| Декабря 4 дня. В моем Подлиннике: «Иоанн Дамаскин: образом сед, борода долгая, на конце раздвоилась; ризы преподобническия. Пиши со благословенною рукою. В левой руке свиток, а в нем написано: О Тебе радуется, Обрадованная, всякая тварь. Около плат бел». В сборной рукописи гр. Строганова: «сед, борода, как у Евфимия Великаго; риза преподобническая; испод празелень; схима на главе; рукою благословляет, а в левой свиток, а в нем написано: «О Тебе», и проч. Но в Подлиннике г. Долотова прибавлена следующая характеристическая черта: «На голове плат белый: им голова связана, концы назади» – с объяснением: «в Минее пишется: убрусец же, им же бе обвита отсеченная его рука, ношаше на главе своей в воспоминание чудесе оного предивного Пречистыя Богородицы, яже исцели ему отсеченную руку». К особенно резким характеристикам в описании давали повод лица аскетические. Следуя преданию, составитель позднейшего подлинника мастерски обрисовывает эти личности, жертвуя внешней красотой истине подобия и яркой, типической определительности. Например: Января 5 дня. В моем Подлиннике: «Св. Синклитиния: на главе схима, риза преподобническая». В древнем, Толковом подлиннике графа Строганова: «На главе клобук, риза преподобническая, испод санкир с белилом». В подлиннике г. Долотова: «Лице бледно и худощаво, на голове клобук, ризы преподобническия, испод санкир с белилами. В Прологе пишется: «Ибо великому Иову лютыми телесными недугами уподобилась, струпами объята была; язвами и червями все тело ея издолблено и изъедено было». Особенно замечательна, под 9 ч. ноября, своей необыкновенной типичностью, характеристика Феоктисты Лезвианыни: «Волосы белы, лицо черно, от поста только одна кожа да суставы; риза обвита, как на Марии Египетской; в руке свиток, а в нем написано: ныне отпущаеши рабу свою, Владыко, по глаголу твоему с миром. В Прологе пишется: волосы белы, образ почернел, кожа только содержит суставы костей; нагая; одеяние – только некий ловец дал поняву прикрыть женское ея тело. В Минее пишется: сию преподобную Феоктисту увидел некий ловец, и дал ей с себя верхнюю свою одежду, прикрыть наготу телесную; и видел ее стоящую, страшну образом, только подобие человеческое имевшую; не видно в ней было живой плоти, но вся будто мертва; только одне кости, кожею прикрыты; волосы белые, а лицо черно, мало нечто бледновато; очи глубоко впадшия; и весь образ ея таков был, каков образ мертвеца, давно в гробе лежащаго: едва только дышала и тихо говорить могла». |
| Никон, казалось, очень умно старался везде показать, что инициатива унификации обряда исходила не от него, а от патриархов греческой церкви, а патриархи, к сожалению, для того чтобы сохранить расположение к ним Никона, согласились принять участие в этой недостойной и трагичной для русской церкви комедии. После того как они постоянно приезжали в Россию, прославляли русскую веру, спокойно взирали на русские обряды и даже благословляли по-русски царя, эти проклятия, направленные теперь на сторонников обряда и на обряд, были по меньшей мере бессмысленны и нелогичны. Но трудно и осуждать их за участие в “эллинизации” русского обряда, затеянной русским патриархом, который, казалось, должен был знать, что и зачем он делает. Во всяком случае ужасное по последствиям для русского православия семя раздора было посеяно. Зато Никон мог быть доволен своими “достижениями”. В результате его “реформ”, а его нововведения и ограничились перекройкой и унификацией обряда, так как все остальное, а именно единогласие и проповеди, введение которых часто приписывается ему, были введены боголюбцами, русский обряд был совершенно переделан на новогреческий лад. Еще более по-гречески, казалось, выглядел сам патриарх, о чем он особенно старался. В русской церкви была введена греческая одежда, а русский монашеский клобук, в том числе и знаменитый белый клобук русского патриарха, были заменены Грекомания патриарха зашла так далеко и была так наивна, что он даже завел в патриаршей кухне греческую еду. Теперь он мог думать, что выглядит и действует так же, как и патриархи восточные и что в случае освобождения православного Востока Россией он сможет возглавить весь православный мир без того, чтобы греки косились на его, как ему казалось, смешные русские провинциальные замашки и обряды. Комплекс неполноценности и провинциальности, желание стать “как все патриархи”, выглядеть и служить как служили блестящие и столь соблазнительные византийцы, несомненно, играли очень значительную роль в развитии обрядовой политики патриарха из простых крестьян, пробывшего почти всю свою жизнь в глубокой провинции. |
| антихристов аки бы помощник), а я, Фотий, из числа духовенства есмь иерей Божий, то благословить тебя не хощу, да тебе и не нужно оно“. Князь Голицын сказал: „неужели за сие одно?“ Фотий сказал: „и за покровительство сект, лжепророков и за участие в возмущении противу Церкви с Госснером·, и вот на них с тобою слова Иеремии гл. 23: прочти и покайся“. И сказал Голицын: “не хочу читать”; и, с презрением ко святым взглянув, отвратился, побежал и сказал: „не хощу твоей правды слышать“. Фотий же сказал: „если б ты был премудр по Писанию, послушал бы обличения, и покаялся бы; но как ты все попираешь и не хочешь покаяться, то поразит вас Господь. Я предстану на Страшном Суде с тобою пред Господа, и все слова мои будут тебе во обличение и во осуждение. Молю тебя, покайся, отрекися от лукавых пророков, подобных Госснеру“. С омерзением и злобою отвратился князь, побежал вновь без благословения, хлопнув дверями. Фотий же, отворив двери, вслед воззвал громко: „если ты не покаешься, что зла наделал Церкви и государству, тайно и явно, и все сполна не откроешь Царю, не узришь Царствия Небесного и снидешь во ад. Аминь“». В другой, несколько измененной редакции Фотий упоминает о дважды провозглашенной им тогда анафеме. Князь жаловался Государю, который лично укорил за это Фотия. В те дни архимандрит Фотий так писал Государю, настаивая на уничтожении Библейского общества, упразднении Министерства духовных дел, отнятии других министерств от Голицына, отдалении Кошелева, удалении главных методистов и т.п.: «Повеление Божие я возвестил: исполнить же в Тебе состоит. От 1812 г. до сего 1824-го ровно 12 лет. Бог победил видимого Наполеона, вторгшегося в Россию. Да победит Он духовного Наполеона лицем Твоим...» Государь сделал последнюю попытку согласить Митрополита с Голицыным. С этим послан был к Владыке граф Аракчеев. Присутствовать при этом разговоре, по желанию Царя, должен был Фотий, утверждающий это со слов Аракчеева. Архимандрит Фотий так излагает решительное выступление Митрополита: «...До чего мы дожили? Я не дорожу моей митрополией», и тотчас, взяв белый клобук свой митрополичий, снял с головы своея, бросил на стол перед очами вельможи – любимца Царева – и сказал: «Граф! верный слуга Царев, донеси о сем Царю, что видишь и слышишь; вот ему клобук мой; я более митрополитом быть не хощу, ежели дела в прежнем виде останутся; с князем Голицыным не могу служить, как явным врагом клятвенным Церкви и государства» . |
| Что же в таком случае значат слова Кантакузена? Так как некоторые патриархи предварительно не были в монашестве и становились монахами не сами по себе, не по своему произволению, а только по избранию в архиерейство, так что монашество принадлежало, так сказать, не личности их, а сану, который они получали, то вероятно в отличие от действительных монахов, т. е. таких, которые уже прежде были монахами, эти не монашествующее монахи носили клобуки не черные, а белые. Таким образом, не лучше ли указанное место Кантакузена обратить в пользу монашества епископов, чем против? Тоже место можно читать и так: «головной покров, обыкновенно носимый патриархами, хотя бы они были не из чина монашествующих, дотоле обвиваемый белым полотном», и проч.; и в таком виде слова эти подтверждают, что патриархи, избираемые не из монашествующих, тем не менее носили монашеские клобуки. Для чего же это, опять спрашиваем, если они не принимали пострижение в монашество? Наконец, как бы ни читать это место, если патриархи, избираемые не из монахов, не постригались в монашество, и именно в знак этого обстоятельства носили белые клобуки, то почему это предоставлялось только патриархам, а не всем архиереям, поставляемым из белого духовенства? Почему бы все вообще греческие архиереи изначала носили, и теперь носят клобуки черные? Ещё вернее то, что это было отличие собственно – патриаршего сана. И нашему новгородскому архиепископу Василию такой клобук, был прислан от цареградского патриарха совсем не потому, что Василий прежде был и будто бы оставался всегда в белом духовенстве (как писали в газете «День»), а как особенное отличие, в знак преимущественного уважения патриарха к нему или к его кафедре. Такой же смысл иметь может и означенное место у Кантакузена; оно показывает, что белый клобук только возвышал монашество патриарха и отличал от прочих архиереев, которые, как я другие монахи, все носили клобуки черные. Во всяком случае слова эти указывают только на предыдущее состояние патриархов, а не на действительное – во время их патриаршества. |
| В XX веке жителям Беларуси пришлось перенести не только последствия военных конфликтов и интервенций. Чернобыльская авария стала причиной радиационного загрязнения свыше 20% белорусской территории. Народ Беларуси очень близко ощутил страшную опасность, которая исходит от безответственного обращения со старой сложной техникой. Но благодаря своему героическому терпению и твердой воле белорусы вышли победителями и из этой беды. В слове «Беларусь» заключено название цвета, который всегда был символом чистоты, мира, духовности. Однако позвольте вам сказать, что именно на белом цвете отчетливей всего видны пятна. Маленькое пятнышко на белом клобуке очень заметно. Вот почему белый клобук венчает главу самых ответственных иерархов Церкви — чтобы они помнили, что даже маленькое пятно темного цвета, самая маленькая грязь будут видны людям. Беларусь — это особое место Святой Руси, которое, пройдя через страдания, сохранило свою подлинность, свою веру, и во многом этот белый цвет страны может быть примером для других мест. Но для этого важно сохранить чистоту этого белого цвета. Мы должны постоянно помнить о том, какими непомерными трудами, какой кровью и страданиями в истории сохранялся этот белый цвет Руси, здесь пребывающий. Трагическую историю XX века дополнили катастрофические реалии начала 1990-х годов. Распад СССР не только дестабилизировал социально-экономическую и политическую жизнь входивших в него республик, но и едва не стал причиной возникновения вражды между братскими славянскими народами. Однако руководителям Российской Федерации и Республики Беларусь удалось выправить ситуацию и принять судьбоносное решение о создании Союза двух государств. Более того, к нему определенно подталкивала воля обоих народов. И современное развитие наших братских государств показывает, что потенциал Союза России и Беларуси представляет собой ощутимую силу. Наши страны играют самостоятельную, уникальную роль на Евразийском континенте, без которой немыслимы все европейские и азиатские экономические и социально-политические системы. Идея союза двух государств имеет огромное консолидирующее значение, поскольку ее поддерживает большинство населения во всех социально-демографических, территориальных и электоральных группах. И никаких специальных социологических исследований не нужно делать. Это все на поверхности, и каждый из нас об этом знает. |
| Третья характерная черта повести – ее фантастичность, выражающаяся в чудесах, рассказанных в повести, совершенных клобуком или совершившихся ради клобука. Могли ли Геннадий и Герасимов, эти просвещенные люди своего времени, поверить чудесам повести и поверив, предложить повесть вниманию публики? На этот вопрос мы не осмеливаемся дать положительного ответа. Наконец, не из чего не видно, чтобы Геннадий когда-нибудь просил Герасимова прислать ему, а Герасимов прислал осмочастную книгу и миротворный круг. Все сказанное приводит нас к тому заключению, что происхождение повести о белом клобуке нельзя приписывать Геннадию с Герасимовым. Каким же образом явилась у нас на Руси повесть о белом клобуке? Несомненно, что повесть о белом клобуке составилась в Новгороде, несомненно также, что по началу своему она латинского происхождения. Она сильно пахнет пресловутыми лжеисидоровскими декреталиями. В повести Константин принимает крещение в Риме, от папы Силивестра, чтобы сделать папу честнейшим и высшим всех людей, он дает ему белый клобук; надевая на папу белый клобук, Константин сравнивает его с солнцем, освещающим всю поднебесную; отправляясь в Византию, он делает папу главою Рима, говоря, что где глава христианского благочестия, там недостойно быть земному царю. Все это, очевидно, папские, латинские тенденции. На русскую почву они могли быть занесены латинскими проповедниками, в которых никогда не было недостатка в Новгороде и Пскове. В последний даже во времена Геннадия архиепископа приходили «серые чернцы от немець» и говорили псковским священникам: «соединил де веру наш папа с вашим на осьмом соборе, да и мы де и вы христиане, а веруем де в Сына Божия». Но псковские священники отразили пропаганду «студных» латинян. Обо всем этом подробно доносит Филипп Петров архиепископу Геннадию (Донесение Филиппа Петрова напеч. в А. И. т. I, 286, также в Др. Рос. Вивлиот., т. XIV, стр. 216–217). Распространяя свои тенденции о происхождении белого клобука, чтобы возбудить в русском люде более веры в них, латинские проповедники прибавляли, что и сами греки верят этим тенденциям. Отсюда сказание в предисловии повести о появлении греческого списка повести в Риме, привезенного сюда учеными греками. |
| Два часа дня. Жара во всем разгаре. Но надо спешить, чтобы до вечера достигнуть назначенного ночлега в Бетине. Поудобнее рассевшись на своих маленьких животных и, по возможности, освободив себя от лишней одежды, приготовились мы к трудному и, как нам говорили, едва выносимому, в такое жаркое время, путешествию. Преосвященный, надевший вместо рясы белый шерстяной плащ и сменив клобук на серую шляпу с широкими полями, пришпилив к краям их белый платок для защиты от солнца, быстро сел на осла, приказав немедленно двинуться в путь. Теперь вполне определившаяся наша кавалькада расположилась на пути таким образом. Впереди, в некотором отдалении от нас, ехал на прекрасной арабской лошади турецкий жандарм, с ружьем за плечами, готовый каждую минуту защищать нас от нападения кочующих бедуинов. За ним, также на лошади, чистой белой масти, ехал уже известный читателю черногорец Марко, красиво сидящий на своем арабском скакуне, гордо носящем на себе стройного всадника, издали казавшегося совершенно молодым, благодаря своему выпрямленному, как у юноши, стану. Затем – Преосвященный, восседавший на прекрасном ослике, а позади него проф. Мышцын, державший в руках карту Палестины и сосредоточенно рассматривавший ее, делая отметки в своей записной книжке. Спрашивая каваса о названии попадавшихся селений, он делал по поводу этого несколько замечаний, от времени до времени перебрасываясь с Преосвященным отрывочными фразами касательно тех или иных исторических местностей, через которые приходилось проезжать. За ними, также на осликах, ехали: Новгородский миссионер и три студента – Ш-н, С-в и В-ч, каждый с своими мыслями и своими думами. Заключали нашу кавалькаду: лакей при гостинице на Русских постройках, Нестор, в качестве буфетчика, и погонщик ослов, араб, вооруженный внушительной дубиной, которой подчас и угощал отстававших наших ослов, издавая при этом странные звуки, пугавшие этих животных и заставлявшие их прибавлять шагу. А раньше этого, еще с утра, посланы были вперед кавас Палестинского Общества и два араба с нашими вещами и палатками; в местах, предположенных для отдыха и ночлега, они должны были наперед все уготовлять. |
| Сколько высокопр. Филарет, – по словам покойного владыки Антония, – столько же и сам последний глубоко сознавал и благоговейно чувствовал это видимое знамение благословения Божия над их родом 19 . В особенности же знамение это признавалось ими в призвании Божием многих лиц из их рода к иноческому званию. Когда, ещё в свое время, постепенно начали принимать монашество сказанные лица, тогда же высокопр. Филарет говаривал: «ну, вот слава Богу, полку нашего прибывает да прибывает, и теперь я могу сказать о себе, что я монах не безродный, и пожалуй, гожусь в патриархи в этом отношении. Благодарение Господу, и при жизни-то теперь есть кому помолиться нам друг за друга; а когда умру, – тоже найдутся свои закрыть мне глаза и поминать в молитвах». Насколько же глубоко и свято чтил сам митрополит Филарет это иноческое звание видно из того, что он выражался иногда о нем, сравнительно с самым саном митрополита, такими словами: «Белый-то клобук с драгоценным крестом мне пожаловали и носить повелели, а черный-то я сам возжелал и воспринял на себя с обетами; за него то прежде всего и буду истязан на страшном судище Христовом, где и белый-то окажется белым потолику, поколику черный сохранится не загрязненным и не издырявленным страстьми и похотьми греховными». По поводу подобных монахолюбивых чувств и рассуждений высокопр. Филарета некоторым представлялось отчасти тоже, что высказывалось в последнее время в борзописных сказаниях Беллюстиновских, Ростиславовских и т. п., в коих, как известно, призвание молодых учёных людей к монашеству признавалось и называлось просто напросто вербовкой и закабаливанием. Но долг справедливости требует сказать, что высокопр. Филарет, бывши действительно ревностным монахолюбцем, в то же время проявлял в этом отношении примерную осторожность, даже до прозорливости. Один из бакалавров киев. академии, под влиянием своего дяди (бывшего ректора киевской семинарии) и по личному ходатайству последнего перед высокопр. Филаретом, был представлен ему – (Филарету) кандидатом к монашеству. |
| NB. Сон в руку! Иннокентий скончался, велев послушнику своему положить его на пол, на котором он и дух свой испустил. 12, воскресенье. Во сне я долго разговаривал с московским митрополитом Филаретом и жаловался ему на то, что меня теснят без суда. Он не держал моей стороны. Посему я под конец сказал ему: «Не целую руки вашей; Господь да просветит вас!». NB. В 15 день марта месяца 1861 года я послал к нему свою записку, в которой жаловался, что меня теснят без суда. Это написано мною 15 мая 1861 года на Афоне. Апрель, 3, четверток. Ночью и утром снилось: 1. Я вошел в какой-то дворец, будто царскосельский, и в нем ласкал какую-то кошку. Она перевернулась на спину, и я погладил ее по белому пушистому брюшку. Оттуда я вышел на площадь и вижу на карнизе дворца статуйки разных зверей. Тут явилась покойная тетка моя Ольга Степановна и с карниза сняла деревянную птичку, пожала в ней пружинку, и птичка начала порхать около головы ее. Потом кто-то показывал мне зеленого аспида в роде ящерицы, и этот аспид схватил черепаху, но хозяин отнял ее у него. Наконец, показался разноцветный кот величиной со страуса и у кустарника начал испражняться, смотря на меня. Я отворотился от него. NB. Странное, неразгаданное, видение! 2. Будто я вошел во дворец великой княгини Марии Николаевны. Она встретила меня в зале, но по взаимном целовании рук не сказала ни слова и ушла переодеваться. Я в зале стал подле фортепиано. Тут ко мне подошла сперва какая-то черноватая пожилая женщина беременная и только посмотрела на меня пытливо; после нее подошла ко мне другая белокурая женщина, беременная же, и только посмотрела на меня молча. Обе они будто фрейлины, будто и не фрейлины. Первая одета была в багряное платье, какое носят сестры Крестовоздвиженской общины, учрежденной великой княгиней Еленой Павловной. Обе без чепцов. После них подошла ко мне молоденькая девица, белокурая, в шляпке, одетая изящно, и ничего не сказала мне. Я посмотрел на нее с удовольствием. Потом вижу: из внутренних покоев идет монах белокурый, безбородый, увешанный орденами. Я спросил его: «Откуда вы?». «Из Костромы», – отвечал он и скрылся в толпе, но опять явился уже в одном синем крашенинном подряснике и сел на диван у окна, и потребовал себе чаю, сказав кому-то, что он прозывается Очагов. В эту минуту я подошел к зеркалу и увидел, что на низенькой камилавке моей белый клобук сморщился (я расправил его) и что из-под рясы моей видны рубашка и белый жилет. На рубашке через шею висели двое четок, одни черные, а другие красные. Я застегнул жилет пуговицами, дабы скрыть рубашку, потом вышел из залы в коридор. Тут толпились разные люди. Между ними я видел итальянского смуглого живописца и какого-то герцога, поддерживаемого лакеем. Конец. |
| Доехавши до Дамасских ворот, мы свернули влево и поехали по Наблусской дороге мимо доминиканского монастыря, оставив вправо пещеру прор. Иеремии, находя- —681— шуюся на расстоянии трёхсот шагов от ворот. Скоро мы должны были остановиться для прощания с провожавшими нас. Прощание было весьма трогательное, особенно с Н. Г. Михайловым, так внимательно относившимся к нам во всё время пребывания нашего в Иерусалиме. В лице его Преосвященный поблагодарил Палестинское Общество за те удобства, которые оно доставило нам и облегчило нам наше путешествие. До скорого свидания простились мы с о. Начальником миссии, проф. Каптеревым, о. Анастасием и другими спутниками, которые завтра имели выехать иным путём в Назарет. До далёкого свидания, в Посаде, распростились мы и с остальными спутниками нашими – студентами, из которых одни на другой день имели отправиться в Египет, страну фараонов, а другие, по болезни или снедаемые „тоской по родине“, – в дорогую Россию. Получив архипастырское благословение Преосвященного, все провожавшие нас отправились обратно в Иерусалим, сиявший теперь во всём блеске от полуденного солнца. Невольно слёзы полились из глаз. Прощай Св. Град! Два часа дня. Жара во всём разгаре. Но надо спешить, чтобы до вечера достигнуть назначенного ночлега в Бетине. Поудобнее рассевшись на своих маленьких животных и, по возможности, освободив себя от лишней одежды, приготовились мы к трудному и, как нам говорили, едва выносимому, в такое жаркое время, путешествию. Преосвященный, надевший вместо рясы белый шерстяной плащ и сменив клобук на серую шляпу с широкими полями, пришпилив к краям их белый платок для защиты от солнца, быстро сел на осла, приказав немедленно двинуться в путь. Теперь вполне определившаяся наша кавалькада расположилась на пути таким образом. Впереди, в некотором отдалении от нас, ехал на прекрасной арабской лошади турецкий жандарм, с ружьём за плечами, готовый каждую минуту защищать нас от нападения кочующих бедуинов. За ним, также на лошади, чистой белой масти, ехал уже известный читателю черногорец Марко, красиво сидящий на своём арабском скакуне, гордо носящем на себе стройного всадника, издали казавшегося совершенно молодым, благодаря своему вы- |
|
|
