| Представителем таких сыщиков был знаменитый Иван Каин. Иван был крепостной человек; с ранней молодости повадился он воровать, в кабаке подружился с опытным уже мошенником, который уговорил его бежать, что Каин и сделал, покравши господина. В священническом платье, также украденном, он прошел мимо рогаточных сторожей и приведен был своим руководителем в притон мошенников, собиравшихся у Каменного моста. Новые товарищи приветствовали Каина словами: «Поживи здесь в нашем доме, в котором всего довольно: наготы и босоты изнавешены мосты, а голоду и холоду анбары стоят; пыль да копоть, притом нечего и лопать». На другое же утро неопытный беглец, вышедший днем погулять по Китаю-городу, был схвачен и возвращен господину, который, по тогдашнему обычаю, вместо собаки держал на дворе на цепи медведя. Беглеца приковали к медведю, не велели кормить два дня и потом высечь. Каин избавился от последнего наказания доносом на господина, закричавши «слово и дело». Выпущенный на волю из Тайной канцелярии за основательный донос, он пристал к уже знакомой шайке от Каменного моста. Промышлял Каин не в одной Москве, ездил и на Макарьевскую ярмарку обворовывать армянских купцов. Он искал все более широкой деятельности и пристал к большой разбойничьей шайке, состоявшей из 70 человек и бывшей под начальством атамана Зори. Это была одна из тех страшных шаек, известия о подвигах которой мы уже встречали в жалобных донесениях из приволжских и приокских областей в Сенат. Шайка разбила большой винный завод, село, в другом селе на реке Суре отдыхала, жила «в смирном образе» месяца с три; покинув «смирный образ», разграбила армянское судно. Узнавши о сильной погоне за собою, разбойники отняли у татар лошадей и отправились к монастырю Боголюбову подле Владимира, откуда Каин поехал в Москву для приискания квартиры. По природе и воспитанию Каин не был отважным волжским разбойником, был столичный мошенник, и потому, естественно, пришла ему мысль заняться другим ремеслом, побезопаснее. В конце 1741 года он явился в Сыскной приказ и подал челобитную, в которой приносил повинную Богу и ее импер. в-ству, что, «будучи на Москве и в прочих городах, мошенничал денно и нощно, в церквах и разных местах, у всякого звания людей из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и прочее вынимал; а ныне от того прегрешения престал, а товарищи мои не только что мошенничают, но ездят по улицам и грабят, которых я желаю ныне искоренить, и дабы высочайшим указом для сыску и поимки означенных моих товарищей дать конвой». В приложенном реестре Каин написал имена 32 своих товарищей. Каину дали конвой, 14 человек солдат и подьячего, и в одну ночь он захватил всех означенных товарищей своих в Зарядье. |
| Следует теперь перейти к третьему псалму и изъяснить сказанное в нем ничто необычное. Ибо здесь псалмопевец, как бы хвалясь, говорит: «Не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня» (ст. 7). Как же ты это говоришь, о блаженный пророк, когда много лет ты бегал; будучи гоним Саулом, искавшим убить тебя, и переходил из дубравы в дубраву, от одной горы к другой, и от одного народа иноплеменного к другому, уклоняясь от преследований и наветов Саула? Но не о себе, говорит, я сказал это, похваляясь, о читатель! Ибо я не только Саула боялся, убегал и укрывался в горах и в пещерах и в дубравах, но и когда сын мой Авессалом восстал против меня, я не стерпел его ярости, но, как беглец, пешком ушел, бросив всю свою царскую славу; но это я сказал от Лица Воплотившегося Бога Слова, Господа Бога моего, на Которого восстали не один или два царя, как на меня Саул и Авессалом, но все по всей вселенной цари, князья и вельможи всех народов и взбесившийся против Него народ иудейский, единодушно усиливаясь истребить с лица всей земли божественное и поклоняемое Его имя, гоня не Его Самого, жившего в теле— это Он однажды претерпел от иудеев, осудивших Его на крест, —но верующих в Него благочестивых из всех народов, которых и теперь непрестанно гонят, различно удручая их по причине благочестивой веры в Него, о которых и говорит Господь: «окружили меня, как пчелы, и угасли, как огонь в терне», Я же, говорит, «именем Господним я низложил их» (Пс.117, 12). И опять, молясь Отцу и Богу Своему, говорит: «Восстань, Господи! спаси меня, Боже мой! ибо Ты поражаешь в ланиту всех врагов моих; сокрушаешь зубы нечестивых» (Пс.3, 8). И хорошо назвал зубами грешников неистовых гонителей благочестивых: царей, властелинов и богоборных князей, явившихся поборниками и защитниками служения скверным бесам, которых, собственно, и называет грешниками, и которые посредством тех гонителей, как бы какими зубами, старались совершенно истребить благочестивый народ, верующий во Христа Бога; но Бог и Отец сокрушил эти пагубные их зубы, а верующих во Христа Бога благочестивых людей возвысил и прославил. Поэтому и говорит: «Ты, Господи, щит предо мною, слава моя, и Ты возносишь голову мою»; за тем прибавляет, говоря: «От Господа спасение. Над народом Твоим благословение Твое». Тому слава во веки веков. Аминь. |
| Таким образом истинное отшельничество и пустынножительство есть также истинное и совершенное отречение и удаление от мира, по заповеди Апостола: «не любите мира, ни яже в мире» ( 1Uh. II. 15 ). Кто приходит в пустынножительство или отшельническое братство, как переселенец, желающий перенести сюда выгоды и удобство прежняго жительства, или заменить их другими, а не как беглец, бросивший все, чтобы только избавиться от того, что было причиною бегства: тот не вполне отшельник, не в совершенстве пустынножитель. Кто в пустынножительстве ропщет на скудость в чем либо, и, пользуясь необходимым, требует излишняго, под благовидным именем утешения: тот еще не удалился от роскоши мира. Он подобен Израильтанам, которые в пустыне воздыхали о мясных котлах Египетских; и должен вспомнить, что были некоторые, которые спасшись из погибающаго Египта, погибли в спасительной пустыне, в гробах похотения. Кто в братстве отшельническом более желает поступать по своей воле, или даже повелевать, нежели покоряться: тот еще не удалился от гордости и честолюбия мира. Заботливо надлежит ему осмотреться, чтобы не приближиться к сонму Корея, котораго конец показал, что чистая пустынная земля не хочет носить на себе властолюбивых и мятежных. Кто в братстве отшельническом более радеет себе, нежели братству и обители, усвояет, что не благословлено, или более, нежели что благословлено; после обета нищеты думает богатиться для себя, а не для Бога, не для братства, не для нищих: тот не удалился от корыстолюбия мира. В какой образ образует он себя? Не в образ ли пророческаго ученика Гиезия, который, восхотев тайно и неблагословенно усвоить сребро Неемана, явно усвоил себе его проказу? Кто, вышед из мира в отшельническое жительство, пристрастным оком озирается на оный под предлогом невинной любви к присным, друзьям, знаемым: тому не безполезно взглянуть на жену Лотову, которая озрелась на оставленный ею Содом, и, как говорит Премудрый, «стоит столп слан, неверныя души память» ( Прем. Х. 7 ). Третия черта благонадежнаго пустынножителя есть упование на Бога. «Чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури». |
| Там образовалось вольное казачество. Но казак, по народному понятию, был не только тот, кто шел на Дон или в Сечь и поступал в военное братство, для всех открытое: всякий удалец, который искал воли, не хотел подчиняться власти и тягостям, всякий шатавшийся беглец был в народном смысле казак. 0т этого собирались разбойничьи шайки и называли себя казаками, а предводителей своих атаманами, да и само правительство называло их казаками, только " воровскими " . В глазах народа не было строгой черты между теми и другими. Казачество стало характеристическим явлением народной русской жизни того времени. Это было народное противодействие тому государственному строю, который удовлетворял далеко не всем народным чувствам, идеалам и потребностям. Народ русский, выбиваясь из государственных рамок, искал в казачестве нового, иного общественного строя. Появление казачества порождало раздвоение в русской общественной жизни. Одна часть стояла за государство и вместе с ним за земство, хотя и подавляемое государством. Другая -становилась враждебно к государству и стремилась положить своеобразные зачатки иного земства. Идеалом казачества была полная личная свобода, нестесняемое землевладение, выборное управление и самосуд, полное равенство членов общины, пренебрежение ко всяким преимуществам происхождения и взаимная защита против внешних врагов. Этот идеал ясно выказывается в истории малорусского казачества в ту эпоху, когда оно уже успело разлиться на целый народ. В московской Руси черты такого идеала выразились слабее, но здесь и там, пока этот идеал мог быть достигнут, казачество не иначе должно было проявиться, как в форме военной, наезднической и даже разбойнической. С одной стороны, соседство татар вызывало необходимость беспрестанно вести войны; защищаясь против врагов, казаки неизбежно стали и нападать на них. Удачные нападения давали им добычу, а приобретение добычи увлекало их к тому, чтобы, вместо мирных земледельческих и промышленных занятий, жить и обогащаться войною; к этому присоединялись и религиозные воззрения: так как враги их были не христиане, то нападения на них и грабежи считались не только нравственно позволительным, но и богоугодным делом. |
| Хан требовал как можно скорее прислать ему «большие поминки» (так назывались значительные денежные суммы, которые русские выплачивали крымским татарам, чтобы те не нападали на их земли), и вместе с тем угрожал: «более ста тысяч рати у меня есть и возму, шед, из твоей земли по одной голове, сколько твоей земле убытка будет». Не ограничиваясь этим, хан угрожал силой и могуществом султана, перечисляя покоренные османами народы. «Хандыкерево величество вселенную покорил от Востока и до Запада, Индию и черных людей арапов и азамов, и кизилбаша, фрягов, угорского короля... дай Боже нам ему твоя земля показати». И это не были пустые угрозы. Когда в 1541 году Сахиб-Гирей предпринял большой поход на Москву, с ним, как мы уже говорили, кроме крымских татар и ногайцев, шли «турского царя люди и с пушками и с пищалми» — явное доказательство того, что Стамбул поощрял и поддерживал враждебные действия хана против Русского государства. По сведениям, которые поступали в Москву, в Стамбуле проявляли явное желание использовать в своих интересах ослабление России, охваченной внутренними смутами. Когда при дворе султана объявился знатный беглец из России, князь Семен Вельский, по матери потомок рязанских князей, который выразил желание «доставать вотчины своей Рязани», обещая стать вассалом султана и выплачивать ему дань, султан посулил ему войско и приказал Сахиб-Гирею и наместнику Кафы оказать ему помощь. До попыток осуществления этого плана дело не дошло только потому, что на пути в Крым Семен Вельский попал в плен к одному из ногайских мурз. В годы «боярского правления», когда Русское государство временно оказалось не в состоянии проводить активную внешнюю политику по отношению к кочевому миру, крымские ханы, опираясь на поддержку Стамбула, предприняли ряд усилий, чтобы расширить зону своего влияния в Восточной Европе. С появлением крымского царевича в Казани Казань вошла в сферу этого влияния, теперь крымские ханы хотели подчинить себе расположенное на нижней Волге Астраханское ханство. |
| Четки – сокровенный подвиг, совершаемый в сердце, где обитает дух. Это весы, на которых рассудок взвешивает, как ювелир крупицы золота, каждое слово, прежде чем произнести его. Четки это сострадание грешнику и рука, протянутая к падшему. Четки это пояс, стягивающий чрево – плотские страсти. Четки – сокровище, которое человек уносит с собой в могилу: на это духовное богатство не зарятся гробокопатели и воры. Во время богооставления и уныния молитва на четках похожа на путь по пустыне, где небо кажется обитым медью, а земля раскаленной как печь, когда ум с трудом произносит слова молитвы, когда мысли и чувства подобны мертвому пеплу, и только воля говорит: иди, не оставляй молитвы. Четки – видение мира в его будущем преображении. Четки – жезл Моисея, который разделил Чермное море: с четками в руке и молитвой в сердце человек проходит по дну житейского моря, как по каменной дороге. Четки – печать с именем Иисуса, приложенная к сердцу. Четки это Евангелие, которое всегда в руке: кто молится на четках, тот читает слово Божие во всякое время на всяком месте. Четки – духовное родство со святыми. Это ветер, раздувающий огонь любви к Богу, подземные воды, питающие корни духовных растений. Четки – дары трех волхвов: ладан – непрестанная молитва , смирна – умерщвление страстей, золото – имя Иисуса Христа. Четки это бегство души от тирании и страстей мира, подобное бегству Лота из обреченного Содома. Четки это возвращение блудного сына к своему Небесному Отцу. Твое спасение – в твоей руке Четки – духовное торжище, где нищий может продать свои лохмотья и купить царское одеяние, где можно обменять горсть земли на небо, время – на вечность, скорбь – на нескончаемую радость, а смерть – на бессмертие. Демон люто ненавидит четки, как своего непримиримого врага; если бы он мог, то собрал их со всех концов света, как пшеницу с поля, разорвал бы в клочья, сжег как сено в костре, а пепел рассеял по ветру, чтобы от них не осталось на земле ни следа, ни памяти. Четки – крепостные стены, за которыми скрывается беглец от преследователей видимых и невидимых – там он в безопасности. Четки – дерево, на которое влез человек, убегая от зверя, и висит, ухватившись за ветви. Четки это обтесанные и отточенные многими трудами камни, из которых душа строит дворец, чтобы поселиться в нем по смерти. Тот, кто молился на четках, воскреснет с золотым запястьем, а тот, кто носил четки и не молился на них – с почерневшей как от ожога рукой. Кто непрестанно призывал имя Иисуса Христа, у того в будущем веке душа будет сиять подобно блеску молнии, а тело светиться как утренняя заря. |
| Чувствуя красоту обретённого им в родном северном крае народного слова, Личутин не зажимает его в угоду логике, не выхолащивает, равняясь на «нормы современного культурного языка». Личутинское слово гуляет на свободе, не давая себя стреножить. Никак не могу представить Личутина пессимистом. Мне кажется, тогда бы он не смог написать ни строчки. После «Скитальцев» началась напряжённая многолетняя работа над романом «Раскол». Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает наш народ и поныне. Роман необычайно актуален: из далёкого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою». Роман «Раскол» отличается остросюжетным напряжённым действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, Патриарха Никона. Читатель погружается в живописный м!р русского быта и образов XVII века. Владимир Личутин впервые в нашей литературе столь осязаемо показал главную беду, главную причину всех русских трагедий - «Раскол». Как преодолеть этот раскол в душе каждого из нас, в нынешнем русском народе, дабы защитить его от полного уничтожения? Владимир Личутин владеет словом не хуже Бунина и Набокова, но, честно скажу, нет у него той отстранённости, того холодного блеска, которым гордились наши великие стилисты. Проза Личутина и музыкальнее, и человечнее. У него нет деления на чёрное и белое, все его герои полифоничны, многогранны. Писатель во всех своих книгах утверждает: не народ виновен в своих бедах. Личутин не только защитник народного слова, но и яростный защитник самого русского народа. Я был потрясён его романом «Беглец из Рая». Первый по-настоящему мистический роман. Скрытый, потаённый триллер, каких в русской литературе ещё не было. Карнавализация смерти. Затаённый палач русского интеллигента. Мятущийся Раскольников без топора, наводящий смерть на окружающих почище любого колдуна. Это роман-загадка, динамичный, остросюжетный и в то же время философский. |
| Шесть лет святой Патрик провел в рабстве у ирландцев. Здесь же он и получил то радостное имя, с которым не расстается. Вот как оно возникло. Пираты продали осанистого красивого юношу одному из вождей местных племен. А тот прозвал его в насмешку «знатным человеком», что на латыни соответствовало «патрицию». Со временем это имя стало собственным, по-кельт-ски — Патрик. Основным занятием Патрика в эти годы, согласно сведениям, почерпнутым из его «Исповеди», было пасти хозяйский скот. Патрик привык жить в изобилии, не испытывая недостатка ни в еде, ни в одежде. И вдруг оказывается пастухом: нужно спать на земле, есть коренья и редко — хлеб, пить воду, а мыться в роднике или реке. Никто не нальет подогретого вина, не принесет воды для омовения рук после еды. Наоборот, он сам — слуга. Кажется, что рабское положение должно было сломить его, но нет. Душа будущего святого не дрогнула перед испытаниями, она вновь обратилась к Богу. Это пастушество было божественным указанием на будущее служение. Возможно, дух святого предчувствовал его, как и грядущую скорую перемену. Патрик каждый день изливал свое сердце в жаркой молитве к Богу. Было ли это летом, в ароматном и прохладном воздухе долины, или же зимой, на хвое, покрытой снегом, на склонах древних гор. Святой Патрик просыпался до восхода и возносил свои молитвы ко Христу. И был услышан. В тонком сне святому был голос о том, что для него готов корабль на побережье и что он должен собираться в путь немедленно. Патрик не знал, куда именно, не знал, что за корабль. Он ничего не знал, возможно, кроме того, что с ним говорил Христос. Святой Патрик тогда был только беглым рабом. Если бы его поймали, его в лучшем случае вернули бы хозяину. Но могли и убить, как убивают животное. Он знал обо всем этом, но сердце его не дрогнуло. У него не было ни ценных вещей, ни денег, ни одежды. И все же он отправился за несколько сотен миль к морю. Что это был за путь, и какие труды вынес юный святой в этом путешествии, неизвестно. Возможно, они превосходили человеческие силы. Наконец, беглец достиг моря и увидел корабль. Он тут же узнал корабль, явленный ему в видении, и обратился с просьбой к корабельщикам, чтобы его взяли на борт. Но у него не было с собою денег. На просьбу последовал жесткий отказ. Здесь могли бы возникнуть отчаяние, гнев и обида. Нет, святой Патрик узнал этот корабль, который увезет его из рабства. Он горячо взмолился Богу и снова попросил взять его на корабль. Он согласен любой труд. И тогда его взяли на борт корабля. Эта же ситуация отразится в будущем, но Патрик будет проситься уже в Ирландию. Простым матросом святой Патрик покинул Ирландию. Зеленый остров лишь на время отпустил своего избранника, чтобы встретить его епископом. |
| Прп. Арсений Комельский. Икона. 2-я пол. XVII в. (ВГИАХМЗ) Прп. Арсений Комельский. Икона. 2-я пол. XVII в. (ВГИАХМЗ) В 1543 г. мон-рь получил новую грамоту, значительно расширившую его льготы. Незадолго до кончины А. К. благословил постройку трапезной ц. во имя прп. Сергия Радонежского и передал управление обителью иноку Герасиму. В «Сказании» приведена предсмертная молитва А. К., к-рая, по мнению О. Ю. Лагутенковой, является подлинной. Монахи похоронили основателя обители близ алтаря на правой стороне храма Ризоположения. 1 июля 1654 г. при игум. Иоасафе была освящена новопостроенная каменная Ризоположенская ц. с 2 приделами: сев.- во имя прп. Сергия Радонежского и юж.- во имя А. К. Мощи святого находились в посвященном ему приделе под спудом. В XIX в. над мощами святого была устроена медная чеканная рака. При ней хранилось Евангелие, написанное А. К. в 1506 г. (ныне Вологодский областной краеведческий музей), деревянный восьмиконечный крест, обложенный по лицевой стороне чеканным серебром, и складень с изображением иконы Пресв. Богородицы, принесенный преподобным из Троице-Сергиева мон-ря. «Сказание» сообщает о 17 чудесах, совершенных по молитвам к А. К. (список 1-й пол. XIX в. БАН. Арх. 238 - о 18 чудесах, последнее под 1798), в основном об исцелениях от различных болезней у раки преподобного. 24 июня 1602 г. в мон-рь был приведен бесноватый крестьянин Комельской вол. Трофим Васильев по прозванию Зуб. Он тяжело заболел, после того как в ночь под праздник Рождества Иоанна Предтечи совершал в лесу некие «бесовские волхования». У раки А. К. был отслужен молебен, и родственники оставили больного в мон-ре. Придя в обитель на престольный праздник Положения честной ризы Пресв. Богородицы во Влахерне, они приложили Трофима к раке преподобного, и крестьянин выздоровел. 2 чуда совершились по молитвам к святому в разное время с представителями семьи Скорпиевых. Боярский сын В. М. Скорпиев, имевший поместья на р. Комеле неподалеку от Арсениева мон-ря, попал в плен и был уведен в Литву. Он много молился А. К. и обещал принять постриг в его мон-ре, если будет избавлен от плена. Однажды ночью ему явился А. К. и сказал: «Востани, Василие, и иди в путь свой радуяся» (РГБ. Ф. 354. 65. Л. 45об.). Святой указал пленнику направление бегства через болото. Чудесным образом беглец остался незамеченным и, хотя был тяжело болен, благополучно достиг вологодских пределов. Придя в Арсениев Комельский мон-рь, Скорпиев рассказал братии о своем чудесном спасении. Через неск. лет заболел его сын Порфирий, полтора месяца он не мог ничего делать правой рукой, даже перекреститься. «Порфирий хождаше ко врачом, врачи же ничтоже можаху уврачевати» (Там же. Л. 52). Тогда он вспомнил о великом милосердии, оказанном А. К. его отцу, и пришел в Арсениев мон-рь. Здесь Порфирий отслужил молебен у раки А. К. и был избавлен от болезни. |
| Она — поспешно и виновато: — Да я же была в калошах, внизу в канцелярии оставила, честное слово… — Ах, полно, полно. Только не пускайтесь в объяснения. Играйте свою роль, — побольше лепета, побольше беспечности, — и ничего, — сойдет. — Я пришла, потому что я ваша мать, — проговорила она тихо, и Цинциннат рассмеялся: — Нет, нет, не сбивайтесь на фарс. Помните, что тут драма. Смешное смешным — но все-таки не следует слишком удаляться от вокзала: драма может уйти. Вы бы лучше… да, вот что, повторите мне, пожалуй, предание о моем отце. Неужели он так-таки исчез в темноте ночи, и вы никогда не узнали, ни кто он, ни откуда — это странно… — Только голос, — лица я не видела, — ответила она все так же тихо. — Во, во, подыгрывайте мне, я думаю, мы его сделаем странником, беглым матросом, — с тоской продолжал Цинциннат, прищелкивая пальцами и шагая, шагая: — или лесным разбойником, гастролирующем в парке. Или загулявшим ремесленником, плотником… Ну, скорей, придумайте что-нибудь. — Вы не понимаете, — воскликнула она, — (в волнении встала и тотчас села опять), — да, я не знаю, кто он был, — бродяга, беглец, да, все возможно… Но как это вы не понимаете… да, — был праздник, было в парке темно, и я была девчонкой, — но ведь не в том дело. Ведь обмануться нельзя! Человек, который сжигается живьем, знает небось, что он не купается у нас в Стропи. То есть я хочу сказать: нельзя, нельзя ошибиться… Ах, как же вы не понимаете! — Чего не понимаю? — Ах, Цинциннат, он — тоже… — Что — тоже? — Он тоже, как вы, Цинциннат… Она совсем опустила лицо, уронила пенсне в горсточку. Пауза. — Откуда вам это известно, — хмуро спросил Цинциннат, — как это можно так сразу заметить… — Больше вам ничего не скажу, — произнесла она, не поднимая глаз. Цинциннат сел на койку и задумался. Его мать высморкалась с необыкновенным медным звуком, которого трудно было ожидать от такой маленькой женщины, и посмотрела наверх на впадину окна. Небо, видимо, прояснилось, чувствовалось близкое присутствие синевы, солнце провело по стене свою полоску, то бледненькую, то разгоравшуюся опять. |
|
|
