| Так Лев, сведав о тяжкой болезни Владимира, прислал к нему Святителя Перемышльского, Мемнона, чтобы выпросить у него Брест, на свечу для гроба Даниилова, как говорил сей Епископ. «А что брат наш Лев дал в память родителя моего? – сказал Владимир: – господствуя в трех Княжениях, Галицком, Перемышльском, Бельзском, хочет взять и Брест; но не обманет меня». Тщетно и Юрий притворно жаловался ему на отца, будто бы лишенный им Удела, и надеялся вымолить у дяди сию же область. Умирая, Владимир отказал супруге, именем Елене, город Кобрин, поручил ее наследнику своему, равно как и юную питомицу их, неизвестную Княжну Изяславу, взятую ими в пеленах от матери, – и преставился в Любомле (в 1289 году), а погребен, обвитый бархатом с кружевами, в Владмире, в церкви Св. Богоматери, Епископом Евсегением. Нежная супруга и сестра Ольга оплакали его вместе с подданными и бывшими там иноземцами, в числе коих Летописец именует Евреев, сказывая далее, что сей Князь был отменно высокого роста и прекрасный лицом, имел желтые кудреватые волосы, голос толстый, и стриг бороду вопреки обыкновению; что он построил город Каменец за Брестом на реке Льстне (где все места по кончине Романа, отца Даниилова, 80 лет пустели), везде исправил, обновил крепости, украсил многие церкви живописью, серебром, финифтью и наделил священными книгами, им самим списанными; что наследник Владимиров, Мстислав, уподоблялся ему в добродетелях: одною угрозою выгнал Юрия Львовича из Бреста, Каменца, Бельска и в наказание обложил их жителей необыкновенною податию. Летописец Волынский жил в сие время: он называет его счастливым. Уже Татары не беспокоили западной России и были довольны, получая от ее Князей дань, собираемую с народа. Владетели Литовские, братья Будикид и Буйвид, купили дружбу Мстислава, уступив ему Волковыеск. Ятвяги, отчасти присоединенные к Литве Тройденом, не смели оскорблять Россиян, желая получать от них хлеб и представляя им в обмен воск, бобров, черных куниц и даже серебро. Польша терзалась в междоусобиях: Болеслав и Конрад Самовитовичи, враги Генрика Вратиславского, искали благосклонности Князей Галицких. |
| Изяславу эта весть была очень не по сердцу, потому что поляки не могли теперь оставаться долее; положено было от имени союзных князей послать к Вячеславу и Юрию с такими словами: «Вы нам всем вместо отцов; теперь вы заратились с своим братом и сыном Изяславом, а мы по Боге все христиане, братья между собою, и нам всем надобно быть вместе заодно; так мы хотим, чтоб вы уладились с своим братом и сыном Изяславом, вы бы сидели в Киеве – сами знаете, кому из вас приходится там сидеть, а Изяславу пусть останется Владимир да Луцк, и что еще там его городов, да пусть Юрий возвратит новгородцам все их дани». Вячеслав и Юрий велели отвечать им: «Бог помоги нашему зятю королю. и нашему брату Болеславу, и нашему сыну Генриху за то, что между нами добра хотите; но если вы велите нам мириться, то не стойте на нашей земле, животов наших и сел не губите; но пусть Изяслав идет в свой Владимир, и вы все ступайте также в свои земли; тогда мы будем ведаться с своим братом и сыном Изяславом», Союзники поспешили исполнить это требование, разъехались в свои земли, а Мономаховичи начали улаживаться с племянником; дело остановилось за тем, что Изяслав непременно хотел возвращения всех даней новгородцам, на что Юрий никак не соглашался: особенно уговаривал его не мириться Юрий Ярославич, правнук Изяслава I, которого имя мы уже раз прежде встретили: неизвестно, был ли этот Юрий обижен как-нибудь Изяславом или просто думал найти свою выгоду в изгнании Мстислави чей из Волыни. Как бы то ни было, дядя Юрий слушался его советов, тем более что теперь союзники Изяславовы ушли, и ему казалось, что нетрудно будет управиться с племянником: «Прогоню Изяслава, возьму всю его волость», говорил он и двинулся с братом Вячеславом и со всеми своими детьми к Луцку. Двое старших сыновей его, Ростислав и Андрей, шли вперед с половцами и остановились ночевать у Муравицы; вдруг ночью половцы от чего-то переполошились и побежали назад; но Андрей Юрьич, который находился напереди, не испугался и устоял на своем месте, не послушался дружины, которая говорила ему: «Что это ты делаешь, князь! Поезжай прочь, осрамимся мы». |
| Король Гейза незадолго перед этим женился на меньшей сестре Изяслава – Евфросинии, – так она называется в булле папы Иннокентия IV, – и дал шурину 10,000 всадников. Киевский летописец говорит, что короли Богемский и Польский Болеслав Кривоустый (иначе – Кудрявый), – сваты Изяславовы, – сами привели к нему войско, и что Болеслава, вместе с братом Генриком, угощённый роскошным обедом в г. Владимире, опоясал мечом многих сыновей Боярских. Но эти иноземные союзники, узнав, что Юрий соединился с Вячеславом в Пересопнице и что мужественный Владимирко Галицкий идёт к нему в помощь, не захотели битвы, остановились у Чемеряна и советовали Изяславу помириться с дядей. Они, как посредники между ними, вступили в переговоры. «Верю и благодарю вас, – отвечал Юрий, – идите же домой и не тяготите земли нашей, тогда я готов удовлетворить требованием моего племянника». Союзники вышли весьма охотно из России. Но хитрый Юрий, удалив их, отвергнул мир с племянником. И долго ещё после того лилась кровь на Волыни из-за этих княжеских раздоров. Наконец, Владимирко Галицкий и сын Юрия Андрей Боголюбский, успели убедить Вячеслава, чтобы тот склонил к миру и Юрия. Вячеслав согласился быть посредником между Изяславом и Юрием и стал говорить последнему: «Брат, мирись; ты, не помирившись, прочь пойдешь, а Изяслав мою волость пожжет». Юрий, наконец, согласился на мир. Князья съехались весной 1150 года в Пересопнице и здесь заключили мир. Изяслав признал себя виновным, т. е. слабейшим и сидел с дядями своими на одном ковре. Князья целовали крест и согласились, чтобы племянник Изяслав княжил спокойно в области Владимирской и пользовался данями Новгородскими, обязались также возвратить друг другу всякое движимое имущество, отнятое в течение войны. Тогда же Юрий отдал брату своему Вячеславу Вышгородок, а Пересопницу – сыну своему Глебу. Свадьбы и пиры были следствием мира. На них присутствовали почти все тогдашние князья северной и южной России, между которыми хотя на время были забыты вражда и ненависть. |
| Покончив так удачно с родственниками, Мстислав был одинаково счастлив и в отношениях литовских: двое тамошних князей отдали ему свой город Волковыйск, чтоб только был с ними в мире. Со стороны Польши не могло быть также никакой опасности: в то время, когда Конрад Семовитович мазовецкий был в Луцке у Мстислава, в Любомль к больному Владимиру приехал лях из Люблина и объявил, что ищет Конрада, потому что Лешко Черный краковский умер, и люблинцы послали за Конрадом, хотят, чтоб он княжил в Кракове. Владимир велел дать гонцу свежую лошадь, и он нагнал Конрада во Владимире; тот сильно обрадовался краковскому княжению и, взявши у Владимира воеводу волынского Дуная, чтоб было почетнее приехать в Люблин, немедленно отправился туда, но нашел ворота городские запертыми. Остановившись в монастыре, он послал сказать гражданам: «Зачем же вы привели меня, когда теперь город передо мною затворили?» Те отвечали: «Мы тебя не приводили и не посылали за тобою, голова нам Краков: там воеводы наши и бояре большие; если ты станешь княжить в Кракове, то и мы будем твои». После этого вдруг разнеслась весть, что рать идет литовская к городу: Конрад переполошился и вбежал в башню к монахам; но оказалось, что рать была не литовская, а русская; привел ее князь Юрий Львович, хотевший овладеть Люблином, но граждане не приняли его, стояли вооруженные на стенах и кричали ему: «Князь! плохо ездишь, рать с тобою малая, придет ляхов много, позор тебе будет большой». Юрий должен был удовольствоваться опустошением окрестностей краковских и отправился назад с добычею; поехал назад и Конрад мазовецкий, взявши себе позор великий, так что лучше было бы ему умереть, говорит летописец. Шляхта краковская позвала себе на престол старшего брата его, Болеслава Семовитовича; но княжение Болеслава не могло быть продолжительно и спокойно, ибо если прежде в Польше на княжеские отношения обнаруживали сильное влияние вельможи я прелаты, то теперь сюда присоединилось третье сословие, не туземное, как в Европе Западной, так называемое среднее сословие, выступившее тогда на сцену вследствие известных обстоятельств, но иностранное, немецкое. |
| Примерно в том же 1331 году в списках участников патриаршего синода Федор был назван митрополитом. По Е. Е. Голубинскому , именно самозванство Федора и послужило причиной приезда митрополита Феогноста на Волынь 196 . Это утверждение не кажется очевидным, ибо, как показано ранее, в течение всего 1331 года Федор присутствовал при всех акциях митрополита Феогноста в качестве епископа. И лишь после этого он (Федор) едет в Царьград, где его записывают как митрополита. Вероятно, митрополит Феогност приехал на Волынь в связи с общей неблагоприятной для русской православной церкви политической ситуацией. И поездку епископа Федора в Царьград следует отнести на конец 1331-го – начало 1332 года. Если появление там Федора в качестве митрополита было самозванством, то, естественно, он предпринял эти действия не самостоятельно, а при какой-то сильной поддержке. П. П. Соколов высказывает догадку, что за Федором стоял волынский князь Любарт, а не галицкий князь Юрий-Болеслав, который уже стал католиком и поэтому не имел большого интереса к учреждению галицкой митрополии 197 . Эта мысль П. П. Соколова дает возможность объяснить, почему митрополит Феогност избрал своим местопребыванием в западной части митрополии Владимир-Волынский, а не посетил Галич. Возможно, этому препятствовал князь Юрий-Болеслав. И здесь, кроме интересов Византии и Руси, можно усмотреть интересы еще одной стороны – Литвы. Литва еще не определилась в выборе вероисповедания. Но учреждение собственной митрополии, которая практически совпадала с границами Литовского княжества, было ей весьма выгодно и давало прямой выход на Константинополь. Примерно в начале 1332 года митрополит Феогност покидает Волынь и прибывает в Царьград. А. С. Павлов считал, что его приезд был связан с самозванством Федора 198 . Однако в источниках об этой причине ничего не говорится, и мы можем лишь догадываться, каковы были истинные мотивы поездки и каковы были также ее результаты. Например, была ли закрыта га-лицкая митрополия или продолжала существовать? На инцидент с митрополитством Федора можно посмотреть и иначе. Галицкая митрополия не была формально закрыта с 1303 года (первое официальное решение об ее упразднении есть в 1347 году), и Константинополь посчитал Федора за митрополита. Тогда его поставление Феогностом было не каноническим, ибо митрополитом Федора мог поставлять лишь патриарх. |
| Тут мало-помалу образовалось поселение, которое от торговли лыком и получило название Олыки. Ещё и теперь на здешние ярмарки привозят сюда из полесья лыка в столь большом количестве, что загромождают им целые улицы. Этот товар нарасхват покупают крестьяне, приезжающие из местностей, скудных лесом. Олыка – под именем Олычи, Олыча или Олицы – впервые в нашей русской истории упоминается в 1149 году. Когда великий князь Киевский Изяслав Мстиславич (1146 г. – 1154 г.) был изгнан из Киева своим дядей Юрием Владимировичем, то за помощью он обратился к оскорблённому им старшему дяде Вячеславу. Но Вячеслав держал сторону Юрия, не веря ласкам, не боясь и угроз племянника, который нашёл себе союзников в Венгерском короле Гейзе Владиславе Чешском (Богемском) и Болеславе Польском (Ляшском). По зову Изяслава союзники эти явились с войском. Но узнав, что Юрий соединился с Вячеславом в Пересопнице и что мужественный Владимирко Галицкий идёт к нему на помощь, они не захотели битвы, остановились у Чемерина возле Олыки и советовали Изяславу помириться с дядей. Об этом в Ипатиевской летописи под 1149 годом так сказано: «…Приде же ко Изяславу весть, оже Дюрги (Юрий) пришел к брату своему Вячеславу, Изяслав же поведе Угром и Болеславу и брату его Индрихове (Генрику), и тако пойдоша полкы своими от Лучьска, и шедше сташа у Чемерина (ныне деревня в 2 вёрстах от Олыки) на Олыче» (в некоторых списках – «на Олыце» [«на Олице»] 402 . С этих пор до 15 века об Олыке нет упоминания в истории. В 15 веке Олыка является владением дворян Кишек. В конце 15 или начале 16 века от Кишек Олыка, вероятно, чрез брачные связи перешла к князьям Радзивиллам. Так как род князей Радзивиллов был одним из замечательнейших родов в западной Руси как по своему богатству, так и по влиянию, каким пользовались члены этого рода к древней Польше, то мы и остановим своё внимание на его происхождении и родословной. Князья Радзивиллы имеют Литовское происхождение. По словам польского писателя Несецкого (Herbasch, t. VIII, стр. |
| В 1575 г. иезуиты выпросили у папы Григория XIII цензуру книг и перечистку библиотек. Юрий Радзивил, вступив после Протасевича в управление виленской епархией, начал свое служение торжественным сожжением запрещенных книг. В 1581 г. целые костры книг сожигаемы были на площади пред Свентоянским костелом рукой палача. Николай Сиротка истратил более 5000 червонцев на то, чтобы скупить экземпляры Библии , изданной отцом его и предать их пламени. 161 В то же время иезуиты уничтожали православные и реформатские храмы или обращали их в свою собственность. 162 VII. Образование в Польско-Литовском государстве до иезуитов и при иезуитах Первые школы в Польше, после распространения в ней христианства западного исповедания, были, как на всем западе, монастырские и кафедральные (при епископских кафедрах). Монастырские учреждались при монастырях бенедиктинцев – первого монашеского ордена, вызванного в Польшу еще при Болеславе Храбром в первой половине XI века. Кроме монастырских школ, были школы при епископских кафедрах. В XI–XII в. были такие школы в Познани, в Гнезне, в Тынце у бенедиктинцев, 163 в Смогоржеве и Кракове. В XIII в. было уже несколько таких школ. С XIII в., с введения в Польше города магдебургского права, появились школы местные или приходские (парохиальные). Кроме предметов, обозначавшихся техническими названиями trivium и quadrivium, в них преподавались катехизис и латинская обрядность. Преподавание шло на латинском языке, а в местных школах обучали, сверх того, уже в XIV в. языкам польскому и немецкому. Не нужно прибавлять, что высшее управление и наблюдение над школами принадлежало духовенству. С XIII в. молодежь польская начала посещать заграничные академии и университеты – парижский и итальянские – боннский и падуанский. В половине XIV в. основана была в Польше собственная академия. Краковская академия. – В 1364 г. Казимир Великий основал академию в Кракове, по образцу Пражской в Богемии, учрежденной императором Карлом IV в 1347 г. Папа Урбан V утвердил основание этого училища, наименовав краковского епископа постоянным его канцлером. Король построил для академии великолепные здания, дал важные преимущества как профессорам, так и студентам, и обеспечил содержание этого рассадника просвещения. Но преемник его, Лудовик Угорский, не поддержал юного училища, а невежество со всех сторон ставило ему преграды. Академия быстро склонялась к упадку и лучшие из молодежи направились, по-прежнему, в заграничные университеты. Честь возобновления академии принадлежит внучке Казимира Великого, королеве Ядвиге. В 1397 г. она выпросила у папы Бонифация XI подтверждение прав академии; обеспечила ее содержанием и на собственные бриллианты купила для нее дом и исходатайствовала у короля – супруга привилегию новому университету. Ягайло подарил ему значительные имения и пригласил в него профессоров – Иеронима из Праги и других преподавателей. С той поры краковская академия стала во главе образования в Польше и великом княжестве Литовском. 164 |
| Создавая словесный памятник крестителю Руси, митрополит Илларион, позднее напишет: «…Не довольствовался ты только услышанием, но на деле исполнил сказанное, просящим подавая, …алчущих насыщая, нагих одевая, болящих…утешая, должников искупая, рабам даруя свободу. И щедроты и милости твои и поныне поминаются в народе…». Можно с уверенностью сказать, что не только по причине присущего православию духа любви, перевесившего недоверие к «греческой вере», но и в результате подвижнической деятельности Владимира Святославича, Русь оказалась избавленной от крупных языческих восстаний, подобных тому, что сотрясло основы польской государственности после смерти короля Болеслава. Отметим, между прочим, что, выкупая должников и даруя рабам свободу, князь заботился еще и о сохранении и увеличении численности ополчения, которое могли составлять только свободные (т.е. вооруженные) люди. Столкнувшись с сопротивлением сторонников старой веры, и стремясь сгладить этот реальный и опасный конфликт, будучи убежден, что «веселие руси суть питие», Владимир Святославич устраивал грандиозные пиры для всего населения Киева, приурочивая их теперь к христианским праздникам. Всем этим он действительно поразил народное воображение, оставшись в былинах ласковым «Красным Солнышком», к которому со всей Руси съезжались лучшие воины. Личным примером Владимира Святославича утверждались в нашем народе, в том числе и среди потомков святого князя, идеалы, ценности и нормы православной жизни. Заканчивая, вновь обратимся к исследованию А.Ю. Карпова (С. 291): «Нищелюбия, милости и милостыни будут ожидать от каждого властителя, правящего Русью. И эти добродетели станут обязательными для большинства русских князей и царей. Но, пожалуй, никогда более благотворительность, филантропия не достигнут у нас таких всеобъемлющих, поистине евангельских масштабов, как в первые десятилетия после Крещения». Юрий Валентинович Сухарев, член Союза писателей России, в прошлом — преподаватель кафедры Истории войн и военного искусства ВУ МО; научный сотрудник Центра военной истории России ИРИ РАН |
| У Станиславского, как у всякого интуита, не было систематического мышления. А Ильин в то время работал над книгой о Гегеле — трудно представить более систематично мыслящего философа, и докторская диссертация Ильина о Гегеле — одна из его вершин. Думаю, Станиславский нуждался больше не в литературной правке, а именно в придании системы тем отдельным положениям, которые он вырабатывал. Сейчас попробую установить дату. Вот летопись жизни и творчества Станиславского, где наверняка упоминается Ильин. Да, 1910 год, Ильину 27 лет, но он уже профессор Московского университета. И вот он пишет Станиславскому по поводу его записок по системе: «Я прочел их два раза». Значит, Станиславский передавал ему свои записи по системе. Хотел получить советы, рекомендации. Но дальше этого дело не пошло. Война помешала или другие обстоятельства, точно не знаю. Через поколение держимся за руки с Константином Сергеевичем — На сайте Школы-студии МХАТ написано, что в основу обучения там положена система Станиславского. Вы учились и много лет преподавали в ГИТИСе, сейчас — ректор Щепкинского училища. Применяется ли система Станиславского в этих вузах? — Думаю, буквально по системе сегодня и в Школе-студии МХАТ не преподают. Но опосредованно система живет в разных вузах. В ГИТИСе преподавали и непосредственные ученики Станиславского: Алексей Дмитриевич Попов, Юрий Александрович Завадский — он играл графа в «Женитьбе Фигаро», — Мария Иосифовна Кнебель, и те, кто просто работал с ним: Иосиф Моисеевич Раевский, Ольга Николаевна Андровская. Из преподавателей Щепкинского училища Вера Николаевна Пашенная одно время играла в Художественном театре. Кнебель несколько лет преподавала в Щепкинском. И сегодня у нас есть преподаватели, которые учились у учеников Станиславского. Но ведь и Михаил Чехов, и ученики Станиславского, которые преподавали в Америке — скажем, Ричард Болеславский, — трансформировали его систему. Педагог ГИТИСа Николай Михайлович Горчаков — учитель Петра Наумовича Фоменко — работал со Станиславским, многое от него воспринял, написал книгу о нем. Но чтобы кто-то работал прямо по Станиславскому, мне трудно представить. |
| Потом пришло войско Льва и Владимира с великой честью, взяв пленников многое множество. И так разошлись все по домам. В преждеупомянутые годы, когда Лестько взял Перевореск, город Льва, тоже ляхи воевали у Берестья по Кросне, и взяли десять сел, и пошли назад. Берестьяне же собрались и погнались за ними. Было же ляхов двести, а берестьян – семьдесят, и был у них воевода Тит, всюду славящийся своим мужеством: и на войне, и на охоте. И так они догнали их и бились с ними. По Божией милости берестьяне победили ляхов, убили пятьдесят из них, а других взяли в плен. А своих пленников отбили. И так пришли в Берестье со славой, славя Бога и пречистую его Матерь во все века. Мы же вернемся к прежнему. Вот что случилось, когда пришли окаянный и беззаконный Ногай и с ним Телебуга, разграбившие Угорскую землю: Ногай пошел на Брашев, а Телебуга пошел через горы, которые можно перейти за три дня, а он ходил тридцать дней, блуждая в горах, водимый гневом Божиим. И был у них большой голод, и начали есть людей, а потом стали сами умирать, и умерло их бесчисленное множество. Очевидцы так сказали: умерших было сто тысяч. Окаянный и беззаконный Телебуга со своей женой вышел пешком, с единственной кобылой, так посрамил его Бог. А вот что было с князем Болеславом, который, все еще преисполненный безумия своего, не переставал делать зло князю Владимиру и Юрию. Владимир и Юрий стали готовить рать против Болеслава. А Владимир послал и литву поднял. И так они все пошли. И князь Юрий пошел с ними на Болеслава. Когда они были в Мельнике, прислал к нему отец его Лев сказать ему так: «Сын мой Юрий, ты не ходи с литовцами, я убил их князя Войшелка, как бы не захотели они отомстить». Юрий не пошел, послушавшись отца, а послал свое войско. И так они пошли, и взяли город Сохачев, и захватили в нем много добра и челяди, а остальных убили и так с полоном возвратились домой. В год 6791 (1283). Захотел окаянный и беззаконный Телебуга пойти против ляхов, и собрал он большое войско – забыл он казни Божий, которые сбылись над ним в Угорской земле, как мы прежде рассказывали, и пришел к Ногаю. Между ними было великое несогласие. Телебуга послал к заднепровским князьям и к волынским: ко Льву, к Мстиславу и к Владимиру, веля им идти вместе с ним на войну. Все князья были тогда в подчинении у татар. И так пошел Телебуга против ляхов, собрав большое войско. |
|
|
