| Некоторый человек, имевший великую любовь к преподобному Варлааму Хутынскому, пришёл с женой в обитель, где почивают его святые мощи, сделал пожертвование в пользу иноков, поставил им трапезу и после усердной молитвы сел в лодку и водным путём отправился домой. На пути с ним произошло несчастье: лодка случайно опрокинулась, и все бывшие в ней попадали в воду, а в числе их и упомянутый человек, с особенной любовью чтивший преподобного. После долгих усилий все упавшие в воду спаслись, а этот человек пошёл ко дну. Бывшие на берегу и видевшие его потопление люди никакой помощи подать ему не могли, и побежали в ближайшее селение звать рыбаков с неводом, чтобы вытащить из воды утонувшего. Невод был принесён, утонувший из воды вытащен, но, увы, без всяких признаков жизни. Жена умершего горько рыдала над телом умершего мужа и говорила: «Так-то ты наградил нас, святче Божий, нас, пришедших поклониться твоему гробу! Мы надеялись, по твоим молитвам, долголетней жизни удостоиться, а мужа моего постигла неожиданная смерть! Лучше бы нам не приходить к тебе, и тогда не случилось бы с нами этого ужасного несчастья!» Когда жена восклицала так, внезапно муж её издал глубокий вздох и с ним выбросил из уст большое количество воды. После этого он встал с земли здоровым и, прославляя преподобного за возвращение от врат смертных к жизни, возвратился в дом свой. Другой случай. Григорий, постельник великого князя Василия Васильевича, впал в тяжкую болезнь и был при смерти. Не надеясь на помощь врачей, он велел везти себя в обитель того же преподобного Варлаама, к которому имел великую веру, и везшим его сказал: «Если я дорогой умру, всё-таки и мёртвого меня к преподобному везите». И как Григорий сказал, так и случилось; дорогой он умер и в обитель везён был уже мёртвым. Когда же бывшие с ним люди приблизились с телом его к монастырю Варлаама, Григорий, к изумлению всех, ожил и без посторонней помощи пошёл и поклонился гробу преподобного. Итак, несомненно, что святые угодники Божьи даже и от смерти избавляют тех, которые чтут их, любят и им молятся. А отсюда что следует? То, во-первых, что поистине хорошо делают те из христиан, которые ходят на поклонение угодникам Божьим в их обители и там усердно угодникам молятся; во- вторых, то, что и мы хорошо сделаем, если таковым людям будем подражать; в-третьих, то следует, что святые, как видно из приведённых примеров, имеют благодать молиться за нас, могут слышать наши молитвы и видеть наши нужды и что «много может усиленная молитва праведного» ( Иак.5:16 ). В заключение же, наконец, следует и то, что, ввиду всего сказанного, мы должны прибегать с молитвами к святым, просить их, чтобы они наставляли и руководили нас на пути спасения, отводили от зла и всегда направляли к добру, помогали в трудных обстоятельствах, утешали в скорбях, утверждали нашу надежду и упование на Бога, всегда всех призывали и влекли к Отечеству Небесному, чтобы всем нам наследовать вечную жизнь в обителях Отца Небесного. Аминь. 7-й день |
| Именно к таковым может быть отнесён серебряный золочёный крест XVI века из собрания Музеев Московского Кремля, поступивший туда в 1925 году через Музейный фонд из Вятки 579 . Этот мощевик представляет большой интерес, прежде всего по своим художественным особенностям. Его чёткий, геометризованный абрис, треугольные завершения нижнего и боковых концов, усложнённая форма крупного гранёного оглавия характерны для XVI века. Иконография литых накладных Распятия на лицевой стороне и херувима с ромбовидным ликом на оглавии, а также сплошь покрывающий лицевую сторону резной узор широкого вьющегося стебля с отходящими листьями, напоминающими полу-пальметты или образующими сердцевидные фигуры, типологически восходят ещё к XIV столетию, но имеют и особенности, появившиеся не ранее XV века. К ним относятся скошенные концы горизонтальных ветвей Голгофского креста: моделировка складок одежд преподобного на обороте креста сдвоенными линиями также указывает уже на зрелый XV – первую половину XVI века. Литые священные изображения на лицевой стороне и оглавии креста выполнены в невысоком, тонко проработанном рельефе, судя по сохранившимся следам, первоначально они были выделены на кресте ещё и позолотой. На обороте креста – резные изображения Голгофского креста с копием и тростью (на оглавии) и Варлаама Хутынского в рост (на нижнем конце). Преподобный представлен в молении, вполоборота вправо, в мантии с откинутым куколем и в шапочке, покрывающей уши, в коротких сапожках и с посохом в правой руке. В средокрестии надписи. ШЕСТЕРЫ МОЩИ СТЫ ( Х ) и ВАРЛАМЪ (последняя буква вырезана зеркально), на концах креста буквы, составляющие имя ИАКОВЪ . В четырёх треугольниках на скосах оглавия тонкие резные буквы ХЕ РО ВИ ME . Резные надписи выполнены уверенно, но расположены небезупречно, вероятно, их резал не профессиональный словописец, а сам мастер креста. Оглавие присоединено к кресту деревянным штифтом, продетым сквозь петли, на нижнем конце петельки для скрепления открывавшихся створок. Ныне крест наглухо заклёпан с правой боковой стороны. Его створки, насколько можно видеть в щель, с внутренней стороны имеют ковчег, внутри сохранились мощи, в том числе и части багряной шёлковой ткани, возможно, от ризы преподобного Варлаама 580 . |
| Данный вывод важен не только в историко-литературном отношении, но ещё и потому, что конкретная сравнительная текстология похвальных речей Святогорца позволяет, кроме того, скорректировать некоторые высказанные ранее в научной литературе мнения. В своё время В. М. Яблонский во многом верно указал на переводные славяно-русские тексты, послужившие сербскому книжнику источниками для его русских сочинений, при этом, как теперь ясно, не достаточно акцентировав внимание на том, что писатель не в меньшей, по крайней мере, степени был зависим от оригинальных древнерусских текстов. Показательным, например, является фрагмент из Похвального слова преподобному Варлааму Хутынскому: «Яко же и цветом, иже в пролетии бываемом, добро убо часом к себе приносящим, абие облагоуховати, но, аще къ крину приплетутся, в лепоту благоуханейши бывают». Яблонский полагал, что это чтение было изъято Пахомием из Слова похвального святым апостолам Петру и Павлу Исихия Иерусалимского и даже процитировал рукопись Софийской библиотеки 1322 (л. 228 об.): «Добро убо цветов пролетных часом к себе приносящим обуховати, но аще ко крину приплетутся, в лепоту благоуханнейши бывают, миро бо с миром смешаася сугубо еже отсюду благоуханиа наслажение бывает…» [clxiii] . Однако текст Похвального слова Варлааму значительно ближе тексту Похвального слова святителю Петру митрополита Киприана: «якоже цветом в пролетии бываемом, доброе убо к себе приносящим и абие облагоюховати, но аще к крину приплетутся, в лепоту благоюханнейши бывают» (см. выше), следовательно, скорее всего, и взят из него. То есть на самом деле сначала текст Исихия был использован Киприаном, а уже потом трудом последнего воспользовался Пахомий. Кстати, выявленная в настоящем исследовании литературная вторичность Пахомия вскрывает неправоту высказанного некогда академиком Н. К. Гудзием мнения о том, что «в риторических украшениях речи он (Логофет. — В. К. ) заметно превзошёл Киприана» [clxiv] . И последнее. Распространившийся на Руси с конца XIV в. |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) Аннотация «Светлым видением и сладким смехом бе бо лице его от многаго веселия, яко солнце светлостию» — такие слова найдет читатель в этом удивительном тексте. Первый русский юродивый, Прокопий Устюжский — «образец» в этом смысле для последующих русских юродов и похабов. И еще раз, как Житие говорит о юродивом?: «светлое видение, сладкий смех, многое веселье»… «Веселись и не унывай» — такие слова вкладывает Житие в уста Прокопия. «Первым настоящим юродивым на Руси был Прокопий Устюжский. К сожалению, его житие составлено (XVI век) много поколений после его кончины, которую оно само относит к 1302 г., помещая отдельные события его то в XII, то в XV столетие. Житие это приводит Прокопия в Устюг из Новгорода и, что самое поразительное, делает его немцем. Был он смолоду богатым купцом «от западных стран, от латинска языка, от немецкой земли». В Новгороде он познал истинную веру в «церковном украшении», иконах, звоне и пении. Крестившись у святого Варлаама Хутынского (анахронизм) и раздав свое имение, он «приемлет юродственное Христа ради житие и в буйство преложися», по Апостолу. В чем состояло его буйство, не указывается. Когда его начали «блажити» в Новгороде (автору следовало сказать о «блажении» до принятия юродства), он отпрашивается у Варлаама в «восточные страны» и идет по градам и весям, непроходимым лесам и болотам, «взыскуя древнего погибшего отечества». Его юродство навлекает на него от людей «досаду и укорение и биение и пхание», по он молится за своих обидчиков. Город Устюг, «великий и славный», он избрал для жительства тоже за «церковное украшение». Житие он ведет жестокое, с каким не могли сравняться самые суровые монашеские подвиги: не имеет кровли над головой, спит «на гноище» нагой, после – на паперти соборной церкви. Молится тайно, по ночам, прося «полезных граду и людем». Принимает у богобоязненных людей помалу пищи, но никогда ничего у богатых. |
| Вот каких льстивых и злобных друзей принимаем мы к сердцу! . " Темьже убо и мы толики имущие облежаще нас облак свидетелей " , — а между ними и Преподобного Отца нашего Варлаама, " гордость всяку отложше " , гордость, которая больше всего откланяет нас от самолишений и самоозлоблений, отложше " и удобь обстоятельный грех " , особенно саможаление, которое не позволяет нам поднять на себя рук, " терпение да течем на предлежащий нам подвиг " , будем изобретательны на подвиги, чтобы скорбеть и в скорбях терпеть ради спасения: " Взирающе на начальника веры, и совершителя Иисуса, Иже, вместо предлежащие Ему радости, претерпе крест, о срамоте не радив, одесную же престола Божия седе " . Господь страдал, когда Ему не за что было страдать: нам ли отказываться от скорби, грешным и нечистейшим. " Помыслите убо таковое пострадавшего от грешник на Себе прекословие, да не стужаете, душами своими ослабляеми. Не у до крове стаете, противу греха подвизающеся " . Верно, еще не начинал вооружаться против греха тот, кому неизвестны подвиги и жестокое житие. Аминь. В день памяти Св. Варлаама Хутынского. Глава 18. С какими мыслями приходить на праздники Святых, и что износить от них? " Чесо изыдосте в пустыню видети? " (Лк. 7, 24) Некогда, братие, на сем месте была пустыня. Но и теперь, когда видите здесь столь светлую обитель, почти в городе многолюднейшем, оно не перестает быть пустынею по своему значению, обязательства и намерению обитающих в нем. Потому к нам, собирающимся сюда, как во всякое другое время, так и ныне в светлое здешнее торжество, не неприлично обращать вопрос Господа к Иудеям: " Чесо изыдосте в пустыню видети? " Что побудило нас оставить свои дома и занятия и привлекло сюда? Но припомним при сем, что когда Господь предлагал сей вопрос Иудеям, то хотел обличить их, что ходили в пустыню, и однако ж не сделались такими, какими следовало сделаться ходившим в нее, ходили к проповеднику покаяния, и не покаялись, — к учителю веры, и не уверовали. И у нас здесь есть свой проповедник, хотя вместо вопиющего безмолвный, и мы, пришедши сюда, самым сим приходом уже обязываемся к известным добрым качествам, которые должны потом засвидетельствовать жизнию, чтоб некогда Господь, имеющий судить нас от слов и дел наших, не обличил нас самым нашим исходом в пустыню сию, что исходили, и однако ж не были таковы, каким следовало быть исходившим в нее. |
| «Первым настоящим юродивым на Руси был Прокопий Устюжский. К сожалению, его житие составлено (XVI век) много поколений после его кончины, которую оно само относит к 1302 году, помещая отдельные события его то в XII, то в XV столетия. Житие это приводит Прокопия в Устюг из Новгорода и, что самое поразительное, делает его немцем. Был он смолоду богатым купцом «от западных стран, от латинского языка, от немецкой земли». В Новгороде он познал истинную веру в «церковном украшении», иконах, звоне и пении. Крестившись у Варлаама Хутынского (анахронизм) и раздав свое имение, он «приемлет юродственное Христа ради житие в буйство преложися», по Апостолу. В чем состояло его буйство, не указывается. Когда его начали «блажити» в Новгороде (автору следовало сказать о «блажении» до принятия юродства), он отпрашивается у Варлаама в «восточные страны» и идет по градам и весям, непроходимым лесам и болотам, «взыскуя древнего погибшего отечества». Его юродство навлекает на него от людей «досаду и укоренив и биение и пхание», но он молится за своих обидчиков. Город Устюг, «великий и славный», он избрал для жительства тоже за «церковное украшение». Житие он ведет жестокое, с каким не могли сравняться самые суровые монашеские подвиги: не имеет кровли над головой, спит «на гноище» нагой, после – на паперти соборной церкви. Молится тайно, по ночам, прося, «полезных граду и людям». Принимает у богобоязненных людей помалу пищи, но никогда ничего у богатых» ( Федотов Г. П. Святые Древней Руси. С. 302). Местное почитание святого Прокопия Устюжского началось, по-видимому, в конце XV в. В середине XVI в. была написана центральная часть жития – о «подвигах» и «чудесах» святого. Окончательный текст жития с 28 чудесами и похвальными словами был создан лишь в конце XVII в. Житие святого Прокопия дается в сокращении, без похвальных слов и чудес, по тексту, изданному Обществом любителей древней письменности, – «Житие преподобного Прокопия Устюжского» (Спб, изд. ОЛДП, 1893. Т. 203. С. 1–72, подготовленному Д. П. Лебедевым и П. Н. Тихановым по списку ГБЛ, собрание В. М. Ундольского, 362). |
| Может быть, неудобопонятность его и вызвала позднейшую попытку переделать Ефремово житие Авраамия 67 . В этой переделке опущены предисловие и послесловие Ефрема; последнее редактор заменил другим, им самим составленным, нравоучительного содержания. В изложении жизнеописания также есть пропуски, сокращения и даже прибавки. Переделка особенно коснулась тех вводных мест древнего жития, которыми Ефрем прерывает рассказ, излагая свои размышления; именно эти места в сохранившихся списках жития и страдают темнотой и неправильностию изложения. После Смоленска, срединного члена семьи старших, волостных городов, который в древнейшем житии своего святого обнаружил прямую литературную зависимость от Юга, от старшего родича своего Киева, уцелевшие памятники заставляют предполагать едва ли еще не большее развитие письменности и литературы в Новгороде, в самом северном члене этой семьи, и главным образом под тем же влиянием. С другой стороны, церковная жизнь Новгорода в первые века христианства на Руси выставила не мало деятелей, которые могли дать поучительное содержание для жития. Однако жь, можно указать очень скудные следы литературной производительности Новгорода в этом роде. В конце XVI в. в письменности выступило незаметное дотоле предание о житии Антония Римлянина. написанном будто бы учеником последнего Андреем около половины XII в.; но, как увидим, это предание является в такой сомнительной обстановке, что в нем позволительно не видеть никакого действительного факта из истории новгородской литературы XII в. За тем древний пролог сберег маленькое житие Варлаама хутынского и благодаря ему же, вероятно, сохранилась еще более краткая историческая записка об Аркадие, епископе новгородском: вот все памятники новгородской агиобиографии, известные до копна XIV в. Краткое житие Варлаама несомненно существовало в конце XIII в. 68 . Оно носит на себе типические черты так называемого проложного жития. Позже, рядом с пространными житиями, в значительном количестве встречаются такие краткие, проложные их редакции. |
| В этой переделке опущены предисловие и послесловие Ефрема; последнее редактор заменил другим, им самим составленным, нравоучительного содержания. В изложении жизнеописания также есть пропуски, сокращения и даже прибавки. Переделка особенно коснулась тех вводных мест древнего жития, которыми Ефрем прерывает рассказ, излагая свои размышления; именно эти места в сохранившихся списках жития и страдают темнотой и неправильностью изложения. После Смоленска, срединного члена семьи старших, волостных городов, который в древнейшем житии своего святого обнаружил прямую литературную зависимость от Юга, от старшего родича своего Киева, уцелевшие памятники заставляют предполагать едва ли еще не большее развитие письменности и литературы в Новгороде, в самом северном члене этой семьи, и главным образом под тем же влиянием. С другой стороны, церковная жизнь Новгорода в первые века христианства на Руси выставила немного деятелей, которые могли дать поучительное содержание для жития. Однако ж можно указать очень скудные следы литературной производительности Новгорода в этом роде. В конце XVI века в письменности выступило незаметное дотоле предание о житии Антония Римлянина, написанном будто бы учеником последнего Андреем около половины XII века; но, как увидим, это предание является в такой сомнительной обстановке, что в нем позволительно не видеть никакого действительного факта из истории новгородской литературы XII века. Затем древний пролог сберег маленькое житие Варлаама Хутынского, и благодаря ему же, вероятно, сохранилась еще более краткая историческая записка об Аркадие, епископе Новгородском: вот все памятники новгородской агиобиографии, известные до конца XIV века. Краткое житие Варлаама, несомненно, существовало в конце XIII века 68 . Оно носит на себе типические черты так называемого проложного жития. Позже, рядом с пространными житиями, в значительном количестве встречаются такие краткие, проложные их редакции. Вопрос о хронологическом отношении обеих форм неизбежен в литературной истории жития. |
| Известно далее, что житие архиеп. Евфимия составлено, по поручению архиеп. Ионы, сербом Пахомием Логофетом (о чем говорится в сем же «воспоминании»). Не им ли составлено и последнее – воспомпнание об архиеп. Ионе? Автор «воспоминания» 2 раза говорит о Пахомие: 1) архиеп. Иона после чуда преп. Варлаама Хутынского над постельничим московского вел. князя Василия, – «Пахомию тогда попу сербину, от Святыя горы пришельцу, живущу у него, книжным слогиам искусну, сему повеле списати чюдо сие преп. Варлаама, одарив его множеством сребра, куны же и собольми почтив зело Ilaxoмua. Повеле же житие с похвальным словом и канон преп. Варламу списати; еще же и великому Онуфрию такоже последование бдению списати повеле, яко храму его внутрь Отни пустыни сущу, ей же и ктитор именовася блаженный; повеле же каноны и житиа списати и еще блаженныя княгини Ольги начальницы христианству в Рустей земли, иже в святом крещении Елена наречена, и преп. Саве, создавшему манастырь на Вишере реки, и преже его бывшему архиепископу блаженному Еуфимию. Не пощадив имения множества истощевати светлости ради памятем Божиих угодник, аки к ним прильпнув кто бяше, и добродетели их, яко любя; сего ради зело почиташет я». 2) После смерти митроп. Ионы архиеп. Иона «понуди вышепомяновеннаго Пахомия, иже от Святыя горы мниха попа, списати последование памяти его, и службы канон священному Ионе митрополиту, ведяше бо его добродетели, сего ради и память его каноны почте равно со святыми. Много же понужаше Пахомиа Иона и утешая его златом и собольми, да спишет ему и еще канон преп. Сергию, да уяснит память его в храме его. Пахомие же нерачи дослушати архиепископа, но готовяшеся сам ити в Московския страны. Повнегда бо списати ему канон блаж. Ионе митрополиту, в нем же и назнамена в краех тропарех, яко повелением архиепископа Ионы списа канон митроп. Ионы. Сам той к тому не возможе его принудити списати или жития или канон, ни Михаилу Клопскому, ни иному, ни единому же, ему же хотяше память уяснити архиепископ. Излиха бо к Божиим угодником тепле бяше Иона, якоже и предварше сказахом». |
| 1130 В дополнение к рукописям, упомянутым в предыдущей сноске, см.: константинопольские источники: ВАС Кодекса Пиромала (Goar. P. 155) и Йоханнисбергскую версию (Cochlaeus. P. 124) цитированную выше; версию Льва Тосканского (Jacob A. Toscan. P. 150); архиератикон Гемиста (Дмитриевский А. А. II. С. 311); отрантские источники: Jacob A. Otrante. P. 69; кодексы Ottoboni 344 (f. 152r), Sinai 966 (ВАС, Дмитриевский А. А. II. С. 206), Ambros. 167 (ЗЛАТ, f. 20r-v; ВАС, f. 70r) и 709 (f. 92r); кодексы из Реджио-Мессины: Barberini 316 (ff. 17v-18r) и 329 (ВАС, f. 3r). См. также список XVI в. Ethnike bibl. 757 (Trempelas. P. 8586, apparatus). Другие источники туманны; они содержат рубрики во множественном числе, относящиеся то ли к пресвитерам, то ли к диаконам, то ли к служкам: например, отрантский кодекс Karlsruhe EM 6; Кодекс Фаласки (см. прим. 72); Graz Georg. 5 (Tarchnišvili M. Liturgiae. 56). Древние славянские источники почти всегда дают диалог как между сослужащими: Служебники Антония Римлянина и Варлаама Хутынского (Синод. 342605 и 343604, Невоструев-Горский. Описание. III, 1. С.2:6) и кодекс Vatican Slav. 9 ( Красносельцев Н. Ф. Сведения. C. 154); и некоторые другие славянские рукописи: Деснов Н. Недоуменный вопрос. С. 185187; Муретов C. К материалам. С. 86 и Орлов. С. 142145. Мы также увидели рудименты этих обычаев в рубриках других рукописей. 1131 См., например, отрантский список XIII в. Karlsruhe EM 6 (ЗЛАТ), Engdahl. P. 20; См. ВАС. P. 60: «Он [иерей] говорит диакону и другим, стоящим по краям в круге (κκλω): «Помолитесь за меня, братие...». См. также рубрику из списка из Реджио-Мессины XII в. в экскурсе в конце главы. 1132 См. Grottaferrata Γβ IV, Архиератикон Гемиста и кодекс Петербург 558. Кодекс Фаласки (Goar. P. 88) содержит эту рубрику прямо после покрытия даров: «И [священник] кадит, говоря стоящим справа и слева: Magnificate ...» Это несомненно относится к дарам, которые он кадит, но вероятно недоразумение этой рубрики вызвано происхождением рубрики, предшествующей диалогу в исправленном славянском архиератиконе: «и абие отдает кадильницу, никогоже кадя» (Чиновник. Москва, 1879. Л. 36v; Варшава, 1944. Л. 10r). В одном из служебников (Москва, 1651) священник кадит диакона, говоря «Дух Святый найдет на тя...» (См. Деснов Н. Недоуменный вопрос. С. 187). |
|
|
