| В 655 г. Максим был схвачен и привезен в Константинополь вместе с своим учеником Анастасием , и здесь обвинен в политическом преступлении. Ему ставили в вину, что сарацины взяли Египет, истолковывая в смысле политической измены его дружественные отношения к наместнику Григорию, что он любит только латинян и не любит греков. Относительно последнего пункта Максим согласился, объяснив, что он любит латинян не за их национальность, а за их православие. Затем другое полу политическое обвинение против Максима было то, что он не признавал императора и первосвященником и даже предавал его анафеме. На вопрос: «Τ ον; ουκ εστι πας βασιλες Χριστιανς κα ερες» (Ergo non est omnis christianus imperator etiam sacerdos?) — Максим ответил решительно: «ουκ στιν» (non est!). Но столь же твердо отверг он и то, будто анафема, которой он предал типос, относилась и к императору: типос, как документ церковный, лежит вне компетенции государственной власти, и составлен не самим императором, а другими лицами, которые и самого государя ввели в заблуждение. Что император не sacerdos, Максим доказывал [между прочим] тем, что на богослужении императоры поминаются [вместе с мирянами, после лиц священного чина]. A обвинение в оригенизме Максим отклонил от себя, произнесши на Оригена анафему. С Максимом во время допросов обращались мягко — в надежде склонить его к примирению: в Константинополе вырабатывался в это время новый униональный проект, еще ранее намеченный пресвитером Петром. Существенное различие его от типоса заключалось в том, что между тем как в типосе запрещалось говорить как об одной, так и о двух волях, здесь разрешалось признавать во Христе и одну волю (ипостасную) и две воли (естественные), и одно действие и два действия. Максима всеми средствами старались склонить к принятию этого проекта трех воль во Христе и к примирению, на основании его, с константинопольскою церковью. Утверждали, что даже сам папа Евгений I готов был пойти на этот компромисс, а его апокрисиарии вступили в общение с патриархом константинопольским. |
| 117 В лекциях В. В. Болотова здесь стоит: «вместе с двумя своими учениками Анастасиями». На неверность этого сообщения, которое можно встречать едва ли не у всех новых авторов, говорящих о Максиме, и которое с определенностью высказано в синаксарном повествовании о Максиме и в житии его (Migne, s. gr. 90, 209С; 851); Муретов, 47), обратил внимание J. Stiglmayr, Der heilige Maximus «mit seinen beiden Schülern», в «Der Katholik», В. XXXVIII, 1908, 7, 39–45. Анастасий апокрисиарий был сослан в Трапезунт еще в 648 г. (не в 646, как полагает Штигльмайр, 43:45), потом был переведен в Месимврию, и наконец, уже в 662 г. вместе с Максимом и Анастасием монахом сослан в Лазику. Нужно, между прочим, заметить, что вопрос Максиму на суде (Migne, s. gr. 90, 128C): Πσους χρνους εχει μετ σου ο μαθητς σου; и ответ его: Τρικοντα επτ, относятся, очевидно, к продолжительности нахождения Анастасия при Максиме в качестве ученика его (ср. у Муретова, 80), а не к возрасту Анастасия, как понял это Штигльмайр (40). Из этого сообщения можно делать вывод, что к 619 г. Максим был уже монахом. А. Б. 118 Название «Погонат» усвояется Константину у Кедрина и Зонары. Но Константин Порфирородный прилагает его к Константу (=Константину), отцу Константина. Отсюда предполагают, что на последнего это название перенесено по недоразумению, и в приведенном в тексте объяснения (у Зонары) видят лишь позднейший вымысел. Ср. Ю. Кулаковский , История Византии. III, Киев 1915, 351–2. А. Б. 119 Quaternio или τετρδιον – это технический термин, означавший величину той или другой рукописи или книги. 4 продолговатых листа, согнутых в одну стопку, и образовывали собою τετρδιον (отсюда русское слово «тетрадь»), что равнялось восьми листикам или 16 страницам. Если же брали не 4, а 5 листов, и их таким же образом слагали, то стопка, полученная из этого, носила уже другой термин – πεντδιον=10 листикам, или 20 страницам. 120 Тирада: ησουν Χριστν συμφνως παντες εκδιδσκομεν, дополнена: «Ι. X. τον ληθινον Θεον μν, ενα τς αγς κα ομοουσου κα ζωαρχικς Τριδος ». Тирада: εκ Μαρας τς παρθνου τς Θεοτκου κατ τν νθρωπτητα, дополнена: «εκ Πνεματος γου κα Μαρας τς παρθνου τς κυρως κα κατ λθειαν Θεοτκου κατ τν νθρωπτητα». |
| Последний прием выяснения является, конечно, более соответствующим истине, так как едва ли можно допустить, чтобы во всех этих сказаниях, центральною личностью которых является, несомненно, один и тот же Ипполит, не было бы ничего достоверного и исторического, что можно было бы взять для выяснения биографии церковного писателя Ипполита. Но, спрашивается, как же можно объединить все эти сказания при их видимом противоречии друг другу и, прежде всех, которое из них может более всего соответствовать истине в решении вопроса о церковно-иерархическом положении Ипполита и о месте его служения? Уже из представленного выше очерка оппозиционной деятельности Ипполита, как она изображается им же самим в его «Философуменах» 34 , до некоторой степени ясно, что сказания о римском епископствовании Ипполита оказываются наиболее всего достоверными и строго историческими. В самом деле, где же мог быть Ипполит епископом, прежде всего, как не в Риме же, в котором развивалась его оппозиционная римскому папству деятельность, где он имел ближайшее соприкосновение со всеми тогдашними событиями римской истории и где он сам же под своим верховным водительством образовал особую партию недовольных Римским епископом Каллистом? Немаловажным, хотя и косвенным, свидетельством в пользу Римского епископствования Ипполита служат также и те внешние знаки почтения к личности Ипполита, которые сосредоточены опять-таки именно в Риме: здесь открыт склеп, в котором был погребен Ипполит 35 ; недалеко от этого склепа в 1551 году был найден мраморный памятник, воздвигнутый, очевидно, его почитатеяями 36 ; в Риме же было посвящено в честь Ипполита несколько храмов. Но едва ли не самым сильным доказательством исторической достоверности Римского епископствования Ипполита служат те многочисленные предания, которые сохранились о нем на востоке. Замечательно, что восток до самого VII в. знал, собственно, одного епископа Римского Ипполита; и только с VII в., благодаря римскому апокрисиарию Анастасию, проживавшему некоторое время в Константинополе, распространилось здесь предание об его портуанском епископствовании. |
| Под Вессою Жития Максима Исповедника разумеется обиталище именно палестинских Бессов, населявших монастыри, расположенные вблизи Иордана 54 . Во второй части Жития, где излагается судебный процесс Максима и его учеников, достойно внимания упоминание, при первом допросе, о патриархе Антиохийском вместе с Константинопольским патриархом, а также повествование о третьем допросе, чего греческие документы не знают. По греческим редакциям Жития, св. Максима с учениками вызывают в Константинополь вводят в претор и читают приговор о ссылке их в Лазику. Само собою понятно, что противники св. Максима, напрягавшие все свое усилие как нибудь склонить его если не на свою сторону, по крайней мере, на некоторые уступки, прежде чем читать приговор, еще раз попробовали бы уговорить святого. Так, действительно и представлено дело в грузинской редакции; по ней, после категорического отказа войти в общение с Константинопольской церковью, Максим, по предложению патриарха, судей и сановников, читает свой Символ веры , „чтобы всем стало явно заблуждение его“, а потом вступает с ними в прение, доказывая истинность православной точки зрения по вопросу о волях во Христе. Символ этот, который в грузинской церкви пользовался достойным вниманием 55 , основан на символе Афанасия и послании св. Софрония Иерусалимского 56 , что же касается доказательств истинности православной точки зрения по вопросу о волях во Христе, то они имеются и в Disputatio cum Pyrro Максима 57 . Почему этого допроса нет в Relatio и Tomus Alter Анастасия монаха, в которых описан судебный процесс Максима и которые в части, касающейся первого и второго допроса, целиком и почти без изменений внесены в Житие? Третий допрос происходил, по груз. редакции Жития, в Январе месяце 662 года, а Relatio написано в первой половине 655 года, Tomus же Alter – не позже 31 Августа 657 года 58 ; значит, Анастасий монах не мог описать его до ссылки в Лазику, не мог описать его и в Лазике, ибо по прибытии туда он через месяц с лишним умер. Можно предположить, что допрос этот описан Анастасием апокрисиарием, и Феодосий Гангрский нашел его среди переданных ему Григорием Ватарарским бумаг сего святого. |
| Не оставил св. Кирилл без ответа и письма сторонников Нестория, тем более, что некоторые из этих сторонников были люди, некогда близкие и к самому св. Кириллу. Замечательно для характеристики тех чувств, с которыми вступал св. Кирилл в борьбу с Несторием, одно из двух сохранившихся до нашего времени кратких посланий св. Кирилла, адресованных к таким лицам. Оно надписывается: „К одному из ревностных защитников Нестория“. 1131 Это письмо дышит особенной искренностью, потому что адресат его – друг и св. Кирилла. „Если бы я, говорит св. Кирилл, писал к человеку, который не знает моей жизни, то я должен бы был много говорить для уверения его, что я человек миролюбивый, не расположенный к ссорам и спорам. Но как пишу к тому, кто меня знает, то в немногих словах скажу“.... и т. д. И вот, в самом задушевном тоне он пишет, что только боязнь страшного суда, ответа перед Богом за врученное ему стадо заставили его выступить с обличением против Нестория, что сам он любит Нестория больше других и готов пожертвовать чем угодно для спасения его от погибели, что готов позабыть все огорчения, обиды и злословия, нанесенные ему Несторием и его сторонниками 1132 , лишь бы он (Несторий) отказался от своих заблуждений и публично отрекся от приписываемых ему сочинений. Но в конце письма св. Кирилл снова мужественно заявляет, что в противном случае „нерешительность неуместна“: Он не побоится и самой смерти за истину. Письмо это написано, по всей вероятности, вскоре после первого послания к Несторию, потому что оно очень напоминает его своим содержанием. Он, например, еще допускает возможность, что сочинения, приписываемые Несторию, ему не принадлежат, что поведение Нестория – плод какого-то недоразумения; он надеется на легкость его раскаяния и, наконец, мало говорит о кознях Нестория лично против него. Получивши от Вуфы разные сочинения Нестория и его сторонников, а от своих апокрисиариев особое послание о проповедях Анастасия, как будто бы ищущего единомыслия и мира, с приложением самых проповедей и некоторых других сочинений, св. |
| Если это мое предположение верно, то значит редактор „Авелланы” был оппозиционно настроен к политике папства времен Юстиниана, близок к Акимитам и имел доступ к сокровищам их библиотеки. л) Приписка Дионисия Малого к докладной записке александрийских апокрисиариев папе Анастасию II стр. 468–473) о том, что он перевел этот документ с греческого 107 , указывает на личное знакомство и контакт редактора „Авелланы” с известным переводчиком, издателем канонов и хронологом начала VI b. Дионисием Малым 108 . Связь эту признали Гюнтер 109 и Швартц 110 , причем первый предполагал (хотя ничем не мог доказать, как в этом и сам признается) 111 , что и латинский перевод писем к Петру Гнафею сделан тем же Дионисием после 534 г. м) Лежащий в основе 5-й и 6-й групп „Авелланы” общий с Берлинским кодексом 79 неизвестный нам источник, названный Гюнтером „Сборником X” 112 , попытки реконструкции которого даны Гюнтером 113 и Швартцем 114 , возможно, как это показывает открытое и опубликованное Амелли в 1893 г. 115 собрание латинских документов эпохи монофизитства, тоже восходит к Дионисию Малому и, таким образом, увеличивает точки соприкосновения редактора „Авелланы” с Дионисием. н) Однако высказанное Амелли предположение, что редактором всей „Авелланы” был Дионисий Малый, неверно потому, что, во-первых, характер всего сборника, как это было указано выше 116 , совершенно не подходит к типу „Dionysiana”, а во-вторых, Дионисий Малый к сороковым годам VI в. уже умер 117 , а редактор „Авелланы”, как мы видели выше 118 , работал над сборником еще после 553 г. Гюнтер во время личной встречи с Амелли в Монтекассинском монастыре в 1890 г., сначала было склонявшийся к этой гипотезе, потом, после тщательной проверки, решительно отверг ее в своем издании „Авелланы” 119 . Д. ВОПРОС О „РЕДАКТОРЕ (СОСТАВИТЕЛЕ) СБОРНИКА” Редактор „Авелланы” до сих пор в науке неизвестен. Предложенная в свое время Маассеном 120 гипотеза, возводящая „Авеллану” к папе Григорию I В. (590–604 гг.), совершенно опровергнута изысканиями П. Эвальда и В. Мейера и является настолько неосновательной и устарелой, что Гюнтер не счел нужным ее даже повторять и опровергать 121 . Гипотеза Амелли о Дионисии Малом, как редакторе всей „Авелланы”, тоже, как мы видели выше 122 , несостоятельна и решительно отвергается. |
| Это название похоже на название византийской крепости Схимарис. Мы с одним священником и несколькими местными жителями решили подняться к этому месту на лошадях, так как другим образом подняться туда невозможно. То, что открылось перед нашими глазами, было очень похоже на описание, приведенное в источниках! — Какие источники рассказывают нам о месте ссылки преподобного? — Прежде всего, это письмо Анастасия Апокрисиария, ученика преподобного Максима. Там говорится, что преподобного сослали в «труднодоступную крепость», которая «находится у самой высокой горы в мире близ Алании». Схожее описание есть в другом источнике, «Памятной записке», авторство которой приписывается то Феодору Спудею, то Феодосию Гангрскому. Когда мы поднялись, то увидели, что местность Скимери находится у подножия горы Лайлы, пусть и не самой высокой в мире, но достаточно внушительной. Место это стратегически очень важное, там сходится пять дорог. На обширной территории видны развалины, до настоящего времени никак не исследованные, возможно, как раз развалины византийской крепости. Кроме того, есть еще одно интересное совпадение. Неподалеку от Скимери есть поле, которое называется «Максим мол» (Поле Максима). Это название никак не связано с кем-нибудь из местных жителей. Более того, местные жители издавна почитают Скимери как святое место. — Планируете ли вы проводить дальнейшие исследования этого места? — Конечно, хотелось бы провести там археологические раскопки, но место труднодоступное, да и материал исследований необходимо сохранить, а для этого недостаточно одной экспедиции — нужна целая серия поездок и серьезные деньги, которых в нашем распоряжении нет. В Грузии ведется очень много раскопок, очень много мест не исследованы вообще, поэтому этот вопрос, как видно, пока будет отложен. — Расскажите, пожалуйста, об обретении мощей преподобного Максима Исповедника. Как вы приступили к их поискам? — Знаете, в Грузии всегда было церковное предание, что мощи преподобного Максима находятся в монастыре преподобного Максима у крепости Мури, близ Цагери, под престолом ныне восстановленной маленькой церкви. |
| В лекциях В. В. Болотова здесь стоит: „вместе с двумя своими учениками Анастасиями“. На неверность этого сообщения, которое можно встречать едва ли не у всех новых авторов, говорящих о Максиме, и которое с определенностью высказано в синаксарном повествовании о Максиме и в житии его (Migne, s. gr. 90, 209С; 851); Муретов, 47), обратил внимание J. Stiglmayr, Der heilige Maximus „mit seinen beiden Schülern“, в „Der Katholik“, В. XXXVIII, 1908, 7, 39–45. Анастасий апокрисиарий был сослан в Трапезунт еще в 648 г. (не в 646, как полагает Штигльмайр, 43, 45), потом был переведен в Месимврию, и, наконец, уже в 662 г. вместе с Максимом и Анастасием монахом сослан в Лазику. Нужно, между прочим, заметить, что вопрос Максиму на суде (Migne, S. gr. 90, 128C): Πσους χρνους εχει μετ σου μαθητς σου; и ответ его: Τρικοντα επτ, относятся, очевидно, к продолжительности нахождения Анастасия при Максиме в качестве ученика его (ср. у Муретова, 80), а не к возрасту Анастасия, как понял это Штигльмайр (40). Из этого сообщения можно делать вывод, что к 619 г. Максим был уже монахом. А. Б. 118 Название „Погонат“ усвояется Константину у Кедрина и Зонары. Но Константин Порфирородный прилагает его к Константу (=Константину), отцу Константина. Отсюда предполагают, что на последнего это название перенесено по недоразумению, и в приведенном в тексте объяснения (у Зонары) видят лишь позднейший вымысел. Ср. Ю. Кулаковский, История Византии. III, Киев 1915, 351–2. А. Б. 119 Quaternio или τετρδιον — это технический термин, означавший величину той или другой рукописи или книги. 4 продолговатых листа, согнутых в одну стопку, и образовывали собою τετρδιον (отсюда русское слово „тетрадь“), что равнялось восьми листикам или 16 страницам. Если же брали не 4, а 5 листов, и их таким же образом слагали, то стопка, полученная из этого, носила уже другой термин — πεντδιον=10 листикам, или 20 страницам. 120 Тирада: ησουν Χριστν συμφωνως απαντες κδιδσκομεν, дополнена: . X. τον ληθινον Θεον μν, να τς αγας και μοουσου κα ζωαρχικς Τριαδος ». Тирада: εκ Μαρας τς παρθνου τς Θεοτκου κατ τν νθρωπτητα, дополнена: «εκ Πνεματος αγου και Μαρας τς παρθνου τς κυρ ως και κατ αλθειαν Θεοτκου κατ τν ανθρωπτητα». 121 |
| От Максима Исповедника осталось, между прочим, письмо к Анастасию монаху (или диакону по грузинской редакции); интерполятор, слышавший и об этом письме, на основании его и сочинил легенду о предсмертном послании к названному Анастасию, переданном ему через начальника крепости. Говоря о пребывании святых страдальцев в Лазике, интерполятор систематически смешивает Анастасия пресвитера с Анастасием монахом; то, что современные греческие документы говорят о первом, в грузинской редакции отнесено к другому; так, напр., это наблюдается не только по отношению к крепостям, в которых томились они, но даже к последней судьбе их: по грузинской редакции из учеников Максима при переходе из одной крепости в другую в Лазике умер Анастасий не монах, а пресвитер-апокрисиарий. Такое смешение двух лиц произошло, по нашему, благодаря вышеупомянутому письму Максима к Анастасию монаху: интерполятор был убежден, что это письмо написано Максимом пред своею смертью в Лазике, следовательно, по нему, из двух учеников Максима раньше его должен был умереть Анастасий пресвитер. Что же касается Анастасия монаха, равняющегося Анастасию пресвитеру греческих документов, то он умер якобы в Греции, куда он вернулся после смерти царя-мучителя, по особому „дозволению“, и где он возвестил автору Жития и другим все случившееся с ними в Лазике. Известие это безусловно ложное, ибо, по несомненному свидетельству Феодосия Гангрского, Анастасий пресвитер умер в Лазике в понедельник 10 индиктиона, т. е. 11 октября 666 года 28 , тогда как император Констанс или Константин, сославший его в Лазику, скончался в 668 году. В объяснение происхождения этой легенды можно предположить следующее. Интерполятору известно было, что Анастасий (пресвитер) познакомил современников с обстоятельствами жизни святых страдальцев в Лазике; не зная о существовании письма, в котором Анастасий говорит об этом 29 , он предположил, что Анастасий вернулся из Лазики в Грецию, где и оповестил всех об обстоятельствах жизни их в Лазике. Но, так как вернуться ему из ссылки при жизни царя-мучителя невозможно было, то нужно было выждать смерть его и после уже вернуться, и то не иначе, как по особому на это „дозволению“. |
| В 655 г. Максим был схвачен и привезен в Константинополь вместе с своим учеником Анастасием, и здесь обвинен в политическом преступлении. Ему ставили в вину, что сарацины взяли Египет, истолковывая в смысле политической измены его дружественные отношения к наместнику Григорию, что он любит только латинян и не любит греков. Относительно последнего пункта Максим согласился, объяснив, что он любит латинян не за их национальность, а за их православие. Затем другое полуполитическое обвинение против Максима было то, что он не признавал императора и первосвященником и даже предавал его анафеме. На вопрос: «Τ ουν; ουκ εστι πας βασιλες Χριστιανος και ιερες;» (Ergo non est omnis christianus imperator etiam sacerdos?) – Максим ответил решительно: «ουκ εστιν» (non est!). Но столь же твердо отверг он и то, будто анафема, которой он предал типос, относилась и к императору: типос, как документ церковный, лежит вне компетенции государственной власти, и составлен не самим императором, а другими лицами, которые и самого государя ввели в заблуждение. Что император не sacerdos, Максим доказывал (между прочим) тем, что на богослужении императоры поминаются (вместе с мирянами, после лиц священного чина). А обвинение в оригенизме Максим отклонил от себя, произнесши на Оригена анафему. С Максимом во время допросов обращались мягко – в надежде склонить его к примирению: в Константинополе вырабатывался в это время новый униональный проект, еще ранее намеченный пресвитером Петром. Существенное различие его от типоса заключалось в том, что между тем как в типосе запрещалось говорить как об одной, так и о двух волях, здесь разрешалось признавать во Христе и одну волю (ипостасную) и две воли (естественные), и одно действие и два действия. Максима всеми средствами старались склонить к принятию этого проекта трех воль во Христе и к примирению, на основании его, с константинопольскою церковью. Утверждали, что даже сам папа Евгений I готов был пойти на этот компромисс, а его апокрисиарии вступили в общение с патриархом константинопольским. |
|
|
