| Понятным становится и происхождение таких мыслей, если вспомнить фразу «отсюда живыми мы не выйдем» 153 , которую архиепископ обронил по прибытии в Кемский пересыльный пункт. И все же, несмотря на внутреннее томление, проистекающее из пророческого предчувствия своего исхода, то, что оставалось на поверхности и было открыто для окружающих, можно свести к следующим, часто восторженным эпитетам: «прославился своей бесстрашной борьбой... стойкий ревнитель Православия... талантливый оратор... жизнерадостный и бодрый...» Наиболее подробный в описании внешних деталей и, одновременно, глубокий психологический портрет владыки дает протопресвитер Михаил Польский , воспоминания которого опубликованы в настоящем томе: «Архиепископ Иларион – человек молодой, жизнерадостный, всесторонне образованный, прекрасный церковный проповедник, оратор и певец, блестящий полемист с безбожниками, всегда естественный, искренний, открытый; везде, где он ни появлялся, всех привлекал к себе и пользовался всеобщей любовью ... За годы совместного заключения являемся свидетелями его полного монашеского нестяжания, глубокой простоты, подлинного смирения, детской кротости» . Возникает вопрос: где находился источник той силы, которая так ярко проявлялась на фоне выпавших на долю святого испытаний? Говоря о человеческих качествах, необходимо выделить уже упомянутые простоту 154 , открытость 155 и тонкое чувство юмора именитого архиерея 156 , вспомнить о поддержке, которую он тайно 157 и явно 158 оказывал своим соузникам, а также о жертвенности владыки 159 . Современники подчеркивали ум и мужество архипастыря, которые проявлялись в открытой полемике с деятелями советского государства 160 , в потребности души с риском для жизни идти на помощь погибающим в море 161 , в готовности совершать церковные Таинства 162 или участвовать в тайных богослужениях 163 , что в условиях заключения грозило самыми зловещими последствиями. При этом нельзя сказать, что священномученик находился вне критики. Это было и невозможно в эпоху церковных нестроений, активно подогреваемых представителями безбожной власти. После них, не простивших владыке верность патриарху Тихону, главными противниками архиерея были участники всевозможных обновленческих расколов. Борьба с ними стала основной причиной обоих лагерных сроков и, одновременно, являлась целью скорейшего освобождения из Соловков 164 . |
| Архиепископ Иларион (Троицкий) безусловно был верен Православию как спасительному достоянию, дошедшему до нас из глубины веков. Он сыновне дорожил им, и не только ничего не растерял из него, но в меру своих сил старался выявить его внутреннее духовное богатство, преумножить и сделать открытым для всех. Однако верность Православию означает не только верность прошлому, но и ответственность за настоящее и будущее. А это настоящее неотступно стоит перед нами как разделенное христианство, которое не может не тревожить нашу совесть. Архиепископ Иларион знал христианский Запад издалека. Он с радостью братски простил бы его вину, если бы Запад вернулся в Православие, которое неповрежденно содержится Востоком. Но он не чувствовал трагедии Запада, не переболел его мукой, до конца не пережил боль разрыва. Психологически он не был готов к встрече с ним, как встрече единственной, встрече тоскующих друг по другу, встрече любящих. Промыслом Божиим это дано было другим, тем, кто пережил глубочайшие личные и общественные потрясения и волею судьбы оказался на Западе. Среди катастрофических обвалов и разрывов перед западным миром раздвинулись реальные перспективы церковного сближения. Православие открылось ему своим новым ликом и было понято как путь изживания разлада и восстановления христианского единства через взаимный внутренний кризис (покаяние), совместное творческое обновление в молитве и через общее участие в сакраментальной жизни. «Путь христианского восстановления есть путь критический, не иринический. Старое «обличительное богословие» давно потеряло внутреннее отношение ко всякой действительности, – это была школьная дисциплина, и строилась она всегда по тем же западным «пособиям». Новым «обличительным богословием» должно стать церковно-историческое истолкование религиозной трагедии Запада. Но эту трагедию нужно именно перестрадать, пережить, как свою и родную, и показать ее возможный кафарсис в полноте церковного опыта, в полноте отеческого предания» 425 . Но одно церковно-историческое исследование будет бессильно, если его не сомкнуть с новым свидетельством от Церковного Предания – внутренней памяти Церкви, и не оживить взаимным с Западом подвигом стяжания Святого Духа. |
| Заинтересованность сотрудников ГПУ в победе в диспуте Введенского понятна, но мог ли он на самом деле оказаться красноречивее архиепископа Илариона? Обратимся к тому, как вел себя Введенский на диспутах. Опубликованы стенограммы диспутов Введенского с А. В. Луначарским. В Москве они устраивались в Большом театре, в Колонном зале Дома союзов, в Политехническом музее, даже в цирке на Цветном бульваре. А.Ч. Козаржевский писал: «До сих пор ходит слава о Введенском как о необыкновенном ораторе, который без труда побеждал деятелей атеистического фронта и даже самого Луначарского чуть ли не загонял в тупик. Будем, однако, объективны. Примитивных агитаторов-антирелигиозников, обобщенный образ которых создали И. Ильф и Е. Петров, опровергнуть было действительно нетрудно. Но достаточно почитать внимательно две-три стенограммы диспутов с А. В. Луначарским, чтобы убедиться в том, что обновленческий вождь обладал не столько ораторским искусством, сколько краснобайством, а трескучим фразам, рассчитанным на эмоциональный эффект, нарком просвещения противопоставлял логические доводы и простой здравый смысл. А.И.Введенский всегда и всюду был прежде всего самовлюбленным позером. И в церковных проповедях, и в публичных диспутах он кокетничал эрудицией, обрушивал на слушателей (часто не к месту) поток иностранных имен…В целом же красноречие А.И. Введенского никоим образом нельзя расценивать как собственно церковное и ставить в один ряд с проповедническим искусством Филарета Дроздова, Иоанна Кронштадского, Иллариона Троицкого…» . Экстравагантным был внешний облик А. И. Введенского: модный в 20-е гг. квадратик усов, мефистофельская бородка, нос с характерной горбинкой, торчащие вверх черные волосы, всегда полуоткрытый рот, гортанный голос, отрывистый говор, резкие движения. Именно этот диспут, на котором архиепископ Иларион нанес сокрушительное поражение лидеру обновленцев А.И. Введенскому, послужил одним из поводов для ареста святителя. 25 октября 1923 г. сотрудница 6 отделения Якимова вызвала святителя на допрос на Лубянку на 26 октября. Однако, допрос состоялся только 27 октября. На допросе владыку спросили: «Не выступали ли на диспуте с информацией о том, что ВЦУ - есть агенты ГПУ и доносчики? На что архиепископ Иларион ответил: «Таких выступлений я не делал а говорил, что иногда чисто-церковное явление они изображали, как политическое, донося об этом государственной власти, и тем бросая подозрения на людей невинных» . В этот же день с него была взята подписка о невыезде, а 15 ноября последовал арест святителя Илариона. |
| Мы видим, что Святейший Синод занял весьма жесткую позицию в отношении имяславского учения, максимально приблизившись к позиции архиепископа Антония (Храповицкого) и лишь в некоторых пунктах приняв во внимание позиции архиепископа Никона, С. В. Троицкого и самих имяславцев. Если Никон в своем докладе ни разу не назвал учение имяславцев ересью, а Троицкий считал, что оно лишь может развиться в ересь, то Синод однозначно присоединился к мнению архиепископа Антония (а также Константинопольского Патриарха) о»еретичности»и»богохульности»этого учения. Если Троицкий утверждал, что учение имяславцев еще не вполне выяснено, а потому считал окончательное суждение о нем преждевременным, то Синод вполне однозначно осудил это учение как некую сложившуюся мировоззренческую систему, противоречащую учению Церкви. Если Троицкий различал в имяславии несколько уровней и видел разницу между учением схимонаха Илариона, учением Булатовича и учением»высокопросвещенных российских богословов», то Синод такого различия не сделал и осудил все имяславские произведения так, как если бы речь шла о сочинениях одного автора. Следует отметить еще одно обстоятельство. Если автор книги»На горах Кавказа»схимонах Иларион, проживая в кавказских лесах, был труднодоступен (хотя и его, при желании, можно было разыскать), то, во всяком случае, иеросхимонах Антоний (Булатович) в мае 1913 года находился в Петербурге, и членам Синода ничего не стоило вызвать его на заседание для того, чтобы он мог ответить на их вопросы и недоумения. Имяславцам вообще не дали возможность прямого диалога с Синодом; более того, их лишили права признать себя побежденными и принести покаяние до формального осуждения Синодом их учения. Учение имяславцев было однозначно осуждено как ересь, против имяславцев были предложены жесткие дисциплинарные меры, но при этом сами виновники спора оставались в стороне. Имеются, правда, сведения о том, что архиепископ Никон (Рождественский) и С. В. Троицкий посетили иеросхимонаха Антония (Булатовича), однако произошло это уже после публикации»Послания»Синода. Если бы Синод встал на позицию Троицкого, реакция имяславцев могла бы быть положительной (как мы помним, Булатович был готов согласиться с тезисами Троицкого). Поскольку же Синод солидаризировался с мнением архиепископа Антония (Храповицкого), наиболее резкого противника имяславия, иеросхимонах Антоний (Булатович) от лица имяславцев вручил посетившим его архиепископу Никону и Троицкому следующее исповедание с просьбой передать Синоду: |
| Вместе с отождествлением имени Господа с Самим Господом молитве всегда присуща неложная уверенность в том, что Господь соприсутствует и внимает молящемуся, и имя Господа относится и отождествляется не с теоретическим понятием о Боге, а с живым представлением о Нем, как близком и соприсущем молящемуся Существе. Особенную живость и яркость получает такое внутреннее чувство, когда к молитве применяются указываемые подвижниками молитвы Иисусовой особые приемы, имеющие целью сосредоточить внимание, привязав его к определенному пункту пространства, а именно к сердцу. В таком случае имя Божие произносится одновременно с представлением определенной точки пространства — сердца, и таким образом получается психический синтез, называемый у Феофана Затворника и других аскетов соединением ума с сердцем. Но так как, произнося имя Божие, мы относим его к Самому Богу, то получается представление, что Бог присутствует именно в месте призывания имени Божия и как бы сливается с этим призыванием . Как видно из этого текста, Троицкий стоит приблизительно на тех же позициях, что и священник Хрисанф Григорович и архиепископ Никон, описывая молитву как субъективный опыт человека, полностью вмести–мый в рамки соответствующих законов логики и психологии. Так же, как у Никона, процесс молитвы рассматривается у Троицкого как серия переживаний и чувств, в результате которых у молящегося»возникает неложная уверенность»в том, что Господь слышит его, и»получается представление»о присутствии Бога в сердце (ср. рассуждения Григоровича о представлении Бога в определенной точке пространства). Какая-либо ссылка на действие Бога в молитве отсутствует. Далее Троицкий переходит к разбору рецензии инока Хрисанфа на книгу»На горах Кавказа»и ответа схимонаха Илариона на рецензию. Троицкий считает ошибкой Хрисанфа перевод обсуждения вопроса из практической плоскости в теоретическую и ошибкой Илариона реакцию на аргументы Хрисанфа: Пока о. Иларион стоял на этой практической почве»умного делания», он повторял лишь то, чему учили как древние, так и новые подвижники, и, по–видимому, так же, как и другие афонцы, не предполагал возможности другой точки зрения, но, к несчастью и отчасти не по своей вине, ему потом пришлось стать на несродную ему теоретическую, метафизическую почву, и здесь мысль его стала столь же беспорядочной, как беспорядочны движения вынутой из воды и брошенной на берег рыбы. |
| Кроме проповедей и докладов владыки, большое воздействие на народ имели диспуты с его участием, которые велись с обновленцами и атеистами. Особенно сильный интерес вызывали диспуты архиепископа Илариона с обновленческим архиепископом Александром Введенским и наркомом просвещения Луначарским. Нам известно о следующих диспутах владыки Илариона с лидером обновленцев А. Введенским. Намеченный на 31 июля 1923 диспут не состоялся, чему причиной было отсутствие архиепископа Илариона, но в диспутах 17 августа, 4 сентября и 13 октября 1923 года владыка сумел принять участие . Основательная, продуманная аргументация, уверенная, располагающая манера выступлений архиепископа Илариона склоняли подавляющее большинство слушателей на его сторону, а следовательно, на сторону Патриаршей Церкви. Сам владыка Иларион о диспутах с Введенским позднее говорил: «Я его к стенке прижимал» . Успех архиепископа Илариона на диспутах с А. Введенским в значительной степени ускорил его новый арест. К ноябрю 1923 года все ухищрения властей и обновленцев, направленные на создание иллюзии примирения последних с Церковью, были исчерпаны. Тучков в первой половине ноября 1923 года беседует лично со Святейшим, требуя непременно примириться с синодом Евдокима (Мещерского) на неприемлемых условиях, на что получает решительный отказ. Вероятно, арест патриарха не был выгоден властям в силу возможного нежелательного международного и внутригосударственного резонанса, и они решили ограничить свой гнев арестом архиепископа Илариона, что и было сделано вскоре после беседы патриарха с Тучковым – 15 ноября 1923 года. Просьба Святейшего Тихона об освобождении своего ближайшего помощника была отклонена, и исповедник Церкви Христовой 7 декабря того же года был приговорен к заключению на Соловках, куда вскоре (20 декабря) и отправился «за контрреволюционную деятельность, выразившуюся в антисоветской агитации на устраиваемых им диспутах, лекциях, и распространение контрреволюционных слухов» (из резолюции Е.А. Тучкова на просьбу патриарха Тихона ). |
| Поэтому уже 25 октября он был вызван в ГПУ к сотруднице 6 отделения Якимовой, но смог прибыть только 27 октябре из-за отсутствия в Москве. 27 октября он был допрошен на Лубянке. Архиепископа обвинили в том, что он распространял слухи о связи ВЦУ и ГПУ, и что «ВЦУ есть агенты ГПУ и доносчики», о том, что его пытались завербовать как агента ГПУ и обвинял соввласть в том, что она «искусственно создает расстройство церкви, арестовав людей, стоящих у управления церкви» В этот же день было выписано постановление о привлечении Илариона к ответственности по статьям 69 и 73 УК, а он сам был отпущен под подписку о невыезде. 29 октября было составлено обвинительное заключение, при составлении которого использовалась перехваченная переписка архиепископа, в заключении в частности говорилась: «Из перехваченных писем устанавливается то, что гр. Троицкий распространял слухи о связи ВЦУ с Соввластью», по данным ГПУ в одном из писем архиепископ назвал социализм «величайшей мерзостью» и назвал изъятие церковных ценностей «ненужным предприятием», так как затраты на его проведение были не многим меньше полученных средств, кроме того учитывалась информация Красницкого о том, что Иларион ночью собирает собрания епископов, архиепископ обвинялся в связи с заграницей. Последним аргументом при вынесении приговора был следующий: «Кроме того, гр. Троицкий является ярым приверженцем Тихона», и далее говорилось: «Принимая во внимание все вышеизложенное, полагаю гр. Троицкого подвергнуть административной высылке на три года». Архиепископ был арестован 15 ноября согласно ордеру, подписанному печально известным Генрихом Ягодой, при этом у него была изъята переписка, а 7 декабря Комиссия НКВД по административным высылкам приняла следующее решение: «Троицкого заключить в концлагерь сроком на три года». Святитель был направлен в Соловецкий лагерь особого назначения. В 1926 году, когда истек срок заключения, против святителя было возбуждено новое уголовное дело. На этот раз святителя обвинили в том, что он «информируя разных лиц о своей беседе, происходившей в Ярославском изоляторе с начальником 6 отделения Секретного отдела ОГПУ Тучковым придал ей огласку, возбудившую среди населения враждебное отношение к политике Соввласти». |
| Так благополучно и отлежались. А владыка говорил: “Подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество”. Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительными. Он был самою популярною личностью в лагере, среди всех его слоев. Мы не говорим, что генерал, офицер, студент и профессор знали его, разговаривали с ним, находили его или он их, при всем том, что епископов было много и были старейшие и не менее образованные. Его знала “шпана”, уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить. На работе ли, урывками, или в свободный час его можно было увидеть разгуливающим под руку с каким-нибудь таким “экземпляром” из этой среды. Это не было снисхождение к младшему брату и погибшему. Нет. Владыка разговаривал с каждым, как с равным, интересуясь, например, “профессией”, любимым делом каждого. “Шпана” очень горда и чутко самолюбива. Ей нельзя показать пренебрежения безнаказанно. И потому манера владыки была всепобеждающа. Он как друг облагораживал их своим присутствием и вниманием. Он был заклятый враг лицемерия и всякого “вида благочестия”, совершенно сознательный и прямой. В “артели Троицкого” (так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство прошло в Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать строгость своего быта не стоит. А тем более думать о себе больше, чем ты есть на самом деле. В конце лета 1925 года из Соловецкого лагеря архиепископ Иларион вдруг неожиданно был изъят и отправлен в Ярославскую тюрьму. Весною 1926 года архиепископ Иларион опять был с нами. Тюремные новости его касались исключительно его разговоров с агентом власти, вершителем судеб Церкви, посещавшим его в тюрьме. Агент склонял архиепископа присоединиться к новому расколу. – Вас Москва любит, вас Москва ждет… Но когда владыка остался непреклонен и обнаружил понимание замыслов ГПУ, агент сказал: – Приятно с умным человеком поговорить… А сколько вы имеете срока в Соловках? Три года?! Для Илариона три года?! Так мало?! Действительно, к концу первого трехлетия он получил еще три года… …Призванье ученого он ощутил в себе в дни самого раннего отрочества. |
| Удивительное дело! Никто меня к тюремному заключению не приговаривал, и все-таки я сижу в тюрьме, где сидят все по определенным судебным приговорам. Но... удивляться уже давно перестал. Только почему это все со мной такие фокусы происходят? Ведь никого во всей тюрьме нет без приговора, кроме меня. Все наши прочие спокойно живут в Соловках, а я вот уже на второе место перебираюсь. Что-то еще неожиданного преподнесет мне время? Некоторые основания ждать нового у меня есть, но будет ли это все к добру – не знаю. Вообще у меня образовалась уже привычка к такой ненормальной и нелепой жизни. Как я тебе, помнишь, писал, я не сижу, а живу в тюрьме». Отношение владыки к обновленцам и всякого рода раскольникам оставалось непримиримым. И один из обновленческих архиереев, Гервасий Малинин, желая подчеркнуть эту непримиримость ближайшего помощника Патриарха Тихона, писал о нем в обновленческом журнале: «Я встретился на прогулке по двору в Ярославской тюрьме “Коровники” с архиепископом Илларионом Троицким. Он меня узнал и удивился, зачем я попал в тюрьму. Он мне сказал: – Зачем вы отошли от Патриарха Тихона и нарушили ту клятву, которую вы давали при хиротонии во епископа, что ничего общего не будете иметь с так называемой “Живой церковью”? На это я сказал: – Клятвы я не нарушал. С “Живой церковью” я не имел и не имею ничего общего. – Вы отпали от Церкви, – сказал мне архиепископ Иларион. – Это неправда, а вот вы, тихоновцы, фактически отпали. Восточные патриархи не с вами, а с нами. – Какие мы тихоновцы; что вы треплете имя покойного Святейшего Патриарха Тихона? Мы православные. Восточные патриархи с нами, это я знаю документально, обновленцы врут. Введенский ваш изолгался... Мне не пришлось с архиепископом Иларионом долго беседовать, потому что я тюремной администрацией был отозван и тут же освобожден из тюрьмы. На прощание мне архиепископ Иларион сказал: – Я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю...» 1 апреля архиепископу Илариону стало определенно известно, что в ближайшие дни его отправят с этапом на Соловки. Узнав об этом, он писал родным: «Это переселение для меня, пожалуй, приятно. Ведь сидеть взаперти мне вовсе не следует. А там куда свободнее. Да и знакомые мне все места-то там. Друзей у меня там масса. С ними охота и повидаться. Вот одно только не особенно приятно, это – путешествие. Пожалуй, до самой Пасхи буду я странствовать до берега, то есть до Попова... |
| Отчет о состоянии Московской духовной академии в 1915/1916 учебном году//Богословский вестник. 1916. 10/11/12. – С. 7 (5-я пагин.). Волков Сергей. Последние у Троицы: Воспоминания о Московской духовной академии. С. 113. Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо священнику Леониду и Лидии Архангельским от апреля 1914 г. (в копии – вторая часть письма, ошибочно датированного апрелем 1913 г., первая часть этого составного письма – другое письмо, отправленное В. Троицким Л.П. Архангельской в январе 1913 г.). Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо Л.П. Архангельской от марта 1914 г.//Архив А.В. Никитского. Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо священнику Леониду и Лидии Архангельским от апреля 1914 г. (в копии – вторая часть письма, ошибочно датированного апрелем 1913 г., первая часть этого составного письма – другое письмо, отправленное В. Троицким Л.П. Архангельской в январе 1913 г.). Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо священнику Леониду Архангельскому от 9 июня 1914 г.//Архив А.В. Никитского. Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо священнику Леониду Архангельскому от 17 ноября 1913 г.//Архив А.В. Никитского. Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо Л.П. Архангельской от 27 октября 1913 г.//Архив А.В. Никитского. Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо Л.П. Архангельской от марта 1914 г. Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо священнику Леониду и Лидии Архангельским от апреля 1914 г. (в копии – вторая часть письма, ошибочно датированного апрелем 1913 г., первая часть этого составного письма – другое письмо, отправленное В. Троицким Л.П. Архангельской в январе 1913 г.). Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо Л.П. Архангельской от марта 1914 г. Иларион (Троицкий), архимандрит. Письмо Л.П. Архангельской от 6 апреля 1914 г.//Архив А.В. Никитского. См., напр.: Дамаскин (Орловский), игумен. Священномученик Иларион (Троицкий), архиепископ Верейский, викарий Московской епархии// Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. С. 391, 393; Голубцов Сергий, протодиакон. Материалы к биографиям профессоров и преподавателей МДА: Архиепископ Иларион (Троицкий). С. 116. |
|
|
