| Преследуя свою любимую идею о монастырских вотчинах, Вассиан обратил внимание на Кормчую книгу или Номоканон - свод церковных законоположений, к которым присоединялись разные гражданские законы византийской империи, а также и русские статьи. От разных дополнений естественно вошли в Кормчую разные противоречия. Вассиан заметил это относительно занимавшего его вопроса. В одних правилах запрещалось инокам держать села, в других - дозволялось. Вассиан доложил об этом митрополиту Варлааму и духовному собору и говорил: " Чему же верить, и как разрешить, когда в святых правилах есть супротивное Евангелию и Апостолам? " Митрополит Варлаам дал благословение Вассиану составить новый свод правил, но с условием ничего не выкидывать. Вассиан выбрал один сербский список Кормчей, в котором было меньше статей, благоприятствовавших защитникам монастырских вотчин, а потом, сошедшись с приехавшим тогда в Россию ученым Максимом Греком, сделал сличение с греческим подлинником, нашел неправильности в славянском переводе (состоявшие, между прочим, в том, что словом «села», под которым разумелись населенные местности, переведено было то, что соответственно означало «угодья», т.е. пашни, поля, виноградники и т.д.). Это было в 1518 году. Вассиан приложил к своей Кормчей так называемое «Собрание», направленное против своих противников. Кормчая была поднесена самому великому князю. Василий Иванович ласкал Вассиана, однако не делал никакого шага в его духе. Правда, присвоение богатых монастырских имений было соблазнительно для верховной светской власти, но Василий соображал, что, обогатившись временно захватом имений, он потеряет нравственную поддержку со стороны большинства духовенства. Притом же " осифляне " , ратовавшие о сохранении монастырских имений, отличались угодливостью светской власти и готовностью поддерживать самовластные стремления московского государя, тогда как их противники показывали более или менее нерасположение к той безусловной власти, которая не знает нигде себе предела Наступило важное в свое время событие - развод великого князя. Василий обратился за разрешением к духовенству. Митрополита Варлаама уже не было. Василий не любил его за то, что он во все вмешивался, давал советы и хлопотал за опальных. Он удалил Варлаама. Место его заступил Даниил из волоколамских игуменов, ученик Иосифа Волоцкого. Этот " осифлянин " , взявши себе за правило ни в чем не противоречить власти, а восхвалять все, что от нее исходит, беспрекословно одобрил желание Василия; но когда великий князь спросил о том же Вассиана, то бывший боярин смело сказал государю: " Ты мне, недостойному, даешь такое вопрошение, какого я нигде в священном писании не встречал, кроме вопрошения Иродиады о главе Иоанна Крестителя " . Он доказывал великому князю несообразность его намерения с евангельскими и апостольскими правилами. |
| Сношения св. Льва по поводу происшествий в Ефесской церкви недостаточно известны, так как до нас ничего не дошло из того, что св. Лев писал по этому поводу. Обстоятельства дела следующие. У Вассиана, пресвитера ефесского, всеми уважаемого и любимого за свое благочестие, вышли какие-то неприятности с ефесским епископом Мемноном. Этот последний, желая избавиться от неприятного ему пресвитера, решил посвятить его в епископа незначительной евацкой епархии (Evaza). Вассиан был посвящен, и Мемнон вскоре после этого посвящения умер. Но Вассиан не хотел быть епископом того города, куда его поставил Мемнон. Преемник Мемнона, Василий, видя нежелание Вассиана занимать предоставленную ему кафедру, позволил ему жить в Ефессе и беспрепятственно совершать здесь богослужение, а в Евацу поставил другого епископа. Василий умер. Ефесские клирики решили избрать митрополитом ефесским Вассиана и просили проживавшего тогда в Ефессе епископа Феодосионопольского Олимпия о постановлении его. Олимпий, конечно, не соглашался на такое противоканоничное дело – одному ему поставить Вассиана митрополитом ефесским. Но около его дома собралась большая толпа, которая, видимо настолько внушительно требовала от Олимпия поставления Вассиана, что он согласился. Вассиан был поставлен и был признан митрополитом ефесским со стороны Прокла константинопольского , к диоцезу которого принадлежал Ефесс, а также со стороны императора Феодосия II. Но около 447 года толпа народа, подстрекаемая, вероятно, недовольными Вассианом клириками, во главе которых особенно выдавался пресвитер Стефан, напала на него расхитила его имущество и его самого бросила в тюрьму. Вместо него поставлен был Стефан. Об этих происшествиях было доведено до сведения императора Феодосия, и он назначил туда силенциария Евстафия. Евстафий не нашел в Вассиане никакой вины; нашел только, что он неправильно был поставлен в митрополиты ефесские, о чем и донес императору. Это донесение заставило императора обратиться к предстоятелям главнейших церквей. Все высказались против Вассиана, в том числе св. Лев и св. Флавиан константинопольский. Св. Лев писал, что Вассиан, как поставленный против правил, не может быть епископом. (Письмо это не дошло; о нем упоминается в деяниях IV вселенского собора при разборе дела Вассиана). Вассиан представил свое дело на рассмотрение Халкидонского собора. Халкидонский собор решил, что кафедру ефесскую Вассиан занимал неправильно; равным образом он не признал вследствие разных злоупотреблений ефесским митрополитом и Стефана, преемника Вассиана. Лишив их обоих кафедры ефесской, собор оставил их в сане епископа и предоставил им право пользоваться пожизненно частью доходов Ефесской церкви. g) Св. Лев пред Аттилой и Гейзерихом |
| Между тем известна ненависть, какую питал ко всему, исходившему и напоминавшему собой Волоколамский монастырь, Вассиан. Тем более он не мог равнодушно отнестись к действиям м. Даниила, его заклятого врага и рьяного иосифлянина, и признать за некоторыми из них права законности, хотя бы эти действия исходили из его чисто священного, иерархического служения. Личное неудовольствие на Даниила за канонизацию Макария Калязинского, Вассиан не сумел скрыть даже и на судившем, его соборе. Самая канонизация Макария Калязинского послужила для Вассиана предметом для укора, обращенного им лично к м. Даниилу. Своей ссылкой на то, что древние подвижники благочестия, хотя и владели селами, но не имели к ним пристрастия, Вассиан подал естественный переход к рассуждению вообще об отношении святых чудотворцев ко владению селами. Ответ Вассиана был так формулирован, что он скрыто предполагал собою мысль о привязанности чудотворцев последнего времени к земными благам. Как Вассиан, так равно и м. Даниил, хорошо знали, кого они разумели под «нынешними», как они выражались, чудотворцами. Здесь речь идет ни более ни менее как о Макарии Калязинском и о митрополите Ионе. – «Ты почто мнишь, говорил Даниил Вассиану на его известный ответ, и нынешних чудотворцев страстныхъ? " –«Аз того не ведаю, чудотворцы-ли то были», отвечал смелый до дерзости Вассиан. Митрополит поставил в вину Вассиану то, что он не почитает святителя Иону. – «Слышали есьмя от многих достоверных, так говорил митрополит Вассиану, яко вси православнии покланяются честному гробу и святым мощем св. Ионы Чудотворца, митрополита всея Руси; да ты-де, Васьян, един токмо не покланяешися ему». – «Аз не ведаю, Иона чудотворец ли», таков был ответ Вассиана. Еще резче отзывался Вассиан о святости Макария Калязинского. Даниил обвинял его в том, что он отвергал действительность чудес преподобн. Макария. «Да ты-де, Васьян, так формулировал свое обвинение Даниил, говорил про чудотворцев: Господи, что ся за чудотворцы? Сказывают, в Калязине Макар чудеса творит, а мужик был сельской». |
| Тон послания, вызывающий и колкий, вполне соответствует духу и характеру других полемических сочинений Вассиана. Тождество взглядов и сходство выражений между ответом и остальными сочинениями Вассиана еще более подтверждают сделанное предположение. И все внешние обстоятельства ведут к тому же заключению. Вассиан был в Москве близкий к Василию Иоанновичу, к которому Иосиф адресовал свое послание. Вассиан непосредственно из его рук мог получить послание Иосифа и отвечать на него. Свое послание Иосиф написал между 1503 и 1504 годами, до собора, осудившего окончательно еретиков (об этом можно заключать на основании другого списка послания Иосифа. Рукоп. Соф. библ., 1546 л. 160). При тогдашней разобщенности и отсутствии скорых путей сообщения с трудом можно допустить, чтобы послание Иосифа скоро могло достигнуть Кириллова монастыря, равным образом и оттуда мог также скоро получиться ответ старцев. Если даже допустить таков ход дела, то тогда ответ старцев, полученный в Москве спустя долгое время после послания Иосифа, не мог рассчитывать на хороший прием и общественное внимание. Между тем тон послания, критический и колкий, показывает, что ответ писан под непосредственным впечатлением послания Иосифа. Очевидно, Вассиан бил Иосифа по горячим следам. Причина, по которой он скрыл свое имя, находится в прямой зависимости от того положения, в каком он тогда находился. В это время престарелый великий князь Иоанн находился под влиянием Иосифа Волоцкого . Кассиану, опальному боярину Иоаннову, опасно было выступить открыто против личности уважаемой князем и притом выступить ему, Вассиану, за которым еще имелись старые счеты. В том, что Вассиан приписал свое послание всем старцам заволжским («из Кириллова монастыря старцы, да и все заволжские старцы положили тому посланию старца Иосифа свидетельство супротивно», так начинается ответное послание старцев), нельзя видеть предосудительного с его стороны подлога. Он хорошо знал взгляды своих сподвижников, из которых многие действительно проводили взгляд на еретиков одинаковый с Вассианом, а некоторые из них разделили даже более гуманный, чем какой проводил сам Вассиан. Это видно будет ниже. Вассиан, как один из выдающихся и влиятельнейших членов заволжской братии, из которых некоторые, может быть, прибыли вместе с Нилом в Москву и находились теперь здесь, без всякого смущения мог взять на себя инициативу дела и изложить в особом послании взгляды своей братии по жгучему вопросу своего времени, причем, конечно, не преминули отразиться в послании и специфические особенности склада его личного характера. |
| Неизменяемость кормчей книги, на которой настаивал Даниил, сама собой исключала возможность какой-либо переделки, исправлений, сокращений, дополнений ее, а тем более составления новой ее редакции. Поэтому вторым обвинительным пунктом против Вассиана послужил поднятый Даниилом вопрос о том, какое имел он право составить новый сборник правил. Вассиан сослался на позволение, данное ему митрополитом Варлаамом и собором. – «Варлаам меня митрополит на то понудил со священным собором, а был на том соборе Вассиан, архиепископ Ростовский, и Симеон Суздальский, и Досифей, епископ Крутицкий», так отвечал Вассиан на предложенный ему митрополитом вопрос о том, как он осмелился дерзнуть подвергнуть переработке кормчую. Действительно, Вассиан говорил правду относительно позволения, данного ему м. Ваарлаамом. Митрополит Варлаам сам сознавал неудовлетворительное состояние современное кормчей, но все таки опасался подвергнуть ее коренному исправлению и потому взял условие с Вассиана ничего не выкидывать из кормчей, и примирение противоречий предоставил критической способности каждого читающего: «ибо, говорил он, кто имеет целомудренный разум, тот будет держаться лучшего, что угодно Богу». Ограничение, каким обставил м. Варлаам свое позволение пересмотреть кормчую, Вассианом не выполнено на самом деле: в его собрании правил находилось несколько выпусков, существование которых противоречило заявлению м. Варлаама. Но тем не менее подвергать сомнению в самом принципе данное м. Варлаамом Вассиану позволение невозможно. В послесловии всех списков Вассиановой кормчей находится указание на то, что она «списана по благословению митрополита Варлаама». 445 Думать, чтобы Вассиан здесь решился злоупотребить именем м. Варлаама, с которым он находился в самых близких отношениях, также невозможно. Кормчая Вассиана написана была еще при святительстве Варлаама, за пять лет до его удаления, а в такой значительный промежуток времени подлог Вассиана, если бы только он действительно существовал, должен был бы обнаружиться. При том нужно иметь в виду и то весьма важное в данном случае обстоятельство, что Вассиан ни от кого не скрывал своей кормчей, и один из списков ее находился даже у великого князя. |
| Вассиан, подобно великому князю, обращался к авторитету Максима Грека в вопросах монастырского устройства, чтобы получить поддержку своих нестяжательских устремлений, которые возникли у него в Кирилло–Белозерском монастыре под влиянием его духовного отца Нила, последователем которого он стал, и наблюдений над хозяйственной практикой обители. Он заинтересовался нормами и правилами (юридическими и каноническими) той жизни, в которой он оказался насильственно, не по своему выбору. В жизни монастыря он увидел постоянное нарушение обета «отвержения мира», то есть отказа от всего мирского, и обета «нестяжания». Точно неизвестно, когда он приступил к изучению Кормчей книги (руководства по церковному управлению и суду), содержащихся в ней правил и постановлений, касающихся монастырей и монашества. Можно вспомнить о том, что ранее, в 1497 году, Патрикеевы, возможно, принимали участие в составлении Судебника . К моменту приезда Максима Грека Вассиан уже завершил работу над собственной Кормчей. Она была основана на одной из редких редакций этого памятника, имевшихся в славянской традиции; Вассиан существенно дополнил и изменил ее. Особое внимание он обратил на статьи, в которых говорилось о селах и другой монастырской и церковной собственности, движимой и недвижимой. Результаты своих разысканий он изложил в собственном сочинении, которое решился включить в Кормчую, куда входили Правила апостольские, постановления Вселенских и Поместных Соборов, сочинения авторитетных церковных писателей, толкования знаменитых византийских канонистов, знатоков канонического права. В их ряд Вассиан поставил и себя, а в следующую редакцию включил также сочинение Максима Грека об афонских монастырях. В своем сочинении («Собрании некоего старца») Вассиан пишет, что он сделал подборку Правил, которые «не повелевают инокам вступаться в соответствии с его обетом ( " обещанием " ) в мирские [дела], ни в села, ни во что иное». Вместе с тем, продолжает он, в других Правилах написано: «…у монастырей селам быти», и называет два правила (24–е правило IV Собора и 18–е правило VII Собора). «Ино которым верити? Чем то разрешить? Только Евангелием и Апостолом и святыми Правилами!» Такой вывод сделал Вассиан к моменту приезда Максима Грека, исходя из того, что одним Правилам противопоставляются другие. Но Максим Грек познакомил его с приемами филологической критики текста, основанной не на противопоставлении одних текстов другим, с противоположным содержанием, а на выяснении истории и степени подлинности, достоверности самого текста. Он использовал свой гуманистический опыт, полученный в Италии в сотрудничестве с Альдом Мануцием, опыт сопоставления и изучения текстов при подготовке их к изданию или переводе, который пригодился ему в Москве при работе уже не с текстами античной литературы, а с памятниками русского и греческого канонического права. |
| Рассматриваемый с этой стороны суд над Вассианом, должен быть отнесен к одному из самых выдающихся и замечательных эпизодов в истории развития двух направлений древнерусской мысли. Но этот же самый эпизод по справедливости может быть назван и трагическим. Он имел роковое значение для заволжской братии 1919 , как обнаружилось несколько позже. Но этим не исчерпывался суд над Вассианом. Значительная доля в прениях была отведена его «Кормчей» и в частности вопросу о праве владения монастырскими вотчинами. Митр. Даниил укорял его, говоря «а чудотворцев называешь смутотворцами, потому что они у монастырей села имеют и люди», на что Вассиан ответил: «Я писал о селах: в Евангелии писано, не велено сел монастырям держать», против чего Даниил выступил с обычными аргументами (ссылками); тогда Вассиан заметил: «те (древние отцы церкви) держали села, но пристрастия к ним не имели» 1920 . При этом ему вменялось в вину то, что он внес и свои правила рядом с словами св. отцов еллинские учения: Аристотеля, Омира, Филиппа, Александра, Платона. Между тем в свящ. правилах писано, чтобы ничего не прилагать к ним, а многие из правил апостолов, св. отцов и соборов исключил 1921 . Очевидно, что вопрос о праве владения землями, с которого и начинается «прение» с Вассианом, составлял главную и существенную часть направленного против М.Грека и Вассиана судебного приговора. Наконец против Вассиана был выставлен еще один опасный пункт. Даниил заметил ему: «Да ты, Вассиан, говорил про чудотворцев: Господи, что это за чудотворцы? Говорят в Колязине Макар чудеса творил, а мужик был сельский». И Вассиан на это ответил: «я его знал, простой был человек, а чудотворец ли он был или нет, – это как вам любо». М. Даниил, указывая на ряд примеров, прибавил: «важно не телесное благородство, но духовное»; на что Вассиан заметил: «то ведает Бог, да ты со своими чудотворцами». Потом опять митрополит сказал ему: «Вот все православные поклоняются честному гробу и св. мощам Ионы чудотворца, митр. всея Руси, а мы слышали от многих достоверных людей, что ты де Вассиан один только не поклоняешься ему и не почитаешь его, как следует почитать святых». |
| Митрополита поддержало практически все духовенство. Иоанна – только Геннадий и новый Ростовский архиепископ Иоасаф (князь Оболенский). Иоанн III, едва ли отступивший от своего устремления возвыситься и над митрополичьей властью, тем не менее, понял, что переусердствовал, размахнувшись явно не по силам. Время для того, чтобы хрупкую симфонию государства и Церкви времен татарщины растворить в неограниченном самодержавии Московского государя, еще не пришло. Великий князь смирился и послал в Симонов своего сына: Геронтию было предложено вернуться в Кремль. Но митрополит «ковал железо, пока горячо», обостряя ситуацию до крайности. Он отказался вернуться, и Иоанн принужден был самолично ехать к митрополиту, чтобы уговорить его возвратиться и вновь принять бразды правления Русской Церковью. Великий князь принес свои извинения и обещалы впредь по-сыновнему слушаться митрополита. Однако следует отметить, что столкновение Иоанна III с Геронтием никак не отразилось на позиции митрополита во время событий, в ходе которых решалась дальнейшая судьба Руси. Геронтий оказал великому князю активную поддержку во время знаменитого стояния на Угре. Перед лицом опасности возрождения ордынского ига сплотились, несмотря на прежнюю неприязнь, даже самые непримиримые прежде недруги: Иоанн III и архиепископ Вассиан Ростовский – с одной стороны – и митрополит Геронтий – с другой. Великий князь, весьма решительный, когда дело касалось того, чтобы приструнить кого-либо из своих подданных внутри Русского государства, при угрозе нашествия Ахмата стал весьма осторожным и робким. Так и не решился Иоанн первым выступить на татар. Когда же великий князь возвратился в Москву, оставив русское войско на Угре, оба иерарха – Геронтий и Вассиан – согласно упрекали Иоанна в робости и воодушевляли его на дальнейшую борьбу с татарами. Архиереи настояли в конечном итоге на возвращении Иоанна к своему войску. Но вскоре до Москвы дошел новый тревожный слух о том, что великий князь собирается просить мира у Ахмата, соглашаясь даже на частичную от него зависимость и выплату дани. И Вассиан, и Геронтий действовали в лучших патриотических традициях, характерных для Русской Церкви в XIV-XV вв.: они направили Иоанну послания, в которых убеждали великого князя не делать этого, а воевать до полной победы над татарами и утверждения независимости Руси. Вассиан в своем послании аргументирует необходимость войны до победного конца новым теократическим сознанием, утвердившимся на Руси в это время. При этом Вассиан освобождает Иоанна от вассальной клятвы Ахмату, заявляя, что повиновение православного государя «богостудному, оскверненному, самозванному царю» преступно и грешно. Вассиан видел в войне с татарами священную брань за победу Православия. Послание Геронтия к Иоанну более спокойно по тону. |
| По-гречески там стояли слова agro " _s " поле» и proa " steia. В русской Кормчей это было одинаково переведено словом «село», но по толкованию Максима термин agro " _s адекватнее перевести словом «поле», а греческое слово proa " steion «приградие сельное». Вассиан также это истолковывал, как «пашни, винограды, огороды». Максим, правда, не скрыл от Вассиана и перевел для него и Вальсамоново толкование на 12-ое правило VII собора в смысле «земли, населенной привязанными к ней рабочими». Но Вассиан все же трубил свою победу и смущал архиереев и монахов тем, что они живут по искаженным правилам. Вассиан для укрепления авторитета своей критики не выбросил принятого текста Кормчей. Но в конце книги сделал оговорку: «есть в святых правилах супротивно св. Евангелию и апостолу и всех свв. отец жительству. Но не смех сего (т. е. исправления) на своей души положити». О всем этом он докладывал митр. Варлааму с его архиерейским собором и те повелели ему ничего не выбрасывать: «кто целомудр разум имеет, лучшего держится, тако же и мы хотим и благословляем». Не знал в тот момент Вассиан, что подавляющей поддержкой ему могло бы служить уже свыше ста лет прозвучавшее нестяжательское исповедание и митр. Киприана и примыкание к нестяжательству самого преподобного Сергия. В своем известном послании к Афанасию, игумену Высоцкому, м. Киприан писал: «еже села и люди держати иноком не предано есть свв. отцы». «Пагуба чернецам селы владети и тамо частая происхождения творити» (т. е. туда часто выходить из стен монастыря). Среди боярства и при сочувствии м. Варлаама (1511–1521 гг.) – нестяжателя, «по благословению» которого Вассиан и издал свою работу, Вассиан шумно агитировал. Открытая поддержка ему со стороны великого князя сковывала уста пламенному противнику Вассиана – Иисифу Волоцкому. Сохранилось письмо Иосифа к боярину В. А. Челядину. Иосиф просит его – исходатайствовать у вел. князя разрешение говорить и писать против Вассиана. Максим Грек Нежданное оживление в этот большой для Руси богословский вопрос внесло появление в Москве выдающегося представителя современного греческого просвещения в лице Максима Грека . |
| Окидывая взглядом жизнь и деятельность князя-инока Вассиана, мы видим, что он был одной из самых интересных фигур русской истории XVI в. Это был своеобразный человек, сочетавший в своем характере и в своей деятельности самые разнородные черты: высокомерие и страстность; преданность своей идее и вражду против Иосифа Волоцкого и иосифлянства; ученость, ограниченную эпохой, и критически-полемический задор; признание основ христианской аскезы и неаскетический образ собственной жизни; наконец, приверженность взглядам заволжских монахов на монастырские владения и на государственно-политические дела,— человек, который стойко и ожесточенно боролся за свои убеждения и за свою партию, хотя и понимал, что его противники сильнее и что у него почти нет шансов на победу. И еще: когда судьба его была уже решена, он, верный своему боярскому характеру, встретил приговор с иронией и сарказмом. Постановления Собора 1503 г., подтверждавшие, вопреки предложению Нила, права монастырей на владение землей, послужили для Вассиана хорошим поводом, чтобы выступить за иноческое нестяжательство, чтобы оружием публицистики защитить аскетические воззрения Нила . Вассиан достаточно хорошо разбирался в тогдашней ситуации, чтобы понимать безнадежность борьбы с иосифлянами, если вести ее из удаленной от мира пустыни. Лишь Москва могла быть подходящим местом для полемики с торжествующими иосифлянами. Неясно, присутствовал ли Вассиан на заседаниях Собора 1503 г., как считают некоторые , сам Вассиан не высказывался прямо о своем участии в деяниях Собора. Вероятно, он прибыл в Москву после смерти великого князя Ивана (октябрь 1505 г.) . Очень скоро у Вассиана наладились хорошие отношения с великокняжеским двором: он не только сумел снискать благоволение нового великого князя, Василия, но и оказывал на него влияние в делах правления . В этой связи правомерен вопрос, не сыграл ли Вассиан определенную роль в поставлении нового митрополита Варлаама (1511–1521). Это поставление совершено было без собора епископов, по приказу великого князя, который выдвинул Варлаама на митрополичью кафедру. Интересно не только это обстоятельство, но и тот факт, что Варлаам сочувствовал нестяжателям и был настоятелем Симонова монастыря, где в ту пору жил Вассиан, хорошо знавший честн?ого игумена. Возможно, Вассиан предложил великому князю Василию выдвинуть Варлаама на митрополичий престол. Если все обстояло именно так, то это — большая заслуга Вассиана, ибо Варлаам принадлежит к лучшим представителям церковной иерархии Московской Руси . |
|
|
