| При этом перечень устава Владимира содержит такую важную статью, как дела по имущественным отношениям между супругами, дела об оскорблении ударом и о недостойных формах драки (зубоядение). Перечень устава Владимира пополнен, очевидно, несколько позже, чем соответствующий перечень Смоленского устава. Можно предполагать, что первый перечень принадлежит середине или второй половине XII b. Тогда общий источник перечней, древнейший их слой, мы должны отнести к XI – началу XII b. В Смоленском уставе нет статьи с перечнем церковных людей, там есть лишь упоминание (ст. 8), что церковные люди судятся у своего епископа. Устав Владимира включает подробный перечень этих людей, причем в разных текстах он значительно различается. Сравним перечни в Архангельском изводе Оленинской редакции с Синодальной (III по С. В. Юшкову) и Владимиро-Волынской редакциями. Курсивом выделен текст, общий для всех редакций, который может быть сближен с текстом протографа статьи. Между текстами двух последних редакций наблюдается большая общность, объясняемая происхождением их от одного архетипа Синодально-Волынской группы. Архангельский извод Оленинской редакции Синодальная редакция Владимиро-Волынская редакция «Митрополичи люди церковные: игумен, игуменья, поп, попадья, поповичеве, чернец, черница, диакон, дияконовая, проскурница, понамарь, вдовица, калика, стороник, задушный человек, прикладник, хромец, слепец, дьяк и вси причетници церковнии». " А се церковные люди: игумен, поп, дьякон, дети их, попадия и кто в клиросе, игуменья, чернец, черница, проскурница, паломник, лечец, прощеник, задушный человек, стороник, слепец, хромец». «А се церковнии люди: игумен, поп, диакон и кто в клиросе, чернец, черница, попадия, попович, лечец, прощеник, задушный человек» Древнейшая основа статьи о церковных судах включала, очевидно, по крайней мере тех людей, которые упоминаются в перечнях и Оленинской редакции, и Синодально-Волынской группы. Это игумен, чернец, черница, поп, дьякон, попадья, проскурница, «задушный человек». |
| Ирина 22 февраля 2013, 18:17 Я живу в одной из скандинавских стран и о методах восспитания детей в этой стране успела узнать на собственном опыте. Мы с мужем пережили страшное, у нас отнимали ребенка. СЛАВА БОГУ ребенка нам вернули, но радость как то померкла, мы до сих пор под пристальным вниманием работников комитета по защите детских прав. И вот теперь уже ребенок имеет права, а мы, родители уже всего боимся. Я православная и считаю себя вооцерковленной, ребенок крещен в православии. Как восспитывать теперь собственного ребенка мы не знаем, понимаю что надо как то приспосабливаться, но как, что бы не навредить. Страшно за детей Нам очень нужна помощь провославного психолога Где получить такую помощь? Sokol 28 января 2013, 18:51 Я не сторонник юю но наказывать ребенка ремнем это зверство со стороны родителей!Что если вас отстегать ремнем по заднице вам понравиться? Если муж ударит жену то она пойдет и снимет побои и мужа если не посадят то оштрафуют!Что происходит с ребенком его бьют родители ремнем его оскорбляют а защищать некому а ребенку больнее в сто раз чем взрослому!Я все испытал на собственной шкуре и остался инвалидом на всю жизнь.Если родители подонки мрази и моральные уроды то в чем вина ребенка? Права у ребенка должны быть и если родители позволяют при так сказать воспитании применять к ребенку телесные наказания то ребенок должен иметь право засудить таких родителей!Чтоб эти подонки знали бить детей НЕЛЬЗЯ НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ ЧТО БЫ НЕ СДЕЛАЛ РЕБЕНОК БИТЬ НЕЛЬЗЯ И ТОЧКА! Сергей Сидоров 10 января 2013, 13:37 Некоторое время назад, когда на РСН еще была программа " Время доверия " , я спросил у протоиерея Андрея Лоргуса, как он относится к опусам Медведевой и Шишовой? Он, профессиональный психолог, декан психфака Российского Православного Университета, сказал мне, что к психологии эти опусы не имеют никакого отношения. Будучи педагогом по образованию, я знаю, что их опусы не имеют отношения и к настоящей педагогической науке. Сравните их хотя бы с трудами выдающихся советских и современных специалистов в данной области: В.А. Сухомлинского, В.А. Кан-Калика, П.И. Пидкасистого. В современной системе образования, как светского (средние школы), так и православного (православные гимназии, воскресные школы), опыт этих педагогов, к сожалению, не востребован. А ведь научные изыскания П.И. Пидкасистого (теория Целостного Педагогического Процесса) относятся ко времени после 2000 года. Так почему бы не использовать достижения современной педагогической науки в православных учебных заведениях, если господа Ливанов и Фурсенко решили ими пренебречь? |
| Первоначально забота о паломниках, защита их прав и иммунитетов лежала на церковном священноначалии. В древнейших русских княжеских уставах они составляли одну из постоянных категорий «митрополичьих людей церковных» – наряду с игуменами и игумениями, попами и попадьями, чернецами и причетниками. Термины и формулировки могли варьироваться, суть оставалась неизменной. В различных редакциях устава князя Владимира упоминаются и калика, и стороник (‘странник’) 34 , и паломник 35 , и целые учреждения, связанные с институтом паломничества – гостиницы и странно- приимницы 36 . Все эти лица и учреждения подлежали ведению и суду высшей церковной власти (митрополитов) и находились под их покровительством. Отношения Руси и Святой Земли с самого начала строились так, что русские люди не только черпали полной мерой, воспринимали и осваивали духовный и культурный опыт Христианского Востока, но и щедрой рукой помогали каждой из старших Сестер- Церквей. С конца XVII – начала XVIII века инициатива в защите русских паломников и интересов восточного православия переходит – в соответствии с общей тенденцией – к структурам государственным. Основным инструментом ограждения прав паломников становится система мирных договоров, заключаемых русскими государями с турецкими султанами, которым принадлежала с 1517 г. Палестина. Важнейшие из русско-турецких договоров, политических и торговых, были изданы в 1869 г., к 50-летнему юбилею Азиатского департамента МИД, сотрудником Министерства, управлявшим одно время консульством в Иерусалиме Т.П. Юзефовичем 37 , почти все договоры и конвенции (за исключением нескольких, не найденных в турецких архивах) – в 18971903 гг. Г. Норадунгяном (на французском языке) 38 . Еще в царствование царя Федора Алексеевича был заключен так называемый Бахчисарайский договор (1681), по которому русское духовенство и миряне получили право свободного, беспошлинного паломничества в Иерусалим и святые места. Активным сторонником сближения и взаимопроникновения церковных и политических интересов, во многом опередившим свое время, был Патриарх Иерусалимский Досифей (1669–1707), заслугой которого стало впервые осмысленное значение России в решении вопроса об освобождении православных народов от исламского ига 39 . Никогда и никто из греческих патриархов не занимался так глубоко и непосредственно проблемой ближневосточно-русских отношений. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла КАЛИ [санскр. - черная], одна из форм супруги Шивы , персонификация темного и яростного аспекта сакральной жен. энергии ( шакти ) в индуизме и тантризме . Связана с гневом, с гибелью, со смертью, а также с избавлением и преображением, быстрым и эффективным действием, радикальными переменами. К. проявляется как гневный аспект Парвати, Умы или Дурги, известны варианты мифа о ее происхождении от Шивы. Гнев К. столь страшен, что угрожает существованию всего мира, поэтому особая тема в мифологии - усмирение К. Др. имена богини - Калика, Каликамата, Каларатри (ночь времени), Капалини (связанная с черепом), Шьяма (темная). «Деви-Махатмья» называет такие эпитеты К., как Махавидья (великое знание), Махамайя (великая иллюзия), Махамедха (великая мудрость), Махасмрити (великая память), Махамоха (великое заблуждение), Бхагавати (наделяющая долей), Махадеви (великая богиня), Махасури (великая демоница). «Махакала-самхита» упоминает 9 проявлений К.: Дакшинакали, Шмашанакали, Бхадракали, Гухьякали, Калакали, Камакалакали, Дханакали, Сиддхакали и Чандикакали. В тамильской мифологии и ритуальной практике к К. близка богиня Коттравей, в религ. культуре Кералы черты К. включены в образ Бхагавати, известно много др. инд. региональных, локальных и племенных жен. божественных образов, связанных с К. Культ К. состоит из мн. архаических элементов, противостоит индуизму «правой руки» (дакшиначара), но занимает центральное место в шактизме, тантризме, религ. верованиях и практиках отдельных школ и направлений (сампрадайя), связан с практикой каулачары, предполагает посвящение в эзотерическую сторону тантрической духовной практики садханы - в систему вамачары (тантры левой руки) с восприятием панчататтвы (5 ядов) и др. практик. Существуют дхьяна мантры, нама стотры, ньяса, бхута шуддхи, связанные с К. Культ К. упоминается или описывается в разных типах священных текстов: пуранах («Агни-пурана», «Гаруда-пурана» и др.), тантрах («Кали-тантра», «Шактисангама-тантра» и др.), мангал-кавья, нама-стотрах. |
| Кожа, шкурка. Мамки. В праздник. Т. е. чародейка. Сырое, непропеченное место в хлебе. Кость. Т. е. свою жену. Веретеном. Имение, богатство, скот домашний. Шкурку («кожурина»). Чутьем почувствовала. Бегаешь. Коник– лавка с коробом в избе, у двери, для поклажи вещей. Промотавшиеся, пропившиеся люди. Гриб (Грип) – птица вместо Гриф-птица. Нечистая сила. Связки. Т. е. в отставку. Свяжуся. Квартиру. Потрафила. Мебель. Медвежьего. Почудилось, показалось. Исторьицу. Надоедать рассказами, болтать пустяки. Заманила, зазвала. Т. е. сняли свивальник и пеленки. До тех пор; покель – пока. Раздаватель хлеба. Клубочек, шарик. Образом, случаем. В город. Платье. Вычистить, содрать шелуху. Чи. Готовилась. Нет. Остался. Воскресный день. Гребешок. По щеке. Искал, искал. Как-то. Ибо, потому что. Башмак. Забралом. Святой Георгий. Имущество, богатство. Скупщикам мяса, рыбы. Одинаковы, равны. Т. е. не отозвал. Шпеньки. Красоты. Ископыть – земля, грязь, снег из-под копыт бегущего коня. Сравни: «Песни, собр. Киреевским», I, 46. Помутился. Чингалище – кинжал. Не обидно. Рассказчик разом вывел на сцену обоих богатырей, и среднего, и старшего, и тем нарушил строй сказки; обычный эпический прием требует, чтобы сказочные герои три раза сражались со своими врагами, с каждым порознь. Палку («Опыт областн. великор. словаря»). Незнайко сражается с одним срацынским богатырем, о другом умолчано. Пелька – часть всякой одежды, находящаяся на груди у горла. Пас. Усердно старался. Толстеть, наливаться, тучнеть. Тащиться, плестись. Орет – пашет. Ожидай отплаты. Пруд. Сударь. Уважать, почитать. Пшенная кашица. Охапку, вязанку. Съела. Однажды, как-то. Счета, числа. Следы [богатырского коня]. Калика – нищий, просящий милостыню пением псалмов и духовных песен. Гуня – худая одежда, рубище; поддевка, иногда рубашка. Замать – трогать. Погоня. Лучилась – случилась, приключилась. Понравился, полюбился. Поляна в лесу. Сласти. Один раз. Торока – мешок, сума за седлом. Семью. Т. е. преставился, умер. Иных. Поперек. Прямо. |
| Скоморохи – похваляющиеся (в былине «Вавило и скоморохи») «переиграть царя Собаку», и калики – их «страдальные речи» – 2 полюса, 2 противоположных и тем не менее неотделимых друг от друга явления народной культуры и народной жизни. И былинные, и литературные калики являются странниками, паломниками, но при этом обращает на себя внимание одно явное несоответствие. Ведь былинные калики – отнюдь не слепцы, не старцы, не «сирые и убогие», каковыми они предстают не только у Н. А. Некрасова , С. А. Есенина, но и в «Губернских очерках» М. Е. Салтыкова-Щедрина, в книге С. В. Максимова «Русь бродячая», в стихотворении 1946 «Слепой» Н. Заболоцкого. Как раз наоборот, в былинах всюду подчеркивается, что ни в силе, ни в удали они не уступают богатырям, а зачастую и превосходят их. Эпические, монументальные образы калик предстают перед нами в былине «Сорок калик со каликою». Это не убогие странники, а сорок удалых добрых молодцев, которые, проходя мимо потешных княжеских островов и завидя на охоте кн. Владимира: «Скричат калики зычным голосом, –//Дрогнет матушка сыра земля,//С дерев вершины попадали,//Под князем конь окарачелся,//А богатыри с коней попадали». Глубоко символический образ Калики-богатыря, защитника родной земли воссоздан в былине «Калика-богатырь»: «О костыль каликушка опираласи, Высоко каликушка поднималаси,//Поднялся тут каликушка поповыше лесу стоячего,//Поднялся тут каликушка пониже оболочка ходячего,//Прискакал Каликушка ко Пучай речке.» Перед нами совершенно явное стремление создать героический образ калики, поставить его в один ряд с главными героями русского богатырского эпоса. Эта тенденция выделить калик последовательно прослеживается в целом ряде былин. Былина «Сорок калик со каликою» – такая же апология каличества, как «Вавило и скоморохи» – скоморошества. Калики и скоморохи – единственные, кто оставил в русском эпосе произведения, прославлявшие самих себя. Видимо, была необходимость в таком прославлении и утверждении себя с помощью искусства. Каликам и скоморохам в равной степени было важно утвердить в народном сознании мысль, что они люди не простые. |
| В купели финифтяных вод... «Украшены вижу чертоги», – Верба-клирошанка поет. (1915–1917) Молитва Упокой мою душу, Господь, Во святых, где молчит всяка плоть, Где под елью изба-изумруд – Сладковейный родимый приют, Там божница – кувшинковый цвет И шесток неостывно согрет! Облачи мою душу, Господь, Как зарю, в золотую милоть, Дай из молний венец и вручи От небесной ограды ключи: Повелю серафимам Твоим Я слететься к деревням родным, Днем сиять, со всенощною ж мглой Теплить свечи пред каждой избой! О, взыщи мою душу, Творец, Дай мне стих – золотой бубенец, Пусть душа – сизый северный гусь – Облетит непомерную Русь, Здесь вспарит, там обронит перо – Песнотворческих дум серебро, И свирельный полет возлюбя – Во святых упокоит себя! (1916) Слезный плат Не пава перо обронила, Обронила мать солдатская платочек, При дороженьке слезный утеряла. А и дождиком плата не мочит, Подкопытным песком не заносит... Шел дорогой удалый разбойник, На платок, как на злато, польстился – За корысть головой поплатился. Проезжал посиделец гостиный, Потеряшку почел за прибыток – Получил перекупный убыток... Пробирался в пустыню калика, С неугасною свеченькой в шуйце, На устах с тропарем перехожим; На платок он умильно воззрился, Величал его честной слезницей: «Ай же плат, много в устье морское Льется речек, да счет их известен, На тебе ж, словно рос на покосе, Не исчислить болезных слезинок! Я возьму тебя в красную келью Пеленою под Гуриев образ, Буду Гурию-Свету молиться О солдате в побоище смертном, – Чтобы вражья поганая сабля При замашке закал потеряла, Пушки-вороны песенной думы Не вспугнули бы граем железным, Чтоб полесная яблоня-песня, Чьи цветы плащаницы духмяней, На Руси, как веха, зеленела, И казала бы к раю дорогу!» (1916) Новый псалом Что напишу и что реку, о Господи! Как лист осиновый все писания, Все книги и начертания: Нет слова неприточного, По звуку неложного, непорочного; Тяжелы души писанья видимые, И железо живет в буквах Библий! О душа моя – чудище поддонное, Стоглавое, многохвостое, тысячепудовое, |
| 1911 г. Золотой кафтан Побирался старик нищий, драный, один кафтан на плечах, да и тот весь в заплатах. Пришел нищий к одному хозяину, милостыню просить. Подал хозяин нищему — добрый был человек, помогал бедным. А нищий и ночевать просится. И ночевать пустил хозяин: как не пустить — хворый старик, и куда, на ночь глядя, идти такому, только что кафтан на плечах, да и тот весь в заплатах. Ночью разнемогся нищий, к утру не легче, — в чем душа! — полежал и помер. Что хозяину делать с кафтаном, куда такое добро девать: заплата на заплате, грязный. Топилась печка, хозяин взял да и бросил кафтан в огонь. Печка загасла. «Ладно, — думает, — брошу я его в реку!» Взял кафтан, пошел к речке. А как стал топить, затопить-то и не может: не идет кафтан ко дну и не уносит его никуда. Вернулся хозяин домой. «Дай, — думает, — поразберусь, что за диковинное добро кафтан этот?» А кафтан: заплата на заплате, грязный, в руки взять страшно. Распорол он заплату, а ему на пол деньги. И сколько он ни порол заплаты, из каждой заплатки ему деньги так и катятся. Напорол он денег вот столько! Стал считать, насчитал тысячу. Целая тысяча! Куда ему такие деньги? Не знает хозяин, что ему делать с деньгами. А случилось, проходил мимо дома калика прохождающий, старичок мудрый, — и смотрит и слушает, мудрый. Он к калике, рассказал все, как было. — Куда, — спрашивает, — эти деньги? — А ты, — говорит калика, — эти деньги возьми, сходи на рынок и купи свинью, и пока денег хватит, так все и корми ее. Хозяин так и сделал. Купил он свинью, стал кормить свинью, И год кормит, и другой кормит, и третий, и пока денег хватало, все кормил ее. Кончились деньги, больше кормить нечем, и опять он не знает, что ему делать. Лежит свинья голодная, а он вокруг свиньи ходит, не знает, что ему со свиньей делать, и видит, идет калика прохождающий, старичок мудрый. Он к калике. — Свинью кормить денег нет, больше кормить не чем! Так ты, — говорит калика, — выпусти свинью на улицу и ходи вслед за ней, карауль ее! Хозяин так и сделал. Выпустил свинью, пошла свинья, и он за свиньей, куда свинья, туда и он. И день ходит, и другой ходит, и третий. |
| И пришла свинья на луг: такой широкий луг зеленый, посередке речка бежит, а по речке колесо катит огненное с огнем, и в колесе народ, много народа сидит, и тот нищий сидит. Свинья как вскочит и прямо в речку, в колесо. И все стерялось: ни речки, ни луга, ни колеса, ни свиньи, — пустое поле. Пустым полем пошел хозяин домой один без свиньи. А ему навстречу калика прохождающий, старичок мудрый. — Ну, что свинья? — спрашивает калика, а сам словно рад чему-то. Тот ему и рассказал все, как было. — Вот, дитятко, — сказал калика, — нищий-то ходил и просил, не работал, чужую копейку прятал, скопил денег, тысячу скопил, у других отымал, трудовые, горькие, и все сгорит, все взыщется. То нам за грехи Господь дает! 1911 г. Чужая вина Жил-был прожиточный человек, большой хозяин. Семейный был человек: была у него жена, дети. Ладом жили, по-хорошему: ни ссоры, ни крика, ничего такого. Ну, Иван все с домом, — известно, хозяин! — все Иван по дому в заботах и хлопотах: некогда ему и на человека взглянуть, не только там поговорить с кем поближе, — все только дела, о делах. А хозяйка, совсем не такая, она от своих урвет, чужим даст, — сердечная была. Пришел праздник: пошел Иван с женой в церковь, отстояли обедню, помолились Богу. Кто о чем, а Иван и к Богу все с делами, все о хозяйстве просит у Бога. А вернулись из церкви, сели за стол обедать. Вот за обедом будто призаснул Иван, и показалось ему, что Успенье-Богородица, Царица Небесная, над столом стоит, и себя он будто видит, и жену хозяйку, — на жене золотой венец. Проснулся Иван и с той поры взял он в раздумье, что это у жены его венец золотой, а у него нет ничего? И стал он думать о своей жизни богатой, хлопотливой и заботливой, и чем больше думал, тем чаще говорил себе, что эта жизнь его, хлопотливая и богатая, не такая, не настоящая, за такую жизнь его не будет ему золотого венца. «Бросить богатство, бобылем жить, в работники пойти!» — так решил Иван. И оставил Иван богатство свое, дом, жену и детей, все им оставил, все богатство свое, ничего себе не взял, в чем был, в том и ушел. |
|
|
