| Преподобный Фурсей Святой Фурсей (также Фурса, Фурси) родился около 567 года в Ирландии в благородной семье. Его отца звали Финтан, а мать носила имя Гелгес. Родители святого происходили из королевства Манстер (ныне одноименная провинция на юго-западе республики Ирландия). Младенца Фурсея крестил преподобный Брендан Мореплаватель, основатель великого монастыря Клонферт. Когда угодник подрос, он принял монашество и стал подвизаться в Клонфертской обители королевства Коннахт (ныне провинция на западе Ирландии) под духовным руководством учеников святого Брендана. Юный подвижник особенно любил изучать Священное Писание. После Клонферта будущий светильник Церкви продолжил монашескую жизнь и обучение на острове Инискуин (озеро Лох-Корриб в западной Ирландии) под руководством одного аскета. Позднее Фурсея рукоположили во пресвитера. Больше половины своей долгой жизни святой прожил в родной ему Ирландии , где основал знаменитый монастырь Ратмат, находившийся, возможно, на территории нынешнего графства Клэр и ставший прославленным центром ирландского монашества. Монастырь при святом Фурсее стал славиться аскетическими традициями. Управляя этой обителью, святой Фурсей собрал вокруг себя множество учеников; большую же часть времени угодник посвящал изучению слова Божия, молитве и богомыслию. Братия жили в скромных маленьких деревянных домиках-келлиях вокруг главной церкви, обрабатывали землю, держали скотину и имели множество других послушаний. Ангел дал святому наставление: в первую очередь всюду проповедовать покаяние Фурсей — великий подвижник, провидец и один из наиболее блестящих проповедников-ирландцев той эпохи, просветивший небольшую часть Британии и отдельные районы континентальной Европы. Святость Фурсея проявлялась еще с детства, и уже в юном возрасте он сотворил первые чудеса. С ранней молодости святой часто сподоблялся видений духовного мира, в том числе и загробной жизни. Нередко во время этих видений его душа покидала тело. Однажды ангелы подняли его в воздух, напевая небесные песни: «Святые будут восходить от силы в силу, явится Бог Богов в Сионе» и «Свят, свят, свят Бог, Господь сил!» Ангелы исцелили его от смертельной болезни. В другой раз ангел предсказал Фурсею его миссионерское будущее и дал ему наставления: в первую очередь всюду проповедовать покаяние, куда бы ему ни довелось поехать. В одном видении ангелы открыли Фурсею, что Ирландия будет на время сражена голодом и эпидемией чумы после его смерти. Это предсказание сбылось, поскольку через 14 лет после смерти преподобного на этом «изумрудном острове» вспыхнула бубонная чума. |
| В самом завершении плавания преподобный с братией находят то, ради чего покинули дом. Текст «Путешествия», точнее, одна из его версий, приведённая Джесси Кросландом, указывает на то, что в какой-то момент поисков святой повернул на Восток и судно подошло к острову, окружённому стеной из кристалла. Если под «кристаллом» понимать не только очевидный религиозный символ, но считать, что речь вновь идёт о льдах айсберга, то само место расположения Острова Обетованного Святым окажется севернее варианта, указанного автором «Плавания». Предположим, что ирландские перегрины двигались в северо-восточном направлении. Перед ними оказалась Скандинавия, огибая которую они, при благоприятной погоде, могли дойти до Кольского полуострова, но далее пути нет. До конца IX века (время существенного потепления), согласно палеоклиматологическим наблюдениям, в Белое море этим маршрутом проникнуть было нельзя. Возможно, святой Брендан после посещения Шетландских островов отправился в Балтику и далее – до Приладожья. Он плыл к земле, о которой рассказывали предания античного мира, к земле гипербореев, острову Туле. Или его вдохновил рассказ о святом Андрее Первозванном, который, после проповеди в Киеве и на Севере Руси, путём «из варяг в греки» достиг Валаама. На парусе клонфертских путешественников вышит крест (по крайней мере, иконографическая традиция, от средних веков до наших дней, его туда помещает) – крест в сочетании с кругом, которому, со временем, предстояло стать одним из христианских символов Северо–Западной Руси. Появление кельтского креста связано со следующим преданием из Жития святого Патрика. Когда просветитель Ирландии вёл спор с друидами и узнал, что они поклоняются Солнцу, то приказал своим ученикам перечеркнуть круги, символизирующие светило, крестом, произнеся при этом: «Мы тоже верим в Солнце – Солнце Правды – Христа». Крест святого Патрика изображался на облачениях святых Ирландии и Британии, им украшали храмы, его возводили на надгробиях; высокие кресты VII-X веков изумляют изяществом работы, их можно обнаружить во многих уголках кельтских островов. |
| В этой встрече обычная для ирландской христианской литературы парадоксальность: прибывшего встречает прежний странник, который, вдобавок к тому, является посланником из другого времени, другого мира. Первое «обращение» Павла адресовано непосредственно святому Брендану и его спутникам. Они должны знать, что путешествие завершено. Предел обитаемой ойкумены достигнут. Про дальнейшие встречи, опасности и чудеса перегрины ничего не услышат от аскета. Тайны Океана завершаются. За Островом Обетованным Святым нет земель или об их существовании именно сейчас знать не обязательно. Второе – касается уже аудитории «Плавания» и «Путешествия»: для того чтобы оказаться хотя бы только около заветного острова, человеку в этой жизни необходимо с помощью аскезы, молитвы и послушания (в данном случае это выполнение благословения святого Патрика) приблизиться духовно и «географически» к Богу. В Святом Причастии отшельник уже не нуждается, и ни в одном из нарративов Литургия на его острове не совершена. Из всех эпизодов «Плавания» – этот наиболее реалистичный, хотя наполнен различными сугубо церковными и библейскими аллюзиями. Читатель, внимательно отслеживающий ход событий, запоминающий детали, непременно отметит, что эта встреча происходит перед самой Пасхой и для святого Брендана Павел-отшельник – последний человек земного бытия. Лучший христианин, монах, что, в отличие от клонфертского игумена, уже не нуждается ни в пище, ни в одежде. Из источника бьёт вода, которая утоляет жажду и продлевает годы жизни. Обе версии Бренданианы описывают северо-западного эремита обнажённым и покрытым волосами, словно он изъят из историй египетскихпустынножителей. Источник на его острове, как и все ключи, колодцы, родники «Плавания», «Жития святого Брендана», нынешней Ирландии – не только знак Божьего присутствия в Творении, но символ евангельской «живой воды» и необходимое условие продвижения к Земле Обетованной. Альфред Теннисон, «самый печальный из английских поэтов» (Т.С. Элиот), в «Плавании Майль-Дуйна», рискуя окончательно запутать своего читателя, перемешал христианское «Плавание» с народными поэтическими версиями истории Майль-Дуйна. У него получилась замечательная по тональности и содержанию поэтическая картина: |
| Кроме вполне предположимых сложностей средневекового путешествия: состояние дорог, разбойники, морские пираты, эпидемии и т.п., перегрин попадал под воздействие «силовых линий» (А. Гуревич). То есть «выходил из-под власти земных законов, в частности, законов пространства и времени... многое, – как пишет А. Гуревич, – из воспринимаемого чувствами и сознанием или представляющегося воображению средневекового человека вообще не может быть локализовано в пространстве». Среди исследователей «Плавания» существует спор (для кельтологии вполне привычный) относительно того, в какой степени повесть о святом Брендане является христианизацией традиционного ирландского имрама. Большой соблазн – считать, что «Плавание» испытало прямое влияние саги о Бране Благословенном 38 , параллельно ему и лишь адаптирует старые языческие идеи к новому христианскому миропониманию. С другой стороны, сомнительно предположение, согласно которому «Плавание» – совершенно независимый рассказ агиографической литературы, лишь украшенный поэтическими образами древней Ирландии 39 . Продолжая описывать ситуацию вокруг возможных причин не самого появления средневековой приключенческой повести, а собственно путешествия Брендана, кроме двух уже обозначенных, обнаруживается и не менее любопытная третья. Клонфертский игумен, человек преклонного возраста, много странствовавший, немало повидавший, получивший книжное образование, был, вероятно, знаком с рассказами о поисках легендарного острова Туле (Ultima Thule), появившимися в античности и волновавшими воображение раннесредневековых писателей. В IV веке до Р.Х. великий учёный математик, астроном Пифей Массалитский совершил смелый поход из Марселя (Массалии) через Гибралтар, минуя испанские берега, Бретань (Арморику), он доплыл до Британских островов, откуда держал курс на север, где и обнаружил Туле. Затем Пифей вышел в Северное море, обогнул Ютландию, дошёл до Балтики, после чего вернулся в Гадес (современный Кадикс). Результаты экспедиции были изложены в обширном труде «Об Океане». Самое позднее сообщение касательно Туле сделано св. Прокопием Кесарийским (IV в.), изучая тексты которого, В.В. Фёдоров помещал загадочный остров на 70–77°° северной широты. |
| Так или иначе, после того, как клонфертские монахи встречались с Якониусом, разговаривали с птицами-душами, вкушали невесть откуда берущуюся пищу молчальников, видели огненную стрелу и проч., их не должно испугать и удивить место, в котором оказывается выскользнувший из тумана и темноты корабль. Они останавливаются в «застывшем море». Можно представить, что речь идёт о пережитой своего рода духовной дезориентации. В латинском тексте «Плавания» говорится, что море «quasi coagulatum», – буквально: «словно бы застыло». Цветан Тодоров считает использование выражения «словно бы» подчёркиванием «разделённости реальности», а Ян Шорт называет его «тёмным пазлом переписчиков» 62 . Коракл очутился в новой, ещё более странной реальности, или же в одно из семилетних путешествий кельтов «прибило» к Саргассову морю. Прозрачное, глубокое, солёное, оно, кажется, «застыло», его малоподвижные воды будто безжизненны. Но впечатление это обманчиво. Там действительно практически не дует ветер. Под жгучим солнцем вода прогревается до 26-ти градусов летом и «остывает» к зиме до 18-ти. Буйно разросшиеся водоросли (sargassum) скрывают разнообразную подводную жизнь: угри собираются со всего света сюда на нерест, множество рыб, в т.ч. «летучие», крабы, морские черепахи, бесчисленное количество моллюсков – всё живёт в этом огромном зелёном аквариуме Атлантики. Его упоминал Теофраст, а Аристотель называл «лугом океана». «Зелёное море» – одно из наименований северной части Атлантического океана в средневековой мусульманской географии. Ирландская агиография, как никакая иная щедрая на яркие метафоры, сохранила рассказ про одного безымянного святого. Он плывёт на лодке, наблюдая подводную жизнь озера, и ловит руками рыбу. В это время навстречу ему по волнам скачет всадник – также безымянный святой. Гребец опускает руку в воду, достаёт и бросает всаднику, в знак приветствия и расположения, форель. Тот, в свою очередь, нагнувшись, срывает цветок и подаёт преподобному как символ красоты и гармонии. Для первого эта видимая реальность – вода озера, для второго – весенний луг. И то, и другое – неразделённые части Творения Единого Бога, открытого, прежде всего, святым 63 . |
| Ему же принадлежит великолепная идея: собрать в одном месте эпических жителей волшебной «страны за морем», разделить их на три условные группы, вложить им в уста христианские гимны и отправить в бесконечное круговое движение – своеобразный крестный ход по пустынному острову. Поющие не получают высшей награды, но и не испытывают ни в чём ущерба. «Остров Трёх хоров» – это прежде всего знак, свидетельство: коракл клонфертских монахов движется в правильном направлении, а перед читателем «воцерковлённый» осколок одной из тех историй, что посвящены Островам Блаженных; как говорит Нора Чедвиг, «фрагмент из ненаписанной рукописи древнего кельтского мира» 68 . За этим эпизодом скрыта какая-то древняя, имеющая исключительно ирландские корни, культурная реальность. Вполне возможно, что автор «Плавания» иносказательно сообщает про судьбу одной из трёх частей, составлявших общество «Зелёного острова» в допатриковый век, то есть говорит о филидах. К моменту создания Бренданианы низшая ступень в иерархии – барды превратились в королевских поэтов, воспевавших подвиги своих милордов и обретавшихся при дворах. Высшая ступень этой триады – друиды, языческие жрецы, – к VIII веку на Британских островах и в континентальной Галлии исчезли окончательно. А вот промежуточное звено, прежние хранители сакральных знаний, традиций и, самое главное, поэзии, – филиды – остались. Первые столетия после миссии святого Патрика (IV в.) они не только мирно уживались с миссионерами кельтской Церкви, но многие из них даже приняли монашество, стали затворниками, организовали скриптории, библиотеки и школы для детей. Филиды завершат своё служение в годы норманнского нашествия XI века, их труды и судьбы надёжно будут скрыты тем, что Нора Чедвиг подразумевает под «фактором умолчания» ирландской культуры. Это, пожалуй, является объяснением того, что «Остров трёх хоров» даже косвенно не упоминается в «Путешествии». Бенедикт не стал утруждать себя объяснением относительно специфики дохристианских жреческих практик и общего устройства общества. |
| Кельтское мифопоэтическое восприятие мира, для которого пространство и время имеют не только линейные координаты, а способны становиться сакральным пространством или перебиваться сакральным временем, о точности в установлении расстояний не заботилось. Но в средневековой Европе, принявшей христианство, необратимо происходила редакция всей структуры временных и пространственных представлений. Сутки делились не на равновеликие часы, а на дневные и ночные, причём первые начинались с восхода, заканчивались закатом, вторые, в свою очередь, приходились на ночную половину дня. Летние дневные часы, таким образом, оказывались более длинными, чем ночные. Зимой дело обстояло наоборот. Временем измеряли длину пути. А. Гуревич пишет: «Монахи ориентировались по количеству прочитанных ими страниц святых книг или по числу псалмов, которые они успевали пропеть между двумя наблюдениями неба. Для каждого часа дня и ночи существовали особые молитвы... население ориентировалось по звону колоколов». Своеобразный механизм исчисления времени клонфертские монахи имели, двигались же, скорее всего, по самой естественной карте звёздного неба. И морские чудовища «Плавания», при всей невероятности их описания, свойственной любому приключенческому рассказу, могли иметь вполне реальных, а не только символических прототипов. Например, китов, морскую свинью, гигантского угря или пока не известное нам животное. В работе «Биография моря» Р. Кэррингтон признаёт: «... вопрос о существовании традиционного Морского Змея всё ещё остаётся открытым. Многие рассказы об этом морском чудовище не получили подтверждения, другие идут из абсолютно ненаучных и слишком безответственных источников, чтобы их можно было принять во внимание, но всё же остаётся небольшая часть свидетельств, которые не так легко отвергнуть» 27 . И далее, приведя на следующей странице некоторые из этих фактов, Кэррингтон справедливо заключает: «Появление в 1938 году у берегов Африки Латимерии – представительницы вымерших, как раньше считалось, кистепёрых рыб – лишний раз показывает, что в таких вопросах (то есть существование морского змея) лучше избегать категорических рассуждений». |
| О К. (Comgellus (Comgillus) mocu Aridi) говорится в неск. эпизодах Жития св. Колумбы, составленного на рубеже VII и VIII вв. св. Адомнаном, аббатом мон-ря Иона ( Adomnani Vita Columbae. I 49; III 13, 17). После совещания ирландских королей в Друим-Кете (575, по др. версии - ок. 590) Колумба в беседе с К. предсказал битву между родственниками святых И Нейлами и круитни (Cruthini populus). Имеется в виду сражение при Дун-Кетирне (629) между правителем Улада Конгалом Каэхом из рода Дал н-Аради, представители которого считались круитни (ирл. пиктами), и Домналлом, сыном Аэда, из династии И Нейлов. В др. месте св. Колумба призывает монахов своей обители помолиться за души неск. монахов К., утонувших в «Телячьем озере» (ныне Белфаст-Лох, залив в устье р. Лаган). Наконец, Адомнан рассказывает о визите к св. Колумбе, в то время находившемуся в мон-ре на о-ве Хинба, одной из дочерних обителей мон-ря Иона, К., Каннеха , Брендана мокку Алти (Брендана Клонфертского) и Кормака, «святых основателей монастырей» (monasteriorum sancti fundatores). При этом Адомнан ни разу прямо не называет Беннхор, но упоминает о другом мон-ре св. К.- Камбасе (ныне Камас, графство Лондондерри), зависимом от Беннхора. Благодаря связи с подвижниками Колумбой и Колумбаном о К. знали в континентальной Европе. В трактате о происхождении оффиция «Ratio de cursus qui fuerunt eius auctores» (VIII в.; ркп. Lond. Brit. Lib. Cotton. Nero A II. Fol. 37-42, IX в.; изд.: Initia consuetudinis Benedictinae. Siegburg, 1963. Р. 79-91), написанном неизвестным ирл. монахом на континенте (возможно, в Вероне), излагается история 6 вариантов служб суточного круга. К. представлен как ключевая фигура в передаче ирл. оффиция (Cursus Scottorum): он, а также св. Вандилох (достоверно не идентифицирован; возможно, это бретонский св. Винвалоэ, тогда трактат следует датировать более поздним временем: Merdrignac B. Saint Guénolé et les monachismes insulaire et continental au haut Moyen Âge//Annales de Bretagne et des pays de l " Ouest. Rennes, 1988. T. 95. N 1. P. 15-40) получили его от св. Патрикия (Патрика). К. отправил миссионерами на континент святых Вандилоха и Колумбана, к-рые основали Луксовий (см. Люксёй ) и др. мон-ри, где практиковался ирл. оффиций. В Мартирологе санкт-галленского мон. Ноткера Заики (кон. IX в.) в записи под 9 июня (пам. св. Колумбы) К. назван единственным наследником добродетелей и заслуг св. Колумбы, а также наставником св. Колумбана. Ноткер также указывает, что имя Комгалл переводится на латынь как faustus - счастливый (PL. 131. Col. 1103). |
| Точнее так: сначала показалось, что над морем сгустился туман и на волны опустилось лёгкое белое облако огромных размеров, но по мере приближения коракла стали различимы береговая линия, зеленые холмы, а потом уже и деревья. Ветерок, спешивший навстречу, донёс запах свежести и фруктов. Преподобный распорядился убрать парус; медленно, на вёслах, перегрины подошли к неизвестной земле. Солнце стояло в зените, но его лучи не казались палящими. Мягкий свет изливался на остров, и множество камней, видневшихся среди травы, сверкали, словно слитки золота или хрусталя. Монахи осторожно сошли на твёрдую почву. Что-то удивительное происходило в их сердцах. Покой и радость наполнили души перегринов, и ни усталости, ни жажды они более не чувствовали. Прозрачный, наполненный тонкими ароматами воздух, подобно целительному бальзаму, вливал новые силы и очищал разум оттревожных мыслей. «Братья, – сказал святой, – перед нами страна, которая так напоминает ту, о которой в Ирландии нам рассказывал Баринтус. Оставьте на берегу вещи, инструменты и следуйте за мной». Иноки опустили мешки и отправились за своим настоятелем. Чем дальше перегрины продвигались вглубь острова, тем прекрасней и разнообразней открывалась его природа. Высокие деревья, увешанные крупными спелыми плодами, расступались; на полянах среди травы виднелись яркие ягоды, ореховые кустарники сменялись виноградниками, а камни под ногами путешественников и точно были драгоценными. Услышав какой-то шум, перегрины обогнули поросший яркими цветами холм и вышли к небольшому ручью. Крупные серебристые лососи выпрыгивали из его вод, сверкая на солнце своей чешуёй. Иноки залюбовались этой картиной, напомнившей ирландские лесные реки, полные рыбой. Время летело незаметно, пока, передвигаясь по загадочной стране, клонфертская братия со своим капитаном не дошла до широкой реки с быстрым течением. Ни лодки, ни плота не было видно. «Как же переправиться на другой берег?» – спросили иноки преподобного. Тот ничего не ответил, а мелодичный голос неизвестно откуда появившегося юноши заставил всех обернуться. |
| Всю ночь бодрствовали они, а когда рассвело, преподобный попросил благословения на продолжение Плавания. «Не пришло время, – сказал игумен, – вам предстоит встретить здесь Рождество, провести ещё семь дней и только после этого, снабдив твою команду припасами, мы простимся». Так всё и случилось. Кораблик 6 Тем – клониться к смерти, налегая В темноте на тягостные вёсла. Этим – жить под мачтой, у кормила, Ведать птиц пути, черты созвездий... Гуго фон Гофмансталь (Перевод Алексея Пурина) Если филологи, теологи или медиевисты принимаются за изучение «брендановских саг», им предстоит изведать чувства йейтсовской «водомерки над глубиной» (стихотворение У.Б. Йейтса «Водомерка»), поскольку поэтика религиозных символов приводит как в восторг, так и в замешательство. Историку проще. Материал «плаваний» в качестве источника информации не слишком богат. Но эпизод под номером двенадцать должен его заинтересовать. Речь идёт о монашеской общине Кельтской Церкви Ирландии. Святой Аилбе (Ailbe) относится к небольшому числу так называемых «до-патриковых» святых и считается одним из первых священников-миссионеров юго-запада Изумрудного острова, принадлежащим (этнически) к иро-кельтской традиции. О его жизни известно мало, но, как довольно часто случается в ирландской агиографии, в полуфантастических историях присутствуют реальные персонажи, происходят действительные события. (Это напоминает знаменитую кельтскую «плетёнку» – узоры, полные животно-растительных мотивов.) Святой Аилбе скончался в 527-м году. Согласно «Плаванию», клонфертские монахи посетили его остров после того, как община преподобного отметила 80-летие своего существования. Сам настоятель к тому моменту должен был бы перешагнуть свой столетний рубеж. Просветитель Ирландии святой Патрик, проповедовавший в северо-восточной части Эйре, с резиденцией в Таре, завершил земное служение около 461-го года. Жизнь святого Аилбе связана с Мунстером, Кашелем и западными островами (возможно, даже со знаменитой Sceiling Mhicail – монастырём «Скала святого Михаила», одной из самых почитаемых древнехристианских святынь Северо-Запада Европы). Он принадлежал к одномуиз мунстерских кланов и с бриттом (чужеземцем) Патриком мог даже и не встречаться. |
|
|
