| Если в ней святые мысли и чувства, оболочка ее светла и при каждом святом чувстве светла особым образом. А если мысли и чувства ее не совсем чисты, то и оболочка ее не светла и от каждого нечистого чувства своим образом помрачена, являясь то как туман, то как мрак ночи. Если б вы вознеслись на Небо и ангельское восприяли зрение, совлекшись, конечно, из этого тела, то, взглянув на землю, вы увидели бы вместо разнообразной массы людей некие тени светлые, полусветлые, туманные, мрачные; причем не дивно, что светло наряженные показались бы вам мрачными, если у них душа дурна, а одетые в рубище – светлыми, если их душа чиста. И вот такими-то видят нас небожители; и, судя по тому, какими видят, радуются о нас или скорбят (9, с. 51). 53. Оболочка души бывает светлою или темною – соответственно внутреннему настроению (состоянию). Примеры. Потемненную оболочку видят бесы Душа в оболочке своей точно принимает вид, соответственный ее внутреннему настроению. При жизни св. Андрея, Христа ради юродивого, был в Константинополе иерей (из неженатых), постник, уединенник, молитвенник. Все его чтили. Но встретился с ним св. Андрей и видит, что он одет каким-то темным туманом, а около шеи у него обвилась змея с надписью: «змея сребролюбия». Вот какова была душа его! А между тем этого никто не видал. Увидели просвещенные очи духовные св. Андрея. Но у небожителей они еще просвещеннее. Таким образом, тогда как нам думается, что никто нас не видит, каковы мы, нас видит несметное множество очей. Видите, сколько звезд на небе! Очей, на нас обращенных, еще больше (9, с. 51–52). Кроме Ангелов и святых, видят нас невидимо для нас и темные силы. Только они, когда душа светла, не могут смотреть на нее, боясь, подобно нетопырям, света, а воззревают на нее лишь тогда, когда она помрачаться начинает. Они всюду стаями шмыгают и, как только заметят где потемненную душу, тотчас нападают на нее огулом и начинают вертеть ее туда и сюда помыслами, страстными желаниями и волнением чувств. Та область бурливая, о коей я говорил, что между душою и телом беззаконно устрояется, есть место, где бесы подседают к душе и начинают возметать ее, как прах ветром. |
| Учитывая легендарность этих и подобных сцен, мы все же должны заметить, что «нечувствительность» давалась юродивым нелегко — иначе, впрочем, в ней не было бы искомой нравственной заслуги. Об этом говорят свидетели, которых трудно запо–дозрить в недостоверности. Протопоп Аввакум так рассказывал о страданиях юродивого Федора: «Беспрестанно мерз на морозе бос: я сам ему самовидец… У церкви в полатке, — прибегал молитвы ради, — сказывал: „Как-де от мороза тово в тепле том, станешь, батюшко, отходить, зело-де тяшко в те поры бывает " . По кирпичыо тому ногами теми стукает, что коченьем». Симон Юрьевецкий зимой бродил в одной льняной рубахе и босиком, с руками за пазухой (так все же легче). По утрам люди замечали на снегу следы его ступней «и дивляхуся твердости терпения его». В этом «отклоняющемся поведении» (именно так определила бы юродство социология) есть не только вызов миру — в нем, как уже было сказано, есть и укор миру, молчаливый протест против благоустроенной и потому погрязшей во грехе жизни. В житии Андрея Цареградского, в этой энциклопедии юродства, говорится, что герой утолял жажду из грязной лужи, троекратно осенив ее крестом: «Аще налезяше лужю калну от дожда бывшу, преклонив колени, дуняше на ню крестом трижды, и тако пиаше». Любопытна агиографическая мотивировка этой сцены. Проще всего было истолковать ее как иллюстрацию к принципу автаркии мудреца, как наглядное отображение ничем не ограничиваемой духовной свободы подвижника. Но агиограф не пошел по этому «приточному» пути, он мыслил иначе — и, надо сказать, тоньше. Оказывается, Андрей пил грязную воду не из презрения к плоти, а потому, что никто из жителей Царьграда его не напоил. Он питался милостыней, но сам никогда не просил ее — ждал, пока подадут, т. е. позволял творить милостыню. Следовательно, утоляя жажду из лужи, Андрей тем самым укорял немилосердных. В житии Арсения Новгородского читаем: «Нрав же его…. таков бе:… идеже бо грядяше сквозе улицу, не тихостию, но скоро минуя… И абие прося милостыни… и аще минет чий дом, иже не успеют ему сотворити милостыни напредь, егда хождаше, послежде аще начнут паки и восклицати его и творити подаяние, то убо никако не возвращашеся и не приимаше». Итак, хотя Арсений в отличие от Андрея Цареградского сам просил милостыню, но он был бесконечно далек от нищенского смирения. Стоило чуть промешкать, и Арсений не взял бы куска хлеба. Агиограф мимоходом замечает, что «неразумнии» поносили юродивого, «мняще его гневлива», в то время как он не гневался на них, он просто учил быть скорым на подаяние. |
| Так препирались они, как вдруг к светоносному юноше был глас небесный: ты не имеешь части в старце: оставь его – и ангел мгновенно удалился. Удивленный Андрей от жалости заплакал и пошел в путь свой. Но сердце Андрея – в глазах человеческих юродивого, но в очах Божиих мудрого – не могло быть спокойно: желая несчастного старца обратить к истине, он чрез несколько времени опять пошел мимо торжища, и, увидев его, взял за руку. – «Раб Божий! смотря пристально, сказал он, выслушай без гнева меня, раба твоего: я весьма сокрушаюсь о тебе, и не могу без ужаса помыслить, что ты, прежде этого друг Божий, ныне соделался слугою врага нашего спасения, Душа твоя имела крылия, как серафим; зачем же неприязненному духу ты дал обрезать их? Ты имел образ ангельский: зачем восхотел быть темнообразен? для чего содружился с змием сребролюбия и греешь его на лоне твоем? на что собираешь сокровища? неужели с ними погребен будешь? Неусыпно собирая сребренники от детей духовных и увеселяясь ими, ты собираешь на главу твою все их преступления... Кан же с таким бременем предстанешь страшному суду Христову? Познай, что ангел, хранитель твой, далече отступил от тебя и плачет о твоей погибели; а диавол, куда хочет, ведет тебя... Я говорю правду: послушай меня и расточи имение твое нищим, вдовицам, сиротам и странникам, – в противном случае зле погибнеши... Видишь ли диавола?» – Тогда отверзлись душевные очи старца: черный, зверообразный исполин стоял в дальнем от него расстоянии и скрежетал зубами но, ужасаясь святого Андрея, не смел к нему приблизиться... Старец затрепетал, от ужаса обмер и едва мог произнесть обещание жить но заповедям Господним... Но едва дал клятву, вдруг от востока блеснула молния – нечистый дух исчез – и ангел Господень приблизился к иноку. – «Не открывай никому, что случилось, сказал святой Андрей, отходя от него, а я буду поминать тебя каждый день и ночь в молитвах, да Господь управит путь твой на доброе.» Когда старец раздал золото свое и начал жить совершенно по заповедям Господним, раб Божий Андрей явился ему в сновидения, и улыбаясь от удовольствия, показал на противолежащем поле сеннолиственное древо, усыпанное прекрасным цветом. – «Благодари Бога, сказал он, что исторгнул Он тебя от зубов змииных и оросил Своею благодатию душу твою: это цветущее древо – ее изображение; постарайся же, чтобы сей цвет принес сладкие плоды». – Старец, воспрянув от сна, еще более утвердился на добрые дела, и всегда приносил благодарение Богу и угоднику его, святому Андрею. (Сост. по «Училищу благочест.», т. II). |
| Слово πρλογος – къ книг показываетъ по словамъ Срезневскаго, что прологъ обязанъ своимъ греческимъ источникамъ и замтки ο неизвстныхъ и малоизвстныхъ памятникахъ I, 11 – 13. 1867 г.). Онъ переведенъ въ и перенесенъ оттуда въ его списки относятся къ XII в., но несомннно, говоритъ профессоръ Петровъ, что они существовали уже въ XIII вк (о состав и славяно-русскаго печатнаго пролога; проф. Петровъ. 1875 г. стр. 1). Прологи, кром множества бесдъ и словъ отцевъ церкви и другихъ проповдниковъ, предлагаютъ самое разнообразное въ назидательныхъ изъ Патериковъ, святыхъ, отъ Старчества и пр. Въ пролог помщены, между прочимъ, подъ 2-мъ октября – слово о святомъ Андреи, како ему сотворися Христа ради юродство; подъ 3-мъ октября – слово о святомъ Андреи юродивомъ; подъ 4-мъ октября – о Андреи, како въ глагола ему Христосъ о юродств и о вчной жизни; подъ 5-мъ октября – слово отъ св. Андрея и подъ 8-мъ октября – о Рафаил; подъ 13-мъ октября – о милостыни св. Андрея юродиваго; подъ 15-мъ октября – о святомъ Андреи, како вид богатаго умерша; подъ 16-мъ октября – о святомъ Андреи, како моляшеся Господеви за творящихъ ему пакости, и како вид рай; подъ 25-мъ октября – о нкоемъ блудниц умершемъ; подъ 4-мъ декабря – о черноризц, его же изятъ блаженный Андрей отъ подъ 27-мъ апрля помщается „слово о монас, его же прельсти и паки укрпився и побди и милость получи " . Проф. Петровъ приписываетъ древнему русскому прологу энциклопедическаго сборника нашихъ предковъ (тамъ-же стр. 11). Четьи-Минеи св. митрополита Ростовскаго. Онъ началъ писать сентябрьскую четверть въ 1684 года въ лавр, а окончилъ свои 9 февраля 1705 г., когда и Пречистыя Богоматери, и всхъ святыхъ молитвами мсяцъ августъ написася " св. митр. Ростовскаго. Москва. 1852 г. стр. 25). Вообще надо сказать, были самымъ распространеннымъ родомъ нашей древней письменности и для нашихъ предковъ составляли не только любимйшее но, и можно сказать, – единственное такъ какъ при своемъ нравственно-назидательномъ характер, они имли несомннно практическое будучи лучшимъ родомъ проповди (Я. |
| Вскоре патриарх посвятил его в диакона, и премудрость всегда, яко река, текла из уст человека Божьего. Те, которые издевались прежде над его невежеством, теперь почитали за счастье быть его учениками. «Насладися Господеви, и даст ти прошение сердца твоего», – сказал царь и пророк. Любезные дети! Если хотите просветить разум ваш в познание истины, то просите помощи небесной. «Просите, и дастся вам». Если ваши молитвы будут подобны молитвам святого песнопевца Романа, то будет светлость Господа Бога нашего на вас, и дела рук ваших исправите. Змий сребролюбия Один старец был набожен и строг в жизни, но, к несчастью, поработился духу сребролюбия. Он жил близ торжища, будто для того, чтобы народ, каждый день собираясь туда, имел вблизи наставника и отца духовного, а на самом деле для того, чтобы посетители, возвращаясь с торжища, приходили к нему всегда не с пустыми руками. Святой Андрей, Христа ради юродивый 243 , идучи однажды мимо сребролюбца, увидел по откровению Божьему, что страшный змий обвился вокруг его шеи. Прозорливец остановился и смотрел с изумлением, а чернец, думая, что он, будучи одним из нищих, ожидает милостыни, сказал: «Бог даст!» Святой Андрей отступил на несколько шагов и увидел над ним воздушную надпись: «Змий сребролюбия – корень всякому беззаконию». Соболезнуя о погибели брата, Андрей хотел было удалиться, но едва обратился вспять, как увидел двух юношей, спорящих между собой: один был чёрен, с очами мутными и свирепыми, а другой прекрасен, как свет небесный; первый утверждал, что старец принадлежит ему, ибо не Богу, а ему работает; но другой говорил, что этот старец, будучи смирен и кроток, пребывая в постничестве и молитвах, Божий слуга есть. Так препирались они, как вдруг раздался глас небесный к светоносному юноше: «Ты не имеешь части в старце: оставь его», – и Ангел мгновенно удалился. Удивлённый Андрей от жалости заплакал и пошёл в путь свой. Но сердце Андрея – в глазах человеческих юродивого, а в очах Божьих мудрого Андрея – не могло быть спокойно: желая обратить несчастного старца к истине, он через некоторое время опять пошёл мимо торжища и, увидев старца, взял за руку. «Раб Божий! – смотря пристально, сказал он. – Выслушай без гнева меня, раба твоего. Ах! Я весьма сокрушаюсь о тебе и не могу без ужаса помыслить, что ты, прежде этого друг Божий, ныне сделался слугой вражеским. Душа твоя имела крылья, как Серафим; зачем неприязненному духу дал обрезать оные? Ты имел образ ангельский; зачем восхотел быть тёмнообразен? Зачем подружился со змием сребролюбия и греешь его на лоне твоём? Зачем собираешь сокровища? Неужели с ними погребён будешь? Неусыпно собирая сребренники от детей духовных и увеселяясь ими, ты собираешь на главу твою все их преступления. Как же с таким бременем предстанешь Страшному Суду Христову? |
| Позднее раскаяние 5 (18) октября (Из слова святого Андрея о тате гробнем) Люди, у которых привычка к тому или другому греху обратилась в страсть, всегда думают только об одном – как бы поскорее совершить свой грех . Предостережения ближних для них ничего не значат. Но так как всему бывает конец, то, конечно, бывает конец и их беззаконным деяниям. И этот конец наступает часто еще при жизни их, и притом самый плачевный. Раскаиваются они тогда, но поздно. При жизни св. Андрея, Христа ради юродивого, в Царьграде жил лютый грешник, обкрадывавший мертвецов. Однажды, узнавши о погребении в одном уединенном месте девицы, дочери вельможи, он отправился к её могиле с целью снять с неё драгоценные одежды. На пути встретил его св. Андрей и, предузнавши его нечестивое дело, начал уговаривать его не делать оное, в противном же случае угрожал наказанием Божьим. Вместо того, чтобы послушаться святого, вор только насмеялся над ним и пошел, куда задумал. Отваливши камень от пещеры, в которой погребена была девица, он раскрыл гроб её, снял с неё саван, затем драгоценную одежду, а, наконец, даже не устыдился и совсем обнажить ее и взял последнюю срачицу. Но в то самое время, когда он оканчивал свое последнее гнусное дело, повелением Божьим умершая встала из гроба и правою рукою ударила его по лицу, от чего он тотчас же лишился зрения. «Окаянный! – сказала она ему, – Хоть бы ради стыда ты оставил мне последнюю из одежд. Но не будешь же отселе красть никогда! И с сих пор узнаешь, что есть Бог, жив Иисус Христос, есть суд и будет воздаяние по смерти». Ослепший вор после сего волей-неволей оставил свое ремесло и начал кормиться подаянием. Часто жестоко он упрекал себя за свою прежнюю жизнь, но было уже поздно. «Будь ты проклята, – говаривал он иногда, ненасытная жадность моя. Тебя ради я получил эту ужасную слепоту. Худо тому, кто живет в праздности и занимается воровством», – говаривал он. Но увы, прошедшее невозвратимо. Братие! Не встречается ли нечто подобное и между нами? О, очень часто! Так, говорят развратному: брось свой грех ! Не слушает, ну, глядишь, и станет гроб гробом. И тогда начнет говорить: зачем я так жил? Говорят пьянице: оставь свое пьянство! Нет; ну, и увидишь, как семейство пустил по миру и сам стал стенать и трястись. И он потом тоже говорит: не пить бы мне, этого бы не было. Говорят вору: не воруй! не слушает; ну, смотришь, попался и сделали калекой на всю жизнь. И этот пеняет на себя: не воровать бы мне, был бы цел. |
| Встретили в аду узники пришедшего к ним царя вавилонского и говорили ему: «И ты к нам сюда пришел» ( Ис.14:10–11 ). Говорил Авраам, находившийся в раю, с богачом, находящимся в аду. Апостол Павел, вознесенный до третьего неба, слышал там голоса и потому в другом месте упоминает уже о языке небесном, ангельском. Из повествования св. бл. Феодоры, св. Андрея Христа ради юродивого, св. апостола Фомы и многих других святых видим, что души после разлучения со своими телами, находясь уже в мире духов, разговаривали с Ангелами и между собой о разных предметах. Все свидетельствует, что сопребывание душ, их взаимное свидание и общение будут сопровождаться взаимной передачей мыслей, чувств и желаний, – передачей, соответствующей духовной природе души. Чтобы сколько-нибудь понять, как же разговаривают в загробном мире бестелесные существа, вспомним, что говорить – значит передавать один другому свои мысли, желания и чувства, принадлежащие собственно невидимой душе. Сообщаем их другому посредством видимых и слышимых знаков, звуков и букв. И это необходимо, пока душа находится в теле. Жития святых представляют нам немало примеров того, что мысли, желания и чувствования одних были без слов или жестов познаваемы святыми. Тайны ума, воли и сердца были видимы святыми, и эти последние отвечали словам, обличая людей в их мыслях, желаниях и чувствах. Если еще на земле очищенные души имеют способность видеть, читать мысли, желания и чувства других, то что же препятствует душам праведных в загробном мире взаимно видеть и читать мысли, желания и чувства друг друга? С тех пор, как одухотворенная плоть, каковы были Адам и Ева до падения, стала земной из-за падения прародителей, общение невидимой души с невидимым миром прекратилось, и для общения души с душой потребовалось посредство – видимые знаки. Как темница лишает своих узников общения с находящимися на свободе, так тело препятствует душе в непосредственном общении с другой душой. Отрешившись же от тела, душа опять приобретает совершенство своих чувств, и нет ей препятствия видеть и, так сказать, читать мысли, желания и чувствования другой души – и таким образом обмениваться ими, составляющими внутреннюю деятельность души. Как разговаривали на таком неизмеримом расстоянии Авраам с несчастным богачом? Можно с достоверностью заключить, что души, где бы они не находились, в раю или аду (разумеется, мы подразумеваем только первый период загробной жизни) имеют способность, свойственную их природе и новой жизни: делиться мыслями и желаниями. Но эта способность говорить в загробном мире отличается от земного общения посредством звуков и знаков, как свидетельствует разговор Авраама с несчастным богачом, разделенным неизмеримым пространством. Это – особенная, духовная способность души видеть и читать мысли и желания (и вообще все душевное состояние) другой души. Слово Божье только праведникам приписывает в загробном мире взаимное общение, составляющее одно из условий блаженства души человека и на земле и за гробом. |
| В значении этого глагола обуять заметны отголоски семантики обоих омонимов, но возобладало то смысловое содержание, которое исходило от обуять – объять («овладеть до крайнего предела, до безумия»). Статья ранее не публиковалась. В архиве сохранились рукопись на 20 пронумерованных ветхих листках разного формата, машинопись с более поздней авторской правкой, а также несколько цитат из сборника «Русская баллада». Здесь печатается по машинописи, выверенной и уточненной по рукописи, с добавлением выписок, не вошедших в окончательный авторский текст. К слову обуять В. В. Виноградов обращается в статье «О новых исследованиях по истории русского литературного языка» (Вопросы языкознания, 1969, 2), посвященной полемике с Б. О. Унбегауном и Г. Хюттль-Ворт относительно объема понятия «церковнославянизмы» и их классификации: «От церковнославянских заимствований в русском языке Г. Хюттль-Ворт [имеется в виду доклад Г. Хюттль-Ворт ”Роль церковнославянского языка в развитии русского литературного языка. К историческому анализу и классификации славянизмов“.//American Contributions to the VI International Congress of Slavists. TheHague, 1968. – Ред.] предлагает ”четко отграничивать новообразования, составленные из церковнославянских морфем в самом русском языке“, которые она называет ”неославянизмами“ (с. 17)... Сама Г. Хюттль-Ворт непосредственно чувствует, что проблема расчленения слов на отдельные морфемы легка лишь в синхронном плане и только по отношению к современной живой речи, а при историческом изучении неославянизмов следует ”как можно больше опираться на действительный процесс словообразования, .... на историческую реальность“ (с. 19). По мнению Г. Хюттль-Ворт, надо ”проводить членение только на деривационные основы (или в сложных словах – на составные части) и аффиксы, а не расчленение определенного слова или формы на каждую морфему в отдельности“ (с. 19). Достаточно привести один-два примера, чтобы было ясно, что проблема морфологческого анализа слов или рядов слов гораздо сложнее, чем она здесь представлена. В глаголе обуять (например, у Горького: ”тяжелая дума обуяла его“; у Пушкина: ”кто обуял твой дивный ум?“ и т. п.) слилось два омонима: 1) об-у-ять– «охватить, объять» – переносно о душевном состоянии: ”тоска его обуяла“... (ср. в древнерусских памятниках, например в Житии Андрея Юродивого: ”Обуимъ, лобза его“; в Палее XIV b.: ”азъ обуять пьяньствомъ“ и т. п.) (Срезневский, 2, с. 558, 561) и 2) о-буити, обуяти – «лишить смысла, обезумить и обезуметь» (ср. в старославянском языке буи – «глупый»... в народных заклинаниях, собранных Н. И. Барсовым : ”О раб божий, имярек... Где тут быти, где гуляти, где буяти?“» 228 . [Здесь опущены цитаты из произвдений Державина («Вельможа», «Флот»), Пушкина («Борис Годунов», «Медный всадник»), вошедшие в настоящую публикацию]. См. также: Виноградов. Язык Пушкина, с. 184. – Е. К. |
| Своим конкретным реализмом агиография вскрывает такие стороны византийской культуры, которые, будучи чужды искусственно ограниченному кругозору других источников, навсегда ускользнули бы от внимания историка. Отражая повседневную, будничную жизнь народа, она показывает, какие явления византийского быта следует считать основными и характернейшими в сравнении с явлениями, односторонне подчёркнутыми в литературных произведениях официального происхождения или содержания. Ценность византийской агиографии, как культурно-исторического материала, в значительной степени повышается благодаря многочисленности её произведений, благодаря, если можно так выразиться, массовому характеру её документов. Каталог житий, легенд и собраний чудес, напечатанных до 1909 года, изданный болландистами, под названием «Bibliotheca hagiographica graeca», представляет целую книгу. Выделяя из всей массы перечисленных в нём агиографических произведений те, содержание которых заключается в хронологических рамках собственно византийского периода, насчитаем более двухсот памятников. Количество ещё неизданных житий, о котором дают понятие каталоги греческих манускриптов, не поддаётся точному учёту, но есть все основания думать, что в рукописных собраниях Афона, Ватикана, Лувра и Мадрида таится ещё немало сокровищ агиографии. В приложении к настоящей книге читатель найдёт перечень и краткий критический обзор тех изданных в подлинниках, переводах или изложениях житий, легенд и собраний чудес, которые послужили материалом для предлагаемого исследования. Пока же следует характеризовать этот материал лишь в общих чертах, сделав попытку его классификации, и указав на ту степень достоверности, которую можно вообще придавать различным произведениям агиографии. Почти все уголки византийского мира имели своих местных святых, в житиях которых отразились культурные особенности этих районов. В житиях популярных константинопольских святых: преп. Даниила Столпника, Дия, Вара, Патапия, Андрея Юродивого и Василия Нового, в константинопольских собраниях чудес мучч. |
| Высшее заведывание ντο ξεννος προσταδα, однако, принадлежало светскому лицу, и в качестве таких патронов ксенодохия Сампсона в X в. Метафраст называет протоспафариев Льва и Варду 444 . Что касается состояния данного богоугодного заведения, то оно, как это, впрочем, всегда бывает с общественными учреждениями, лишёнными деятельного контроля, оставляло, к сожалению, желать очень многого. Несмотря на свои доходы, ксенодохий преп. Сампсона нередко не имел в достаточном количестве даже такого продукта, как оливковое масло 445 . Сами служащие, вроде названного Генесия, были сплошь да рядом небрежны и негодны, и святому из-за гроба приходилось вмешиваться в порядки своего любимого учреждения, наказывая нерадивых чиновников параличом 446 . Относительно византийских больниц – носокомий, некоторые подробности находим в житиях преп. Луки Столпника и Феофилакта Никомидийского. Первое даёт понять, что в константинопольский носокомий Эвбула принимались не только больные из числа жителей столицы, но также подобранные в её окрестных пригородах, например, в Халкидоне 447 , а второе рассказывает, что создав при главной церкви Никомидии лечебницу (ατρεον), преп. Феофилакт завёл при ней врачей и штат прислуги и снабдил её кроватями и постелями 448 . Любопытнейшее указание на существование в Константинополе специального убежища для психически ненормальных, или как думали тогда, для бесноватых людей, содержится в житии преп. Андрея Юродивого. Когда последний начал юродствовать, то его сострадательный хозяин, принимая юродство за умопомешательство, поместил своего слугу при храме муч. Анастасии, и дал присматривавшему за больными парамониту денег, с просьбой получше ухаживать за Андреем. Однако, согласно обычной практике, преподобного держали в качестве бесноватого в цепях, и по прошествии четырёх месяцев, видя, что его мнимые сумасбродства не прекращаются, выпустили на все четыре стороны, странным образом предоставляя «бесноватому» свободу среди миллионной столицы 449 . Таковы данные наших агиографических источников относительно общественной медицины и благотворительности, которые, сосредоточиваясь в византийских городах, вносили в их культуру одну из самых отрадных черт. Мы видим, что жители городов были более или менее обеспечены медицинской помощью, со стороны городских врачей, применявших старо-греческие, вполне научные методы лечения 450 . Бедные больные, равно как беспомощные старики, брошенные дети и беременные женщины, находили приют в специальных богоугодных заведениях, устроенных по инициативе церкви, государства или частных лиц. В этой системе публичной благотворительности, помимо христианских начал милосердия, сказываются ещё и лучшие традиции античности, которая теснотой жизни в городах-полисах и оживлённым культурным обменом, приучала людей к чувству солидарности, и воспитывала в индивидууме сознание, что окружающая общественная организация является для него началом не только охраняющим, но также поддерживающим и оказывающим помощь. |
|
|
