| Мне уже приходилось отмечать, что число предполагаемых славизмов и германизмов в балтийских языках и в наши дни сильно преувеличено (Откупщиков 1967: 212). Парадоксально, что, нередко давая балтийскую этимологию славянскому или германскому слову, исследователи считают, что соответствующие балтийские слова были заимствованы из германского (resp. славянского), хотя они естественно вписываются в рамки тех фонетических, словообразовательных и семантических закономерностей, которые лежат в основе предложенной этимологии (см., напр., очерк на с. 178–184). Все эти факты заставили меня обратиться к анализу мнимых славизмов в балтийских языках. Предпочтение при этом будет отдаваться рассмотрению тех слов, славянское происхождение которых практически признано всеми или многими исследователями. 1. Лит. prãstas, лтш. prasts «простой, плохой» Большинство авторов считают балтийские слова славизмами (Brückner, 121; Skardius 1931: 176; Фасмер, III, 380; Fraenkel, 646 и др.). Этимология славянских слов (рус. простой и др.) обычно объясняется, исходя из балтийского материала (Фасмер, III, 380). Ср. лит. ap-stas и ap-stùs «обильный», ãt-stas »отдаленный», «удаленный»; ср. лтш. nuô-stari »прочь» и лит. nuõ-stais «бесполезно». Сюда же следует добавить также pã-stas »последний». Лит. prã-stas естественно входит в этот же словообразовальный ряд (приставка плюс глагольная основа «стоять»). В славянских языках нет подобной словообразовательной модели, которая должна была бы дать Слово про-стъ в этом отношении представляет собой (в отличие от балтийских языков) изолированный случай. Исключительная продуктивность балтийской основы prast- в словосложениях и суффиксальных производных, отражающих весьма архаичные словообразовательные типы, также свидетельствует в пользу исконности балтийских слов. Обращает на себя внимание многозначность лит. prãstas и его производных, причем сумма этих значений отнюдь не совпадает со славянскими. Производные основы prast- широко представлены в специальной терминологии: prastyma »особый вид выделки ткани», prastynà «неунавоженное поле, на котором ничего не растет», prastins »домашняя двунитная ткань». Показательно, что в тех случаях, когда словообразовательное оформление совпадает в балтийском и славянском, четко проступают существенные семантические различия: лит. prastynà «неунавоженное поле» – рус. диал. простина »простота», лит. prastúoti «есть простую пищу» – рус. простáть »освобождать». Это свидетельствует о самостоятельном развитии форм и значений в том и другом языке. 187 |
| Более того, немалое число слов, заимствованных из литовского в западно- и восточнославянские языки, А. Брюкнер считал славизмами в литовском языке (лит. arúodas, dirsà, kumpis, pãkulos, sklúta(s), šúlas, veñteris и др.) (Ibid.: 68, 80, 99, 114, 132, 143, 152). Свою позицию А. Брюкнер пытался обосновать сомнительным тезисом о значительном культурном превосходстве славянских племен над балтийскими, что, по его мнению, предопределило одностороннюю направленность заимствований из славянских языков в балтийские. Многие ошибки А. Брюкнера были исправлены усилиями как его современников, так и ученых последующих поколений (в частности, П. Скарджюса и Э. Френкеля), но ряд его объяснений продолжает по традиции переходить из одного этимологического словаря в другой. В наши дни идеи А. Брюкнера по вопросу о характере балтославянских лексических связей наиболее последовательно продолжает О. Н. Трубачев. Он также многие исконно балтийские слова склонен считать славянскими заимствованиями, включая случаи, когда мы имеем дело, напротив, с заимствованиями из балтийского в славянский (например, лит. káušas → рус. ковш (Трубачев 1966: 302–303)). 182 Подобная позиция обосновывается аргументами, во многом напоминающими доводы А. Брюкнера. «Отличие славянской материальной культуры, – пишет О. Н. Трубачев, – довольно точно отраженное языком, терминологией, состоит в относительно более высоком уровне культуры, в том числе обработки дерева у славян сравнительно с балтами. Достаточно сказать, что, например, латыши были вынуждены заимствовать у немцев название такого важного орудия, как тесло – лтш. slmsts < н.-нем. snîd(e)messet... Славяне располагали исконным древнейшим названием тесла – праслав. » (Трубачев 1966: 167). Здесь, прежде всего, следует отметить, что и лтш. slmsts, и н.-нем. означают не «тесло» (др.-в.-н. dehsala, совр. нем. Dechsel), а »скобель, резец» (совр. нем. Schneidemesser), т. е. бондарный инструмент в виде ножа с двумя ручками (Kagaine 1983: I, 386, см. там же рисунок), в отличие от тесла – плотничьего топора – инструмента, который употребляется в совершенно иных целях. |
| Дальнейшее изучение балто-славянской ремесленной лексики, повидимому, может дать немало интересного материала по вопросу о древнейших отношениях балтов и славян – как в области материальной культуры, так и в плане взаимодействия балтийских и славянских языков. О древнем названии хлеба в балтийском, славянском и германском 177 Едва ли у кого-нибудь может возникнуть сомнение в том, что лтш. klàips, лит. klipas, ст.-сл. ХЛБЪ, готск. hlaifs и др.-исл. hleifr имеют общее происхождение. Однако принято считать, что слова эти нельзя возвести к единому индоевропейскому источнику, поскольку они не отражают обычных балто-славяно-германских фонетических соответствий. Главным препятствием здесь является балтийское –р-, которому не может соответствовать прагерманское (прагерм. > готск. hlaifs) при славянском –б-. Кроме того, всегда большие фонетические трудности возникают при объяснении начального славянского –х-. За пределами балто-славяно-германского ареала мы не находим достаточно надежных примеров, которые можно было бы поставить в один ряд с рассматриваемыми словами. Сопоставление готск. hlaifs с лат. lbum «пирог, лепешка» и др.-гр. λβανος »вид печи» отвергается авторами этимологических словарей латинского и греческого языков (Walde, Frisk и др.). Кроме того, эти сопоставления ничего не дают ни для установления этимологии анализируемых слов, ни для выявления отношений между ними. Отсутствие четких фонетических соответствий между готск. hlaifs, лтш. klàips, ст.-сл. ХЛБЪ и т. д. при явной общности происхождения этих слов привело ученых к выводу о том, что эта общность возникла в результате серии заимствований. Причем в качестве первоисточника заимствования балтийских и славянских слов указывались соответствующие слова германских языков (главным образом, готского и древнеисландского). Так, подавляющее большинство исследователей высказалось за германское происхождение ст.-сл. ХЛБЪ (Pott 1858: ff.: II, 14; Thornsen 1870: 150; Hirt 1898: 338; Meillet 1900: 179; Brückner 1901: 27; Vondrák 1906: I, 261; Torp 1909: 109; Соболевский 1911: 166; Stender-Petersen 1927: 299–302; Fraenkel 1950: 36; Miklosich, 86; Berneker, I, 389). |
| Покровский приводил более позднее сообщение ген. Марушевского (10 ноября) Духонину: «из тех боевых действий, если их можно назвать боевыми, я вывожу заключение, что здесь на улицах дрались только матросы и вооруженные рабочие, солдаты запасных полков были апатичны и, видимо, кажется, берегли себя и не желали особенно активных выступлений». Солдаты – это крестьяне; матросы же в «классовом» смысле в представлении большевистского марксизма – пролетариат, правда, деклассированный. Но массового участия подлинных рабочих в операциях 25-го отметить нельзя, хотя органами восстания в теории должны были сделаться фабрично-заводские комитеты. Прежде всего утром в день восстания работа на фабриках и заводах не была остановлена. Работа шла, и только в партийных комитетах, – вспоминает рабочий Балтийского судостроительного завода Мартынов, – происходили совещания. В конце концов 235 рабочих с этого завода приняли то или иное участие в боевых действиях. С других заводов – еще меньше. Путиловский завод, имевший якобы 1.500 организованных красногвардейцев, мог фактически выставить лишь отряд в 80 человек, бравший во главе с Сурковым «лобовым ударом» Зимний Дворец. Куда рассеялись 10 тысяч красно гвардейцев, числившихся в одном только Выборгском районе, нам неизвестно. А всего организаторы восстания в своих партийных рапортичках записали 50 г. красногвардейцев. Если бы в распоряжения ВРК, действительно, были все те запасные полки Петербургского гарнизона, которые зачислены руководителями восстания себе в актив, и захват «лобной атакой» Правительства являлся центральным пунктом тщательного в деталях обдуманного плана, вероятно, никакие случайные обстоятельства не помешали бы взять слабо защищаемый Зимний Дворец в ночь на 25-ое или в ранние утренние часы, когда фактически началось выполнение «сложного» стратегического маневра окружения правительственного центра 123 . Н самом деле только в 4 ч. 80 м. дня началось это окружение – тогда именно, когда в Петербург прибыли уже испытанные в июльские дни «5.000» кронштадтцев и матросы Балтийского флота из Гельсингфорса. |
| О. Г. Волков. Соловки времени Д.С. Лихачева (1928–1931) Период 1928–1931 гг. в истории Соловецкого лагеря характеризуется постоянными изменениями в его структуре и административном подчинении, составе и количестве заключенных. В это время Соловецкие острова входили в качестве отделения в более крупные лагерные структуры: 4-е отделение Соловецкого лагеря (СЛАГ ОГПУ) было реорганизовано в 1929 г. в Лаготделение Соловецких и Карело-Мурманских исправительнотрудовых лагерей (СИКМИТЛ ОГПУ), которое, в свою очередь, трансформировалось в 11-е отделение Беломорско-Балтийского лагеря (ББЛАГ ОГПУ с 16 ноября 1931 г.). Соловецкий лагерь постепенно разрастался, перешел на материк с Управлением в г. Кеми (с 1929 г.), численность заключенных с учетом материковых командировок к 1930 г. достигла 56 000 чел., при этом собственно на Соловецких островах содержалось около 15 000 чел. «Год великого перелома» (1929 г.) принес существенные изменения в положение заключенных Соловецкого лагеря и был ознаменован усилением лагерного режима. К этому времени лагерное производство в основном уже было сосредоточено на материке. В 1930 г. лагеря впервые были включены в пятилетние планы страны, в связи с чем большая часть предприятий Соловецкого архипелага была признана нерентабельными. Производство лагеря на материке давало более дешевую продукцию и не требовало затрат на транспортировку материалов и готовой продукции, к тому же материк обладал неисчерпаемым богатством природных ресурсов, а Соловки к началу 1930-х гг. практически выработали все свои запасы. Сосредоточенные в Соловецком лагере культурные, интеллектуальные силы стали использоваться в изыскательских, геологоразведочных, геодезических экспедициях, в строительстве и налаживании работы северных рудников и шахт. Известно несколько больших этапов соловецких заключенных, направленных в 1930–1932 гг. для работы на строительство Беломорско-Балтийского канала, в Ухтинской и Вайгачской экспедициях ОГПУ. Производственная деятельность на Соловках в это время практически сошла на нет, основными работами стали: сельхоз (Муксалма, Исаково, Кремль), Иодпром (Анзер, М. Муксалма, Б. Соловецкий остров), заготовка дров (в основном плавника), дорожно-строительные и ремонтные работы. |
| а) По своей фонетической структуре káušas представляет собой типичное литовское слово. Сочетания звуков -auš-, -kauš-, -pauš-, -tauš- или (звонкий вариант) -bau-, -dau-, -gau- очень широко представлены в исконно литовских корнях. В то же время русскому языку чужды корневые слова на –овш-, ковш-, повш-, товш-, бовш- или бовж– и т. п. Одно из очень немногих, по-видимому, слов подобного типа – рус. диал. ловж (ловжа) – это заимствование из литовского языка (Фасмер, II, 509). Следовательно, фонетический «облик» лит. káušas и рус. ковш говорит в пользу исконности первого и заимствованного характера второго слова. б) В семантическом плане слово ковш в восточнославянских языках (и в польском) не имеет никаких связей, оно оказывается здесь совершенно изолированным. Иное дело – в балтийских языках. Во-первых, лит. káušas и лтш. kaûss – это не только «ковш», но и »череп». Древность последнего значения подтверждается тем, что и в литовском, и в латышском языке имеются слова káušas (kaûss) со значением «череп»: лит. pakáušis, лтш. pakausis »затылок» (букв, «причерепье»). Во-вторых, наряду с существительным káušas »ковш» в литовском языке имеется глагол kašti «пьянеть». Все эти (а также и другие) факты говорят о том, что лит. káušas имеет на балтийской почве широкие семантические связи, которых нет у русского слова ковш. Это также серьезный аргумент в пользу того, что русское слово было заимствовано из литовского языка. в) Попытки этимологизировать слово ковш на славянской почве М. Фасмер с полным основанием отвергает как совершенно несостоятельные (II, 273). В то же время лит. káušas имеет надежные соответствия в родственных и.-е. языках (ср. лат. caucum »кубок», др.-гр. αυον «чаша» и др.) – соответствия, к которым, как мы видели, не может быть отнесено рус. ковш. Этимологически лит. káušas связано с такими литовскими глаголами, как káuti »рубить, вырубать» и kašti " выдалбливать» и первоначально это слово обозначало выдолбленный из дерева сосуд (ср. рус. диал. долбýша, долблéнка). (Подробности об этимологии балтийских слов см. в очерке на с. 226–234.) Следовательно, и здесь проявляется несомненно заимствованный характер русского слова ковш. |
| Наряду с исключительным архаизмом балтийского языкового материала нужно отметить также, что позднее распространение слова ковш в ряде диалектов русского языка подтверждается прямыми свидетельствами, записанными даже в XX в. Так, в «Атласе русских народных говоров центральных областей к востоку от Москвы» отмечается, что в большинстве обследованных пунктов слово корец считается старым словом и употребляется преимущественно лицами старшего поколения, а ковш – это «новое слово» (Атлас РНГ, 965). То же самое – в томских говорах: Корец – это раньше звали, а теперь – ковш (Блинова 1972: 94). ж) Наконец, в плане культурно-исторических реалий необходимо подчеркнуть, что слово ковш относится к той группе лексики, которая широко представлена среди славянских слов балтийского (литовского) происхождения, распространенных, кстати, в том же самом ареале (польский, белорусский, русский, отчасти – украинский). Речь идет о словах, связанных с работой плотника, с различными процессами обработки дерева: блр. дoйлiдa «плотник», рус. (включая диалектные слова) деготь, пакля, ендова, жлукто »кадка для стирки (бучения) белья», шуло «столб», склют »тесло» и др. – все это слова, заимствованные в русский язык и его диалекты из литовского языка. Заметим, что слова ковш, ендова и жлукто относятся к одной и той же семантической группе слов, означающих различного рода деревянные сосуды (Лаучюте 1971: 156–157). Итак, при обращении ко всем без исключения критериям мы постоянно убеждались в том, что направление заимствования в случае лит. káušas – рус. ковш могло быть только одним: из литовского языка в русский. Нужно полагать, что еще до образования Великого княжества Литовского в условиях двуязычия литовское слово káušas в значении " ковш» было заимствовано в диалекты старопольского и древнерусского языков. В польском языке слово так и осталось диалектным, а др.-рус. ковшь – после разделения древнерусского языка на русский, белорусский и украинский – получило в каждом из этих языков широкое распространение, еще позднее оно вошло в соответствующие литературные языки, но следы сравнительно позднего распространения этого слова до сих пор можно обнаружить в диалектах русского языка. |
| Поскольку основной материал данной статьи составила русская диалектная лексика, имеющая соответствия в балтийских языках, в заключение приведу еще несколько примеров балто-славянских изоглосс, отраженных в диалектной лексике русского, литовского и латышского языков, но не отмеченных этимологическими словарями. Рус. диал. зырить во всех трех своих основных значениях совпадает с лтш. rêt: 1) »много пить; мочиться; лить», 2) «выть, завывать» (в рус. языке »кричать, горланить») и 3) лит. irti «смотреть». В последнем случае можно отметить также рус. диал. зыркий=лит. irùs »зоркий», которые входят в обширный ряд (около ста примеров) балто-славянских соответствий между балтийскими прилагательными с и-основой и русскими на –ъкъ: тип сладкий – saldùs, ноский – našùs, меткий – metùs «хорошо бросающий» и мн. др. (Откупщиков 1983а: 23–29). Не были отмечены в словарях такие изоглоссы, как лит. sántalka »скопление, скученность» и рус. сутолока, лит. rugiena «поле под рожью» и рус. диал. ржина »озимая рожь», лит. siauiù «шалю» и шучу, siautýti »буйствовать» и шутить (Фасмер (IV, 491) сопоставляет очень далекие по значению формы, а приведенные им лит. siastis «веселиться» отсутствует в словарях). В то же время изоглосса лит. siautéila=рус. шутила осталась вне поля зрения авторов этимологических словарей. И, наконец, несколько изоглосс, отражающих балто-славянские языческие верования. Лтш. blùods »злой дух, сбивающий ночью путника с дороги» – рус. диал. блуд «злой дух, который заставляет плутать, блуждать пьяных». Латышское слово по своему значению=vadâtãjs. Последнее слово в одном из его значений (»вожак») имеет полное соответствие в рус. диал. водáтай. Рус. диал. знатник «колдун» имеет соответствия в лтш. zintnieks то же и zinâtnieks »ученый», а производящая основа рус. диал. знальщина «собрание знатоков, знахарей» позволяет реконструировать слово »знахарь»=лит. iniulis " знахарь». В настоящей статье были приведены лишь некоторые выборочные примеры из того обширного материала, который свидетельствует о том, что лексическая близость между балтийскими и славянскими языками была более тесной, чем это представлялось даже Р. Траутману (при этом нужно отметить, что его материал далеко не всегда надежен). Диалектная лексика балтийских и славянских языков должна шире привлекаться для взаимного обогащения этимологических исследований в области как тех, так и других языков. |
| В России разработали систему подбора обучения на основе способностей каждого школьника 2 апреля, 2024. Новостная служба Она поможет повысить успешность детей в учебе 2 апреля. ПРАВМИР. Ученые Балтийского федерального университета имени И. Канта вместе с компанией «Инскултех» разработали нейроадаптивную систему, которая подбирает индивидуальное обучение под каждого конкретного школьника на основе его способностей, пишет издание Naked Science. «Система собирает множество разнородных данных об учащемся: успеваемость, психологический профиль, поведенческие характеристики, показатели мозговой активности и многое другое, на базе чего оценивает когнитивные способности обучающегося. Искусственный интеллект анализирует эту информацию и строит цифровую модель обучающегося», — сказал ведущий научный сотрудник Балтийского центра нейротехнологий и искусственного интеллекта БФУ Семен Куркин. По словам ученого, на основе этой модели для школьника строится индивидуальный учебный маршрут, составляется свой формат и интенсивность обучения. В пилотном исследовании системы уже приняли участие 60 школьников 9-12 лет из Калининграда и Москвы. Сотрудники БФУ планируют внедрить систему в российских образовательных учреждениях. Персонализированное обучение, основанное на индивидуальных способностях учеников, раскроет потенциал каждого ребенка и повысит эффективность образования, считают ученые. Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Материалы по теме 16 апреля, 2024 16 апреля, 2024 19 апреля, 2024 19 апреля, 2024 18 апреля, 2024 18 апреля, 2024 17 апреля, 2024 17 апреля, 2024 17 апреля, 2024 16 апреля, 2024 16 апреля, 2024 19 апреля, 2024 19 апреля, 2024 Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Лучшие материалы |
| Конапсены – народ в Азиатской Сарматии 194 Контры – город в Северо-Западном Причерноморье 280 Константинополь – совр. г. Стамбул 203, 268 Корак (1) – река в Северо-Восточном Причерноморье 192, 193, 195 Корак (2) – гора в Северо-Восточном Причерноморье 194 Корак (3) – мыс в Крыму 188 Кораканда – иное название Кубани (Гипаниса) 228 Кораксийские горы – часть Большого Кавказа 226 Кораксы (кораксики) – народ, живший в районе нынешнего г. Сухум 95, 228 Кораллы – одно из фракийских племен на западном побережье Черного моря 152 Корет – залив на западном побережье Азовского моря 242 Корокондама – греч. поселение на Таманском полуострове 119, 120, 122, 192 Корокондамское озеро 120 Корусия – город в Азиатской Сарматии 195 Кос – остров в Эгейском море 90 Костобоки см. койстобоки Котобакхи – народ, живущий у Танаиса (Дона) 247 Кремниски – город в Северо-Западном Причерноморье 241 Кремны – гавань на западном побережье Азовского моря 40, 60 Криу Метопон см. Бараний Лоб Кробизы – народ в Северо-Западном Причерноморье 241 Кронийский океан см. Северный океан Круны – мыс в Северо-Восточном Причерноморье 247 Ксанф – река в Троаде 144 Ктенунт – совр. Большая Севастопольская бухта 111, 115, 188 Кукунда – город в Азиатской Сарматии 195 Куфис – раннесредневековое название реки Кубань 277 Лагира – город в Крыму 188 Лагнус – залив в Балтийском море 246 Лазия (Лазика) – страна в Восточном Причерноморье 147, 277 Лазы – народ в Восточном Причерноморье 171 Лакедемон (Спарта) – греч. государство в Пелопоннесе 139 Лакринги – народ в Центральной Европе 256 Лампада – пункт в южном Крыму 148 Ламсакум – город в Северном Причерноморье (в Дардании) 280 Латрис – остров в Балтийском море 246 Левка см. Белый остров Левкосиры – жители области в южном Причерноморье около г. Синопы 152 Ледовитый океан см. Северный океан Леин город – город на реке Борисфен (Днепр) 188 Лиан – населенный пункт на западном берегу Азовского моря 185 Либия (Ливия) – греч. обозначение африканского континента 208, 221 |
|
|
