| Развитие книгопечатания сделало возможным издание формальных источников К. п. Одним из первых изданных источников стал слав. перевод Номоканона при Большом Требнике, выпущенный в 1620 г. в типографии Киево-Печерской лавры как «Законоправильник», с предисловием иером. Памвы (Берынды) , который дополнил его выписками из франц. издания И. Леунклавия «Jus graeco-romanum» (1596), получившего в правосл. мире название «Арменопул» из-за помещенного в этот свод Арменопулова сокращения канонов. В 1624 г. иером. Захария (Копыстенский) издал новую редакцию Номоканона, очистив язык документа от сербизмов и дополнив новыми пояснениями и статьями, заимствованными из других источников. В 1629 г. вышло 3-е издание Номоканона с предисловием архим. Петра (Могилы) , в к-рое были внесены дополнения. В 1646 г. 3-е издание было воспроизведено во Львове с предисловием Львовского еп. Арсения (Желиборского) . В 1639 г., при патриархе Иоасафе I , появилось 1-е московское издание Номоканона (на основе редакции Захарии (Копыстенского), с рядом исправлений), к-рый был выпущен не отдельной книгой, а как приложение к Потребнику. В 1651 г., при патриархе Иосифе , вышло 2-е московское издание Большого Потребника в соединении с Номоканоном, который был выделен в отдельную, 80-ю гл. книги. В 1658 г., при патриархе Никоне , появилось 3-е московское издание Номоканона, в котором была изменена первоначальная структура книги: 1-я часть (чинопоследование исповеди и наставление духовнику) была удалена и включена в сам Требник как отдельное чинопоследование; 2-я часть, т. е. текст Номоканона, подверглась значительному сокращению. Никоновская редакция воспроизводилась в позднейших досинодальных и синодальных изданиях Большого Требника. С 1687 г. при Малом Требнике стало печататься сокращенное издание «Законоправильника» под названием «Из Номоканона нужнейших правил изъявление» (117 статей из 226). Т. н. Иосифовская Кормчая книга. М., 1650. Л. 38 об.— 39 Т. н. Иосифовская Кормчая книга. М., 1650. Л. 38 об.— 39 В 1649-1650 гг., при царе Алексее Михайловиче и патриархе Иосифе, в Москве было предпринято 1-е печатное издание Кормчей книги на основе Сербской редакции. Иосифовская редакция Кормчей впосл. переиздавалась старообрядцами в Варшаве (1786) и в Москве (1888, 1913). Патриарх Никон подверг 1-е издание ревизии (им было исправлено 50 страниц книги), в новую редакцию были внесены существенные дополнения. В 1653 г. экземпляры Никоновской Кормчей были разосланы по епархиям, монастырям и приходам, а также отправлены в Болгарию и Сербию. |
| Вы говорите, почему нельзя предположить и прочее? Разумеется, наука без предположений обойтись не может. Но есть предположения умные, которые если и не осуществляются, то все-таки приносят пользу для науки и иногда чрезвычайно большую, будя и направляя мысль к решению тех или иных задач и попутно освещая те или иные вопросы. Некоторые из таких предположений, благодаря новой, оригинальной постановке вопросов, – несоизмеримо важнее самых фактов. Все это хорошо известно. Но есть предположения и неумные, и также известно, как они именуются. Вы говорите: доказательств, доказательств! Докажите, что книги, вышедшие в свет в известные годы из типографий Слёзки, Желиборского и т. д., не выходили в те же годы из типографии Львовского братства… Помилосердуйте, профессор Титов! Какие вам нужны доказательства? Самый факт – отсутствие подобных книг желаемого вами издания и отсутствие всяких оснований для предположения, чтобы они братской типографией были изданы, – есть уже само по себе доказательство. Вы говорите: Как нет никаких оснований для подобного предположения? Я, проф. Титов, их указываю. Я заявляю: в рассматриваемой мною описи (возьмем для примера одну книгу) Ключ Разумения 1665 г., Иоанникия Галятовского, показан книгой печати Львовской. Я знаю, что он вышел из львовской типографии М. Слёзки, но я, проф. Титов, понимал и понимаю выражение «печати Львовской» в смысле типографии братской и думаю, что Ключ Разумения Галятовского издан был одновременно обеими типографиями. Ну-ка докажите, что я не прав? Воистину, начинается сказка про белого бычка. Пойдем, однако, навстречу странной фантазии проф. Титова и будем приводить доказательства от разума. Так как я пишу преимущественно для публики широкой, то опять начну речь, иллюстрируя ее примером. Проф. Голубев написал объемистое сочинение о Петре Могиле . Иоанникий Галятовский в свое время то же написал объемистое сочинение, озаглавив его: Ключ Разумения. Оба сочинения изданы. Профессор Голубев мог издать свое сочинение или на средства, находившиеся в его распоряжении, сделав соответствующий заказ в типографии сам; или продать рукопись для издания её книгопродавцу. |
| б) Когда во Львове существовало несколько типографий – Братская, Слёзки, Желиборского и т. д., то выражение описей Львовской печати о книгах, вышедших во Львове в это время, должно быть прилагаемо ко всем им: следовательно, нельзя уже все книги Львовской печати приурочивать исключительно к одной Братской, а нужно делать распределение книг по типографиям, принимая во внимание наличность имеющихся в распоряжении данных (напр., в описях значится Апостол 1639 года Львовской печати; так как известен апостол 1639 года, изданный во Львове в типографии М. Слёзки, то упоминаемый в описях Апостол и есть сей самый). 2) Суждения проф. Титова по данному вопросу, побудившие его приписать проф. Голубеву вышеозначенные эпитеты: а) Выражение описей о книгах «печати Львовской нужно понимать в смысле Львовской братской типографии, когда бы книги эти в свет ни вышли, т. е. и при одновременном существовании во Львове нескольких типографий; отсюда все книги, значащиеся в описях книгами печати Львовской, суть книги Братской Львовской типографии (здесь и есть источник библиографических открытий проф. Титова). б) Те книги (по описи) Львовской печати, которые имеются в настоящее время в наличности и на них явственно обозначено, что они вышли не из Братской, а из других Львовских типографий, – не может колебать означенного понимания, ибо эти книги суть одновременные (одногодние) издания той или иной типографии, конкурирующей с Братской. А то обстоятельство (добавим от себя), что из книг Львовского братства, на которые указывает проф. Титов, как на двойные издания, не находится ни одной, есть обидная случайность. По этому упрощенному способу могут быть расчленены суждения профессоров Голубева и Титова и по другим вышеизложенным между ними разногласиям. Всюду результаты получатся одинаковые. Но довольно относительно сего, предовольно! XIV Я надеюсь, что для моих читателей выяснились с достаточной ясностью и основательностью (ибо я не люблю высказывать те или иные положения бездоказательно), – выяснились: и полное ничтожество в научном отношении направленной против моих «Объяснительных параграфов» статьи проф. Титова, и крайняя её нечистоплотность. Статья эта, как я заявил выше, есть служение не Богу – исторической Истине, а преклонение пред Вельзевулом. Но остается совершенно невыясненным, по крайней мере для значительного большинства моих читателей, такое обстоятельство, – почему это проф. Голубев обращает внимание на такую ничтожную статью, притом внимание из ряда вон выходящее: оставляет серьезную работу, в которую всецело был погружен, и с долготерпением поистине Иовлевым, шаг за шагом, с остановками и роздыхами для читателей, с приспособлениями речи для понимания большинства, рассматривает произведение проф. Титова, заслуживающее только презрительного взгляда, и расчленяет его по суставчикам? |
| Теперь спрашиваю: при таком положении дел, могло ли Львовское братство даже помыслить об издании Требника и Служебника? Разумеется, нет. Издавая эти книги братство, без сомнения, подверглось бы каре со стороны митрополита. В частности, издавая Требник, оно стало бы во враждебные отношения и к местному епископу Желиборскому (создало бы ему конкуренцию, притом бесцельную, без сомнения, в убыток себе). Нечего и говорить об убытках, которые понесло бы братство, вступив в конкуренцию со Слёзкой, который был не только типографом, но и очень оборотливым книгопродавцем (разъезжал повсюду по ярмаркам и т. п.). Невозможное есть невозможное. Полагаем, что приведенные доказательства недостаточно убедительны для непобедимо упорствующего профессора Титова и он будет желать, чтобы его книжные открытия заносимы были в библиографические труды следующим образом: 1) «Ключ Разумения», 1665 г.; издан – как значится на заглавном его листе – во Львове, в типографии М. Слёзки; впрочем, в «Описях» значится, что Ключ Разумения Львовской печати, а проф. Титов понимает выражение Львовской печати в смысле львовской братской типографии; следовательно, в означенном году было два издания сей книги. 2) «Требник» 1645 г.; издан – как значится на заглавном его листе – во Львове, в типографии епископа Арсения Желиборского; впрочем, в «Описях» значится, что Требник 1645 Львовской печати, а проф. Титов понимает выражение Львовской печати, в смысле львовской братской типографии; следовательно, в означенном году было два издания сей книги. Но смею уверить вас, почтеннейший профессор, что желаниям вашим не суждено осуществиться, и я позволю себе, – не только потому, что на это дает мне полное право тон и характер вашей статьи, но главным образом на основании всего вышеизложенного, – позволю себе прибить к вашим открытиям о двойных львовских изданиях, и вашим объяснениям по поводу их нижеследующий ярлычок: Все сие есть Титовская галиматья! И если вы, проф. Титов, все-таки, эту свою галиматью будете защищать, то – без сомнения – приобретете широкую известность всероссийского бuблuorpaфa-unic’a, ибо высказанные вами взгляды и мнения по поводу ваших библиографических открытий навсегда останутся единоличными вашими взглядами и мнениями. |
| Таковы, напр., статьи 211 и 212. Наличность статей подобного характера еще в XVIII столетии (и именно с 1728 г.) обратила на себя внимание Св. Синода. Результатом этого и получилось то, что еще в то время, в период с 1744 по 1769 г., в Св. Синоде возникало два формальных дела, – одно «об освидетельствовании Номоканона и о его исправлении в чем будет подлежательно, и другое – «об исправлении Номиканона по греческому подлиннику» (стр. 4–9). Но несмотря на двукратные и действительно энергичные старания Св. Синода, вопрос об отыскании греческого подлинника и о проверке по нему славянского переводного текста так и остался неразрешенным со стороны нашего церковного правительства – не только в прошедшем столетии, – но и совершенно. – А между тем, в ближайшее к нам время, в виду все более и более серьезного отношения к вопросам канонического права, – указываемая надобность тем сильнее давала себя чувствовать. Косвенно установив, изложением двух только что помянутых безуспешных предприятий Св. Синода по отысканию греческого подлинника и исправлению Номоканона, явную, – и научную, и практическую, – надобность в своем труде, автор излагает затем итоги своих личных разысканий по исторической судьбе оригинала и славянского перевода Номоканона. В немногих, но большею частью документированных словах, он сообщает здесь, – что Номоканон в его оригинале был составлен на Афоне и уже с XVI в., в виду весьма широкого употребления его в Греческой церкви, он переведен на славянский – сербский язык. С одного такого переводного рукописного памятника, экземпляр которого автором и указывается здесь (в ряду рукописей Погодинского древнехранилища), Номоканон, без всяких перемен, и был в первый раз напечатан у нас отдельным изданием в Киеве, в 1620 г. – За первым изданием в кратчайший промежуток времени последовали на юго-западе же и другие – Захария Копыстенского в 1624 г., П. Могилы в 1629 г. и Арсения Желиборского в 1646 г. А уже в 1639 г., с некоторыми изменениями, Номоканон становится достоянием велико-русского Требника, при котором начиная с Никоновского издания сей книги в 1658 г., без малейших перемен издается до настоящего времени (стр. |
| Осторожный и благоразумный Баранович хотя послал на раду своего наместника Иеремию Ширкеевича, но сам поехать не захотел, а от принятия на себя блюстительства митрополии решительно отказался. «И слабость моя непритворная,— писал он,— возбраняет мне то, и двукратное блюстительство, недостойно мною отправленное, страшит меня, как бы не дать за то Господу ответа, да к тому же блюстительство это я должен был бы отправлять из коштов моей убогой епископии, а не из митрополитских имений, лежащих на той стороне Днепра». Баранович с своей стороны предлагал и просил ходатайствовать пред государем о позволении избрать поскорее совершенного митрополита . Впрочем, напрасны были все эти хлопоты и переписка киевского духовенства и наказного атамана, направленные против епископа Мефодия. Распорядителем генеральной рады был царский посланник, князь Великого-Гагин, и он прежде всего пригласил на раду епископа Мефодия. И на раде вовсе не поднималось вопросов о церковных делах, о блюстительстве митрополии и не делалось никаких заявлений против Мефодия. А в гетманы на раде был избран не Самко, как надеялись он сам и его приверженцы, но Брюховецкий, которому покровительствовал Мефодий и которого привел потом к присяге на верность государю. Самко же и Золотаренко, совместники Брюховецкого, выданы были по просьбе последнего на войсковой суд и казнены смертию как изменники с несколькими другими лицами . Пять с половиною лет управлял Киевской митрополией Дионисий Балабан. И если он только около полугода оставался на своей кафедре в Киеве, а потом удалился во владения Польши и как бы изменил московскому правительству, то это с самого избрания Дионисия на Киевскую кафедру надлежало предвидеть. Он был подданный польского короля, которому, естественно, и старался служить: большая часть митрополии Дионисия, до четырех епархий, лежала в пределах Польши; все его митрополитские владения находились там же. И не один Дионисий содействовал гетману Выговскому вновь перейти с своими казаками на сторону Польши; то же известно о Львовском епископе Арсении Желиборском, заслужившем своею преданностию признательность короля . |
| Покончив со всеми разноглагольствованиями проф. Титова и всеми, предъявленными им ко мне обвинениями, подведем итог сказанному. 1) Мнение проф. Титова о двойных Львовских изданиях, т. е. что известные в библиографии книги, как вышедшие в те или иные годы во Львове из типографий Слёзки, Желиборского и базилиан (при Кафедре), выходили или (как поправляется проф. Титов) могли выйти в те же годы из типографии Львовского братства, потому что в описях, бывших под руками у проф. Титова, они значатся книгами печати Львовской, – есть мнение совершенно несостоятельное, произвольное, многими данными и соображениями опровергаемое, – есть мнение, вымученное приемами, ничего общего с наукой не имеющими. Мнение это, воплощаемое в реальную оболочку, привело бы (неизбежный логический вывод) к таким красотам в библиографических трудах: «Ключ разумения издан – как значится на заглавном его листе – в 1665 году, во Львове, в типографии Михаила Слёзки; впрочем, в «Описях» значится, что Ключ Разумения 1665 года Львовской печати, а проф. Титов понимает выражение Львовской печати в смысле Львовской братской типографии; следовательно, в означенном году было два издания сей книги 15 и т. д., и т. д, все та же галиматья. 2) Те издания, которые в описях значатся книгами печати Львовской в библиографии же неизвестны, тоже не выходили из Братской типографии (а уповательно и ни из каких других Львовских, что для знакомых с деятельностью сих типографий явственно). В данном случае мы имеем дело с ошибками в датах описей, для иллюстрации каковых ошибок приведенный пример (об Анфологионе, якобы вышедшем в свет в 1691-м году) может служить достаточно вразумительным доказательством. 3) Утверждение проф. Титова, что я, проф. Голубев, при составлении своих «Объяснительных параграфов» в основу их положил «Описание славяно-русских книг» Каратаева и устаревшие труды Зубрицкого и Вишневского, которыми пользовался, по крайней мере в иных случаях, без критики, – есть утверждение недобросовестное, рассчитанное на малое знакомство читателей с вопросами библиографическими. Статья проф. Голубева обнаруживает самое близкое знакомство его с старопечатными книгами, о которых в ней ведутся речи. К Каратаеву он отсылает за справками своих читателей только в тех случаях, когда не имеет нужды приводить длиннейшие заглавия старопечатных книг, полностью сообщаемые в Описании сих книг Каратаева. Труды Зубрицкого и Вишневского, в известных частях устаревшие, выводятся проф. Голубевым на сцену потому, что вкравшиеся в них ошибочные мнения доселе продолжают смущать исследователей и потому не могли быть оставлены (где это по ходу его библиографической работы требовалось) без разъяснений (исправлений), для чего нужна была критика, критика и критика 16 . |
| Я не буду здесь говорить о том, что и свобода при издании богослужебных книг в рассматриваемое время была ограничена и конкуренция, вследствие этого, была поставлена в должные границы, нарушение которых каралось, я позволю себе только спросить проф. Титова: неужели он, в течение полугода подготовляясь к ответу на мою статью и теперь, без сомнения, достаточно знакомый с фактами, не в состоянии был их осмыслить? Переходим к фактам. Апостолы 1639 и 1654 годов, известные как вышедшие из типографии Слёзки, проф. Титов, на основании своеобразного понимания им выражения описей «печати Львовской», включает в число изданий Львовского братства (была де конкуренция и т. д.). Я позволю себе спросить почтенного профессора: известен ли ему апостол, изданный Львовским братством в 1666 году? Разумеется, известен (предположение с моей стороны неведения после полугодовой работы проф. Титова было бы уже самой непростительной дерзостью). А если известен, то, разумеется, ему известно и то, что книга эта, как явственно значится на её заглавном листе, братской типографией «второе типом издана». А если так, то я позволю себе спросить проф. Титова: можно ли в зашитый карман положить платок? Можно ли войти в запертую дверь? Вы догадываетесь, профессор, что я хочу сказать? Если нет, то подумайте. Требник 1645 года, вышедший из типографии Львовского епископа Арсения Желиборского, и Служебник, изданный Слёзкой в 1646 году, тоже не могли быть одновременно печатаемы и Львовским братством. Разумеется, проф. Титов знает или должен бы знать, что, когда в начале 1645 года митрополит Петр Могила был извещен, что во Львове епископ Желиборский намеревается печатать в своей типографии Требник, а М. Слёзка в своей Служебник, то послал им письма с требованием, чтобы означенные издания были приостановлены, угрожая Слёзке даже отлучением от церкви, буде он не подчинится его, митрополита, приказанию. Тогда же Могила написал письмо Львовскому братству, чтобы оно, если Слёзка не откажется от своего намерения, не имело с ним никакого общения. В данном случае Петр Могила имел в виду преимущественно интересы Киево-Печерской Лавры, в книжных складах которой находилось значительное количество Служебников; предвиделось в недалеком будущем издание и его знаменитого Требника. И Желиборский, и Слёзка не подчинились требованию митрополита. На этой почве обострились (и до сего не очень гладкие) отношения между Могилой и Желиборским. Отголоски этого крупного разногласия между митрополитом и Львовским епископом можно усматривать в предисловиях к изданным им в это время Требникам. Что же касается до Слёзки, то митрополит отлучил его от церкви. |
| Правда, проф. Голубев частенько цитирует Каратаева, но в данном случае он поступает так, как и должно ему поступать. Каратаев был библиограф мало ученый, но старательный, со страстью увлекавшийся старопечатными книгами. Достоинство его работы («Описание славяно-русских книг» и проч.) состоит преимущественно в том, что в ней почти всегда полностью приведены заглавия старопечатных книг и с наибольшей, чем в других подобных трудах, исправностью. Вот в тех случаях, когда проф. Голубев, говоря о какой-нибудь книге, совершенно не имеет нужды приводить ее длиннейшее заглавие, он и отсылает читателей к Каратаеву. Например, он пишет: «Апостол, издан во Львове, в 1639 году, в типографии М. Слёзки (полное заглавие см. у Каратаева 493)»; «Требник, издан во Львове, в 1645 г., в типографии Желиборского (полное заглавие см. у Каратаева 590)» и т. д. Теперь несколько слов о Зубрицком и Вишневском или, точнее, об одном Зубрицком, так как ему в трактуемых местах Вишневский всецело следует. Имея в виду преимущественно публику широкую и для нагляднейшего уяснения вопроса о моем якобы не критическом отношении к Зубрицкому, я позволю себе прибегнуть к форме катехизической. Вопрос. Что утверждает проф. Титов об отношении проф. Голубева к Зубрицкому? Ответ. Он утверждает, что проф. Голубев «верит Зубрицкому (а вследствие этого и Вишневскому) безусловно и, по-видимому, решительно без всякой критики, по крайней мере, в иных случаях». Вопрос. В каком разуме должны быть понимаемы сии слова: «по крайней мере, в иных случаях?» Ответ. В том разуме, что в статье проф. Голубева находятся несомненные случаи безусловной, без критики принимаемой веры Зубрицкому. Вопрос. Сколько сих случаев вы можете указать? Ответ. Таковый случай есть единый и как бы единственный. Вопрос. Не укажете ли точно сей случай? Ответ. Он заключается в нижеследующем: проф. Голубев, перечислив типографии, преемственно или одновременно существовавшие в городе Львове в конце XVI и XVII столетий, делает при сем ссылку на Зубрицкого. |
| Профессор Титов! Вам нечего было искусственно навязывать мне то, о чем я в своей статье не имел повода высказать своего мнения. Но вы правы. Действительно, в одних случаях я понимаю выражение описей «Львовской печати» вообще, в применении к разным типографиям, а в других – ограничительно, в применении к одной только братской, – и поступая так, поступаю совершенно правильно: стою на почве реальных фактов. Понимаете?! Нет!! Профессор Титов! Когда вы, основываясь на выражении описей – «Львовской печати», свалили львовские издания 1639–1700 годов в единую кучу, т.е., все их приписав братской типографии, я говорил вам, что вы поступили неправильно, и объяснил почему. Но по отношению к львовским церковно-славянским изданиям 1600, 1606 и 1609 годов упомянутое выражение описей единственно может быть понимаемо в смысле «Львовской братской типографии». Догадываетесь?! Нет! Профессор Титов! В третий раз к вам обращаюсь, сообразите: сколько было во Львове славяно-русских типографий в 1639–1700 годах? – Ведь несколько: Братская, М. Слёзки, А. Желиборского, и т. д. Ведь, да? – А сколько их было в первые десятилетия XVII века? Одна Братская; единая и как бы единственная! И сего то, почтеннейший профессор, вы не сообразили, пуская в ход упомянутые свои приемы; а еще имеете дерзость печатно заявлять, что проф. Голубев в своих «Объяснительных параграфах» разыгрывает роль растерявшего остатки разума старика! Вы-то, почтеннейший профессор, какую в данном случае разыгрываете роль? Не догадываетесь? – Я вам подскажу: прочитайте Повесть о капитане Копейкине. И эту роль вы разыгрываете уже не единожды, а дважды, и таким образом знаменитый рекорд может считаться вами побитым, – с чем почтительнейше и имеет честь поздравить вас профессор Степан Тимофеевич Голубев. V Проф. Титов заявляет, что проф. Голубев пользуется «чисто сказочными приемами критики» и, благодаря подобным приемам, у него невозможное в одном случае, оказывается совершенно возможным в другом». «Само собою разумеется – продолжает проф. Титов, – что с подобными приемами критики проф. Голубев может доказывать решительно все, что ему угодно. Но только какая же ценность этого и так доказанного?» |
|
|
