| Два года вместе с Леонидом плавал на траулере и младший его брат Геннадий, который рассказывал, как трудился Леонид в корабельном цеху, укладывая штабелями мороженые туши… Заграничную жизнь, сколько он мог ее видеть, Леонид не принял. Но в плавании Божий мир увлекал его своей красотой и бесконечным разнообразием природы. Ему хотелось хоть что-то запечатлеть из увиденного. И он занялся фотографированием. Купил даже кинокамеру. Решив покончить с плаванием на траулере, Леонид сошел на берег в Южно-Сахалинске и сделал попытку устроить как-то здесь свою жизнь. Он стал работать на железной дороге и сотрудничать фотокорреспондентом в местной газете. В один из своих отпусков он приехал в деревню, где было описанное Ниной Андреевной изобилие, и нашел там потрясшую его душу обстановку. Отец, никогда раньше не употреблявший спиртного, стал сильно пить – враг рода человеческого попутал… Он заведовал складом лесничества, где имелись дефицитные запчасти к бензопиле «Дружба». «А в тайге у каждого бензопила, – говорит Нина Андреевна, – и отцу самогонку чуть не за шиворот лили». Нина Андреевна говорит, что теперь бы никогда не ушла от мужа, а молилась бы за него. Но тогда она не молилась… Это было бедствие. Леонид увез семью в Братск. На первых порах им пришлось ютиться в одной комнате. Нина Андреевна стала зарабатывать на хлеб уборщицей, успевая в четыре места. Леонид оставил Южно-Сахалинск и также стал жить в Братске. Он устроился в фотоателье, но скоро ушел из него и создал свою фотостудию при клубе. Своего брата Геннадия начал учить художественной фотографии. А вскоре бросил это занятие и оставил аппаратуру брату. Братья и сестры рассказывают, что Леонид многим увлекался. Он собирал книги по разным отраслям знания и внимательно их прочитывал. Какое-то время состоял в яхтклубе и плавал под парусом. Для сестер Леонид был как бы отцом – очень строго и с любовью он оберегал их от всяких дурных влияний, за что они потом были благодарны ему. Никто не знает, о чем он тогда думал, что означали эти переходы от одного увлечения к другому… Он по-прежнему был одинок, молчалив, и чувствовалось, что в противоположность наружной разбросанности в нем крепнет некий внутренний стержень… |
| Наконец, погребение не производит такого тяжёлого, гнетущего впечатления, не оскорбляет так эстетического чувства, как трупосожигание. Это видно из описания впечатлений наших соотечественников, наблюдавших за границей сожжение человеческих тел. „Мы прибыли, – пишет один русский путешественник 167 , видевший сожжение трупа в Милане в 1890 году, – мы прибыли в момент окончания сожигания трупа, принадлежавшего бедному семейству. Удушливый запах разложения, несмотря на превосходную вентиляцию, ещё носился в воздухе и вызывал тяжёлое впечатление. Заведующей, покончив процедуру и передав прах родственникам, любезно предложил нам свои объяснения. Всё делается очень просто и скоро; покойника кладут на особую длинную железную повозку. Повозка прикрывается траурной овальной крышкой и в таком виде подвозится к печи. При посредстве колёсиков, она быстро вдвигается по рельсам в печь, а крышка остаётся вне её. Наружная дверь печи закрывается, пускаются газовые огни и в 55 минут весь труп сгорает, в полном смысле слова как бы испаряется. Для родственников имеется в печи боковое окошечко, чрез которое они могут в последний раз посмотреть на своего бывшего родного и даже следить, как он быстро улетучивается... Когда труп сгорит, печь открывается, повозка вытаскивается, и вы видите пустое место; на металлическом дне повозки лежат какие-то кусочки обгорелых костей. Здесь весь бывший человек... Эти остатки подбираются лопаткой, и укладываются в глиняный гробик или металлическую, или в стеклянную урну, и передаются родственникам для погребения. Для сожигаемых устроен особый склеп. Эти миниатюрные могилки также украшаются надписями, изображениями и фотографическими карточками покойников. Не всё ли равно, кажется, быть погребённым и потом истлеть, испариться, быть сожжённым и потом погребсти какие то останки? Но надо видеть и перечувствовать это быстрое исчезновение покойника, чтобы, не колеблясь, отказаться от таких похорон; вся видимость исчезновения уж слишком прозрачна, чтобы не сказать – груба. Пожалуй, и хорошо, что мы, русские, ещё не знаем прогресса Запада в этом смысле”! |
| Тут мы и остановились, расположившись под раскидистой маслиной, прямо над большим источником, куда сходятся за водой жители всего магометанского селения, преимущественно женщины. Позиция для наблюдения была самая удобная. Покуда нам готовили завтрак, мы занялись наблюдением происходившего у источника. Мы видели, как сюда приходили за водой девушки и, весело болтая с подругами, черпали воду и уходили прочь. Здесь было как бы складочное место различных местных новостей, которые, передаваясь из уст в уста, комментируясь на разные лады, распространялись уже в изменённой —716— редакции, непохожей на первоначальную, по всему магометанскому селению. Многие приходили сюда с бельём, полаская которое в наполненных водой канавках около источника, весело щебетали на своём гортанном наречии. Мы удивлялись тому, как эти молодые мусульманки, зачерпнувши кувшинами воду, ставили последние на свои головы и, как бы не чувствуя особой тяжести на голове, беззаботно уходили, часто не поддерживая руками своих наполненных водой сосудов, которые, не смотря на это, не теряли всё-таки своего равновесия на грациозных головках мусульманок. Перед нами живо встали библейские рассказы, где говорится о посещениях девушками древних колодцев. Нравы, обычаи, даже костюмы, – всё напоминает древние времена. Между женщинами, виденными нами у колодца, было много интересных типов. Костюм почти у всех их одинаков: длинная, синяя рубашка, в виде мешка, доходящая до самых пят и перехватывающаяся в талии поясом, со многими складками на груди. Голова накрыта большим платком, концы которого спускаются до самых —717— плеч, служа вместе с тем покрывалом; маленькая круглая шапочка увенчивает голову арабской женщины. Вот гордой поступью подходит к источнику, держа высоко над головой пустой кувшин, стройная арабская женщина, неприхотливый костюм которой обрисовывает её грациозные формы. На её загорелом овальной формы лице, с правильными, хотя и крупными чертами, блестят чёрные глаза. Это была одна из красивейших дочерей Востока. Хотя по костюму она почти и не отличалась от других, находившихся здесь женщин, но, благодаря её шапочке, отделанной позументом, и множеству блестящих монет, в виде монисто висящих на шее, и запястий, до локтя надетых на её голой мужественной руке, она, видимо, принадлежала к зажиточной семье, или даже к семье самого шейха. На последнее указывала также гордая осанка этой женщины. Подойдя к источнику и поставив свой кувшин на землю, она, по обыкновению, хотела заняться болтовнёй с своими подругами. Но, заметив направленный на неё фотографический аппарат, она, сверкнув чёрными глазами, зардевшись алым румянцем, с саркастической улыбкой, быстро |
| Скорее всего, они стали жертвой Егорьевской ЧК, состоявшей в то время сплошь из евреев, занимавшихся грабежами состоятельных граждан. Есть версия, которую высказывал мой дядя Глеб (сын тети Шуры – Александры), что Афанасия Васильевича с женой взяли в заложники и при удобном случае расстреляли. Все, что им принадлежало, – дом, имущество, драгоценности – было конфисковано. Ничего ценного от былого достатка в семье не осталось, сохранились только некоторые фотографии. Мой дед в то время учился в Коммерческом училище, позже он окончил Институт народного хозяйства им. Плеханова. Тяжелее всего пришлось его пятерым сестрам. Они в одночасье оказались без крыши над головой. Тем не менее продолжали учительствовать, а самая младшая, тетя Клаша, готовилась вступить на их стезю. Мой дед Дмитрий Афанасьевич Кузнецов. 1910 год Только две из пятерых сестер (тетя Лиза и тетя Шура) вышли замуж, всю жизнь над ними довлела тайна смерти родителей (возможно, чекисты взяли с них расписку о неразглашении). Переехав в Москву, тетя Шура и тетя Лиза вынуждены были скрыть свое происхождение. В 1929 году тетя Шура сумела договориться со священником старообрядческой Введенской церкви в с. Баланда, убедила его, что она якобы является крестьянкой. По этой справке и получила паспорт. К политике у теток было отвращение. Разговоров о современных исторических событиях они не поддерживали. И тем не менее в обыденной жизни они были предупредительны и доброжелательны. Стремились помочь родне, хотя возможности у них были очень скромные. Из своей маленькой учительской зарплаты, а позднее – из пенсии, тетя Лиза и тетя Клаша ухитрялись сэкономить, чтобы помочь семье брата. Тетя Клаша, выйдя на пенсию, устроилась работать безвозмездно в библиотеку. Лет за пять до смерти она приезжала в Москву к моей маме. Как-то за чаем мы разговорились, и она рассказала несколько историй из жизни Егорьевска первых лет революции. Хотя она рассказывала их от лица подруги, которой в 1918 году было 14 лет, мне показалось, что эти истории относились к ней самой. В конце 1918-го группа еврейских чекистов проводит обыск в богатой русской семье. Чекисты перетрясают дом, отбирают все ценности. Одежду, лампы, музыкальные инструменты грузят в машину. Ограбив семью полностью, садятся «жрать», вытаскивают все съестное из подпола, заставляют женщин жарить картошку с луком, выпивают, поют песни на идише, глумятся над «русскими буржуями», пристают к девушкам. Попытка отца семейства образумить насильников вызывает у них ярость. Руководитель чекистов на глазах 14-летней девушки убивает ее отца, затем они насилуют и убивают мать и сестру, а потом насилуют ее саму. Единственной из всей семьи ей оставляют жизнь, потому что она понравилась главарю чекистов. Он делает 14-летнюю девушку своей наложницей. Занимая ответственные посты в ЧК, он переезжает с ней из города в город. Она панически боится его. Он ее по-своему любит. |
| И здесь обновленчество – это стрела математической тоски по Боге – не уступит и 0,001 части истины. Пусть упрекают в отсталости. Здесь надо все, воистину, оставить – какие угодно культурные и либеральные популярности и привилегии, чтобы не отступить от Христа – Истины. И обновленчество со всей решимостью принимает догматику Церкви, не дерзая подправлять то, что находится в свете абсолютной достоверности. Первый принцип христианства есть признание Божественного Начала. Религию в наши дни хотят свести на систему экономических взаимоотношений. С этой точки зрения прав Росси, утверждающий, что религия есть «флирт с Богом», то есть нечто в высокой степени несерьезное. Вся религия есть волшебное отражение в зеркале фантазии социальных взаимоотношений. Конечно, это совершенная неправда. Несомненно, что в деталях исторических религиозных концепций можно отыскивать отражение социально-политических моментов данной эпохи. Так, некоторые исследователи находят аналогию между византийским двором и представлением о небесном мире у богословов той эпохи. Но если даже мы согласимся, что кое в чем эти исследователи и правы, то здесь затрагивается именно только одна деталь. Существо проходит вне этих экономико-материалистических сетей. Идея Божества, Верховного начала мира, прирожденна человеческому сознанию и, при всех модификациях экономических взаимоотношений, остается неизменной в своем существе”. Далее, о порядке во вселенной, на основе открытий Резерфорда, Ферсмана и т.д., и вывод: «Материя, приблизительно одинаково расположенная (порядково и объемно) в мироздании, вся подчинена закону чисел. Математика царствует в мироздании. Что такое математика? Кант видел в ней – завершающую, идеальную научную дисциплину. Шпенглер утверждает, что математика есть искусство... Не будем вдаваться в длительные споры. Математика есть отражение порядка мироздания, фотографический снимок, план материального бытия. И какой здесь всесовершенный, до йоты и йоты йот рассчитанный порядок! Нет возможности беспорядка в мировой машине. .. Она сложна по одному плану, из единого материала. Всюду единый математический принцип... Мысль рвется к заключению сама собой – Единый Строитель. С точки зрения придирчивой критики разума, как показал это Кант, вполне возможно от планового устройства бытия умозаключить к Устроителю мира (не Творцу – делаем эту уступку Канту. Прим. А.И. Введенского ). |
| Когда в одном тексте вы читаете о любви Христа, вы говорите: у Христа нет ненависти, а когда в другом месте есть ненависть, вы говорите: нет любви. Это противоречие. Тут я скажу, что если есть субъективизм восприятия в отношении к маленькой личности, то Христос, который в истории играет, несомненно, громадную роль, должен был вызывать к себе, естественно, самые разнообразные субъективные отношения.. На самом деле, чем личность колоссальнее, тем она менее бывает понята современниками. Чем колоссальнее горизонт, тем труднее его схватить на фотографическую пластинку. Здесь приводилось такое противоречие, что в руках Христа была один раз ласка, в другой раз бич, но, когда я обращаюсь к врачу, он один раз говорит: согревающий компресс, кодеин, а когда я прихожу во второй раз, он говорит: резать. Что же я ему отвечу? Что сегодня он гуманен, а назавтра он разбойник? Этого нельзя сказать. Если вчера был кодеин, а сегодня нож, то это не значит, что вчера была любовь, а сегодня ненависть. Оба метода представляют известную цену, если нужно принести здоровье. Врачи индивидуализируют заболевание. Когда Христос в одном месте ласкает детей, а в другом бьет бичом и изгоняет, то он одинаково хочет напомнить человеку, кто он, кем должен быть. Это многообразные методы педагогически-психологического подхода к воспитанию человеческой личности. На это обратил внимание, между прочим, один из колоссальных эрудитов Запада – автор книги ”Wer war unser Christus” профессор Лоофс. Там приводится такой пример: некоторые авторы (Древе) идут в своих рассуждениях таким путем, что если упоминаются Протеус и Петрус, то, следовательно, евангельского Петра не было. Эта поверхностная, звуковая аналогия, которая говорит об игре мыслей ученых, конечно, не имеет научной цены. Попытка свести Христа на роль мифологического существа подобно утверждению гр. Луначарского, конечно же, не новость. Христос в Евангелии рисуется единой гармонической личностью, хотя и бесконечно многогранной, ибо в человеке Иисусе, по учению церкви, воплотился господь с небеси. |
| Музей Устюга предлагает публике обратиться сердцем к своей старине 28.09.2020 13:54 Великоустюгский музей-заповедник отметит важную дату – 110-летие со дня основания первого в Великом Устюге музея – церковного древнехранилища открытием выставки «Обратимся сердцем к старине». Церковными древнехранилищами, а чаще древлехранилищами, именовались в Российской империи музеи церковной старины. 3 октября 1910 года подобное учреждение открылось при православном Стефано-Прокопиевском братстве Великого Устюга. Древнехранилище, располагавшееся в здании Введенского храма Михайло-Архангельского монастыря, к революционному 1917 году насчитывало более шестисот экспонатов: старинные рукописные и печатные книги, изделия из серебра, иконы, кресты, деревянную скульптуру. В 1918 году вся коллекция церковного древнехранилища Великого Устюга была передана в фонды только что отрывшегося Музея северодвинской культуры, именуемого сегодня Великоустюгским государственным музеем-заповедником. Как рассказала ИА «Вологда Регион» заместитель генерального директора великоустюгского музея-заповедника Анастасия Близнюк, выставочная экспозиция «Обратимся сердцем к старине», посвященная 110-летию основания первого музея Великого Устюга, откроется 2 октября в здании фондохранилища на Советском проспекте, 58. Она познакомит публику с историей создания древнехранилища, результатами собирательской работы членов комитета по заведованию церковным музеем. На галерее музейного депозитария будет представлено более двухсот фондовых предметов XVI – начала XX века. Специальными этикетками отметят старинные печатные и рукописные книги, монеты, церковную утварь, иконы и произведения меднолитой пластики, поступившие из церковного древнехранилища в фонды Великоустюгского музея-заповедника. Здесь же посетители выставки смогут увидеть фотографии собирателей и дарителей, участвовавших в формировании коллекций первого музея Великого Устюга, а также познакомиться с их биографиями. Экспозиция «Обратимся сердцем к старине» будет работать в старинном городе на реке Сухоне по 15 сентября 2021 года. 30 сентября 2020 г. скрыть способы оплаты Подпишитесь на рассылку Православие.Ru Рассылка выходит два раза в неделю: Мы в соцсетях Подпишитесь на нашу рассылку |
| — Как же я откажусь? Заболеть, что ли, как тот лектор? Что мне, современному человеку, бояться какой-то средневековой отсталости? — А ведь раньше, Андрюша, в двадцатые годы, были в моде антирелигиозные диспуты между атеистами и священнослужителями. И ты знаешь, не в пользу первых. Думаю, что, видя это, они потом диспуты и прикрыли. Но один диспут я запомнил очень хорошо. …Было это весной 1923 года, где-то в конце мая. Я, тогда еще совсем юнец, работал фотографом в ОКС — общество культурной связи с заграницей. И это наше общество выступило инициатором очередного антирелигиозного диспута. Пригласили самого наркома просвещения Луначарского, оппонентом его должен был выступать очень известный деятель Церкви митрополит Александр Введенский. Местом их словесной дуэли выбрали Политехнический музей. Темой диспута, как сейчас помню, была только что вышедшая во Франции книга Анри Барбюса «Иисус против Христа». Луначарский выступал первым, говорил он легко и свободно в тоне светской беседы, пересыпая свою речь анекдотами, остротами, не повышая голоса, без жестикуляций и пафоса. Произношение слов на иностранный манер, таких как «режиссер», «мебель», завершало впечатление высококультурного человека-европейца, — дядя Яша отхлебнул кофе из чашечки, причмокнув губами, как-то задумчиво произнес: — Да, сегодняшние министры так выступать не смогут, — он еще раз отхлебнул кофе и стал прикуривать сигарету, долго чиркая зажигалкой. Наконец, прикурив, продолжил: — Введенский начал в том же тоне. Однако в середине речи, когда он заговорил о главе в книге под названием «Кто-то прошел!», произошел какой-то перелом. Речь Введенского стала прерывистой, трепетной, нервной. Он взволнованно говорил нам о шагах, которые отдаются в нашем сердце. Невольно какое-то волнение охватило и нас, слушающих. «Кто-то прошел, кто-то прошел! Разве не слышите вы, что кто-то прошел?» — вопрошал нас митрополит, как бы пораженный внезапным видением и как бы сам прислушиваясь к чему-то. Мы, сидящие в зале, начали ерзать на стульях и беспокойно переглядываться, где-то послышались приглушенные рыдания. Но оратор, по-видимому, уже ничего не слышал и не видел. Продолжая говорить о Христе как о единственной светящейся точке в истории, он доказывал нам, что без Христа все в мире бессмысленно, хаотично, не нужно. «Мир без Христа, — говорил он, — это уродливая карусель отвратительных масок, лишь один клубок свивающихся в конвульсиях тел». Рисуя перед нами картину необузданных человеческих страстей, от которых содрогаются небо и земля, и как бы сам пугаясь ее, он лихорадочно восклицал: «Но все же кто-то прошел! Кто-то прошел! Разве вы не слышите, что кто-то прошел! Ведь нельзя же жить, если никто не прошел!» Конец речи митрополита просто потряс весь зал: «Кто-то — это Христос, — вещал он, — Вечный, живой, Сияющий в нетленной красоте, Единый, Кто указывает человеку истинный путь». Надо сказать, Андрюша, что аплодировали все: православные и старообрядцы, сектанты и свободомыслящие интеллигенты, и атеисты. |
| Это видно из описания впечатлений наших соотечественников, наблюдавших за границей сожжение человеческих трупов. «Мы прибыли, – пишет один русский путешественник, видевший сожжение трупа в Милане в 1890 г., мы прибыли в момент окончания сжигания трупа, принадлежавшего бедному семейству. Удушливый запах разложения, несмотря на превосходную вентиляцию, еще носился в воздухе и вызывал тяжелое впечатление. Заведующий, покончив процедуру и передав прах родственникам, любезно предложил нам свои объяснения. Все делается очень просто и скоро: покойника кладут на особую длинную повозку. Повозка прикрывается траурной овальной крышкой и в таком виде подвозится к печи. При посредстве колесиков она быстро вдвигается по рельсам в печь, а крышка остается вне ее. Наружная дверь печи закрывается, пускаются газовые огни и в 55 минут весь труп сгорает, в полном смысле слова испаряется. Для родственников имеется в печи боковое окошко, через которое они могут в последний раз посмотреть на своего родного и даже следить, как он быстро улетучивается… Когда труп сгорит, печь открывается, повозка вытаскивается и вы видите пустое место; на металлическом дне повозки лежат какие-то кусочки обгорелых костей. Здесь весь бывший человек… Эти останки подбираются лопаткой и укладываются в глиняный гробик или металлическую, или в стеклянную группу и передаются родственникам для погребения. Для сжигаемых устроен особый склеп. Эти миниатюрные могилки также украшаются надписями, изображениями и фотографическими карточками покойников. Не все ли равно, кажется, быть погребенными и потом истлеть, испариться или быть сожженным и потом погребсти какие-то свои останки? Но надо видеть и перечувствовать это быстрое исчезновение покойника, чтобы, не колеблясь, отказаться от таких похорон, – вся видимость исчезновения слишком уже прозрачна, чтобы не сказать груба. Пожалуй, и хорошо, что мы, русские, еще не знаем прогресса Запада в этом смысле!» Эмиль Золя, французский романист, так выразился по вопросу о кремации 10 : «Вы желаете узнать один из пунктов моего завещания о судьбе моего трупа? Сжигание трупов имеет за себя то, что оно – чистая операция. |
| В беседе со мной г. Матвеев, между прочим, сообщил мне следующие сведения. Он сын секретаря Киевской дух. Консистории, получил образование в Киевском университете; бывши студентом, он около полугода жил у преосвящ. Иннокентия (Борисова) в Михайловском монастыре и помогал ему в корреспонденции с иностранными учёными на иностранных языках. О Евгении (Болховитинове) , митрополите Киевском, при котором отец Матвеева был секретарём Консистории, он передавал, что Евгений занимался составлением алфавитного указателя церковных законов; что он, при всей учёности своей, не чужд был мздоимства. Так, он принял в дар от генеральши Удом карету с шестернёй лошадей, и за это обещал ей решить, в угодность её, дело о признании её дочери незаконнорожденной. Но решению в таком смысле дела воспротивился секретарь Матвеев. Митрополит так был раздражён сопротивлением секретаря по этому делу, что поражён был апоплексическим ударом и тотчас умер. Это было 23 февраля 1837 года. 14-го ч. получено было мной два письма: одно из Уфы, другое из Москвы. Из Уфы писал мне от 4-го числа законоучитель гимназии, священник Евф. Ник. Соловьев: „Приношу Вам глубокую и сыновнюю мою благодарность за присланный Вами фотографический портрет. Относительно корреспонденции Высокопр. Агафангела ничего не знаю, – вероятно истреблена им самим; он сжёг и свою автобиографию! У меня, родителя и братьев находятся в целости письма его, обращённые к нам, но из них немного можно выбрать для его биографии. —332— 1880 г. Но со временем как-нибудь будет приведена его биография к концу. Детство и семинарская жизнь его описана достаточно полно; академическая жизнь скудно, служебная более формально. Последний год его жизни может быть изображён достаточно. Шуйский протоиерей о. Мих. Вас. Мидовский 2500 , ученик Владыки по академии, бывало говорил многое о его бакалаврской жизни и инспекторстве в академии, разводил целые истории о переводе Павского и о письмах покойного Высокопр. Агафангела к 3-м митрополитам, но теперь ничего не говорит, несмотря на то, что я убедительно просил его сообщить мне всё, что он знает о жизни Владыки в Троицкой Лавре, и обещал, если ему нужно, не цитировать его имени в биографии. |
|
|
