| Прошло столетие после смерти Победоносцева, однако он все еще остается для нас тайной. Впрочем, Константин Петрович во многом и сам повинен в том, что остался для своих современников и потомков великим незнакомцем. Как активный участник, а в ряде случаев и двигатель многих важных событий русской политической истории последней четверти XIX – начала XX в. он, казалось бы, просто обязан был написать мемуары, рассказать о своей жизни и людях, с которыми сталкивался, но нет – ни мемуаров, ни сколько-нибудь подробной автобиографии он после себя не оставил. Объясняя в 1893 г. императору Александру III, почему он во время пребывания на государственной службе не писал мемуаров, Победоносцев ссылался на то, что не находил к тому ни времени, ни сил. «Днем занят, а к ночи такая усталость, что нет сил записывать о себе... Правда, в последние годы, особливо с 70-х годов, я был свидетелем, отчасти и участником, многих важных событий и мог бы многое интересное записать, но никогда не успевал это делать, притом, чем важнее события, тем труднее описывать их, а в последние годы прошлого и в первое время нового царствования все, что я видел, производило во мне такое сильное возбуждение, что не было бы силы с пером в руке весть какую-нибудь хронику. Это же возбуждение, при сердечной боли о многом, не дозволяло мне передать кому-либо свои впечатления, конечно, кроме жены моей, которая одинаково со мною хранила их в душе глубоко» 7 . Вследствие такого отношения Победоносцева к собственным мемуарам многое в его личной жизни, в его духовном мире осталось его тайной. В самом деле, что можно узнать о жизненном пути Победоносцева из его собственных признаний, разбросанных в его произведениях и письмах? «Родился я в Москве, в семье профессора Московского]. Университета. У отца моего было 11 человек детей, кои все устроены трудами отца» 8 , – так начал Константин Петрович свое краткое жизнеописание в письме к Николаю II. Он мог бы добавить, что дед его – Василий Степанович (?–1805) – был священником: вместо этого отметил, что «воспитан в семье благочестивой, преданной царю и отечеству, трудолюбивой» 9 . |
| Дело 26 К московскому помещику Бибикову забежала в деревню неизвестно чья лошадь. Он представил ее в Земскую канцелярию, чтобы описать, оценить и отдать ему с распискою, пока спросят. Вязка 780 Дело 28 Подьячий Попов истец. Казанцев был должен Тихонову 6 руб. 30 алт. (акта не видно). По смерти Тихонова сын его Ник. Вас. Тихонов поступился Попову теми деньгами за долг. Попов ищет на Казанцеве; представил документы следующие письма: 1. Мой господин Иван Алексеевич, здравствуй! Которыми деньгами я вашей милости должен, а именно 10-ю рублями, и тех денег в уплату вашей (милости) послал 3 руб. 3 алт.; а достальные 6 руб. 30 алт. поволь взять на подьячем Зосиме Казанцеве, которой займовал у отца моего, и в тех деньгах письмо руки его послал до вашей милости. Поволь взять, как можешь, на нем. О сем просит и кланяется Николай Васильев. 2. Благодетель Зосима Алексеевич, здравствуй! Прошу вашей любви, пожалуй, что на тебе моих денег есть 6 руб. 30 алт.; пришли ко мне или хоша и сам привези, в чем в деньгах имею крайнюю нужду. О сем кланяюсь. Василий Тиханов. На обороте: Милостивый мой государь Василий Тихонович. Пожалуй, еще малое время подожди. Засим Казанцев челом бью. – Помирились. Дело 29 Чтение выписки и просьба об исправлении. «И смотря ответчицы княгини Троекуровой человек Гаврила Федоров сей выписки, спорил и просил, чтоб под сию выписку подписать вторичной расспрос того беглого крестьянина... И по тому его спору и по судейскому приказу из подлинного дела в сию выписку выписано...» Сказка, которую стороны давали по явке в суд, о явке к допросу, была как бы договором, условия которого служили указанием обязанностей относительно явки и средством приказных уловок и состязаний. Так в деле Мусина Пушкина по иску на кн. Троекурову о беглых крестьянах. Против расспроса приводного беглого человек ответчицы, который за дела ходит, и с ним истец полюбовно отсрочили в том, что стать ему, истцу, к улике, а ему, ответчику Гавриле, против челобитья, от помещицы своей стать с верющей челобитною к допросу октября 7 числа 1720 г.; а подтверждения в той сказке написали: буде он, истец... а он, ответчик, от помещицы своей с верющей челобитной на означенный срок не станут, то... и пр.... она, ответчица, и человек ее N без допросу виноваты... На срок истец стал и ставочное челобитье записал, а ответчик по сказке хотя и стал, да верющей челобитной от помещицы не объявил и по тому делу не отвечал; знатно, что помещица его, узнав по тому делу вину свою, верющей челобитной ему не дала. А по Уложению X гл. 108 ст..., да и по указу 194 г.: буде учнут бить челом, что они к суду не изготовились и пр... – больше недели сроку не давать; да по указу 1700 г. февраля 14 – самим быть в допросе или брать сказки, кому верят. И потому ответчика обвинили. |
| Начавшееся «освободительное движение» принесло много горя и лишений Василию Михайловичу. Его имя, как человека, близкого к покойному К. П. Победоносцеву , стали безжалостно трепать разные газетные писаки, большей частью из своей же духовной братии, моментально из лакеев бывшего начальства обратившейся в лакеи начальства нового, т. е. наглой еврейской прессы. «Мисс. Обозрение» стало падать в числе подписчиков и давать убытки. Самое дело миссии подверглось и доселе подвергается глумлению и преследованию либерально-еврейских газет, достигших такого влияния, что преемник К. П. Победоносцева по обер-прокурорскому столу в Св. Синоде серьезно решил совсем упразднить миссию в Синоде и недвусмысленно показывал Василию Михайловичу свое желание совсем уволить его со службы. Величайшая, далеко не оцененная заслуга Василия Михайловича в эти дни всеобщего развала, когда духовенство совсем не имело руководящего органа, это – создание первой и пока единственной церковно-общественной газета «Колокол». Четыре года, посреди всевозможных нападок, ведет это свое детище Василий Михайлович. Тернистый путь газетного работника, редактора и издателя, страшные литературные затруднения, терзания духовные и все прочие тяготы, – все это может понять человек, только сам побывавший в этом положении. Шипение зависти, всевозможные сплетни о доходах газеты и даже субсидиях ей якобы у Св. Синода, – все это пускалось и пускается в ход, чтоб убить этот единственный орган правого воздействия на духовенство. И теперь материальные затруднения постоянно гнетут газету. Но, начав с небольшого количества подписчиков, «Колокол» достиг тиража почти в десять тысяч: количество, по условиям русской жизни, не малое. Энергия, вера и труды Василия Михайловича нравственно вполне удовлетворены, хотя материально, без пособий и субсидии, коими широко пользуются левые газеты от еврейских и масонских сил через посредство еврейских банков, газете и ее издателю подчас и теперь приходится очень трудно. Духовенство наше еще не объединилось и не прониклось сознанием необходимости действовать солидарно и прежде всего, поддерживать свой орган печати. Не умерла привычка действовать поодиночке, исключительно по личным соображениям, счетам и выгодам. Но, по-видимому, время это проходит, судя по многим и весьма знаменательным признакам. В деле пробуждения и объединения духовенства, на едином общецерковном и патриотическом подвиге, Василий Михайлович имеет несомненные и большие заслуги. Симпатичные личные качества его – незлобивость, кротость, отсутствие мелочных счетов – также привлекли к нему немало сотрудников. |
| Илларионов молод и не умел вести себя: чем скорее его отзовут, тем лучше. Что касается до Общества, то что вы сделаете без денег, а деньги откуда возьмете? На сборы надежда плоха. Ну положим: соберете деньги, что вы с ними будете делать? Школы заводить? Да кто вам разрешит? Турецкое правительство? Нет. И греческая патриархия? Поверьте мне: одно, что может делать для православия, это поддерживать иерусалимский патриархат, а его поддерживать и привязать можно только деньгами. Разрешите мне только, и я сейчас найду вам ежегодных 60 тысяч. Зная, что они от нас получают деньги, они будут работать вместе с нами. Что такое арабский вопрос? Сегодня они православные, завтра католики, послезавтра опять православные. Нам нужно держаться патриархии. До тех пор, пока она будет существовать, будет существовать православие и наше влияние. До сюда речь и мысли Мансурова. После описанного разговора Василия Николаевича с Б. П. Мансуровым, последний выехал за границу, написав Хитрово письмо со следующей знаменательной припиской: «От души желаю вам успеха и такого, какого вы желаете, и того, о коем я думаю». Оказалось, что Б. П. Мансуров, получив командировку, отправился в Иерусалим улаживать отношения между миссией и консульством. Но тот, кто постоянно поддерживал в себе «святой огонь, который давал возможность жить среди всей той апатии, которая окружала его», не мог успокоиться и продолжал зондировать почву, чтобы благоприятно разрешить волновавший его вопрос. После свидания с графом Е. В. Путятиным у обер-прокурора К. П. Победоносцева , Василий Николаевич из письма министерства иностранных дел, показанного ему обер-прокурором, узнал, что «переименование миссии в настоятельство вызывается самым существом дела и 20-летним опытом, но, впрочем, окончательное разрешение этого вопроса приостановлено впредь до разъяснения его на месте особо командируемым лицом, на что уже последовало Высочайшее повеление». Ввиду этого естественно Василий Николаевич ждал известий из Палестины. «Теперь, глубокоуважаемый о. |
| — У нас как раз одна из героинь «Правмира», с которой мы недавно разговаривали… у нее умер муж, она в память о нем удочерила двух девочек с синдромом Дауна. — Это как раз такая же анатомия, когда мы делаем что-то в этом духе. Мы, прежде всего, помогаем нашим умершим, мы действительно Богу показываем, что этот умерший — хороший человек, этот умерший стоил того, чтобы я так поступила ради него. Это одно. Второе, это наше утешение, мы в этих новых девочках найдем целый океан любви и нежности, тем самым утешим свою человеческую скорбь. Молиться — это самое главное — Татьяна Александрова спрашивает вас: «Отец Василий, я слушаю вас, батюшка, возникает желание спросить, как обрести такое благодушие в общении с людьми?» — Это вы меня плохо знаете. Вы что, благодушие, нет-нет. Не думаю, что это благодушие. Наверное, это врожденное, когда молодой был, мне все время говорили: «Почему ты все время такой спокойный?» Я не знаю, почему. Это характер такой, наверное. Благодушие? Я бы сказал, что я всегда стремлюсь увидеть человека и это мне помогает. Сейчас, во всяком случае, помогает увидеть лично конкретного человека. Для меня самый лучший пример — это те люди, которые общались одинаково с разными людьми. Победоносцев, был такой обер-прокурор, мог общаться с государем одинаково и с каким-нибудь лапотником с таким же уважением и почтением. Ни в коем случае не было в нем снобизма, он не позволял себе менторского тона по отношению к людям, с которыми он общался. Для меня это пример для подражания. Это дело святое, я считаю, это правильный такой пример. — Почему-то вопросов про «красную зону» нет, а есть общие вопросы. Например, вот: «Отец Василий, почему Бог одним открывается, а другим нет?» — Это великий могучий русский язык. Открывается — это такой глагол. На самом деле Бог открыт, полностью открыт для нашего познания. Другое дело, что мы можем Его открыть или можем не открыть, это только от нас зависит. Поэтому мне не нравится само это слово, что Бог открывается, как будто Он еще и закрывается — Он статичен, самодостаточен, непреложен, Он одинаковый вчера, сегодня и завтра, а мы разные. Даже один человек может изменяться в течение жизни, и его отношение к жизни может мутировать, или даже его религиозные взгляды подвержены перемене. Мы действительно не одинаковы, наша жизнь движется, мир все время меняется, и внутренний мир тоже. Мы совершенствуемся, поэтому тут все вопросы к нам. Мы, соответственно, стремимся к Богу или мы не стремимся? |
| — А вот и мой дедушка Егор Александрович! — сказал он, заговорщически улыбаясь. — Знакомься, дед: это Лика Казимировна, а это Варвара Симеоновна. А куда ты дел Агнию Львовну? — Уже отвел на кухню и приставил к нашему холостяцкому хозяйству. — И добавил громким шепотом: — Пашка! Нам там горячие домашние пирожки к чаю привезли! — Ой, быть не может! Бабушкины пирожки! — Тс-с! Какие бабушки? Ты что? — Да я имел в виду мою бабушку. С тех пор как ее не стало, я домашние пирожки только во сне вижу! — смутившись, сказал Павел и тут же перевел разговор на другое. — Дед, а тебе задача на весь вечер: ты должен угадать, кто из наших гостий Орхидея. Угадаешь — последний пирожок твой, не угадаешь — я сам его съем! Все засмеялись, правда, все еще несколько натянуто и смущенно. Вошла Агния Львовна с первым блюдом не остывших за дорогу пирожков, их даже не пришлось подогревать. Она сразу же отметила и чинный, явно недавно наведенный порядок все-таки холостяцкого жилья, и висевший в переднем углу большой образ святого Георгия Победоносца — с горящей лампадой! У нее сразу стало спокойно на душе — здесь жили свои люди. И было чудесное чаепитие, и пирожки имели грандиозный успех, и никто не чувствовал себя не в своей тарелке. Даже кот Василий. Для Титаника Лика Казимировна захватила корм и мисочку под него, но Василий, уже пришедший в себя и переставший опасаться Титаника, показал ему, кто в этом доме хозяин: вскоре он сидел возле его миски и нахально грыз собачьи хрустики. Титаник же сидел напротив и дружелюбно на него смотрел, наклоняя голову то на одну сторону, то на другую: хрустиков он не жалел, а вот кот ему явно нравился. После чая Павел попросил: — Дед, сыграй нам что-нибудь! — и сразу же объявил гостьям: — Вы только не удивляйтесь, мой дедушка все свои концерты начинает с одной своей полковой песенки, а заканчивает — другой! — Ну, сегодня можно сделать исключение… — с некоторым смущением проговорил Егор Александрович, садясь к пианино и открывая крышку. — Никаких исключений! — возразил Павел. — Традиция есть традиция. |
| Всякое же возражение опять подымет бурю... Это грустно, но против этого ничего не поделаешь. Или вызывают сочинителя на дуэль, неся затем все последствия, или его бьют на улице или дома, если в силах, или молчат. Ни первое, ни второе никому из затронутых лиц (затронут был также и консул Кожевников. – Н. Л., Р. Б.) неудобно совершить, остается третье и, полагаю, самое благоразумное» (Дмитриевский А. А. Императорское Православное Палестинское Общество и его деятельность за истекшую четверть века. М.; СПб., 2008. С. 228–229). Эвфемизмом «кто следует» в письме обозначен обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев . В. Н. Хитрово встречался с ним перед Рождеством, между 20 и 24 декабря 1880 г., сразу по своем возвращении из Иерусалима в Петербург. Разговор коснулся, среди прочих сюжетов, и пасквиля Чернышева. «По поводу романа “Пейс-паша” и на вопрос: “что правда в истории архимандрита?” Василий Николаевич ответил: “Он – архимандрит, значит, монах, ему 65 лет, он 10 лет страдает каменной болезнью. Вот три причины, которые заставляют меня смотреть на эту историю как на злостную непозволительную клевету”» (там же, с. 166–167). Обер-прокурор вполне удовлетворился таким ответом. Но архимандрит Антонин долго еще не мог успокоиться. «Нечего делать, а жаль, что судьба в образе Вашего Превосходительства да еще одного превосходства, выходящего за пределы человеческих помышлений, т. е. Самого Бога, – отвечал он Хитрово в письме от 4 февраля 1881 г., – связывает мне руки и сдерживает язык мой от публичной пощечины человеку, пред которой померкла бы слава брошюры “Пейс-паша” навеки. Полагаете ли, Ваше П во, я не сумел бы сделать это так, что человеку нельзя было бы показаться более ни в одном из салонов петербургских? Надеюсь, что сумел бы, не выдавая себя ни архимандритом, ни Антонином, ни... Но к чему говорить об этом. Все равно ведь уж писать не буду». В том же письме архимандрит счел нужным подробнее изъяснить ситуацию своему петербургскому другу и заступнику. «Нашел же негодный развратник в чем чернить меня – в самом чистом, святом, достохвальном и даже патриотическом деле, призрении совершенно беспомощных и чуть не буквально голых сирот, еще до моего приезда в Иерусалим считавшихся уже русскими, потому что переданы были дедом (или прадедом) их, блаженной памяти митрополитом Мелетием, на воспитание в «русскую школу», содержимую тогда покойной Е. |
| Купец Василий Варгин оставил имение, неочищенное от казенных и частных долгов, и назначил по себе душеприказчиком брата с тем, чтобы он вступил в управление всем его имением и торговлей, учредив для сего постоянную контору и избирая благонадежнейшего из родственников завещателя для производства торговли на правах приказчика. Таким образом, не назначая имения никому в собственность, завещатель устраивал для управления оным непрерывное учреждение, уполномочивая душеприказчика на выбор себе преемника по своему усмотрению. Выгоды же от торговли и от доходов с нее завещатель предоставил, по расчету известных долей, поименованным в завещании родственникам, коим душеприказчик обязан выдавать ежегодно соразмерные части прибылей; на его же обязанность возложены денежные выдачи, из коих некоторые состояли в необходимой связи с предположенным торговым учреждением, за разные послуги и действия по сему учреждению. По спору наследников завещание подвергнуто было судебному рассмотрению. По окончательному решению признано недействительным распоряжение завещателя о преемственности душеприказчиков, о неделимости и неотчуждаемости имения и о производстве торговли на остатки от доходов. Основанием к сему принято было в решениях и мнениях, что завещатель никому не назначил имение в собственность и не указал к оному наследника. Так рассуждал Министр юстиции, полагая вместе с тем недвижимое имение Варгина предоставить законным его наследникам; движимое имение отдать им же и признать для них обязательными только те выдачи, кои не зависят от устройства торгового капитала и существования душеприказчика. Но Государственный Совет удержал в силе предоставление имения лицам, поименованным в завещании. Воля завещателя – так рассуждал Государственный Совет – выражена ясно. Хотя способ пользования, определенный в завещании, не может быть утвержден, но сие не может служить основанием к уничтожению распоряжения завещателя и о том, кому он предоставляет все выгоды от пользования, ибо такое смешение различных распоряжений повело бы к явному нарушению 1029 ст. Гражд. Зак. Уничтожение завещания на том основании, что некоторые распоряжения его, не согласные с законом, имеют связь с распоряжениями законными, было бы не только противно сей статье, но и повело бы к явному нарушению воли завещателя. Варгин желал обеспечить поименованных лиц, а с уничтожением завещания большая часть сих лиц были бы устранены от наследства, и оно досталось бы тем именно, кого он желал устранить. Посему Государственный Совет признал наследниками имения лиц, поименованных в завещании, исполнение коего возложил на душеприказчика, а в случае смерти его, на наследников завещателя (см. Журн. Мин. Юст. 1865 г., N 1). |
| Иван Курносов завещал сыну своему Василию дом, с тем условием, что он может занимать оный сам или отдавать в наем посторонним, но отнюдь не продавать и не закладывать. Василий, владев на сем основании домом до 1866 года, умер в несостоятельности. На этот дом объявили претензию, с одной стороны, – конкурс, почитая оный собственностью должника, ограниченного только в распоряжении на время его жизни, силой завещания; с другой стороны, – дети умершего Василия, утверждая, что по смыслу завещания дом дан отцу их только в пожизненное владение, прямыми же наследниками и преемниками права собственности после деда должны считаться они, внуки завещателя. Очевидно, что если допустить возможность назначения имущества в собственность, с ограничением в праве распоряжения, то завещание Курносова должно быть истолковано в сем смысле. Лоскарев из числа своего имущества один дом завещал указанному им лицу, а о прочих домах написал в завещании: «продать их и вырученные деньги присоединить к капиталу в билетах Банка, каковым всем капиталом предоставляю распорядиться правительству». О значении сего выражения возник спор, разрешенный 1 Общ. Собр. Сената 14 янв. 1872 г. Решено, что это слово означает предоставление правительству капитала в собственность (т.е. в казну). Объяснять же, что правительство должно быть только посредником для передачи капитала наследникам и что за сим, по неуказанию лиц, распоряжение должно быть недействительно, было бы несогласно ни с общим смыслом завещания, по коему назначены душеприказчики, ни с буквальными его выражениями, ибо правительство означает юридическое лицо, коему завещано имущество. Сенат во 2 Общ. Собр. 20 марта 1870 г. по д. Корольковых, рассматривая завещание Лутониной, нашел, что завещательница оставила мужу имение в неограниченное владение и распоряжение с тем, что имение это по смерти мужа должно поступить к наследникам его, Корольковым, по воле и усмотрению мужа; в противном случае, т.е. при непочтительности и непокорности Корольковых, завещательница предоставила мужу своему имение ее продать и вырученные деньги употребить на предназначенные ею по завещанию с мужем предметы, и на тот случай, если муж ее умрет, не продав имения по данному ему праву, завещательница положительно выразилась, что тогда Корольковы имеют над оным полное крепостное право собственности. |
| —657— О. Инспектор писал много, но без начала и без конца, какую-то галиматью, вместо нравственной Богословии. Герменевтика была пустая на трех, иль четырех листах. Св. Писание нам не толковали, кроме как добрый Василий Григорьевич Примеров объяснил нам прекрасно Аггея и часть Захарии, в одну треть. На Церковной истории сперва был пьяница, а после – какой-то лжевер: бывало, всё хвалил еретиков и копался в их навозе. Да и что? всё же не дальше учебной книги. Церковное красноречие и само по себе не есть наука, да и бакалавр был хоть усердный, но недалекий. Метафизику и Нравственную Философию объяснял нам пресловутый Федор Ал. Голубинский, но у него не было: ни плана, ни лекций, а так нечто. Оттого, нельзя сказать и того, что он нам не изъяснял философии, но и не изъяснил её. Психология и Логика от Бакалавра дурные. История Философии хороша; но мы дошли только до Аристотеля. Общая словесность не годилась никуда, да её почти и не было. Математика была изрядная. 2) Мы, будучи глупы, бываем весьма надменны: думаем, что нас умнее нет. Оттого, что не научены ничему порядочно. 3) Словесность наша всегда тупа. Мы не можем писать скоро. Говорим высокопарно, по книжному. Обыкновенно бываем болтливы. Нашим речам не дождешься конца там, где нужно пять слов. 4)Мы бываем упрямы, нас не сломишь, хотя городим изгороды. 5) К делу вовсе не годимся. За какую науку не примешься, ничего не знаешь. Надо самому доучиваться. Вот наши славные Академии. Я на них сердит очень за то, что они выпустили меня дураком, промучив, однако, целых четыре года. Но я – еще из лучших. А что мои любезные товарищи? Эй, посмешище учению и учености. Конец: теперь выступим на службу. Ребячество кончилось. Сообщил А. С. Богданов Силин Д., свящ. Печальное недоразумение: (По вопросу о церковно-богослужебном языке) 2468 //Богословский вестник 1910. Т. 3. 12. С. 658–679 (2-я пагин.). (Окончание.) —658— В своей статье проф. Певницкий приводит очень важный отрывок из письма Н.И. Ильминского к К.П. Победоносцеву . Обыкновенно псевдо-церковное настроение замаскировывают действительно церковными словами и понятиями; иногда сердце чует фальшь, а прямых улик и доказательств нет на лицо. Поэтому иногда приходится ловить псевдо-церковников на слове, когда без их ведома истинная природа их чувств проявляется вполне определенно, не оставляя места для колебаний. Таким откровенным, сказанным в минуту увлечения, словом и является письмо Ильминского. Оно заслуживает внимательного рассмотрения, как важный документ, фактически характеризующий подлинный дух псевдо-церковности. |
|
|
