| — Что-нибудь мрачное или на этот раз не очень? — Дело совсем не веселое — самоубийство молодой женщины. У меня есть основания предполагать, что покойница русская, поэтому я и пришел к вам сразу, хотя дело начал только вчера. — Ах вот как? В таком случае я немедленно спускаюсь на грешную землю, а скворечник пусть повисит на одном гвозде. Но только до завтра! Ни один добропорядочный немецкий скворец не поселит в нем жену, пока я не сдам квартиру «под ключ». — Я мог бы повесить его после нашей беседы, — предложил Миллер. — Ну нет! Вы же знаете, что у себя в саду я все делаю своими руками — это мой фитнес-центр! — Но при вашей занятости и… — инспектор замялся. — И моем возрасте, хотите вы сказать? Да ведь мне всего полседьмого! — Полседьмого?… — Десятка, инспектор. Апраксина сошла со своей стремянки и величаво направилась к дому. Стройная, худая, с серебряной головой, графиня при работе в саду одевалась весьма демократично — в джинсы и свитер. Причем джинсы были вылинявшие и потертые, а свитер был так нелепо и криво растянут, что по экстравагантности, подумал Миллер, больше подошел бы внучкам Апраксиной: у графини их было две, и обе жили в Париже. — Идемте в дом, инспектор, — сказала она, — я приготовлю чай, а за чаем вы мне все и расскажете. — Я бы не отказался от чашечки кофе, — сказал Миллер, идя вслед за Апраксиной к дому. Она обернулась и на ходу погрозила ему пальцем: — Кофе? Сколько раз я вам говорила, инспектор, что до двенадцати кофе — допинг, а после двенадцати — яд! Я приготовлю для нас обоих особенный бодрящий чай из бадана. — Чай вашего приготовления? — Разумеется. Бадан, впрочем, тоже особенный — с Алтая. — Ах так! В таком случае, я просто вынужден согласиться. Оставив инспектора в гостиной, Апраксина ушла готовить свой экзотический чай. Инспектор уселся на диване немного боком, стараясь так распределить тяжесть своего крупного тела, чтобы под ним, не дай Бог, не подломилась одна из гнутых золоченых ножек. На стенах гостиной, выкрашенных под розовато-бежевый мрамор, висело множество гравюр с видами Санкт-Петербурга, исторической родины Апраксиной, и два писанных маслом портрета в тяжелых золоченых рамах. |
| Первая машина ударила меня не сильно. Водитель уже начал тормозить, так как ехал в крайнем ряду и хорошо меня видел. Меня отбросило на скоростную полосу, где на полном ходу меня протаранила другая машина. Мне потом рассказали, что я пролетел метров десять, прежде, чем шлепнуться на острый асфальт. Мне даже кажется, что я помню, как летел над крышами автомобилей, подобно мухе сбитой на лету мухобойкой. После того, как я приземлился на проезжую часть, третья машина проволокла меня по дороге еще метров пятнадцать. Из-за резкого торможения около десяти машин столкнулось. Образовался затор, движение встало. Больше всего повезло моей книге, которую не задела ни одна машина. Самое первое, что я помню, это, что я стою на дороге. Движение остановилось, а народ куда-то стремительно бежит. Водители выходили из своих автомобилей и осматривали повреждения. Кто-то в недоумении чесал затылок, кто-то звонил куда-то, кто-то ругался и искал виноватых. Но основная часть народа бежала к одной единственной машине. Как в забытьи, я тоже пошел за бегущей толпой. Человек десять подхватило бежевый автомобиль и перенесло его на несколько метров назад. У меня мелькнула мысль, - так делают, когда хотят освободить кого-то из-под машины. И точно, после того, как легковушка была перенесена, я увидел, что под ней кто-то лежит. Народ загалдел, кто-то вскрикнул, некоторые достали телефоны и стали снимать лежащего на камеру и ни один не решился проверить пульс. Вот идиот! - возмущался один водитель, - куда он полез?! Вы же видели, он сам полез. Больной. Это все из-за него! - поддержал его другой. Его кто-нибудь знает? Эй, уберите отсюда детей! Вот не повезло. Голоса раздавались то тут, то там. Человек лежал в неестественной позе. Его лицо было повреждено и окровавлено. Я помню, что даже пожалел, что не видел, как сбили этого бедолагу. Не слабо же ему досталось, наверно. Что-то в его внешности сразу показалось мне знакомым. Может я его знаю? И вдруг произошло то, что невозможно передать никакими словами - в лежащем человеке я начал узнавать... себя! В какой-то мере этому способствовала моя одежда и сумка на плече, которые я узнал в первую очередь. Моей первой реакцией в этой ситуации - был шок. Я не мог поверить своим глазам. Люди часто говорят - Я не верю своим глазам! Но для них это только крылатая фраза, зачастую лишенная смысла. Но тогда я действительно не поверил своим глазам. Но ведь это не естественно для нас - человек в этой жизни привык верить своим глазам. «Пока не увижу, не поверю», - говорил апостол Фома. В результате человека может охватить какой-то ступор, какое-то раздвоение личности. Я узнаю себя там, но и здесь тоже ощущаю себя. Сознание судорожно пытается как-то примирить непримиримое, найти какие-то объяснения этой парадоксальной ситуации, придумывает двойника или кого-то похожего на себя. Но что-то, какое-то внутреннее чутье настойчиво твердило, что там лежу я сам. |
| - Такое уж сейчас время, все умирают, - сказал Тода, убирая глюкозу в ящик стола. - Один умирает в больнице, другой гибнет под бомбами. Сердобольность к старухе делу не поможет. Лучше разрабатывать новые методы, полностью излечивающие легочный туберкулез. Тода снял со стены халат, просунул руки в рукава и с назидательной улыбкой старшего вышел из лаборатории. Три часа. Послышалась торопливая беготня медсестер по коридорам. Больные потянулись на кухню с чайниками. К хирургическому корпусу подкатил бежевый автомобиль. В него уселись маленький толстый человек в форме и военврач. Дверца с шумом захлопнулась, и машина плавно покатила по отливающему свинцом асфальту. Казалось, эти два импозантных человека принадлежат к совершенно иному миру, бесконечно далекому от сумрачных лабораторий и вонючих палат, забитых больными. В машине сидели профессор Кэндо и его ассистент Кобори. Видимо, совещание закончилось. Сугуро совсем приуныл. Дай бог, чтобы оно на этот раз прошло удачно, не то шеф опять будет ходить мрачнее тучи! В институте месяц назад скончался от инсульта декан лечебного факультета Осуги. Случилось это во время совещания, на котором присутствовали командующий Западным военным округом, военврачи и чиновники из министерства просвещения. Неожиданно старик поднялся и, шатаясь, пошел в уборную. Когда, услышав глухой звук падающего тела, туда прибежали люди, он хрипел, вцепившись в цепочку смывочного бачка. Через неделю в институтском дворе состоялись похороны. День был пасмурный, холодный. Ветер, дувший с моря, носил по двору черную пыль и клочья газет. Под парусиновым тентом, положив руки в белых перчатках на эфесы сабель, сидели, широко расставив ноги, высшие чины Западного военного округа. Тощие профессора в форме, с усталыми лицами рядом с ними имели жалкий вид. Один из офицеров, прочитав длинную речь перед портретом покойного, призвал присутствующих деятельно проявлять верноподданнические чувства. Даже Сугуро, всего лишь скромный практикант клиники, мог догадаться о тех страстях, которые разгорелись между профессорами из-за кресла декана лечебного факультета. Недовольное лицо профессора Хасимото говорило об этом достаточно красноречиво. Последние дни шеф во время обхода все чаще придирался по пустякам к персоналу, выговаривал больным. |
| - Вальку-то за что? Не удивилась, и взгляда не подняла. Ответила ровным голосом: - Она вас оскорбляла, дядя Петя. С тоски даже усмехнулся собственной тупости. Догадывался, что нелепо выгляжу со своей чрезмерной опёкой — всё-таки первый курс, а не первый класс. Но не думал, что могу превратиться в объект насмешек. Да что там могу — обречён. И автоматически обрёк тех, кто насмехался. Но… - Это же ерунда, Мата. Мне ведь от этого ни холодно, ни жарко. Я даже не знал и не узнал бы никогда. - Я знала. Такое нельзя терпеть, дядя Петя. - Мата, это ненормально, когда за шутку, пусть даже злую… люди расплачиваются жизнью. - Дело не только в шутке. Все, кто умерли, заслуживали этого. - Может быть. — я вздохнул и покачал головой, — Но на сердце-то всё равно тяжело… Она помолчала чуть, а потом вдруг кивнула, еле заметно: - Тяжело. Мы прошли до конца дома. На перекрёстке подождали зелёный свет, хотя машин не было. - Я бы хотел попросить тебя на время оставить учёбу. - Да, дядя Петя. - Кате нужна помощь. А потом ещё больше понадобится. - Конечно, дядя Петя. На этом разговор закончился. Мне хотелось верить, что дело прояснено и трагедий больше не последует. Но всё оказалось не так просто… Не хочу, чтобы вы представляли Мату, как какую-нибудь болезненную маньячку. Она очень задорно улыбалась, хоть редко, но, что называется, метко. На её улыбку сразу же хотелось улыбнуться в ответ. Вообще была очень живая по натуре. Субботними вечерами мы втроём смотрели избранные фильмы, я сам выискивал их по прокатам, — только качественное. А потом обсуждали впечатления на кухне, за сушками и чаем. У Маты случались интересные наблюдения. Катя научила её красиво одеваться. Ни о каких серых платьях до пола уже и речи не было. Вместе они мотались по рынкам, вместе подбирали. Ей нравилось светлое — белый, бежевый, бледно-голубой цвета. Ещё она очень полюбила зиму. Из-за снега. Могла часами смотреть из окна на метель и мотающиеся на ветру плакучие ветви берёзок во дворе. Как японцы на свои сакуры смотрят. Запомнилось: в синих сумерках на фоне окна неподвижный девичий силуэт, тонкая такая, с двумя косичками… |
| Тореадор Все теперь называют его убийцей. А он вообще-то тихий… и умный… и коровы его уважают… 22 апреля, 2015 Все теперь называют его убийцей. А он вообще-то тихий… и умный… и коровы его уважают… Рассказ священника Ярослава Шипова. Мы тогда бродили по мелким речкам, в которых водился хариус. Тверская губерния, триста верст от Москвы, а рыбешка – вполне сибирская. Проводником был местный писатель, изучивший здешние края до такой мелкой степени, что прослыл еще и краеведом. Ночевали в лесу – на лапнике у костра и, конечно, не высыпались. Священник Ярослав Шипов И вот как-то возвращаемся: вышли к тракту напротив небольшой деревеньки, ждем автобуса. День солнечный, теплый. Приятель мой устроился на скамье под железным навесом, означавшим автобусную остановку, а я рядышком прилег на траву, по-весеннему яркую, совсем еще не запыленную. – Тебе здоровья не жалко? – спрашивает. Он старше меня и, конечно, мудрее. – Жалко, – говорю. – Земля-то еще холодная. – Холодная, – но подниматься не хочется. – Ну, лежи… И я лежу. Солнышко греет, гудит шмель, разморило. И тут произошло что-то неразборчиво шумное: я успел приподняться на локте и увидел, как, срывая с петель калитку, в огород крайней избы вламывается огромный розовый бык, а какой-то человек, убегая от него, заскакивает в сооружение известной надобности. Бык не останавливается, и через мгновение дощатая будка взлетает ввысь и рассыпается там, словно от взрыва. Человек, совершив над штакетником подобие мертвой петли, падает на дорогу, но тут же встает и бросается вдоль домов. Вероятно, чтобы отыскать себе более спасительное убежище. Однако преследователь, сотворив разгром, успокоился и побрел восвояси. Я спросил у приятеля, почему он розовый. Оказалось, что на самом деле он бежевый, а солнечное освещение придает ему столь неожиданный колорит. Происшествие получилось ярким и молниеносным, однако многозначительность его открылась нам только поздней осенью. В летнюю пору мы этой рыбалкой не занимались: хариус, известное дело, рыбка нежная, хранению не поддается. Весной и осенью еще куда ни шло, да и то мы старались как можно скорее отдать улов кому-нибудь в попутных селениях, а уж летом, по жаре – безнадежно, пропадет сразу. |
| — Значит, ты не в прелести! — констатировал Флавиан. — Как только дивиться перестанешь и сочтёшь, что сподобляешься сего по «заслугам», знай — именно такое самоощущение и называется духовной прелестью! — Тогда зачем Господь… — начал я. — Затем! — перебил меня духовник. — Не задавай вопросы, на которые Господь Сам не даёт тебе разумения, всему своё время! И потом, ты же сказал тогда, что очень хотел бы причаститься в катакомбах у мученических гробов? — Сказал! — подтвердил я. — Слово произнесённое, Лёша, слишком ответственный акт, — посмотрел мне в глаза Флавиан. — Возможно, это был ответ на высказанное тобою желание! — А я отказался… — вдруг дошло до меня. — А разве ты бы благословил меня причаститься в той ситуации? — Меня там не было, не могу сказать, — задумчиво произнёс мой батюшка. — Хотя иногда нужно принимать решения самостоятельно, не цепляясь за отсутствующего духовника! — Понял, отче! — грустно кивнул я. — А как ты думаешь, что значит этот черепок с ИХТИСом, который дал мне мальчик? — Не знаю, — улыбнулся Флавиан, взглянув на мою расстроенную физиономию. — Может, это пропуск такой! Вот вернёшься ещё раз, когда-нибудь, с этим пропуском в катакомбы, и тебя по нему опять на Божественную литургию пропустят! Кто же знает? — Если Бог благословит, обязательно вернусь… — тихо ответил я, сжав в ладони кусочек керамики с процарапанной на нём рыбкой. Глава 9. Путин — Putin is clever and strong man! (Путин — умный и сильный человек!) — почтительно воскликнул солидный пожилой грек-таксист, когда мы с Флавианом, загрузившись к нему в бежевый «Мерседес» в афинском аэропорту, вынуждены были на традиционный вопрос «what country do you come from?» (из какой страны вы приехали) традиционно ответить — From Russia! (Из России!). Причём греки произносят название нашей страны не как англо-американцы — «Раша», а прямо как написано по буквам — «Руссия», похоже на «Русь», что лично меня, например, вполне устраивает. — Oh yes! — согласился я с греческим таксистом относительно его оценки нашего президента. — I think so! (О да! Я тоже так думаю!). |
| Их, видите ли, волновал вопрос о заработной плате в Америке. Со стороны оркестра, путаясь в желто-лимонном платье, появилась блондинка: обиженно поджатые накрашенные губы, молящий взгляд – сорванный, смятый цветок, всеми забытый в ночном разгуле. – Ты не должен так обращаться со мной, Энтони. – И я его уволил. Нашли какое-то трудовое нарушение. Другого выхода не было. А этот малый напрашивается на скандал. – Я совсем окоченела в этом автомобиле. – По крайней мере, предложите ему выпить, – сказал Энтони. – Поедем домой, Эрик, – сказала Кейт. – Все равно вы его увидите. Я провел его в вестибюль. – Вы не хотите его видеть, мистер Крог? – спросил Холл. – Вы хотите, чтобы он отсюда убрался? – Я же сказал: гоните его отсюда, – сказал Крог, обращаясь к Энтони. Холл молчал. Он даже не взглянул на Энтони – и без того ясно, что ни на кого из них мистер Крог не может положиться. Он встал – руки в карманах пальто, шляпа чуть сдвинута на лоб – и вразвалку прошел мимо оркестра, серебристых пальм, толкнул стеклянную дверь в просторный пустой вестибюль и мимо конторки направился прямо к пушистому ковру под центральной люстрой, где растерянно переминался молодой Андерссон. Из ресторана хлынули звуки оркестра: «Я жду, дорогая». Я жду, дорогая. Не надо сердиться. Пора помириться. Я так одинок. – Ты Андерссон? – спросил Холл. Его знание шведского языка составляли, в основном, имена существительные, попавшие в разговорник. – Да, – ответил Андерссон, – да. – Он быстро подошел к Холлу. – Домой, – сказал Холл. – Домой. С любовью не шутят – Пойми, дорогая. Меня не пугает… – Домой, – повторил Холл. – Домой. – Мне только повидать мистера Крога, – сказал Андерссон, пытаясь задобрить Холла улыбкой. Холл свалил его ударом в челюсть и, убедившись, что одного раза достаточно, снял кастет и приказал портье: – На улицу! – Возвращаясь, он с горечью думал: расселись, дармоеды, пьют вино за его счет, а чтобы сделать для него что-нибудь – на это их нет. В зеркале около ресторанной двери он видел, как Андерссон с трудом поднялся на колени; его лицо было опущено, кровь капала на бежевый ковер. |
| Она показала пальцем на Галину с Ларисой, которые сидели рядышком на Галиной койке и как-то уж очень старательно делали вид, что происходящее не имеет к ним отношения. — Вот кто это устроил! Я видела, как они в умывалке вместе какое-то письмо сочиняли. Я уж подумала, что Галина Лариску опять в диссидентство втянула и они какой-то протест составляют. Ну, признавайтесь, ведь это вы написали письмо ее Игорю? Делать нечего, Галина с Ларисой признались, что написали Игорю о его пропавшей невесте, а потом Галина попросила своих друзей доставить письмо адресату. Лариса и Галина в тревоге смотрели на плачущую Зину. — Зиночка! Пожалуйста, прости нас! Мы думали как лучше… Но все равно последнее слово остается за тобой, ты можешь и отказаться от Игоря Михайловича! Зина подняла голову, — Ну, теперь уж черта с два! И, схватив голубой халатик, она решительно вытерла им слезы. Через пять минут Зина была обряжена во все новое, а желтая застиранная рубаха с больничным штампом, грязно-серый халат и стоптанные шлепанцы, один бежевый, другой коричневый, были возвращены сестре-хозяйке. И весь этот день наши женщины находились под впечатлением утреннего события, перешептывались, поглядывая на Зину, радовались. А Зина сидела на своей койке, молчаливая, охваченная тихим счастьем, и только порой подносила к глазам руку и удивленно разглядывала кружевной манжет ночной рубашки. На ее темной, огрубелой руке с короткими обломанными ногтями кружево выглядело странно и трогательно. Она усмехалась и снова опускала руку, шепча: «Надо же… Чудеса да и только!» Подошел вечер, и женщины, находившиеся сегодня в особо светлом настроении, начали рассказы о великодушных поступках женщин и мужчин. История первая, рассказанная биологом Ларисой, повествующая о том, как женщина, много страдавшая от мужа, раздумала разводиться с ним и спасла ему жизнь Есть у меня тетушка Людмила. Когда я родилась, она была еще подростком, все ее звали Людмилкой. А мне было не выговорить «Людмилка», и я звала ее «Дилька», и так привыкла, что и до сих пор так ее зову. |
| После смерти Александра какие-либо надежды на сохранение единого Греческого царства быстро рассеялись. Просто Александр Македонский завоевал слишком большую территорию, чтобы осуществлять контроль единой центральной властью. Между его генералами начались распри. Для библейской истории интерес представляют Селевкиды и Птолемеи. Династия Селевкидов контролировала восточные территории: Персию, Мидию, Месопотамию, Сирию и большую часть Малой Азии (бежевый фон). Династия Птолемеев с центром в Египте контролировала Обетованную Землю до границ Дамаска и дальше Тира (тёмный фон). Но граница между династиями Селевкидов и Птолемеев оставалась предметом споров, и в III столетии до Р.Х. Израиль оказался в центре войны (ср. Дан. 11 ). Значение греческих завоеваний для изучения Библии Завоевания Александра Великого впервые принесли западное господство на весь Ближний Восток. С возникновением большого количества греческих городов (полисов) распространились греческий язык, культура и цивилизация (т.н. еллинизм). Для евреев в Обетованной Земле еллинизм представлял большую угрозу, поскольку идеология и образ жизни еллинизма противоречили иудаизму. Сначала греческие цари разрешали исповедовать иудаизм, но конфликт между еллинизмом и библейским мировосприятием был неизбежен. В 167 году до Р.Х., когда греческий царь Антиох IV из династии Селевкидов, попытался уничтожить поклонение Яхве, конфликт вылился в открытую войну. В Обетованной Земле восстали иудеи под руководством семьи Маккавеев (Хасмонеев). Восстание Маккавеев 167–164 до Рождества Христова Вначале захват греками Израиля носил мирный характер (карта 8–3). Большинство евреев не сопротивлялись политике Александра Великого, а некоторые даже служили в его армии. Около 120 лет по смерти Александра (323–200 гг. до Р.Х.) Иудеей правили из Египта греки Птолемеи. Перевод еврейской Библии на греческий язык (Септуагинта) в это время (прибл. 280–250 гг. до Р.Х.) свидетельствует о неплохих, в целом, отношениях, сложившихся между евреями и языческими правителями Иудеи из династии Птолемаидов. Однако приблизительно в 200 году до Р.Х. после решающей битвы в Па- ниасе близ горы Ермон правителями Иудеи становятся греки из династии Селевкидов, столица которых находилась в Антиохии Сирийской. С их приходом политика по отношению к иудеям изменилась. Интерес к евреям как «нации философов» прошёл. Сирийский царь Антиох Эпифан IV Селевк (175–164 гг. до Р.Х.) решил уничтожить иудаизм и еллинизировать Иудею. Обрезание, субботы, хранение и чтение Библии карались смертью , а посредством греческих школ (гимназий) насаждалась еллинистическая мысль и культура. В 167 году до Р.Х. Антиох лишил храм в Иерусалиме его сокровищ, запретил приносить жертвы Яхве и заколол на алтаре храма свинью в жертву Зевсу. В Иерусалиме была построена греческая военная крепость, а сам город был переименован в Антиохию. |
| Храм святого Александра Невского (Волосово) Материал из Азбука паломники Идёт загрузка карты… Храм святого Александра Невского - деревянный храм, построенный в 1904 году. Был освящен 28 августа 1904 архимандритом Тихоном. Закрыт в 1938. Вновь открыт в 1941. В 1950-е восстановлен купол. Храм – памятник архитектуры, охраняется государством. Содержание История [ править править код ] Во времена древней Руси храмы во имя Александра Невского были явлением частым. Одним из храмов, посвященных именно этому благоверному, был выстроен в Ленинградской области в городе Волосово. Историческое развитие храма святого Александра Невского началось с 1902 года. Его возведение было проведено на денежные средства богатой княгини Балашовой Анастасии Федоровны. Основным строительным материалом стало дерево, а после того, как храм был окончательно выстроен, его стены были оштукатурены и выкрашены в бежевый цвет; в нижней части храмового здания проходила полоса розового цвета. Во внутреннем убранстве стоит выделить один притвор и три объема. По периметру все церковное здание украшено выполненными из дерева резными наличниками, расположенными по самому краю крыши. Покрытие крыши было выполнено оцинкованным листовым железом, а сверху находилась маковка, оснащенная крестом. Церковные окна – высокие и находились прямо по центру. Главный вход был оформлен высокими массивными колоннами и располагался в торце церкви. Все имеющиеся в храме входы выстроены для удобства прихожан и оснащены перилами. Храмовая обитель имеет небольшие размеры, но она – уютная и внешне выглядит очень нарядно. Отдельно от храмового здания расположена звонница. Прилегающая к храму Александра Невского территория красиво оформлена и ухожена. Осенью 12 сентября в 1904 году состоялось освящение церковного престола во имя Святого Александра Невского. Крупную знаменательную дату отметил храм в 2000 году, когда ему исполнилось 96 лет. За время своего существования церковь пережила три войны, к тому же несколько раз ее закрывали. В 1925 году храм Александра Невского был закрыт на полгода, но вскоре прихожане смогли добиться ее открытия. |
|
|
