| Указание на эту проблему диалектики средневековья нашли у Порфирия, который отказывался от ее решения: «Относительно родов и видов я не буду рассматривать, существуют ли они или состоят в одних пустых мысленных образах επινοαις, а если существуют, то телесны ли они или бестелесны, отдельно ли они существуют от чувственных вещей, или же в них и с ними: это вопрос глубокий и требует более подробного исследования». Вопрос Порфирия скрывает в себе намек на учение Платона об «идеях» как сущностях вещей, пребывающих вне мира явлений; на учение Аристотеля о «формах», пребывающих в самих вещах, а кроме того, на стоиков (материалистов) и эмпириков. О разногласиях Платона и Аристотеля люди XI —XII веков имели смутные понятия и охотнее допускали их согласие. Когда в XI веке нашли достаточно веры в себя, чтобы решать вопрос, слишком трудный для Порфирия, наметились прежде всего два крайних решения. В несколько измененной форме вопрос Порфирия гласил: универсалии (=роды и виды) суть вещи (res) или слова (voces)? Отсюда две философских школы: реалистов и номиналистов (вместо «вокалистов», так как «vox» в течение XII века заменено было словами «nomen» и «sermo»). Реалисты признают реальность общего, понятий, идей и идеального мира вообще (в XIX веке их называли «идеалистами»). Номиналисты, определяемые прежде всего отрицательно (идеи не реальны), признают единственную реальность конкретных вещей. Это — эмпирики, сенсуалисты («реалисты» XIX века). О номинализме XI века возможны только догадки. Не сохранилось ни одного сочинения Росцеллина и его учеников или сотоварищей, вышедших из общей школы магистра Иоанна. О Росцеллине мы слышим только от врагов его, дающих, может быть, карикатурный образ его системы. Номиналисты XI века для нас — ряд голых имен. Что касается реализма, то он выступает у Ансельма Кентерберийского, у Гильома из Шампо в его крайнем, платоновском выражении: мир сущностей (универсалий) — вне мира конкретных явлений. Такую группировку в лагерях диалектики нашел Абеляр на рубеже XII века. Какова была его собственная позиция? Как ученик Росцеллина, он должен был пройти через номинализм. Его аргументами, вероятно, он боролся с Гильомом из Шампо, т. е. с крайним реализмом. Однако он — мы знаем — разошелся резко и с первым своим учителем. Он должен был бороться направо и налево и приобрести себе противников в обоих станах. Его позиция не могла быть столь простой, как в школах предшествующего поколения. Однако составить правильное понятие о ней — дело не легкое. |
| а) реально существуют только индивидуальные вещи, б) универсалии лишь, обозначения, названия, имена этих вещей, в) они не имеют никакой реальности (не существуют сами по себе) вне пределов человеческой мысли и языка. Следовательно, они непостижимы для человеческого разума, их следует принимать на веру. Промежуточную позицию в этом споре занимали концептуалисты, которых чаще всего относят к приверженцам умеренного номинализма. В противоположность схоластическому реализму концептуализм (от лат. conceptus мысль, представление) отрицает реальное существование общих понятий независимо от единичных вещей, но в отличие от номинализма рассматривает их (общие понятия) как чисто мыслительные образования (концепты), существующие в уме человека, в человеческом мышлении. Концепты, будучи особой формой познания действительности, выражают сходное в различных вещах. 43 Крайние реалисты, следуя платоновскому учению об идеях, считали, что общие понятия (особая «вещь») существуют как вечные идеальные прообразы до единичных вещей (ante res) и вне их. Умеренные реалисты, разделяя аристотелевское учение об общих родах, утверждали, что общее реально существует «в вещах» (in rebus), но не вне их. Номиналисты учили, что реально существуют только единичные вещи, а универсалии лишь «после вещей» (post res). Причем, по мнению крайних номиналистов, общие понятия это пустой звук, формальное, условное обозначение, общие слова, даже не умственное понятие. Умеренные номиналисты и концептуалисты, отрицая реальность общего в вещах, признавали его как мысль или понятия, играющие важную роль в процессе познания. Реалисты: Ансельм Кентерберийский (10331109), Гильом из Шампо (10701121), Бернар Клервоский (10911153), Жильбер Порретанский (ок. 10801154), Гуго Сен-Викторский (10961141), Ришар Сен-Викторский (ок. 11621173), Гонорий Августодунский (Отенский; XII в.), Бонавентура (собст. Джованни Фиданца; 12211274), Фома Аквинский (ок. 1225/261274) и др. Номиналисты: Беренгарий Турский (ок. 10001088), Иоанн Росцеллин (ок. 1050ок. 1112), Уильям Оккам (ок. 12901349/50), Жан Буридан (ок. 1300ок. 1358) и др. Особую позицию в полемике об универсалиях в вв. занял Пьер Абеляр (10791142). Одни исследователи склонны считать Абеляра основателем концептуализма как направления умеренного номинализма. Другие авторы относят учение Абеляра к одному из направлений умеренного номинализма, наряду с концептуализмом [См. В. Рожков. Очерки истории римско-католической церкви. М.,1998. С.127128]. |
| Абеляр был моложе других в соборной школе Гильома. Это не мешало ему вступать в диспуты с учителем. Гильом де Шампо был главой «реалистической» школы в диалектике, следовательно, противником номиналистов. Абеляру было нетрудно вспомнить некоторые аргументы Росцеллина; иногда, как ему казалось, он одерживал верх в спорах. Это вооружило против него как учителя, так и товарищей, и, по его словам, было «началом его бедствий». Юноша (ему должно было быть немногим больше 20 лет) считает себя достаточно зрелым, чтобы стать во главе школы и, несмотря на сопротивление учителя, с помощью знатных покровителей действительно открывает школу в Мелене, королевской резиденции, милях в восьми от Парижа. Успех окрыляет его и заставляет перенести школу в Корбейль, поближе к столице. Ему кажется, что он уже «затмил славу своего учителя». На этот раз судьба развела противников после первой схватки. Абеляр, расстроивший свое здоровье, должен был вернуться на родину и пользоваться в течение нескольких лет вынужденным отдыхом. Эти возвращения в Бретань три раза прорезывают бурные академические годы Абеляра, в моменты кризисов. У него есть убежище, где он может залечить свои раны. Его учитель и противник также пережил некоторый духовный перелом. Он вступил в орден «уставных каноников» 576 , т. е. принял почти монашеские обеты. Некоторые из современников превозносят этот акт как религиозное обращение; для Абеляра это только карьерный шаг, давший Гильому со временем шалонское епископство. Это было в 11081109 годах, первая более или менее точная дата истории Абеляра. Каковы бы ни были мотивы Гильома, он отказался от личного преподавания в соборной школе, хотя и сохранил управление ею. За Сеной он устроил себе обитель, которой суждено было приобрести громкую славу в летописях философии. Это Сен–Виктор, школа мистического реализма, выросшая на почве, возделанной Гильомом 577 . Действительно, философ сделал из монастыря свою школу. По возвращении Абеляра в Париж начинается многолетняя и мелочная борьба его с Гильомом за кафедру в соборной школе — темные страницы, которые легко могут найти свои аналогии в нравах современных факультетов. |
| Античная философия, по мнению Абеляра, тоже шла к Богу, и изобретение Аристотелем диалектики – это самое ценное приобретение человечества до вочеловечения Иисуса Христа. Конечно, как христианин Абеляр понимает, что вера первична. Однако он восстает против бездумной веры, неразумного доверия авторитету. Христианская вера должна быть понята. Согласно Абеляру, «ни один разумный среди нас не запрещает исследовать и обсуждать веру при помощи разумных доказательств, и никто разумно не успокаивается на сомнительном, если только разумом не предпосылается то, на чем должно успокоиться… веру нужно защищать и утверждать больше всего при помощи разумных доводов» (1, с.354–355). Таким образом, Абеляр отдает предпочтению знанию перед слепой верой. И если смысл решения проблемы отношения веры и разума, предложенный Ансельмом Кентерберийским, выражается фразой: «Я верую, чтобы понимать», то Абеляр высказывается в ином духе: «Я понимаю, чтобы верить». Он пишет, что во многих областях знания имеется прогресс, в вере же нет никакого прогресса, и объясняется это тем, что люди закоснели в своем незнании и боятся высказать что-то новое, считая, что, высказывая положение, которого придерживается большинство, они высказывают истину. Однако если бы положения веры были исследованы с помощью разума, то, по Абеляру, можно было бы добиться прогресса и в области веры. В споре об универсалиях Абеляр занимал позицию умеренного номинализма, или концептуализма. Его не устраивал ни крайний номинализм Росцелина, ни крайний реализм Гильома из Шампо. Он считал, что понятия существуют в человеческом уме, который в своей познавательной деятельности извлекает из индивидуальных предметов то общее, что в них есть, абстрагируясь от частных свойств предмета. Эта абстракция формулируется в нашем уме в виде понятий, концепций. Поэтому теория Абеляра и называется концептуализмом, или умеренным номинализмом. Умеренный номинализм приводит Абеляра к недогматическому решению многих вопросов христианского богословия. В частности, отличалось от церковного его представление о миссии Иисуса Христа. Его роль, по Абеляру, состояла не в искуплении грехов, а в том, что Он учил людей нравственности. Грехопадение трактовалось Абеляром тоже по-своему: Адам и Ева дали нам не способность ко греху, а способность к раскаянию. Для добрых дел не нужна Божественная благодать. Наоборот, благодать дается нам за добрые дела. Человек сам отвечает за все свои дела – и добрые, и злые. Поступок сам по себе не является ни добрым, ни злым, таковым он становится из-за намерения совершившего его. Это намерение может согласовываться или не согласовываться с убеждениями человека, поэтому доброта или злость поступка не зависят от того, когда был совершен этот поступок – до Рождества Христова или после. Поэтому праведники могут быть как до Рождества (например, Сократ), так и после. |
| Другое влечет его. «Пышность воинской славы с наследством и правами старшинства передавши братьям, я отрекся совершенно от службы Марсу, чтобы быть воспитанным на лоне Минервы… трофеям войны я предпочел сражения диспутов…» Маленький Петр променял меч не на молитвенник, как святой Бернард, а на учебник логики. Это было знамение времени. К концу XI века диалектика, т. е. логика, перестала быть только частью тривия, подготовлявшего к занятиям теологией, и постепенно приобретает самоцельный характер. Уже логические споры начинают волновать Запад. Абеляр был одним из первых, кто всецело отдался им. Судьба послала ему выдающегося учителя. Абеляр учился диалектике у Росцеллина, главы школы номиналистов 575 , в Локменахе (в Бретани). Как долго продолжалось это ученье, мы не знаем. «С детских лет до юности», по словам учителя, — краткое время, если верить Абеляру, который, став противником Росцеллина, даже не упоминает его имени в истории своей жизни. В ней он, минуя годы своего прямого ученичества, изображает себя странствующим «перипатетиком», диспутирующим в различных провинциях, где только процветало искусство. Его влечет Париж, уже тогда крупный научный центр, хотя только Абеляру суждено было утвердить мировое значение этого города. На рубеже нового столетия (хронология жизни Абеляра не очень определенна) юный философ появляется в школе собора Парижской Богоматери, которой руководил тогда Гильом из Шампо. Воспоминания Абеляра воскрешают перед нами яркую картину «академического» Парижа задолго до образования университета. Еще нет организации «схоларов», еще право преподавания — licentia docendi — зависит от разных духовных лиц — аббатов, а прежде всего архидиакона, как представителя епископа. Но фактически преподавание уже свободно. На земле разных духовных учреждений создаются школы вольными магистрами (учителями). Студенческая толпа — клирики, собравшиеся из разных стран, — бродят из школы в школу, пока не находят себе учителя по вкусу, образуют партии, кружки, шумно поддерживающие свое научное направление. Две черты уже с этой поры характеризуют средневековую научную жизнь. Во–первых, отсутствие резкой грани между профессором и студентом — можно учить и учиться одновременно, возвращаясь с кафедры за скамью для углубления своих знаний. Во–вторых, соединение начал авторитета и свободного исследования в методе преподавания, где чтение («лекция») текстов, комментарий учителя, записываемые аудиторией, чередуется со свободными дискуссиями, где всякий юный «Давид» может испробовать свои силы против «Голиафа». На нашу мерку, эти нравы грешат скорее избытком вольности, чем связанности. |
| Утешительно думать, – заметим мимоходом, – что смертная казнь, которая еще триста лет назад своими железными колесами, каменными виселицами, всевозможными орудиями пыток загромождала Гревскую площадь, Рыночную площадь, площадь Дофина, перекресток Трауар, Свиной рынок, гнусный Монфокон, заставу Сержантов, Кошачий рынок, ворота Сен-Дени, Шампо, ворота Боде, ворота Сен-Жак, не считая бесчисленных виселиц, поставленных прево, епископами, капитулами, аббатами и приорами – всеми, кому было предоставлено право судить, не считая потопления преступников в Сене по приговору суда, – утешительно думать, что эта древняя владычица феодальных времен, утратив постепенно свои доспехи, свою пышность, замысловатые, фантастические карательные меры, свою пытку, для которой каждые пять лет переделывалась кожаная скамья в Гран-Шатле, ныне, перебрасываемая из уложения в уложение, гонимая с места на место, почти исчезла из наших законов и городов и владеет в нашем необъятном Париже лишь одним опозоренным уголком Гревской площади, лишь одной жалкой гильотиной, прячущейся, беспокойной, стыдящейся, которая, нанеся свой удар, так быстро исчезает, словно боится, что ее застигнут на месте преступления. III. Besos para golpes Пока Пьер Гренгуар добрался до Гревской площади, он весь продрог. Чтобы избежать давки на мосту Менял и не видеть флажков Жеана Фурбо, он шел сюда через Мельничный мост; но по дороге колеса епископских мельниц забрызгали его грязью, а камзол промок насквозь. Притом ему казалось, что после провала его пьесы он стал еще более зябким. А потому он поспешил к праздничному костру, великолепно пылавшему посреди площади. Но его окружало плотное кольцо людей. – Проклятые парижане! – пробормотал Гренгуар. Как истый драматург, он любил монологи. – Теперь они загораживают огонь, а ведь мне необходимо хоть немножко погреться. Мои башмаки протекают, да еще эти проклятые мельницы пролили на меня слезы сочувствия! Черт бы побрал парижского епископа с его мельницами! Хотел бы я знать, на что епископу мельницы? Уж не надумал ли он сменить епископскую митру на колпак мельника? Если ему для этого не хватает только моего проклятия, то я охотно прокляну и его самого, и его собор вместе с его мельницами! Ну-ка, поглядим, сдвинутся ли с места эти ротозеи! Спрашивается, что они там делают? Они греются – это лучшее из удовольствий! Они глазеют, как горит сотня вязанок хвороста, – это лучшее из зрелищ! |
| 1100 – ок. 1160) и Арнольд Брешианский (ок. 1100–1155); число учеников росло, как и непримиримая вражда со стороны де Шампо. После того как последний был возведен в звание шалонского епископа, Абеляру в 1113 г. передано управление училищем при Нотр–Дам, но вскоре он принимает монашество и удаляется отсюда. К числу противников Абеляра добавились Бернар Клервдский (1091–1153) и Ндрберт Ксантенский (1080–1134). Дважды – на соборах в Суассоне (1121), где было сожжено его произведение introductio in theologiam («Введение в богословие»), и в Сансе (1140) – взгляды Абеляра были осуждены (особо критиковалась его работа «Да и Нет») – см.: Лосев А.Ф. Зарождение номиналистической диалектики средневековья: Эригена и Абеляр/Историко–философский ежегодник ’88. М., 1988; Goldhorn D.J.H. De summis principiis theologiae Abaelardeae: commentatio historico theologica... pro venia theologiam publice docendi. Lipsiae, 1836; Bornemann J.A. Anselmus et Abaelardus sive initia scholasticismi. Copenhagen, 1840; Bonnier E.L.J. Abelard et St. Bernard, la philosophic et l’eglise au 12–me siecle. Paris, 1862; HaydH. Abelard und seine Lehre im Verhaltniss zur Kirche und ihrem Dogma. Regensburg, 1863; Kaulich W. Geschichte der scholastischen Philosophic. Bd. 1. Prag, 1863; Stockl A. Geschichte der Philosophic im Mittelalter. Mainz, 1864; Prantl C. von. Geschichte der Logik im Abendlande. Leipzig, 1855–1870; Wilkens C.A. Peter Abelard: eine Studie in der Kirchengeschichte des Mittelalters. Gottingen, 1855. Полное собрание сочинений Абеляра издано Кузеном (в 2–х т. Париж, 1849–1869); он же издал Ouvrages inedits d‘Abelard (Париж, 1836). 698 Амальрик Венский (из Шартрского диоцеза) (ум. 1206 или 1207) преподавал в Париже логику и теологию, обвинен в обучении опасным доктринам, посмертно осужден. Следуя толкованиям Генриха из Сузы ( Ostiensis) и, возможно, под влиянием богословия Эриугены, Амальрик якобы учил, что Бог – это всё ( dixit quod Deus erat omnia) . Если вслед за св. Бернаром понимать это в смысле esse causale, то здесь нет ничего плохого; если же понимать в том смысле, что Бог – по существу то же самое, что вещи, тогда мы имеем дело с пантеизмом. |
| 33 Ибн-Сина, Абу Али (латинизированное – Авиценна, Avicenna), родился около 980 г., умер в 1037 г., философ, врач, поэт народов Средней Азии. Родился близ Бухары, после падения государства Саманидов переехал в 1002 г. в столицу Хорезма Гургандис (Ургенч), где жил при дворе хорезмшаха. С 1012 г. Ибн-Сина – в Иране, где был придворным врачом и министром у правителя Хамадана, где и был похоронен. 34 Некоторые утверждают что Ибн Сина похоронен в Испании, но советские ученые это отрицали. Его «Медицинский канон» был известен на Востоке и в Европе. Также известна его краткая энциклопедия философии («Книга знаний»). 35 Универсалии (латинское universale – общее). По формальной логике общие термины (понятия) в отличие от единичных (постоянных) терминов. Отсюда обсуждавшаяся еще Аристотелем роль универсалий – сказуемых в суждениях. В античной философии проблема универсалий ставилась на научной (математической) почве, в схоластической – на богословской. 36 Ибн-Рошд, Абу-ль-Валид Мухаммед ибн-Ахмед ибн-Мухаммед (латинизированное Аверроэс (Averroës), род. в Кордове, был судьей и придворным врачом. Умер в изгнании (в Марокко). Известно его сочинение (на арабском языке) «Опровержение опровержения». В основном он писал комментарии к произведениям Аристотеля. 37 Ибн-Гебироль, Соломон, латин. Авицеброн (Avicebron, Avencebrol, род. в 1021 или в 1022 гг., умер в 1050 или в 1070 г.), еврейский философ, родился в Малаге, жил в Сарагосе (Испания). 38 Маймонид, Моисей бен Маймон – евр. богослов, врач., род. в Кордове, где получил воспитание в духе иудаизма. Во время преследования евреев путешествовал по Испании, в 1165 г. поселился в Египте, с 1187 – медик каирского султана, в 1190 г. опубликовал на арабском языке «Наставник кающихся», в еврейском переводе вышел под названием «Учитель заблудших», в латинском переводе – «Doctor perblexorum». 39 Абеляр (Abelard, Abailard) Петр, 1072 −1142 гг. – богослов и философ, учился в Париже у Гийома из Шампо, с которым разошелся в учении, стал монахом, знал сочинения Платона, Аристотеля и Цицерона. |
| Так, перу Герберта (ок. 945–1003), также Реймсского архиепископа, а с 999 года – папы Римского под именем Сильвестра II, принадлежит собственный богословский трактат «О Теле и Крови Господних» (De corpore et sanguine Domini), опирающийся как на авторитет патристики, так и на более поздние сочинения по той же тематике, в частности и на полностью одобряемую Гербертом книгу Пасхазия. Что же касается Ланфранка Бекского (ок. 1005– 1089), ставшего в 1070 году архиепископом Кентерберийским, то и среди его трудов наибольший теолого–философский интерес представляет опирающаяся на труды святых отцов и Пасхазия Радберта «Книга о Теле и Крови Господней против Беренгария Турского» (Liber de corpore et sanguine Domini adversus Berengarium Turonensem; ок. 1059–1066), речь о котором пойдет ниже. Среди других прямых или косвенных последователей Пасхазия можно назвать Гильома из Шампо (ок. 1068/1070–1121), богослова, друга и единомышленника Бернарда Клервоского, главу парижской кафедральной школы Нотр–Дам. Его перу принадлежит трактат «О таинстве алтаря» (De sacramento altaris), или «О Евхаристии» (De Eucharistia), вероятно, являющийся частью его более обширной «Книги сентенций» (Liber sententiarum). Собственный трактат «Евхаристия» (Eucharistion) написал и Гонорий Августодунский (1075/1080– ок. 1156), а «О таинстве алтаря» (De sacramento altaris) – Гильом из Сен–Тьерри (ок. 1085–1148). Однако наиболее выдающийся вклад в разработку учения о Евхаристии в период классической схоластики принадлежит Петру Ломбардскому (ок. 1095/1100–1160), выдающемуся теологу, ставшему в 1159 году Парижским епископом. Наибольшую славу принесли Петру Ломбардскому его «Четыре книги Сентенций» (Libri quattuor Sententiarum, 1155–1158), представляющие собой одно из самых значительных систематических изложений христианской догматики. Главный принцип, в соответствии с которым определяется порядок расположения материала «Сентенций», обосновывается Петром исходя из интерпретации положения блж. Августина о том, что «всякое учение касается или вещей, или знаков», т. е. – в данном контексте – касается или того, что, будучи рассматриваемо само по себе, не служит обозначением чего–либо иного (res), или того, что, являясь церковным таинством, выступает как действенный символ благодати (signum). Исходя из этого, «Сентенции» состоят из трех книг, посвященных вещам, и одной, последней, – посвященной знакам, или таинствам. |
| Мы оставляем до другого места изложение философской позиции Абеляра. Сейчас укажем только, что Абеляр не являлся и сторонником Росцеллина. Один, правда, не очень солидный источник говорит, что ему приходилось в эту пору выдерживать диспуты и со сторонниками номинализма. Вероятно, уже в то время Абеляр шел своим путем, средним между двумя направлениями. Это не значит, что он выступал примирителем, — он предпочитал бороться на два фронта. Борьба Абеляра и Гильома вторично была прервана отъездом двух противников (не знаем, одновременно ли): Гильома — в Шалон, где он был избран епископом в 1113 г., Абеляра — в Бретань, куда призывали его семейные дела. Его родители решили постричься, и мать приглашала его для последних распоряжений. Вернувшись, он не застал Гильома в Париже, но не остался и сам в этом городе, открывавшем теперь свободные пути его карьере. Перед ним встала другая цель. Славный магистр, которому было уже около 35 лет, решается снова сесть за студенческую скамью у ног профессора, на этот раз чтобы изучать теологию. До сих пор он занимался только светскими науками. Он не говорит, что толкнуло его на этот новый путь: была ли то религиозная потребность или научное влечение к новой для него отрасли знания. Последнее вероятнее. В средние века всякое образование должно было представляться несовершенным без знания царицы наук — теологии. Таково было убеждение самого Абеляра в позднейшие годы. В эту эпоху теология была уже самостоятельной дисциплиной, со своей школьной традицией и методами. Абеляр отправляется к тому, кто мог считаться воплощением этой традиции: к Ансельму Ланскому 578 , учителю Гильома де Шампо и ученику величайшего теолога прошлого столетия, Ансельма Кентерберийского. Абеляр нашел Ансельма глубоким старцем, «изумительно владевшим словом, но бедным по содержанию и лишенным разума. Когда он зажигал огонь, то наполнял свою хижину дымом, а не освещал ее». Он сравнивает его с густолиственным, но бесплодным деревом. Риторика Ансельма не давала пищи его уже зрелому, требовательному уму. |
|
|
