русской, призвать всех, и землян и городских… – Что толку от простых смердов сиволапых! – запальчиво вставил слово один воевода. – Может, больше толку, чем от иных воевод! – вызывающе ответил молодой князь. Сидевшие вскочили и бросились друг на друга. – Стыдитесь, князья! – успокаивал споривших князь Юрий. – Одумайтесь! Всем нам погибель грозит, а вы что делаете? – А сам ты что сделал? – крикнул дерзкий голос. – Я сына не пожалел, к татарам отправил! – с достоинством отвечал Юрий Ингваревич. – Бог знает, что с ним случилось! Нет ли беды? До сих пор нет вестей… – Может, удалось ему уговорить царя Батыгу? Может, не пойдут на нас татары? – А чего нам их бояться? Кто их видел? Может, и не страшны они вовсе? Князья снова заспорили, снова зашумели, стараясь перекричать друг друга. Евпраксия постояла в дверях, послушала и печально вернулась в свой терем. Еще тоскливее стало на душе. Упросила Евпраксия старушку позвать ворожею. Пришла гадалка в платке затейного узора. Зерно сыпала, воск лила, на тень смотрела… – Скоро гость к тебе будет, княгинюшка! Подарков привезет заморских, радость тебе будет дивно хрушкая… Ты о чем все кручинишься? Твое сердце далеко, здесь нет его… Взял с собой его добрый молодец… Ты о нем не спишь ночи долгие? Успокойся: беда не грозит ему. Видишь – путь его ждет какой дальний. Ну, смотри сама, коль не веришь мне: вон соколик твой, а вон дорога длинная-предлинная!.. Евпраксия смотрела, и неясная тень на белом полотенце казалась действительно милым обликом мужа. Обрадовалась Евпраксия. Отпустила ворожею, щедро одарив ее. Ободрилась и нянька: – Видишь – правда моя! Говорила тебе – нечего раньше времени плакать! Вернется голубчик, князь наш. Чай, путь ему не близкий… |
| Сказания, относящиеся к борьбе с татарами, начинаются рязанским сказанием о Батыеве нашествии. Заслышав приход безбожного царя Батыя, великий князь рязанский Юрий Игоревич послал за своими родственниками: за князем Олегом Игоревичем Красным, Давыдом Игоревичем муромским, за сыном своим, князем Федором Юрьевичем, за пронским князем Всеволодом и за прочими князьями местными, боярами и воеводами. Князья решили на совете послать князя Федора Юрьевича с дарами к Батыю, чтоб не воевал Рязанской земли. Князь Федор отправился и был принят ласково Батыем; но тут один вельможа рязанский шепнул хану, что у Федора жена красавица; татарин стал добиваться, чтоб Федор показал ему жену свою; но тот отвечал: «Когда нас одолеешь, то и женами нашими владеть будешь». Батый велел убить Федора; жена его Евпраксия стояла вместе с сыном Иваном на превысоких хоромах, когда один из дядек Федоровых явился к ней с вестию о гибели мужа; услыхав эту весть, княгиня вместе с сыном бросились с хором на землю и убились до смерти. Тогда князь Юрий выступил с братьею против татар, и произошла сеча злая и ужасная: один бился с тысячами, двое – со тьмами. Первый пал князь Давыд Игоревич; тогда князь Юрий вскричал в горести души своей: «Братия моя милая, дружина ласковая, узорочье и воспитание рязанское! мужайтесь и крепитесь!» Удальцы и резвецы рязанские бились крепко и нещадно, так что земля стонала; наконец сильные полки татарские одолели, князья были все перебиты, кроме одного Олега Игоревича, который попался в плен, бранью отвечал на убеждения Батыя отатариться и был рассечен на части; Рязань взята, вся земля Рязанская опустошена. Тогда является вельможа рязанский Ипатий Коловрат, бывший все это время в Чернигове, где брал дань на великого князя рязанского (?). Ипатий собрал 1700 человек дружины и нечаянно ударил на татар, которых начал сечь без милости. Батый испугался; когда привели к нему пятерых пленных, то он спросил их: «Какой вы веры, из какой земли? зачем мне так много зла наделали?» Пленники отвечали: «Мы веры христианской, рабы великого князя Георгия Игоревича, из полку Ипатия Коловрата, посланы от князя Игоря Игоревича рязанского тебя, сильного царя, почтить и честно проводить; не сердись, государь, что не успеваем чаш наливать на великую силу татарскую». |
| После смерти старшего сына Владимира Мономаха, незаурядного политика Мстислава Великого, началось большое княжеское междоусобье (1132). В нем принял участие и Юрий Долгорукий. Он силой захватил Переяславль Южный, выбросив с тамошнего княжения собственного племянника. Но поскольку утвердился он в городе беззаконно, то после восьми дней княжения сам вынужден был уйти. Три года спустя Юрий все-таки получил Переяславль у старшего брата, отдав ему взамен часть северной своей «вотчины» — Ростов и Суздаль. Ведь большая крепость на юге, богатый Переяславль, — гораздо более «честное» княжение, нежели дебри лесные на окраине Руси. Главная жизнь сосредоточивалась на Киевщине, там оставался главный перекресток большой стратегической «игры». А Переяславль стоял по соседству с Киевом, не то что Ростов и Суздаль — тьма внешняя… Ими Юрий Владимирович пренебрегал. Фото Екатерины Соколовой Надолго князь Юрий в Переяславле опять не задержался. Перипетии долгой междукняжеской усобицы заставили его покинуть Переяславский «стол». Пришлось ему вернуться на немилые северные просторы. В 1137 году он уезжает из Южной Руси в Ростов и опять княжит в Ростово-Суздальской земле. А несколько лет спустя он меняет свою столицу: к середине 1140-х вместо Ростова таковой стал Суздаль. Вот тогда-то и начинается возвышение города. Юрий Владимирович строит неподалеку от него, в Кидекше, свою резиденцию с белокаменным Борисоглебским собором. Бояре и дружинники его получают земли в ближайших селах, на богатой плодородной земле. Примерно к этому времени относятся «аристократические» клады, найденные через много столетий археологами, в том числе набор драгоценных золотых браслетов. Фото Екатерины Соколовой Лесистое, дальнее, но богатое захолустье вполне устраивало верных слуг князя. Но его сердце принадлежало югу. Несколько раз он покидал эту землю, чтобы вести вооруженную борьбу за Киевский великокняжеский престол. А на Киевщине не знали и не любили северного князя. Тамошние жители выгоняли его, даже когда сила меча приносила ему успех. Между тем, дважды недолго правив этим великим городом, Юрий Владимирович не мог победить в себе вожделение опять вокняжиться там. |
| Противники с трудом помирились, сохранив то, что имели. Однако баланс сил был нарушен в следующем году изгнанным из Новгорода Ярославом, поднявшим против себя новгородцев и собственного тестя Мстислава Мстиславича Удатного. Юрий Всеволодович поддержал Ярослава. На стороне Мстислава выступил его брат Владимир Псковский. Противников Мстислава, естественно, поддержал Константин с ростовцами и ярославцами. На зов владимирского князя пришли младшие братья, муромские вассалы, наемные отряды бродников, полки опольских и поволжских городов, а когда война подступила к центральным районам Суздальщины, то в ополчение призвали и смердов. Усилившись подмогой из Смоленска, антивладимирская коалиция встретилась с войсками младших Всеволодовичей на Липицах - под Юрьевом Польским. Юрий и Ярослав, не рискуя напасть первыми, укрепились на Авдовой горе, но Мстислав Мстиславич сумел обратить сильные стороны их позиции в ловушку для неопытных военачальников. Грандиозная битва была проиграна. Только убитыми Всеволодовичи потеряли более 9 ысяч человек. Братья бежали в разные стороны. Ярослав - к Переяславлю, Юрий - к Владимиру. Горожане встретили побежденного князя неласково. Его впустили в город, но защищать не стали. Едва неприятели окружили Владимир, как в нем начались пожары. В первую очередь загорелся княжеский двор. В результате Юрию пришлось сдаться и уступить столицу, отправившись в Городец. Победивший Константин остался во Владимире, однако власть его была слаба и уже через год, он был вынужден вызвать брата из ссылки и дать ему Суздаль с обещанием, что после его смерти тот унаследует великий стол. Это обещание исполнилось неожиданно скоро, князь Константин Всеволодович умер 2 февраля 1218 г., успев закрепить за своими сыновьями Васильком и Всеволодом Ростов и Ярославль. К 1220 г. относится первая крупная военная акция нового великого князя. Юрий Всеволодович послал в поход на болгар войско в лодьях, под командованием брата Святослава. Высадившись под городом Ошелем, 14 июня, владимирсцы вступили в битву с болгарами и загнали неприятелей в крепость, которая вскоре была взята. Других целей, кроме как подвигнуть болгар на переговоры, видимо и не преследовали. |
| Еще в 1316 и 1323 году источники западные упоминают о враждебных столкновениях новгородцев с Норвегиею; в 1326 году заключен был мир между ними на 10 лет. В 1337 году у новгородцев началась война со шведами опять по поводу корел, которые подвели шведов, побили новгородских и ладожских купцов и всех христиан, находившихся в их земле, а сами убежали в Выборг и, выходя оттуда, били новгородцев. В следующем году новгородцы с посадником Федором Даниловичем отправились в Неву и стояли под Орешком, пересылаясь с шведским воеводою Стеном; но переговоры кончились ничем; новгородцы возвратились домой; а шведы с корелою много воевали по Обонежью, а потом сожгли посад у Ладоги. Мстить им за это ходили молодцы Довгородские с воеводами: они повоевали шведскую корелу около Выборга, сильно опустошили землю, хлеб пожгли, скот изрубили и пришли домой все здоровы, с полоном. По их удалении шведы вышли из Выборга, воевали Толдогу и оттуда пошли на Вотскую землю, но здесь ничего не взяли, потому что жители поостереглись; копорьяне напали на них в небольшом числе и разбили. После этого пришли послы в Новгород из Выборга от воеводы Петрика и объявили, что шведский князь ничего не знает о войне, начал ее своевольно Стен, воевода. Новгородцы отправили в Выборг своих послов, которые и заключили мир на тех же условиях, на каких помирился князь Юрий Данилович на Неве; относительно же Кобылитской Корелы положено было послать к шведскому князю. В следующем 1339 году новгородцы отправили двоих послов, да еще третьего от владыки, за море, к шведскому князю, и заключили с ним мир по старым грамотам; о короле же сказали так: " Если наши побегут к вам, то секите их и вешайте; если и ваши прибегут к нам, то и мы с ними будем делать то же самое, чтоб из-за них ссоры между нами не было; которые же прежде были за нами, тех не выдадим, потому что они покрещены в нашу веру, да и мало их осталось, все померли гневом божиим " . На западе волновались корелы, на северо-востоке, в Двинской области, финские племена также не хотели быть спокойны: под 1329 годом опять встречаем известие, что новгородцы, шедшие в Югру, были перебиты устюжскими князьями. В 1326 году приезжали в Новгород послы из Литвы: брат Гедимина, Воин, князь полоцкий, Василий, князь минский, и князь Федор Святославич; они заключили мир с новгородцами и немцами. Но в 1335 году, несмотря на этот мир и несмотря на то что литовский князь Наримант кормился на пригородах новгородских, Литва повоевала Новоторжскую волость; великий князь был в это время в Торжке и немедленно послал свое войско в Литву, оно пожгли городки литовские - Осечен, Рясну и много других. |
|
|
