| В заключение заботливый герцог сказал, что единственное средство для предотвращения всех этих несчастий состоит в том, чтобы вверить правление такой особе, которая, кроме опытности в делах, имела бы твердость духа, необходимую для обуздания внутренних и внешних врагов. Вы, наверное, догадаетесь, что такой особой герцог считал не кого другого, а самого себя. Четверо его слушателей догадались об этом еще раньше вас, но только усерднейшие его приверженцы, Черкасский и Бестужев, подтвердили его мысль, и тотчас сказали, что кроме его светлости герцога Бирона не знают никого достойнее для управления Русским царством. Графы Миних и Левенвольд чувствовали всю несправедливость этих слов и потому не так быстро решили высказать свое мнение, однако, видя, что всякое противоборство было бы напрасно и, может быть, погубило бы их впоследствии, вынуждены были также согласиться и тотчас отправиться к одному из их главных товарищей, на этот раз действительно по болезни не приехавшему на тайное совещание, — к графу Остерману. Подробно рассказав ему обо всем, что происходило во дворце, они от имени Бирона просили его приготовить на следующий день два манифеста: один о наследнике, еще не объявленном всенародно; другой о правителе, который должен быть его опекуном и управлять всеми государственными делами до семнадцатилетнего возраста императора. Граф Остерман, никогда не любивший ни с кем ссориться и хитростью нрава удержавшийся на своем месте в продолжение шести царствований, видел необходимость согласиться с желанием Бирона и на следующий же день, больной, явился во дворец с двумя манифестами. Первый — о наследнике престола — императрица подписала тотчас, но второй несколько дней держала у себя под изголовьем. Болезненные страдания Анны Иоанновны не влияли на ее умственные способности; напротив, они, казалось, были светлее, чем прежде. Бирон уже не мог с прежней скоростью склонять ее к исполнению своих желаний, и, несмотря на все его увещевания, умирающая государыня чувствовала, что маленький император мог быть под опекой только своих родителем, и поэтому никак не соглашалась назначить Бирона регентом, то есть опекуном государя и правителем государства. Но недостойный герцог Курляндский использовал столько старания и хитростей, что, наконец, преуспел, и Анна Иоанновна, уже изнуренная предсмертными мучениями, уже, может быть, не имевшая полного понятия о том, что делала, подписала гибельный акт, предавший ее народ жесточайшему его врагу, — подписала указ о регентстве Бирона! |
| В далеком 1730 году на русский престол взошла племянница Петра Первого — Анна Иоанновна, или, по меткому выражению Валентина Пикуля, — «царица зраку престрашного». (Наградной портрет Анны Иоанновны) Восхождение ее на престол было опутано сетью интриг, и потому в рядах «старой гвардии» — Семеновского и Преображенского полков — императрица особой популярностью не пользовалась. Граф Левенвольде был назначен шефом полка. Полковник Хрущев отобрал солдат из состава ландмилиции, охранявших южные рубежи страны, роста высокого, а для пущей красы (и в отличие от остальных полков) — сплошь брюнетов со столь же черными бородами. Офицеров подобрали из числа верных императрице дворян. Командиром полка был назначен Джеймс Кейт. (На фото) После смерти графа Левенвольде в 1733 году императрица взяла шефство над полком лично, приняв звание полковника. С этого момента и до расформирования, шефами полка были члены императорской семьи. Первое знамя полка было малинового цвета, с золотыми зажжёнными бомбами («гренадами») по углам, а в центре — золотой вензель Анны Иоанновны, наложенный на синий Андреевский крест. Численность полка на протяжении всего его существования колебалась около трех тысяч человек личного состава. (Унтер-офицер и музыкант Измайловского полка. Гравюра из Эрмитажа) (Обер-офицер и нижние чины лейб-гвардии Измайловского полка. 1812–1816 годы.) А в 1737 году батальон измайловцев уже участвовал в Русско-турецкой войне, штурмуя крепость Очаков. Собственно говоря, штурм и начался атакой измайловцев, проявивших в том сражении чудеса доблести и героизма, за что им и выпала честь войти первыми в павшую крепость (ворота, через которые они входили, с тех пор назывались «измайловскими». В следующую военную компанию, полк вновь отличился в сражении с турками (была у этого полка странная особенность — больше всего от него доставалось именно турецким войскам, считавшимся во всем мире одними из сильнейших. Даже задиристая Англия предпочитала не связываться с могучей Османской империей… Но измайловцы то ли не знали этого, то ли не верили… В общем — били.) |
| Таким образом, чиновничество в России, в том числе военное в значительной степени было представлено немцами. Потомки татарских мурз и потомки массагетов в России закрепостили народ и лишили русских женщин их традиционной свободы. Российская империя, укрепляя самодержавие, расширяла свою территорию, а в Средней Азии исход в Россию белых ордынцев привел к их «замещению» в степи людьми тюрко-монголоидного типа. Многие тюрские племена породнились с монголами и приобрели, соответствующие для казахской внешности национальности черты. На обломках улусов Джучи и Чагатая и возникло Казахское ханство. Тяжелая борьба с джунгарами, которые выступали, как наследники империи Чингиз-хана могла привести к уничтожению Казахского ханства. По просьбе хана Абулхаира казахи были приняты в подданство России. Анна Иоанновна 19 февраля 1731 г. подписала указ о принятии Младшего жуза в состав империи. Хотя большинство территорий Младшего и Среднего жузов в конце XVIII - начав XIX в. вошло в состав России, часть казахских земель оставалась зависимой от среднеазиатских ханств. Казахские роды, зимуя в хивинских и кокандских владениях, на летние кочевья прибывали в районы, подчиненные России. Южный Казахстан и Семиречье поддерживали торговые и политические связи с пограничными районами России. Надежная экономическая связь усиливала доверие к России. Складывались политические предпосылки для вхождения Семиречья в состав России. Возведение укрепления Верный (Алма-Ата) в 50-х годах XIX в. ускорило присоединение южных областей Казахстана и киргизских земель к России. По соглашению 1868 г, казахские территории, ранее подчинявшиеся Коканду, отошли к Российской империи и были подчинены туркестанскому генерал-губернатору. Таким образом, поражение Коканда и Бухары (1868 г.), Хивы (1873 г.) означали полный выход казахов из-под власти этих государств и принятие ими российского подданства. Присоединение Казахстана к России было завершено. Этот процесс начался в 30-х годах XVIII в. и занял полтора столетия. Никакого рабства или крепостного права российское правительство на территории Казахстана не устанавливало, а строило железные дороги и школы. Бауыржан Момышулы в книге: «Повесть моего отца» в главе « Первые уроки русского языка » пишет, что он учился в русской школе, учила его русская учительница и жил в русской семье Гончаровых. |
| Но вряд ли внешние силы, ненавидящие нашу страну, смогли бы разрушить Царскую Россию, если бы мы не согрешили страшным грехом - богоотступничеством. Вот сейчас мы иногда идеализируем XIX век и предреволюционное время, а я чем больше в него всматриваюсь, тем меньше чувствую желание туда вернуться. Это было время расцвета фарисейства, когда семинаристы Маркса под подушкой держали. Век, когда ненавидели царя и правительство. Левитан выставил картину «Владимирка». В тогдашнем обществе сенсация была, фурор. Что на картине? Подмосковный пейзаж и дорога, нет ни одного человека. Но намек поняли все: проклятый царизм по этой дороге гонит в Сибирь ни в чем не повинных бандитов. А вот что Чехов писал Дягилеву: «Я с недоумением поглядываю на всякого интеллигентного верующего» Семьдесят лет стали для нас временем вразумления через страдание, через пленение иноверцами и безбожниками. Но, как бы ни было значительно то, что происходило с Россией в прошлом, нам куда важнее, что произойдет с ней в будущем, что нас ожидает. Существуют ли какие-нибудь объективные предпосылки, на основании которых можно сделать прогноз? Думаю, что такие предпосылки есть, и их две. Первое. История имеет смысл, а значит, в ней присутствует определенная логика. Второе. Эту логику проще всего прочесть там, где она зарождалась, то есть в Божьем замысле, а в земной истории он лучше всего прочитывается в ее духовной составляющей. Ибо при реализации Божьего замысла он затушевывается сопротивлением материи и кознями врага рода человеческого. Духовная же составляющая русской истории очень проста и логична. До XV века - это преодолевающее все препятствия формирование предшественницы Третьего Рима: Киевской Руси. В XIII веке воздвигнутый Богом святой благоверный Великий князь Александр Невский спас ее от окатоличивания. XV век - Явление Животворящего Креста, после которого Русь чудесным образом обретает самодержавие и церковную автокефалию и таким образом становится Третьим Римом, ибо в этом же столетии гибнет Второй Рим - Константинополь. От XV века и до наших дней силой Непоругаемого Бога отбиты первое наступление материализма (ересь жидовствующих вторая попытка окатоличивания (Смутное время), попытка сделать нас протестантами (Императрица Анна Иоанновна) и вторая атака материализма (марксизм). Неужели не очевидна непреоборимость Божиего замысла о Третьем Риме, который, несмотря на временные задержки, явит себя всему миру в лице грядущей Великой России? |
| О многобедно» Мое счастье!» Хотя же малую явит отраду» И поманит» И будто польготит стаду», Да обманет». Прошел день пятый, и под дождевных» Нет отмены», Нет же и конца воплей плачевных» И кручины. Кантемир счел своею обязанностью написать Феофану утешительные стихи (epodos consolatoria), в которых говорит, что по ясным приметам наступает весна, явилась благодатная Диана (Анна): она скоро затравит диких зверей, разделит добычу (кожи этих зверей) и охранит стадо Феофана, который представляется седым пастухом, воспевающим Диану. В заключение Кантемир указывает на собственный пример: его также постигло несчастье, но он не унывает. У меня было мало козляток», Ты известен», Но и сих Егор и его други» Отогнали». Уж трижды солнце вкруг обежало» Путь свой белый», А я не имею льготы нимало», Весь унылый», Лишен и стадца, лишен хижины,» Лишен нивы», Меж пастушками брожу единый» Несчастливый. Кантемир надеялся не понапрасну. Молодой человек был отправлен министром в Лондон на основании способностей и знаний. как делывалось при Петре; бедный пастушок получил также и стадце и ниву (деревни в Нижегородском и Брянском уездах) и воспел за это благодатной Диане громкую оду. Но если обычаем времени, господствующими в нем отношениями объясняется вообще привычка поэтов XVIII века сочинять высокопарные оды в честь сильных земли, то тем более понятны похвальные стихи Анне Феофана и Кантемира, ибо они были диктованы благодарностью. Сказавши, что Аполлон запретил ему писать похвалы императрице по неимению достаточного для того таланта, Кантемир заканчивает свою оду так: По отношению нашего автора ко времени Петра Великого и последующему за ним уже можно догадаться, кому больше всего достанется в его сатире; поклонник нового начала, умственного развития посредством науки, он прежде всего схватится с старыми учителями, старыми руководителями общества, будет обвинять их в своекорыстном поклонении господствовавшему прежде началу, в его искажении, раздражаясь тем, что старые руководители упрекали его злоупотреблениями, крайностями того начала, которому он служил; он упрекал их в суеверии – они упрекали его в неверии. |
| Место, где находился дом Ломоносова в деревне Денисовке. Гравюра 1840 г. За шесть лет такого медленного ученья он изучил все, что знали его наставники, и особенно Латинский и Греческий языки, и знал их так хорошо, что даже иногда писал на них стихи. В 1735 году в Петербургскую Академию наук требовали из Заиконоспасской несколько отличных семинаристов для продолжения курса физики и математики у Петербургских профессоров. Первый выбор без всякого сомнения пал на Ломоносова, и кто опишет его восторг, когда он узнал об этом! Курсы обучения в Заиконоспасском монастыре и в Киевской духовной академии были уже давно им кончены, и посреди этой бездейственности, мучительной для гения, он вдруг, в соответствии с его собственными заслугами, удостаивался чести учиться у самых умнейших во всей России людей! То же неутомимое прилежание, которым он славился в Московской Академии, до такой степени отличало его и в Петербургской, что через некоторое время он был послан на казенный счет в Германию усовершенствоваться в философии, химии и горном деле: эти три науки были его любимыми предметами. В городе Марбурге у знаменитого профессора Вольфа началось новое образование первого Русского ученого, великие способности которого стали вскоре известны Немецким профессорам. Он провел в Германии несколько лет, и здесь-то в 1738 году открылось в полной мере его поэтическое дарование: он написал Русские стихи на славную победу графа Миниха при Хотине во время продолжавшейся тогда войны с Турцией. Надо сказать вам, читатели мои, что написать в то время стихи значило совсем не то, что сейчас: тогда Русский язык еще не был настолько развит, чтобы можно было использовать разные размеры стихосложения, и если кто-нибудь из ученых людей отваживался быть поэтом, то стихи его представляли собой просто набранные строки, без правильного размера слогов, совершенно необходимого в любом стихотворении. Ломоносов первый показал это своим соотечественникам, и его стихи на взятие Хотина были удивительным, неслыханным произведением того времени. Зато сколько же шума наделали они не только среди ученых и литераторов, но даже и при дворе! Императрица Анна Иоанновна получила их от президента Академии наук, барона Корфа, с гордостью представлявшего государыне удивительное произведение ученика Академии. |
| В марте 1715 г. И. И. Неплюева отрывают от семьи, призвав на государеву службу, определив для начала в Новгородскую математическую школу, затем в Нарву учиться навигации и оттуда в С.-Петербургскую морскую академию. Таким было начало его большой и славной карьеры. В Поддубье он мог быть на похоронах матери Марфы Петровны, урожд. княжны Мышецкой, скончавшейся в его отсутствие 4 мая 1715 г. в возрасте 43 лет. В 1716 г. И. И. Неплюев вместе с группой гардемаринов посылается в Венецию, где проходит боевую стажировку в войне с турецким флотом, отличается в бою при Дульцине. Затем он направляется на обучение в Испанию, в Королевскую академию в г. Кадиксе, и в 1719 г. возвращается в С.-Петербург. В столице он с женой поселяется у капитана гвардии Семена Марковича Спицына. В связи со своим назначением русским резидентом в Константинополе Неплюев решает отправить жену в Поддубье, ибо ей «здесь (в Петербурге. – А. Н., О. Н. ) себя содержать не можно». Жена прибыла к нему в Константинополь лишь в 1727 г. Здесь родились у них дочь Анна (в замужестве Лунина) и сын Николай. И. И. Неплюев отзывается на Родину в 1735 г. и назначается киевским генерал-губернатором. 1740 г. – последний год царствования Анны Иоанновны – печально памятен делом А. П. Волынского, которому формально вменялось в вину заключение невыгодного для России Белградского мира с Турцией. «Неплюев, что не делает ему чести, был членом следственной комиссии… и активно участвовал в пытках обвиняемых по этому делу. В начале царствования Елизаветы Петровны он по доносу подвергся опале, но вскоре был прощен и назначен наместником Оренбургского края, которым и управлял в течение шестнадцати лет, основав и сам Оренбург и еще около семидесяти крепостей». В Оренбуржье Неплюев проявил себя как истинный патриот, выдающийся государственный деятель. В 1758 г. И. И. Неплюев по болезни освобожден от управления Оренбургской губ., сохранив звание сенатора и конференц-министра. В этом же году сгорает его дом в Петербурге на Сенной пл. По этому случаю, он купил себе новый дом на Миллионной ул. и дачу в Шлиссельбургском уезде, вблизи Невских порогов, принадлежавшую княгине Долгорукой, урожд. Скляевой. Дача находилась на территории совр. пос. Отрадное Кировского р-на Ленинградской области, к югу от исторического комплекса бывшей почтовой станции Пелла. |
| «Я, нижеименованный, — пишет Дугин в этом новом своем обращении к Анне Иоанновне, — раб и ученик и сострадалец Господа нашего Иисуса Христа и ранам Его сообщник, желал пред Вашим Императорским Величеством стать и проповедать ясно Бога во Св[ятой] Троице. Зависти де ради архиерей меня не допустили и, напрасно обругав, в работу определили, и недобрым словом меня пред вами оговорили, и Божие дело оставили, а свое невежество паче утаили, а мне сказали: ежели де твои книги предложить, то сама государыня будет в печали, что непригоже в государстве делается, и утроба де ея возмутится». Дугин умолял императрицу взять сочиненные им тетради из Тайной канцелярии, прочесть их и узнать из них, что в ее государстве делается; если же ей угодно будет, пусть она прикажет представить его, Дугина, пред себя: «Имею бо некую тайну великую паче многих миллионов злата и камения, некоторое к пользе вам и к величию и радости здешняго мира и вечнаго с Богом сожития». Заканчивал свою записку Дугин новой мольбой Императрице, чтобы она приложила труд и прочла его книги «от конца до конца», или повелела отцу своему духовному пред собою читать их. Допрошенный в Тайной канцелярии по поводу написанного им, Дугин признался, что он этим надеялся получить свободу от каторги, «сострадальцем» же Христу он назвал себя потому, что совершенные над ним розыски (т. е. пытки) он сравнивал со страданиями Христа. Так сильно было в нем сознание его невиновности, что он не поколебался употребить это сравнение, которое в других устах показалось бы кощунственным. Он продолжал с непоколебимой наивностью верить, что, если Анна Иоанновна прочтет его тетради, он будет избавлен от каторги; он и архиереям в Синоде говорил о них, но те не поверили и говорили, что все это его «враки» и нечего об этих враках доносить Государыне. Видя невозможность добиться заветной цели предстать перед императрицей и исповедать ей свою веру в Бога и свою надежду на нее, Дугин и написал свою записку, потому что не мог допустить, чтобы его можно было сослать в каторгу за сочинение двух тетрадей, в которых он ратовал о благе народа, о мире, тишине и правосудии в государстве. Когда его спросили, что он разумел под великой тайной, которую собирался открыть императрице, он сказал, что вся его тайна заключается в том, что он хотел просить ее, чтобы она приказала по всему государству воскресный день содержать в твердости и чтить праздники и чтобы пожаловала всем русским людям премудрость, дабы они знали, что уста — врата Божия, язык — конь Христов, а сердце — престол Его; так де напечатано, поясняет Дугин, в книге Кирилла Транквиллиона и в других. Надеялся он также, что императрица велит учителям церковным учить российский народ, чтобы всякий знал путь спасения и имел прилежание к Божественным заповедям, и что она прикажет всех иноверных приводить в православие, как царь Константин и князь Владимир, которые «и неволею» приводили людей к Богу, а тем получит она себе равноапостольный венец. |
| Австрийский двор, сильно встревоженный успехами турок и разрывом Немировского конгресса, обратился к Франции за дипломатической помощью. Из России спешили поддержать дух испуганного союзника, и 27 ноября Анна писала цесарю, что она нисколько не намерена удаляться от французского посредничества, но дела, слава богу, еще не в таком состоянии, чтоб нельзя было иметь основательной надежды на приличный мир, если только со стороны императорских дворов будет показана настоящая твердость и цесарь будет поступать с тою ревностию, какою обнадежил союзный двор и с какою поступает Россия. Императрица изъявляла полную готовность во всем условиться с цесарем относительно плана будущей кампании и «обязаться во всем, что только состоятельно и в ее возможности быть может», для чего велела быть в Петербург обоим своим фельдмаршалам. Оба фельдмаршала были действительно вызваны. В начале 1738 года Миних возвратился в Полтаву очень довольный: жена и дочь его получили богатые подарки, сыну дана значительная сумма денег на отправление к заграничным водам; все было, по-видимому, улажено, как вдруг он получает в конце февраля рескрипт, из которого узнает, что императрица уведомилась, будто во время прошедшей кампании при армии возили провиант по большей части мукою; из нее за неимением удобных мест и дров солдаты принуждены были печь хлеб в землянках травою и питались некоторое время почти сырым тестом, а не печеным хлебом, отчего было не без потери в людях; будто при войске возили с собою принятые натурою мундирные и амуничные вещи, в которых во время похода нужды быть не может, отчего происходило затруднение лишними обозами и расход подъемным лошадям. Императрица приказывала изготовить на все войско сухарной толчи и толокна и при выступлении раздать на человека по фунту того и другого, а когда изойдет, то опять раздать, чтоб при них без переводу было по фунту; в местах, неудобных для печения хлеба, раздавать сухарями: а в удобных – печь хлебы, готовить сухари и толчу и с собою излишних тягостей не возить. |
| У последнего был приятель из немцев кабинет-секретарь Эйхлер, которого привязывала к Волынскому ненависть к Остерману; Эйхлер, родившийся в России, был в большом приближении у фаворита Петра II князя Ив. Алекс. Долгорукого, и за ним ухаживали как за министром. После падения Долгорукого Эйхлера затерли, но Ягужинский снова вывел его, а по смерти Ягужинского Бирон сделал его тайным секретарем императрицы. Эйхлер, который вовсе не желал ссоры между Бироном и Волынским, ибо эта ссора могла быть очень выгодна Остерману, остерегал Волынского, чтоб тот не возбуждал подозрений герцога сближением с принцессою Анною. Однажды заклятый враг Волынского князь Алекс. Борисович Куракин бранил его громко во дворце. Когда потом приехал во дворец и Волынский, то подошли к нему принцесса Анна и цесаревна Елисавета и спрашивали, за что его Куракин бранит. Волынский отвечал, что сам не знает, и «их высочества изволили милостиво о нем сожалеть». Эйхлер, бывший свидетелем этих сожалений, говорил после Волынскому: «Я тебя по-дружески предостерегаю: не очень ты к принцессе близко себя веди, можешь ты за то с другой стороны в суспицию впасть: ведь герцогов нрав ты знаешь, каково ему покажется, что мимо его другою дорогою ищешь». Это было летом 1739 года до отъезда двора в Петергоф, но потом и в Петергофе Эйхлер предостерегал Волынского, чтоб он к принцессе не ходил часто. «Мне кажется, – говорил он, – что и так на тебя от герцога курляндского за то суспиция». Остерман враждебен, Бирон враждебен, князь Куракин громко бранит в самом дворце – значит, не опасается гнева императрицы. Бирон преследует Волынского за то, что тот по целому часу разговаривает с императрицею, но Волынский видит, что эти продолжительные разговоры ни к чему не ведут, и сильно недоволен Анною. «Правду пишут о женском поле, что нрав изменчивый имеет, и, когда женщина веселое лицо показывает, тут-то и бойся скрытого в сердце ее гнева», – рассуждал Волынский при любимом человеке своем Кубанце, от которого у него не было тайн. Рассуждая таким образом, он разумел Анну, которая в каком-нибудь деле сначала покажет персону милостивую, а потом за то же дело гневается. |
|
|
