| Володин А.П. (1996). Опыт перевода Священного Писания на язык первобытного общества//Под ред. Б. Араповича, Перевод Библии: лингвистические, историко-культурные и богословские аспекты, С. 105–124. М.: ИПБ. Гарбовский Н.К. (2004). Теория перевода. М.: МГУ. Гимбатов М.К., Тестелец Я.Г. (1994). Из опыта перевода Нового Завета на аварский язык//Альфа и Омега, 2(2), С. 117–129. Грейдан А. (2003). Лексическая чистота перевода как один из возможных критериев оценки его качества//Под ред. М. Беерле-Моор, Перевод Библии в литературах народов России, стран СНГ и Балтии: Материалы конференции, С. 203–228. М.: ИПБ. де Ваард Я., Найда Ю.А. (1998). На новых языках заговорят. Функциональная эквивалентность в библейских переводах. СПб.: РБО. Десницкий А.С. (1998). Современные взгляды на систему глагольных «времен» библейского иврита//Библия: Литературные и лингвистические исследования, 1, С. 245–270. Десницкий А.С. (1999). Септуагинта как художественный перевод//Библия: Литературные и лингвистические исследования, 3, С. 157–186. Десницкий А.С. (2003). Перевод Библии как литературный перевод//Под ред. М. Беерле-Моор, Перевод Библии в литературах народов России, стран СНГ и Балтии: Материалы конференции, С. 333–366. М.: ИПБ. Десницкий А.С. (2005). Сила и смысл имени//Альфа и Омега, (44), С. 23–42. Десницкий А.С. (2007). Поэтика библейского параллелизма, С. 554. М.: Библейско-богословский институт. Десницкий А.С. (2011). Введение в библейскую экзегетику. М.: ПСТТУ. Евсеев И.Е. (1917). Собор и Библия. ГП, Кашкин В.Б. (2007). Основы теории коммуникации. М.: Восток–Запад. Комиссаров В.Н. (1990). Теория перевода (лингвистические аспекты). М.: Высшая школа. Комиссаров В.Н. (2001). Современное переводоведение. М.: ЭТС. Косточаков Г.В. (2010). Перевод Библии: вернет ли он уходящий язык//Под ред. К.Т. Гадилия, Перевод Библии как фактор сохранения и развития языков народов России и стран СНГ: Проблемы и решения. М.: ИПБ, С. 167–186. Крисп С. (1996). Современные теории перевода и современные переводы Библии//Под ред. Б. Араповича, Перевод Библии: лингвистические, историко-культурные и богословские аспекты. М.: ИПБ, С. 65–72. |
| В первой комнате с диваном и двумя большими зеркалами у него был гостиный покой, а во второй он устроил себе кабинет и спальню. Кроме того, при этой задней, совершенно удаленной от всякого соседства комнатке, в стене, была маленькая дверь в небольшой чуланчик с каменным погребом, в котором у Арапова сидел на цепи злющий барсук. Арапову было лет тридцать от роду. Это был плотный, довольно сильный человек с сверкающими черными глазами во впалых орбитах, с черными как смоль волосами, густою окладистою бородою и смуглым цыганским лицом. Он был неглуп, очень легкомыслен, по началу предприимчив, упрям и падок на риск. Воспитывался он в одной из гимназий серединной губернии, приехал в Москву искать счастья и, добыв после долгих скиталь-честв место корректора, доставлявшее ему около шестидесяти рублей в месяц, проводил жизнь довольно беспечную и о будущем нимало не заботился. По своим средствам он давно бы мог перенестись из Лефортова в другую, более удобную часть Москвы, но ему никогда и в голову не приходило расстаться с Давыдовскою и вытаскивать из погреба прикованного там барсука. Кроме того, у Арапова в окрестностях Лефортовского дворца и в самом дворце было очень большое знакомство. В других частях города у него тоже было очень много знакомых. По должности корректора он знал многих московских литераторов, особенно второй руки; водился с музыкантами и вообще с самою разнородною московскою публикою. У некоторых дам он слыл за очень умного человека и перед ними обыкновенно печоринствовал. И Давыдовская и ее постоялец были ежедневными посетителями Нечаев. Даже мало сказать, что они были ежедневными посетителями, — они вертелись там постоянно, когда им некуда было деться, когда у себя им было скучно или когда никуда не хотелось идти из дома. Таким образом Розанову пришлось познакомиться с этими лицами в первый же день своего переезда к Нечаю, потом он стал встречаться с ними по нескольку раз каждый день, и они-то серьезно помешали ему приняться вплотную за свою диссертацию. |
| Розанов, проходя, слегка поклонился этим господам, и в ответ на его поклон брюнет отвечал самым вежливым и изысканным поклоном, а блондин только прищурил глазки. В гостиной сидели пан Ярошиньский, Арапов, хозяин дома и какой-то рыжий растрепанный коренастый субъект. Арапов продолжал беседу с Ярошиньским, а Рациборский разговаривал с рыжим. При входе Розанова Рациборский встал, пожал ему руку и потом отрекомендовал его Ярошиньскому и рыжему, назвав при этом рыжего Петром Николаевичем Бычковым, а Розанова — приятелем Арапова. При вторичном представлении Розанова Ярошиньскому поляк держал себя так, как будто он до сих пор ни разу нигде его не видел. Не успел Розанов занять место в укромной гостиной, как в зале послышался веселый, громкий говор, и вслед за тем в гостиную вошли три человека: блондин и брюнет, которых мы видели в зале, и Пархоменко. Пархоменко был черномазенький хлопчик, лет весьма молодых, с широкими скулами, непропорционально узким лбом и еще более непропорционально узким подбородком, на котором, по вычислению приятелей, с одной стороны росло семнадцать коротеньких волосинок, а с другой — двадцать четыре. Держал себя Пархоменко весьма развязным и весьма нескладным развихляем, питал национальное предубеждение против носовых платков и в силу того беспрестанно дергал левою щекою и носом, а в минуты размышления с особенным тщанием и ловкостью выдавливал пальцем свой правый глаз. Лиза нимало не ошиблась, назвав его «дурачком» после меревского бала, на котором Пархоменко впервые показался в нашем романе. Пархоменко был так себе, шальной, дурашливый петербургский хохлик, что называется «безглуздая ледащица». При входе Пархоменко опять началась рекомендация. — Прохор Матвеевич Пархоменко, — сказал Рациборский, представив его разом всей компании, и потом поочередно назвал ему Ярошиньского и Розанова. — А мы давно знакомы! — воскликнул Пархоменко при имени Розанова и протянул ему по-приятельски руку. — Где же вы были знакомы? — Мы познакомились нынешним летом в провинции, когда я ездил с Райнером. |
| – У их арапы быдто вроде крепостных! – объяснял Артюшка, слыхавший кое-что об этом в кают-компании. – Из-за этого самого у их промеж себя и война идет. Одни мериканцы, значит, хотят, чтобы все арапы, что живут у их, были вольные, а другие на это никак не согласны – это те, которые имеют крепостных арапов, – ну и жарят друг дружку, страсть!.. Только господа сказывали, что которые мериканцы за арапов стоят, те одолеют! Начисто разделают помещиков мериканских! – не без удовольствия прибавил Артюшка. – Не бойсь, Господь им поможет… И арапу на воле жить хочется… И птица клетки не любит, а человек и подавно! – вставил плотник Захарыч. Чернявый молодой матросик-первогодок, тот самый, который находил, что флотская служба очень «опаская», с напряженным вниманием слушал разговор и, наконец, спросил: – Теперь, значит, Артюшка, этот самый арапчонок вольный будет? – А ты думал как? Известно, вольный! – решительно проговорил Артюшка, хотя в душе и не вполне был уверен в свободе арапчонка, не имея решительно никаких понятий об американских законах насчет прав собственности. Но его собственные соображения решительно говорили за свободу мальчика. «Черта-хозяина» нет, к рыбам в гости пошел, так какой тут разговор! И он прибавил: – Теперь арапчонку только новый пачпорт выправить на Надежном мысу. Получи пачпорт, и айда на все четыре стороны. Эта комбинация с паспортом окончательно рассеяла его сомнения. – То-то и есть! – радостно воскликнул чернявый матросик-первогодок. И на его добродушном румяном лице с добрыми, как у щенка, глазами засветилась тихая светлая улыбка, выдававшая радость за маленького несчастного негра. Короткие сумерки быстро сменились чудною, ласковою тропическою ночью. Небо зажглось мириадами звезд, ярко мигающих с бархатной выси. Океан потемнел вдали, сияя фосфорическим блеском у бортов клипера и за кормою. Скоро просвистали на молитву, и затем подвахтенные, взявши койки, улеглись спать на палубе. А вахтенные матросы коротали вахту, притулившись у снастей, и лясничали вполголоса. В эту ночь во многих кучках говорили об арапчонке. |
| Итак, теория релевантности предложила принципиально иную модель для описания переводческого процесса, нежели теория эквивалентности. Но на этом история не заканчивается: параллельно с функциональными подходами и теорией релевантности развивался принципиально иной подход к переводу, обычно называемый «теорией скопоса». Об этом мы собираемся говорить в следующей статье. Kees de Blois. Functional Equivalence in the Nineties: Tendencies in the Application of Functional Equivalence principles in Different Parts of the World//Current Trends in Scripture Translation. UBS Bulletin 170/171, ed. Basil Rebera. Reading: UBS, 1994. Pp. 24-36. Кэтрин Барнуэлл. Перевод Библии: Введение в принципы перевода. Билефельд: SIL, 1990. Джон Бикман, Джон Келлоу. Не искажая слова Божия: Принципы перевода и семантического анализа Библии. С.-Петербург: Ноах, 1994. Милдред Л. Ларсон. Смысловой перевод: Руководство по теории межъязыковой эквивалентности и ее практическому применению. С.-Петербург: Северо-западная библейская комиссия, 1993. Саймон Крисп. 1996. Современные теории перевода и современные переводы Библии. Перевод Библии: лингвистические, историко-культурные и богословские аспекты, под ред. Б. Араповича. Москва: ИПБ, 1996. Сс. 65-72; Simon Crisp. Sacrality, Authority and Communality as Essential Criteria for an Orthodox Bible translation//The Messenger 6 (2008). Pp. 3-12; Simon Crisp. Icon of the Ineffable? An Orthodox View of Language and its Implications for BibleTransaltion// Bible Translation on the Threshold of the Twenty-First Century, ed. A. Brenner and J.V. van Henten. Sheffield: Sheffield Academic Press, 2002. pp. 36-49. А.П. Володин. Опыт перевода Священного Писания на язык первобытного общества.//Перевод Библии: лингвистические, историко-культурные и богословские аспекты, под ред. Б. Араповича. Москва: ИПБ, 1996. Сс. 105-124. Андрей Десницкий. Перевод Библии как литературный перевод.//Перевод Библии в литературах народов России, стран СНГ и Балтии, под ред. М.Е. Алексеева и др. Москва: ИПБ, 2003. Сс.333 – 366. |
| — Мало ли что подневольно делается, — отвечали крестьяне, — а мы не хотим. В каменном жить, это все равно что острог. Захотел перегонять, так уж лучше пусть прямо в острог и сгонит: мы все и пойдем в острог. От убеждений перешли к наказаниям и кого-то высекли, но и это не помогло; а Шкоту через исправника Мура (тоже из англичан) было сделано от Панчулидзева предупреждение, чтобы он не раздражал крестьян. Шкот осердился и поехал к губернатору объясняться, с желанием доказать, что он старался сделать людям не злое, а доброе и если наказал одного или двух человек, то «без жестокости», тогда как все без исключения наказывают без милосердия; но Панчулидзев держал голову высоко и не дозволял себе ничего объяснять. С Шкотом он был «знаком по музыке», так как Шкот хорошо играл на виолончели и участвовал в губернаторских симфонических концертах; но тут он его даже не принял. Шкот написал Панчулидзеву дерзкое письмо, которого тот не мог никому показать, так как в нем упоминалось о прежних сношениях автора по должности главноуправляющего имениями министра, перечислялись «дары» и указывались такие дела, «за которые человеку надо бы не губернией править, а сидеть в остроге». И Панчулидзев снес это письмо и ничего на него не ответил. Письмо содержало в себе много правды и послужило материалом для борьбы Зарина, окончившейся смещением Панчулидзева с губернаторства. Но тогда еще в Загоне не верили, что что-нибудь подобное может случиться и расшевелить застоявшееся болото. Смелее прочих сторону губернатора поддерживал дворянский предводитель, генерал Арапов , о котором тоже упоминалось в письме как о нестерпимом самочинце. А генерал Арапов, в свою очередь, был славен и жил широко; в его доме на Лекарской улице был «открытый стол» и самые злые собаки, а при столе были свои писатели и поэты. Отсюда на Шкота пошли пасквили, а вслед за тем в Пензе была получена брошюра о том, как у нас в России все хорошо и просто и все сообразно нашему климату и вкусам и привычкам нашего доброго народа. |
| Студент Слободзиньский был на вид весьма кроткий юноша — высокий, довольно стройный, с несколько ксендзовским, острым носом, серыми умными глазами и очень сдержанными манерами. Ему было двадцать два, много двадцать три года. Офицер польских войск была фигура показная. Это был тип старопольского пана средней руки. Он имел на вид лет за пятьдесят, но на голове у него была густая шапка седых, буйно разметанных волос. Подбородок его и щеки были тщательно выбриты, а рот совсем закрывался седыми усищами, спускавшимися с углов губ длинными концами ниже челюстей. Высокий, умный, но холодный лоб Ярошиньского был правильно подлиневан двумя почти сходившимися бровями, из которых еще не совсем исчез черный волос молодости, но еще более молодости было в черных, тоже очень умных его глазах. Манеры Ярошиньского были вкрадчивые, но приятные. Одет он был в суконную венгерку со шнурами и руки почти постоянно держал в широких шароварах со сборами. Не успел доктор осмотреть эти лица, на что было истрачено гораздо менее времени, сколько израсходовал читатель, пробежав сделанное мною описание, как над суконною занавесок против дивана раздался очень тихий звонок. — Швахи наступают, — произнес, обращаясь к Рациборскому, Арапов. Рациборский ничего не ответил, но тотчас же вышел в дверь через свою спальню. Райнер все стоял, прислонясь к столу и скрести на груди свои сильные руки; студент и Барилочка сидели молча, и только один Арапов спорил с Ярошиньским. — Нет-с, — говорил он Ярошиньскому в то время, когда вышел Рациборский и когда Розанов перестал смотреть, а начал вслушиваться. — Нет-с, вы не знаете, в какую мы вступаем эпоху. Наша молодежь теперь не прежняя, везде есть движение и есть люди на все готовые. — Оповядал мне Казя, оповядал, и шкода мне этих людзей, если они есть такие. — Как же вы жалеете их? Нужно же кому-нибудь гибнуть за общее дело. Вы же сами сражались ведь за свободу. — О, да! Мы стары люди: мы не терезнейших… Мы не тэперешнейшего веку, — снисходительно говорил Ярошиньский. |
| Лобачевский долго следил за Розановым, и в его спокойных серых глазах даже засветилось какое-то сожаление к Розанову, душевные терзания которого ясно отражались на его подвижном лице. Наконец Лобачевский встал, молча зажег свою свечку и, молча протянув Розанову свою руку, отправился в свою комнату. А Розанов проходил почти целую зимнюю ночь и только перед рассветом забылся неприятным, тревожным сном, нисходящим к человеку после сильного потрясения его оскорблениями и мучительным сознанием собственных промахов, отнимающих у очень нервных и нетерпеливых людей веру в себя и в собственный свой ум. Розанову сдавалось, что Лобачевский, выходя от него, проговорил в себе: «пустой вы человек, мой милый», и это очень щипало его за сердце. Глава девятнадцатая Различные последствия тяжелого дня Арапов с Бычковым и Персиянцевым, несмотря на поздний ночной час, не поехали от Розанова домой, а отправились к маркизе. Они хорошо знали, что там обыкновенно засиживаются далеко за полночь и позднее их прибытие никого не потревожит, а к тому же бурный водоворот признаваемых этим кружком политических событий разрешал всех членов этого кружка от многих стеснений. Маркиза еще не спала; у нее была Лиза и все пять углекислых фей. Арапов, торопливо поздоровавшись со всеми, тотчас же попросил маркизу в сторонку. Здесь он эффектно сообщил ей по секрету, что Розанов и Райнер шпионы, что их нужно остерегаться и что теперь, когда они открыты и разоблачены, от них можно ожидать всего. Маркиза вскудахталась; взяла Рогнеду Романовну и ей пошептала; потом Серафиму Романовну, — той пошептала; потом третьей, четвертой и так далее, всем по секрету, и, наконец, вышло, что уж секретничать нечего. — Га! га-аа! ггааха! — раздавалось по комнате. Лиза вспыхнула; она жарко вступилась за Розанова и смело настаивала, что этого не может быть. Ей не очень верили, но все-таки она в значительной мере противодействовала безапелляционному обвинению Райнера и Розанова в шпионстве. Маркиза уж колебалась. Ей очень нравилась «опасность», но она была слишком честна для того, чтобы играть чужим именем из одной прихоти. |
| Гитара заныла, застонала в руках Белоярцева каким-то широким, разметистым стоном, а Завулонов, зажав рукою ухо, запел: Эх, что ж вы, ребята, призауныли ; Иль у вас, ребята, денег нету? Арапов и Бычков были вне себя от восторга. Арапов мычал, а Бычков выбивал такт и при последних стихах запел вразлад: Разводите, братцы, огонь пожарчее, Кладите в огонь вы мого дядю с теткой, Тут-то дядя скажет: «денег много» А тетушка скажет: «сметы нету». У Бычкова даже рот до ушей растянулся от удовольствия, возбужденного словами песни. Выражение его рыжей физиономии до отвращения верно напоминало морду борзой собаки, лижущей в окровавленные уста молодую лань, загнанную и загрызенную ради бесчеловечной человеческой потехи. Русская публика становилась очень пьяна: хозяин и Ярошиньский пили мало; Слободзиньский пил, но молчал, а Розанов почти ничего не пил. У него все ужасно кружилась голова от рюмки польской старки. Белоярцев начал скоромить. Он сделал гримасу и запел несколько в нос солдатским отхватом: Ты куды, куды, еж, ползешь? Ты куды, куды, собачий сын, идешь? Я иду, иду на барский двор, К Акулини Степановне, К Лизавети Богдановне. — «Стук, стук у ворот», — произнес театрально Завулонов. «Кто там?» — спросил Белоярцев. Завулонов отвечал: — «Еж». — «Куда, еж, ползешь?» — «Попить, погулять, с красными девушками поиграть». — «Много ли денег несешь?» — «Грош». — «Ступай к черту, не гож». Пьяный хор подхватил припевом, в котором «еж» жаловался на жестокость красных девушек, старух и молодушек. Это была такая грязь, такое сало, такой цинизм и насмешка над чувством, что даже Розанов не утерпел, встал и подошел к Райнеру. Через несколько минут к ним подошел Ярошиньский. — Какое знание народности! — сказал он по-французски, восхищаясь удалью певцов. — Только на что оно употребляется, это знание, — ответил Розанов. — Ну, молодежь… Что ее осуждать строго, — проговорил снисходительно Ярошиньский. А певцы все пели одну гадость за другою и потом вдруг заспорили. Вспоминали разные женские и мужские имена, делали из них грязнейшие комбинации и, наконец, остановись на одной из таких пошлых и совершенно нелепых комбинаций, разделились на голоса. Одни утверждали, что да, а другие, что нет. |
| С. 501). Павел Алеппский писал, что жители Баальбека «бедны до крайности» (Павел Алеппский. Т. 5. С. 169). 581 В то же время, в Хауране даже в начале XX в. ежегодный налог патриарху выплачивался натурой (СИППО. 1909. С. 128). 598 Муравьев А.Н. История. Т. 2. С. 269–270; Лебедев А.П. История. С. 773; Каптерев Н.Ф. Господство греков. С. 198–200. 599 Максим Симский. С. 41. Максим в данном случае повторяет Досифея, чья хроника для нас недоступна. 611 Пользуемся случаем выразить искреннюю благодарность израильскому профессору Амнону Коэну, любезно предоставившему нам копию этого документа, хранящегося в архиве шариатского суда Иерусалима (Sijill of Jerusalem. Vol. 58. P. 385). Ряд авторов приводят краткий пересказ документа со слов патриарха Досифея: Каптерев Н.Ф. Господство греков. С. 82; Муравьев А.Н. История. Т. 2. С. 273. 613 РГАДА. Ф. 52/1. 1636 г. 15. Л. 9. См. также: Панченко К.А. Россия и Антиохийский патриархат. С. 213–215. 616 Подтвердить предложенную нами датировку этих событий позволяет документация иерусалимского шариатского суда: 20 февраля Паисий обратился к кади с просьбой зарегистрировать данный ему султанский фирман (Peri О. P. 109). Тем самым, признавались властные полномочия Паисия, которые должна была поддерживать своим авторитетом османская администрация Иерусалима. 623 Лукьянов И. Кол. 321 . Возможно, патриарх Досифей, учреждая кафедру митрополита Аджлуна, стремился установить хоть какое-то пастырское попечение о душах заиорданских христиан. Если ему нужен был не очередной титулярный архиерей, а человек, готовый ежечасно рисковать жизнью в этом диком краю, где банды бедуинов имели больше власти, чем османский санджак-бей, а местные христиане по своим нравам не очень отличались от тех же бедуинов, то естественно, что на эту должность патриарх назначил араба. Похоже, митрополит первоначально, действительно, пребывал в Заиорданье; Иса ибн Шахин в своей записи упоминает тогдашнего правителя Аджлуна. Однако во времена Лукьянова Иорданский митрополит, как и остальные архиереи, уже не жил в своей епархии «от насилий турок и арапов» (Лукьянов И. |
|
|
