| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание ОВАННЕС ИМАСТАСЕР [Ованнес Саркаваг; арм. (?)(?) /] (ок. 1045, обл. Парисос в Арцахе, Великая Армения - 1129, мон-рь Ахпат), архим., арм. философ, богослов, педагог, космограф, поэт, гимнограф. Род. в семье священника, учился в монастыре Ахпат . Эпитет «Имастасер» (Философ) свидетельствует о прижизненной славе О. И. как ученого; прозвище Саркаваг (Диакон) сопровождало О. И. на протяжении всей жизни, хотя он упоминался в рукописях и как священник, и как архимандрит; это позволяет предположить, что он был рукоположен в сан диакона в юном возрасте и оставался им довольно длительное время. Долгие годы О. И. возглавлял высшую философскую школу в Ани , где преподавал богословие, экзегезу, грамматику, математику, философию, космографию, теорию музыки и др., продолжая педагогические традиции Григора Магистра Пахлавуни . Служил в Анийском кафедральном соборе как иеромонах и протопсалт. В дальнейшем вернулся в Ахпатский мон-рь и возглавил местную школу, к-рая благодаря ему стала крупным центром науки и культуры. Воспитал множество учеников; среди них наиболее известны Самвел Анеци, Еремия Андзревик, Хачатур и Григор Анеци. О. И. пользовался большим авторитетом при груз. дворе и среди груз. духовенства; согласно историку Киракосу Гандзакеци , к нему приезжал, чтобы получить благословение, царь Давид IV Строитель . Сохранилось Житие О. И., написанное одним из его учеников («Повествование о жизни и смерти блаженного мужа Господня Саркавага»). О. И.- ученый-энциклопедист, продолжатель традиций аристотелизма, оставивший множество научных трудов по различным отраслям знаний: истории, математике, космографии, теории календаря, философии и художественной лит-ре. Ему принадлежат арм. переводы трудов Аристотеля, Порфирия, Евклида, Филона Александрийского, Псевдо-Дионисия Ареопагита, святителей Григория Нисского, Василия Великого и др. О. И.- автор Молитвенника, множества проповедей, сочинений догматического содержания. Среди них большое значение имеет сборник из 14 посланий, посвященных Никейскому Символу веры , в к-ром О. И. подвергает жесткой критике Халкидонский Собор (см. Вселенский IV Собор ) и такие еретические учения, как аполлинарианство , арианство , манихейство , несторианство , евтихианство (см. в ст. Евтихий , архим.). Вопросам богословско-догматического характера посвящены сочинения О. И. «Об образах», «О мощах» и др. Наряду с этим О. И. является одним из первых представителей нового интеллектуального течения, связанного со столицей Багратидов Ани,- естественнонаучного направления средневек. философии, в мировоззрении к-рого сквозь теологические напластования пробиваются эмпирико-сенсуалистические тенденции. |
| Из светских поэтических творений Саркавага сохранилась лишь «Мудрая беседа, которую вел философ Ованес Саркаваг в час прогулки с птицей, именуемой пересмешник». Это большое произведение (188 строф) представляет новое и значительное явление в древнеармянской литературе. «Беседа» – диалог между поэтом и скворцом–пересмешником о происхождении искусства. Искусство, согласно Саркавагу, не врожденно, человек овладевает им, подражая природе, постигая ее путем длительного наблюдения, размышления и рассуждения, изучая ее и делая о ней свои заключения, но при этом всегда остается ниже природы. Трудами Ованеса Саркавага Ахпатский монастырь превратился в крупный центр наук и образования. «Подобно мудрой пчеле он, нагрузив ум свой нектаром и ароматами цветов, нес их в свой город и место воспитания – в стольный город Ани, и наполнялся дом от их изобилия... Окруженный почтительными и приятными отроками, он с любовью обучал их сложным и глубоким наукам» («Слово о жизни и смерти блаженного мужа божьего Саркавага...»). «Святой Вардапет», как называет его Самвел Анеци, был известен также своим «добрым поведением» (История Армении Киракоса Гандзакеци. С. 105). Историк грузинского царя Давида Строителя, говоря о созванном в 1123–1125 гг. в Тифлисе армяно–грузинском церковном соборе, отмечает, что со стороны армян присутствовали «множество епископов и настоятелей монастырей, которые гордились тем, что достигли вершин всех знаний и наук» – достигли не в последнюю очередь благодаря деятельности таких вардапетов, как Ованес Саркаваг [ Меликсет–Бек Л. Труд Ованеса Саркавага «О землетрясении»/Изв. Арм. ФАН. Сер. 1. 1. Ер., 1943 (на арм. яз.). С. 76]. 268 История Армении Киракоса Гандзакеци. С. 104. Упорядочение армянского календаря – одно из самых значительных дел Саркавага. Армянское летосчисление, установленное при католикосе Мовсесе, начиналось с 552 г. и было подвижным. По этому календарю год состоял из 365 дней. Отсутствие високосного года не давало возможности раз в четыре года добавлять один лишний день. Этот недостаток календаря был причиной многих недоразумений (см.: Армянский Судебник Мхитара Гоша/Пер. Паповяна А.А. Ер., 1954. С. 228. Прим. 7). |
| Годы детства и отрочества Ованеса пришлись на тяжелое для Армении время. Одно за другим под ударами иноземцев пали армянские княжества, страна была опустошена. Пока в северо–восточных землях Армении, где по–прежнему правили армянские и грузинские цари и князья, продолжалась мирная жизнь, в Центральной Армении монастыри постепенно приходили в упадок, а образование и наука перемещались из разрушенных городов и находили убежище в сравнительно более безопасных местах – отдаленных монастырях. Особенно славились своими вардапетами Санайнский и Ахпатский монастыри [см.: Тер–Минасян Е. Монастыри Ахпата и Санаина (900–1300)/Арарат. Эчмиадзин, 1901 (на арм. яз.). С. 271–277, 338–344]. В стенах последнего Ованес Саркаваг получил глубокие для своего времени познания в церковных науках, риторике и поэтике. Еще в юные годы Ованес принял сан саркавага (диакона), в коем, очевидно, и оставался долгое время, так как прозвание «Саркаваг» сохранилось за ним как имя собственное. На его могиле, которая по сей день сохранилась в Ахпатском монастыре, начертано: «Памятник сей есть порог (начало вечной жизни) софиста Саркавага». 267 Литературные труды Ованеса Саркавага многочисленны и разнообразны по содержанию. Большая часть их не опубликована, некоторые утрачены, а есть и такие, которые известны лишь в отрывках. Он сочинял панегирики, писал толкования, речи, стихи, тараканы, молитвы, труды по хронографии, поучения («Поучительное слово любящим науку»), естественнонаучные и философские трактаты. По словам Киракоса Гандзакеци, «он написал панегирики, посвященные могущественному царю Трдату, святому патриарху Нерсесу и чудесным (мужам) Сааку и Месропу. Сочинил таракан, посвященный Гевонду и его подвижникам, с красивой мелодией и подобающим слогом, который начинается словами: «Ныне осветились святые церкви», и посвятил им также панегирик». Ему приписывается и панегирик Григору Лусаворичу, «сочиненный приятным слогом и умно» (История Армении Киракоса Гандзакеци. С. 105). В духовной песне, написанной в честь Гевонда и его подвижников, Ованес Саркаваг писал: «Ради пролитой крови святых твоих архипастырей на радость собери рассеявшихся, печалью удрученных, проливающих потоки слез отроков твоей Церкви, о ты, нашего спасения щедрый даритель» ( Эмин Я. Шаракан. М., 1914. С. 345). Эта мечта и стремление собрать рассеявшийся по разным странам армянский народ превращается в молитву и стараниями Саркавага Вардапета вводится в армянское богослужение. Молитва Саркавага – кратка и проста по форме, однако по содержанию она значительна и возвышенна, в особенности, когда исполняется в церкви верующими, многие из которых на протяжении столетий ощущали себя странниками в чужой стране и с тоской обращали взоры к Армении. Молитвой Саркавага армянская поэзия обрела одну из своих важных и больших тем, поскольку, начиная с 11 в. и вплоть до 20–х гг. 20 в. повторялись акты физического истребления и изгнания армян с родной земли. |
| Саркаваг открывает свою школу в Ани. «Подобно мудрой пчеле, собирающей нектар и аромат с цветов всевозможных оттенков, – пишет агиограф, – он напитывал свою мысль [всевозможными знаниями] и нес в место, где был вскормлен, в престольный город Ани, и переполнял дом сей изобилием... Окружив себя отроками, он смиренно и с нежной любовью обучал их сложным и глубоким наукам». Сведения, содержащиеся в житии Саркавага, свидетельствуют о расцвете и развитии в Ани наук, о наличии богатой и многообразной литературы, соответствовавшей уровню развития культуры и отвечавшей потребностям крупного торгового города. «Ахпатская и Анийская школы не были обыкновенными школами в узком понимании этого слова» 309 . Саркаваг возродил в них науки древности: «Все померкшие и угасшие науки предков, сокрытые и преданные забвению по невежеству, отсталости и лености умов, благодаря его трудоемким сочинениям и остроте мысли вновь украсили и возрадовали души любомудрых и любознательных мужей». Автор жития хорошо знаком с программой обучения Ахпатской и Анийской школ. Саркаваг считал, что желающий получить хорошее образование должен овладеть не только «святыми и боговдохновенными книгами, но и сочинениями языческих авторов» 310 . И в самом деле, в школах Саркавага наряду с богословскими трудами изучали философские, естественно-научные, риторические, математические, грамматические труды древнегреческих авторов. Существовала определенная система обучения. Учеба начиналась с изучения грамматики, которая считалась одним из важнейших предметов, ключом, с помощью которого постигается смысл и содержание других наук. Только после овладения грамматикой можно было приступить к изучению более сложных наук. «Пользуясь правилами просодии, Ованес посвящал своих учеников в тонкие сочинения и учил постигать смысл содержания». Под этими скупыми словами скрывается огромный труд по пояснению и комментированию около пятидесяти сочинений древнегреческих авторов и трудов отцов церкви. К ним относились девять сочинений Филона, пять – Дионисия Ареопагита , семь – Григория Нисского , четыре – Григория Богослова , три – Василия Кесарийского , Евагра, Епифана, Ефрема Сирина , Кирилла Александрийского , различные сочинения Иоанна Златоуста , Аристотеля, Платона, Гермеса и другие философские сочинения, «Книга Хрий», три книги Иоанна Майрагомеци 311 . |
| Об агиографе мы не располагаем никакими сведениями. Однако само житие дает основание думать, что автор его был довольно образованным человеком. Он хорошо знаком с общехристианской и древнеармянской литературой, с произведениями, посвященными создателям армянской письменности, с трудами известного древнеармянского философа Давида Анахта, которого иногда приводит почти дословно 306 . Агиограф обнаруживает знание риторического искусства. Местами его повествование переходит в ритмическую прозу. Речь его богата традиционными аллегорическими сравнениями, метафорами. Оценивая деятельность Саркавага и его учеников, агиограф ищет аналоги в истории армянской культуры. И хотя он не называет произведений, но при описании творческого дерзания Саркавага и его учеников обращается к источникам о создателях армянской письменности. Настоящий памятник является важным историческим источником, наиболее полно освещающим жизнь, годы учебы и педагогической деятельности Саркавага. Особую ценность он представляет как уникальный источник об Анийской высшей школе, основанной Саркавагом. В житии сообщаются сведения о первом периоде его жизни, уточняется его связь с областью Парисос, с городом Ани. Уроженцем Парисоса был дядя, а, следовательно, и мать Саркавага. Ованес родился в Парисосе примерно в 1045–1050 гг. 307 в семье священника. Позже родители его переехали в Ани – «город и место его воспитания». Затем он был отдан в Ахпатский монастырь, где рос и воспитывался у «святого дяди своего, уроженца области Парисос». В Ахпате Ованес первоначально учится музыке, но дядя, видя незаурядные способности племянника, «великое сокрытое в нем сокровище», поручает его вардапету Урчаци, который был одним из видных вардапетов Ахпатского монастыря 308 . Годы, проведенные в Ахпатском монастыре, были годами неустанного труда, «страсти смиренномудрия», которые очень скоро выделили Ованеса среди других учеников. И «он стал все более и более превосходить своих сверстников постоянным преуспеянием». По завершении образования он остается в Ахпатском монастыре и вскоре приобретает известность как вардапет. «Во всех видах слова и дела – исследовании и доказательствах, в письме и чтении, в историографии и толковании учений пророков и апостолов, – говорится в житии, – он был так совершенен и так славен, как никто другой хотя бы в одной из этих областей». |
| В перспективе взгляда входящего в церковь вырисовывается трехчастная структура с алтарем посередине, нишей с реликварием слева и второй нишей справа (оформление правой стороны ныне не известно). Очевидно, что подобное расположение и форма установки модели свидетельствуют об исключительно важной роли, отводимой этому объекту в храмовом пространстве. Если в правой нише и не было никакой реликвии или изображения, то в таком случае, тем более, появление обеих ниш следует признать результатом воздействия одной несимметрично установленной реликвии на структурное изменение стандартного крестово-купольного пространства. О. X. Халпахчьян отмечал, что «выбор места для модели церкви Аствацацин был обусловлен наличием в северной стене здания второй двери, имевшей в основном служебное назначение» 276 , а северо-восточный пастофорий исследователь считал ризницей 277 . Связь между этими тремя элементами архитектуры безусловно существовала, но именно присутствие модели-реликвария, вероятно, и диктовало необходимость в создании северного входа, а пастофорий мог быть, скорее, жертвенником. Место установки модели-реликвария не имело устойчивой традиции. В Ахпатской церкви Сурб Ншан модель с восьмискатной крестовой крышей и глубокой нишей установлена на колонне, которая находится с южной стороны от алтаря. Сама идея помещение реликвии на колонне не может считаться чисто армянским изобретением, корни этого явления, вероятно, следует искать в искусстве античного мира. Ярким византийским образцом подобного возвеличивания реликвии служит сцена с Мандилионом на колонне, изображенная в одном из клейм оклада XIV в. из Генуи 278 . Влияние реликвии, находящейся в пространстве церкви, на ее архитектуру не было односторонним процессом. В определенное историческое время, вероятно, в X–XIV вв., сами реликварии испытывали активное влияние церковной архитектуры, поскольку их облик имитировал формы храма или ротонды с балдахином, при этом согласуясь с объемными решениями построек соответствующей эпохи. |
| XIX в.) епархии. В 1739 г. ущелье Садгери, долгое время считавшееся «ничьим», на которое претендовала Руисская епархия, а также принадлежавший Мцхетскому католикосу Гуджарети отошли Урбнисской епархии. После упразднения кафедр в Тбетской и Ишханской епархиях в Ахалцихском пашалыке паству на этих территориях стали номинально окормлять картлийские архиереи - Дманисский и Урбнисский, с временным изменением титулатуры - Тбетско-Дманисский и Урбнисско-Ишханский. В XVIII в. были упразднены епархиальные центры в Ахтале (возможно, в 10-20-х гг. XVIII в.; существовал проект перенесения кафедры из Ахталы в Атени, однако он не был приведен в исполнение), Цалке (30-40-е гг. XVIII в.), Болнисском и Дманисском Сиони (50-60-е гг. XVIII в.), Манглиси (кон. 60-х гг. XVIII в.). К 1780 г. была восстановлена Манглисская кафедра, позже - Ахтальская. Сохранились сведения об Ахтальских архиереях: Софроме, который был пленен во время нашествия Омар-хана Аварского (1785) и выкуплен из плена жителями Ахалцихе; Гедеоне († 1792); Игнатии, оставившем кафедру в 1796 г.; Иоанне († 1798). В 1802 г. по просьбе мастеров-греков во епископа Ахталы был рукоположен грек протосинкелл Иоаким († 1827), настоятель мон-ря Вардзиа в Имерети. К 1770 г. в неск. раз сократилась православная паства в Шида-Картли: в Руисской епархии - с 84 селений (по неполным данным за 1715) до 46; в Цилканской - с 55 (1669) до 46; в Урбнисской - с 30 (1712) до 20; в Самтависской - с 70 (XV в.) до 17. В кон. XVIII в. в Тбилисской епархии насчитывалось 18 селений, в Никозской - 8. Лучше обстояли дела в Самтаврской епархии, где было 60 селений. В XVII-XVIII вв. паства Санаинской и Ахпатской арм. епархий пополнялась за счет грузин-монофизитов, перекрещенных крестьян, пожертвованных царями арм. мон-рям, или крепостных груз. тавадов-григориан. В «армянскую веру» переходили и те грузины, которые присоединялись к купеческим и ремесленным гильдиям, где господствующее положение занимали армяне-монофизиты. Этот процесс охватывал Тбилиси и Квемо-Картли, где, по сведению царевича Вахушти, «население придерживается веры армянской, и лишь малая часть - грузинской; а нравами и обычаями все они грузины» (КЦ. |
| В Шида-Картли во владения католикоса входило большинство сел Хеви (верховье р. Терек, до Джариаха) и Гагмамхари (правобережье р. Куры), а также земли в ущельях рек Арагви, Ксани, М. и Б. Лиахви, Проне. Крайними северными владениями, согласно «Иммунитетной грамоте», являлись «над Арагви, в Хеви,- селение Гергети, монастырь Святой Троицы и пустынь с ее церквами; крест животворной лозы, данный девой Ниной, светоча грузин, и их селения и агараки, и пещеры и подземелья и укрепления; на Арагви крепость Гергетаули...» (ныне близ с. Степанцминда) (ПГП. 1970. Т. 3. С. 178; Груз. док-ты IX-XV вв. 1982. С. 103). Эпиграфические данные позволяют предположить, что владения католикоса-патриарха Вост. Грузии простирались и на Абоци, расположенный в верховьях р. Ахурьян. Светицховели владел землями также в Сев. Армении: «Над Мармашени: селение Цкаромравали и Цинубани, селение Пудземарги и селение Мтаварангелози» (ПГП. 1970. Т. 3. С. 177; Груз. док-ты IX-XV вв. 1982. С. 102). После присоединения территорий бывшего Ташир-Дзоракетского царства к Грузии (нач. XII в.) арм. Ахпатская епархия в К. постепенно перешла в ведение груз. монархов. По свидетельству Киракоса Гандзакеци, арм. историка XIII в., «Ахпат в то время был в числе [владений] грузинского царя» ( Киракос Гандзакеци. 1976. С. 86). Груз. историк царевич Давид Багратиони (1767-1819) указывал, что «Ахпатский епископ - государев, и имения его тоже государевы. И не распространяется над ним право католикоса Эчмиадзинского» (Судебник царевича Давида. 1964. С. 169-170). В соч. «Обозрение Грузии по части прав и законоведения» царевич Давид дает более точную юридическую формулировку: «Пребывающие в Грузии армяне разделяются по духовному управлению на две епархии, а именно: на Ахпатскую и Эчмиадзинскую, из коих первая зависит непосредственно от царя (грузинского.- Авт.), а вторая от патриарха Араратского (арм. католикоса.- Авт.), в которой архиерей бывает по поставлению патриарха, а в Ахпатскую избирается царем и для одного только посвящения посылается к патриарху. По чему и наблюдается, чтоб одна епархия не могла иметь никакого влияния ни на управление, ни на имения другой, а тем паче делать каковое-либо притеснение и искательство Эчмиадзинскому архиерею против епископа и духовенства Ахпатского» ( Давид Багратиони. 1959. С. 232-233). Арм. мон-ри Квемо-Картли находились под покровительством грузинских царей и сановников ( Киракос Гандзакеци. 1976. С. 93, 142). |
| н. переходного периода. В строительной надписи сюзеренами этих вельмож названы визант. императоры Константин V и Лев IV Хазар (Там же. С. 224-225). В VIII в. в Квемо-Картли прекратила существование Агаракская епархия, что было связано, очевидно, с усилением албанизации и арменизации края, а также с нашествием венгров. К. в период образования и расцвета единой Грузии Храм Пресв. Богородицы мон-ря Ахтала Храм Пресв. Богородицы мон-ря Ахтала На рубеже VIII и IX вв., в период образования и развития новых груз. политических структур, влияние Тбилисского эмира начало ослабевать. В 70-х гг. IX в. Липарит Багваши, крупный западногруз. феодал, завоевал Триалети и основал Клдекарское эриставство. Владения дома Багваши временами простирались на соседние области. Клдекарские эриставы подчинялись тао-кларджетским Багратиони. Они состязались с сюзеренами и на культурном поприще: неск. поколений Багваши активно строили церкви в Триалети, Зурзакети, Алгети, Атени и Джавахети. В кон. IX в. юж. области Квемо-Картли перешли под власть арм. Багратуни, основателей Анийского царства, в нач. X в. они завладели древнегруз. провинцией Гардабани, власть над к-рой оспаривали князья Кахети и Албании Кавказской . В кон. X в. на территории Квемо-Картли образовалось арм. царство Кюрикидов (Лоре-Таширское, или Ташир-Дзорагетское, царство, просуществовавшее до нач. XII в.), считавшихся вассалами анийских Багратуни. На территории Квемо-Картли были основаны 2 арм. епархии - Санаинская (в кон. X в.) и Ахпатская (в XI в.). По сведениям арм. и груз. источников, Ахпатскому епископу была подчинена монофизитская паства бывшей груз. Цуртавской епархии (Ташири) и Акстафского ущелья ( Stephannos Orbelian. 1864. P. 67; ПГП. 1985. Т. 8. С. 485). Во 2-й пол. IX в., после освобождения Шида-Картли от арабов, власть захватили местные азнауры (феодалы) Тбели, Канчаели, Дзамели, Сазверели, Мгдеури и др. Сохранились многочисленные христ. памятники, построенные азнаурами в X в. в предгорных районах Шида-Картли: Тбели воздвигли ц. |
| Я провел ночь в Мадане, под гостеприимным кровом одного из старшин греческих, и рано утром собрался в путь к Ахтале, опять через тот же мост Наны и по берегу того же потока; ибо другая кратчайшая дорога, по горам, была непроходима от снега. Если бы кто посмотрел со стороны на многолюдный поезд наш, по живописному ущелью, он показался бы необычайным, по смешению лиц и одежд. Тут был и священник греческий, и архимандрит армянский, в своем черном куколе вместо клобука, и несколько старшин греческих в нарядных одеждах, и почетный конвой из армян и татар, вооруженных по-своему обычаю, и вкусу. Эта конная толпа двигалась в беспорядке, между садов и утесов, с шумом переходя горные ручьи, которые стремились в бурный поток и умножали дикую красоту ущелья. Подле того места, где подымалась крутая стезя к Ахпату, миновали мы крепость Каяну, орлиное гнездо, приникшее к вершине утеса, которую выстроил епископ Ахпатский Иоанн и разорили монголы. Ущелье мало по малу расширялось, по мере приближения к Ахтале, не теряя, впрочем, красоты своей, ибо беспрестанно выдвигались уступами горы из-за гор, или открывались по сторонам малые удолья, с тополями и виноградными садами. Но поток Каменки или Джебеды продолжал столь же быстро стремиться по каменистому руслу, своенравно упираясь в горы и требуя, чтобы расступились, доколе наконец не проложит себе более широкого ложа уже по долинам; там встретит он бегущую к нему на встречу реку Храм, и промчавшись вместе с нею, под величественными арками красного моста царя Ростома, окончит бурное свое течение в не менее быстрых волнах Куры. Не далеко от ущелья Ахталы, мы переправились в брод на левую сторону потока, промежду камней, о которые шумно разбивались волны; несколько саклей с виноградниками раскинуты были на берегу и подле протекал малый ручей. Русло его открыло нам горную стезю к обители, а не далеко от устья крепкая бойница приросла к утесу, так что можно было принять башню за продолжение скалы; тут же на долине остатки той церкви, где списал архимандрит надпись о настоятелях Ахталы. |
|
|
