| Любопытно отметить, как проходил школьный проект в Совете Министров. К наиболее ответственной части – к тому, что приходилось проводить закон по материалам Всерос. Церк. Собора без заключения саботировавшего митр. Антония – Совет Министров отнесся очень просто, без особых разговоров став на мою сторону, – но зато бой разгорелся по пункту, в котором я был совершенно одинакового мнения с митр. Антонием – по вопросу о церковно-приходских школах. В русских либеральных кругах была традиция ругать это детище Победоносцева и посколько самый замысел Победоносцева, исказившего замечательные и глубокие идеи Рачинского о церковной школе, имели в виду чисто политические задачи, постолько позиция русских либеральных кругов была оправданна и законна. Но русская либеральная интеллигенция, бывшая в огромном своем большинстве западнической, шла по той же линии секуляризованной культуры, по какой развивалась вся история Западной Европы. Для всякого религиозно мыслящего православного человека не могло быть колебаний в отвержении этой стороны Запада – и для меня, в частности, проблема оцерковления школы (та самая идея, развитию и осуществлению которой была посвящена вся моя работа заграницей как в Христ Студ Движении, так и в области чистой педагогики) была очень существенной и дорогой задачей. Поэтому я, даже недостаточно еще зная тогда, насколько огульны и несправедливы были нападки на церковную школу вообще, – все еще твердо стоял за то, чтобы сохранить и улучшить систему церковных народных школ. Конечно, на моей стороне в данном вопросе было и все духовенство. Но в Совете Министров не было, кроме меня, да чуть-чуть Лизогуба, – ни одного верующего человека, – неудивительно, что при прохождении школьного проекта начались горячие прения по вопросу о сохранении церковных школ. Обстоятельно, к сожалению, в высшей степени банально нападал на идею церковной школы Василенко – и лишь С.М. Гутник (еврей!), естественно молчавший во время прений моих с Н.П. Василенко, уже после окончания заседания сказал мне, что, выслушав нашу дискуссию, он склоняется в мою сторону. |
| Tertmm non datur в этой сфере, – и вот идея «нейтральной» культуры, (науки, искусства, техники и т. д.) так беспощадно развенчана самой жизнью, что можно даже не спорить с ней. Мнимость «нейтральной» культуры не устраняет однако того, что есть начала, одинаково дорогие (хоть и не одинаково понимаемые) и безрелигиозному и религиозному мировоззрению: таково в частности начало свободы. Где нет свободы, где воцаряется фанатизм, там начинается искажение культуры в обоих ее пониманиях. Фанатизм современных «идеократий» (во главе с советской идеократией) так же отвратителен, как изжитой уж историей религиозной фанатизм, вспыхивающий впрочем и ныне в разных сектантских течениях. Но если свобода дорога для обеих систем культуры, то конечно смысл свободы, ее императивы раскрываются в религиозном мировоззрении иначе, чем в безрелигиозных системах. Но охрана свободы в развитии ребенка вовсе не противоречит религиозному обоснованию педагогики, а наоборот только в нем и получает надлежащий свой смысл. Пора уже перестать ссылаться на авторитарную систему средневековья – просто потому, что даже католицизм в наше время очень далек от средневекового понимания свободы. Достаточно взять в руки любое сочинение современной католической педагогики, чтобы убедиться, что принцип свободы уважается и признается здесь не меньше, чем в системах безрелигиозной педагогики 16 . Когда наши русские педагоги возражают против религиозного обоснования педагогики и видят в этом возврат к «эпохе Победоносцева», то в этом ничего кроме недоразумения видеть нельзя. Превращение школы в орудие политики вовсе не связано с религиозным подходом к проблемам воспитания, а в наши дни порабощение школы разными идеокрактическими системами превосходит все, что было свойственно «эпохе Победоносцева» – достаточно указать на то, что делается в советской школе. Такое же недоразумение имеет место и у тех, кто боится сближения школы и Церкви и утверждает, что нельзя отдавать школу во власть духовенству, критикой которого занимались всегда, занимаются и теперь так охотно. |
| — При большевиках, начиная с 1930-х, о Победоносцеве писать было просто нельзя. Ранее же некоторые его современники писали о нем как о примитивном стороннике неограниченного самодержавия, властолюбце и корыстолюбце, даже чуть ли не монстре и негодяе. — Кто так писал? — Леволиберальные и революционные авторы. Однако думающие люди (например, Василий Розанов, Николай Бердяев и др.) оценивали его как неоднозначную, противоречивую и трагическую фигуру. И даже в советские 1920-е годы, когда еще сохранялась относительная свобода слова и научных исследований, о нем писали пусть и обличительно, но довольно объективно. — Многие помнят только школьные строки из Блока о Победоносцеве. — Но ведь этот пассаж из Блока на самом деле очень неоднозначен: В те годы дальние, глухие, В сердцах царили сон и мгла: Победоносцев над Россией Простер совиные крыла. И не было ни дня, ни ночи А только — тень огромных крыл; Он дивным кругом очертил Россию, заглянув ей в очи Стеклянным взором колдуна; Под умный говор сказки чудной Уснуть красавице не трудно, — И затуманилась она, Заспав надежды, думы, страсти… Блок чувствовал, что в Победоносцеве было что-то очень важное. Сам он с ним не встречался, но знал людей, которые встречались с обер-прокурором Синода (например, Мережковского) или просто хорошо с ним были знакомы (Розанов). И они наверняка Блоку много рассказывали о Победоносцеве. Кстати, Победоносцев внешне был весьма непривлекателен, даже напоминал обликом Кощея Бессмертного, что также порождало массу характерных ассоциаций. Но когда он начинал говорить, это впечатление пропадало. Он был великолепный оратор и просто поглощал, гипнотизировал своим разговором даже очень плохо к нему настроенных людей. Так что образ колдуна, непонятного, иногда страшного, но умного и гипнотизирующего, у Блока в поэме был неслучаен. — В чем была суть деятельности Победоносцева и почему его так ненавидели многие политические оппоненты? — Тут нужно начать с реформ 1860–1870-х годов и отмены крепостного права. Это был колоссальный рубеж. Некоторые историки считают, что 1861 год для истории России был даже более важен, чем 1917-й. По их мнению, именно тогда были подорваны основы порядков, существовавших в России на протяжении столетий. Изменения в системе социальных и экономических отношений, в духовной жизни страны носили фундаментальный характер. |
| Мне бы хотелось особо упомянуть другого вашего Георгиевского кавалера. Василий Иванович Шорин родился 26 декабря 1870 г. в городе Калязине. Из мещан, сын ремесленника. В 1892 г. окончил Казанское пехотное юнкерское училище и Офицерскую строевую школу. В 1901 г. ему было присвоено звание штабс-капитана. Участник русско-японской войны. В феврале 1905 г. ему было присвоено звание капитана и именно в этом чине он встретил Первую мировую войну. С 3 ноября 1914 г. он был назначен командиром батальона 333-го пехотного Глазовского полка. Полк вел тяжелые бои на Могилевщине. В наградных документах Василия Ивановича Шорина, которые сейчас хранятся в Военно-историческом архиве, мы читаем: « Капитан 333 пехотного Глазовского полка Шорин 25 февраля 1915 г. у деревни Глембокий Брод будучи начальником левого участка боевого расположения полка, под сильным пулеметным и ружейным огнем противника, под ближайшем натиском его, на расстоянии от 200-300 метров остановил начавших отходить людей из цепи нижних чинов и при необычайно тяжелых условиях возвратил их обратно. Своим личным примером, стоя во весь рост под губительным огнем он воодушевил нижних чинов к отражению атаки противника. Находясь в тяжелых боевых условиях проявил инициативу и находчивость перебросил 2 роту на поддержку правого фланга. Ходатайствую о награждении Георгиевским оружием на основании пункта 5, статьи 11 статута Военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия. Подписал: Временный командующий 333 пехотным Глазовским полком полковник Есипов Виктор Григорьевич». (РГВИА. Ф. 400. Оп. 12. Д. 26976. Л. 803об.) Именно за этот бой с одобрения Георгиевской думы фронта и Высочайшим повелением от 10 июня 1915 г. Василий Иванович Шорин был пожалован Георгиевским оружием. В другом наградном документе Василия Ивановича Шорина, также хранящемся в Военно-историческом архиве, сказано: « Во время упорного боя за обладание местечком Краснополь, капитан Василий Шорин получив задачу ударить со своим батальоном во фланг противника и выбить его с занимаемой им укрепления, выполнил её 17 марта 1915 г. блестяще. Умело руководя действиями своего батальона, зашел в тыл противника и тем самым обратил его в бегство, при чем немцы бросили решительно все, дабы облегчить себе путь отхода: оружие, снаряжение и даже часть обмундирования, причем взято было много неприятельского оружия и 48 человек пленных и 1 офицер (лейтенант), а занятие нами вышеозначенной позиции имело решительный оборот в нашу пользу, выразившейся в занятии нами 19 марта 1915 г. местечка Краснополь. |
| Кто же любит Бога, тот любит и ближнего. И опять, кто любит ближнего, тот продолжает свою любовь к Богу; потому что Бог всякую милость к ближнему приемлет за милость к Себе». Неоднократно Василий звал к себе своего друга, который к этому времени также вернулся из Афин. Утолив свою жажду знания, Григорий теперь жаждал уединения и тишины, но прежде нежели остановиться на каком-либо решении, он по возвращении в Назианз стал приготовляться к принятию Крещения. На Крещение смотрел он как на главное событие своей жизни, которым будут смыты прежние грехи его, и он будет допущен принести в жертву к подножию престола Божия все, что приобрел: свое знание, свою ученость, свои таланты, все свое. – «Слово – дар выражения – есть одно, чем я дорожу, – говорил он, – но единственно как служитель Слова». Жизнь созерцательная вдали от мира давно уже привлекала его к себе, и он, несомненно, принял бы монашество, но любовь к родителям превозмогла. «Она, как груз, влекла меня к земле, – говорит он, – даже не столько любовь, сколько жалость, это благословенное чувство нашей души: жалость к седине, жалость к скорби...» Григорий остался при престарелых своих родителях и был жезлом их старости, веруя, что этим творит он угодное Богу. Поселиться возле Василия было заветной его мечтой; но он принес ее в дар тем, кто был дорог ему, и лишь короткое время провел он возле своего друга в красоте лесов, холмов и потоков. Долго потом они оба с восторгом вспоминали эту счастливую пору своей жизни: неизъяснимую сладость молитвы, тихие песнопения, чтение Святого Писания и тот свет неземной, который озарял их душу для разумения тайн Божиих, и тяжелый дневной труд, и добровольные лишения... Но недолго и Василий наслаждался той жизнью, которую он называл «жизнь по сердцу моему». И Григорий и Василий, оба были люди отмеченные: к ним и к подобным им относятся слова Христовы: да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного ( Мф. 5: 16 ). XIV. Юлиан Отступник |
| Василий уже не застал в живых своего отца; предложили ему занять место отца в училище, но он отклонил это предложение: он стоял как бы на перепутье, не зная, какую себе избрать дорогу. Гордое сознание своего превосходства, то наслаждение, с которым он увлекался красноречием, были силы, манившие его к жизни, не похожей на идеал, созревавший в душе его. Его недоумение продолжалось, пока он не принял Таинства Крещения: тогда благодать Божия коснулась его сердца; он предался Богу и решил посвятить себя монашеской жизни. Монастыри еще были почти неизвестны в Малой Азии, и Василий предпринял путешествие в Египет и Палестину, чтобы ознакомиться самому с образом жизни в пустыне. Глубокое впечатление произвела на него жизнь посещенных им подвижников. Возвратясь, он поселился в уединенном живописном месте на берегу реки Ирисы и здесь в тишине предался изучению Священного Писания. «Бог открыл мне, – писал он оттуда другу своему Григорию, – жилище по сердцу моему: мне дано видеть в действительности то, о чем мы так часто с тобой мечтали». Он с восторгом называет этот мирный уголок земли своей «лествицей, восходящей до небес, своей горой Елеонской» Однако жизнь его не могла долго утаиться от людей. В начале было ему тягостно возобновлять общение с миром, но скоро душа его возгорелась любовью ко всем тем людям, которые взывали к нему и, чувствуя в нем человека, власть имеющего ( Мф. 7: 29 и пр.), ждали услышать от него слово жизни. Мало-помалу вокруг него стали селиться подвижники, скоро возникла и обитель. Затем под его же руководством стали устраиваться и другие монастыри – мужские и женские. От этих благословенных обителей веяло миром и тишиной, в тяжкие времена они привлекали к себе, как источник воды в пустыне: сироты, бездомные, дети, старцы, юноши, утомленные жизнью, и те, которые восторженно отрекались от незнакомых еще им радостей, все находили убежище в этих священных местах уединения. О них Василий имел особую заботу: он не избрал себе подвига «отшельнического», потому что душе его свойственна была любовь деятельная, и на этой любви основаны им правила монашества, написанные для основанных им монастырей. «Получив заповедь любить Бога, приобрели мы и силу любить. |
| 556 Ошибочное, даже странное в устах Хитрово, суждение, не подтверждаемое никакими документами. В 1865–1866 гг., действительно, существовало мнение о закрытии РДМ, его высказывал, например, в письме к митрополиту Московскому Филарету обер-прокурор Св. Синода граф Д.А. Толстой, но, по совету мудрого святителя, именно de jure все было оставлено в прежнем состоянии. 557 Почти в тех же словах Хитрово формулировал свое мнение в книге «Неделя в Палестине». «Начиная с первого нашего консула в Иерусалиме, все они были весьма почтенные, даже если хотите европейски образованные люди, но приносившие в Иерусалим все привычки наших европейских консульств. Они видели в себе начальников всех русских, как пришлых, так в особенности оседлых, о духовных и ученых вопросах они не имели ни малейшего понятия. Между тем приравнять Иерусалим к Марселю, Неаполю или Данцигу нельзя. Иерусалим существует только для духовной или ученой жизни. Поэтому консул, не понимающий ее, не сочувствующий ей, вводящий привычки европейских столиц, становится аномалиею и рознь между нашими духовными и светскими представителями является неизбежным последствием» (Хитрово В.Н. Неделя в Палестине// Хитрово В.Н. Собрание сочинений и писем. Т. 1. Православие в Святой Земле. М.-СПб., 2011. С. 106). 558 Доклад, который имеет в виду Василий Николаевич, назывался им в различных вариантах и обстоятельствах по-разному. Наиболее ранней известной нам версией является «Иерусалимский вопрос» – рукопись, сохранившаяся в Архиве РДМ в Иерусалиме и снабженная подзаголовком: «Записка, поданная графу Е.В. Путятину 19 октября 1879 г.». Переработкой «Иерусалимского вопроса» является записка, датированная мартом 1880 г. и представленная Хитрово великому князю Константину Николаевичу, возглавлявшему когда-то Палестинский Комитет. По прочтении записки Константин Николаевич пригласил ее автора к себе в Мраморный дворец. Встреча состоялась 11 марта 1880 г., а в конце месяце, по инициативе великого князя, петербургский отделением Общества Любителей Духовного Просвещения были организованы «чтения» (среднее между докладом и публичной лекцией) В.Н. Хитрово «Положение Православия в Святой Земле». Чтения состоялись в зале Императорского Географического Общества, в два приема, субботними вечерами 23 и 30 марта 1880 г. Гектографированная рукопись чтений с некоторыми дополнениями сохранилась в библиотеке ИППО (шифр: И.П.П.О. Н. VII. 198). Очевидно, подобный список был направлен автором для ознакомления и К.П. Победоносцеву . Доработанный вариант с различными приложениями был издан автором годом позже отдельной книгой и составил первый выпуск «Православного Палестинского Сборника». См. новое издание: Хитрово В.Н. Собрание сочинений и писем. Т. 1. Православие в Святой Земле. М.; СПб., 2011. С. 126–246). |
| Вашего высокопреосвященства нижайший послушник, священник Покровского и Василья блаженного собора Григорий Скворцов. 1883 года марта 6 дня. 362 . Смоленск 3-го апреля. Ваше высокопревосходительство. Сегодня прочел я, что уже регалии царские привезли в Москву. Следовательно, коронация должна быть в мае и даже 15 мая, говорят. Не знаю, может быть, этого требовали высшие государственные соображения, но в мае месяце не женятся и не выходят замуж, чтобы не маяться. Ни одна коронация не была в мае, а главное 15-го мая память убиения Дмитрия царевича. Не суеверия, простите, а присущие русскому человеку убеждения и вера дают мне смелость обратиться к Вам с указанием: удобно ли короноваться государю 15 мая, не заставит ли это многих скорбеть духом и тревожиться за будущее царствование любимого монарха, который примет скипетр и державу под дурным предзнаменованием? Как к верному слуге государя обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с надеждой, что Вы найдете средство и способ повлиять на то, чтобы день коронации не совпадал с днем памяти убиенного Дмитрия царевича. Примите уверения в моем глубоком почтении и преданности. Н. Лебедев. 365 . Ваше высокопревосходительство милостивый государь Константин Петрович. Не имея возможности повергнуть лично его императорскому величеству представляемую при сем записку с письмом на имя монарха нашего, я обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с полным доверием, как к единственному русскому патриоту по чувствам, по душе и мышлениям, смело возлагая все мои надежды на Вашу верноподданническую преданность престолу и отечеству, и глубоко верю, что записка моя в самом подлиннике будет известна его величеству и больше никому. Глубокоуважающий и Вашему высокопревосходительству душевно преданный покорнейший слуга Ваш Ф. И. Молотов. 23 апреля 1883 года Угол Свечного и Ямской, дому No 8/26-й, кв. No 10. --- Капитан Карл Федорович Кох. чиновники: Дмитрий Степанович Аичуроч. Василий Иванович Бобин. Федор Андреевич Кузьмин. Унтер-офицеры: Никанор Дорофеев. |
| Наконец, древняя столица была важна для российского консерватора и как колыбель особого рода деятелей. Она «воспитывала и ставила на дело людей особого склада», «с характером некоторого идеализма, питавшегося историей и преданием». «Московский человек», «человек московского корня», выходец из «доброй, коренной русской семьи, твердо хранившей добрые заветы» – эти определения всегда звучали высокой похвалой в устах Победоносцева 67 . Как же формировались личность и характер будущего обер-прокурора, как отразилась на них обстановка, окружавшая его в первые годы жизни? Константин Петрович Победоносцев родился 21 мая 1827 г. в семействе, тесно связанном корнями с духовным сословием. Дед, Василий Степанович, служил в селе под Звенигородом, а затем перебрался в Москву. Идти по духовной стезе собирался и отец, Петр Васильевич (17711843), окончивший Московскую духовную академию. Однако, уловив, как вырос на рубеже XVIIIXIX вв. в русском обществе статус интеллектуального труда, он вышел из духовного сословия и занялся различными видами учебно-литературной деятельности: преподавал риторику и французский язык, издавал многочисленные сборники, журналы и альманахи, служил цензором и закончил карьеру профессором словесности Московского университета. В многочисленном (11 детей) семействе Победоносцевых царили глубоко патриархальные нравы. Учение и знание здесь несли почти исключительно литература и театр, о Западе (откуда перенимались стандарты высокой культуры) знали в основном понаслышке. Мир профессора Победоносцева фактически замыкался рамками прихода, он никогда не бывал за границей и почти не выезжал из Москвы. Судя по публикациям, отец будущего сановника глубоко верил в справедливость и постоянство окружавших его социально-политических порядков, а совершенствование общества связывал с неуклонным распространением морали, учености и хорошего вкуса 68 . Существенным компонентом преподавательской и литературной деятельности профессора Победоносцева были настроения патриотизма, стремление доказать, что «и под хладным небом Севера родятся умы пылкие, озаренные лучами просвещения» 69 . |
| Долг педагога как гражданина своего Отечества, по мнению К.П. Победоносцева , – это обязанность сформировать у ребёнка надёжные духовно-нравственные ориентиры. А ориентиры эти такие: любовь к Богу и своему Отечеству, соблюдение христианских заповедей, почтение к родителям и полезный труд на своём поприще. Эти ориентиры человека связывают нас с вечностью. «Истинная мера времени – духовная, а не механическая мера, – рассуждает К.П. Победоносцев . Минуты духовного разумения и провидения – вот чем мы проникаем в вечность и черпаем из неё полную меру» 448 . Во взглядах К.П. Победоносцева , как и в воззрениях других представителей русского консерватизма, прошлое является исходным идейным принципом и рассматривается в качестве морального долга перед будущими поколениями. Идеи К.П. Победоносцева нашли продолжение в философских воззрениях Ф.М. Достоевского, В. В. Розанова , С.А. Рачинского, К.Н. Леонтьева , М.Н. Каткова. Победоносцев говорит о тех духовных и нравственных основах, на которых следует строить дело национального образования и воспитания молодого поколения. Эти основания можно сформулировать следующим образом: 1) русская народная школа должна иметь историческую основу; 2) должна утверждаться на незыблемых началах веры православной, стражем и разъяснителем которых может быть лишь православное духовенство; 3) должна соответствовать религиозному чувству и желания самого народа 449 . Другим представителем консервативного направления в российском образовании являлся Василий Васильевич Розанов (1856–1919). Человеческая личность в понимании Розанова не существует сама по себе. Человек взаимодействует с тремя ключевыми силами: государством, обществом и семьёй. В основе жизни этих трёх сил лежит нравственный закон. Нарушать нравственный закон недопустимо ни отдельному человеку, ни обществу, ни государству. По мнению В. В. Розанова , семья, государство и общество – важнейшие институты человеческой жизни. Более того, семья важнее государства и общества. По его мнению, семья – хранительница нравственного начала и в человеке, и в государстве, и в обществе. Опорные постулаты розановской системы образования – это его три педагогических принципа: принцип индивидуальности, принцип целостности и принцип единства типа. |
|
|
