| Двое тархистанцев правили лошадью, тянущей бревно. Как раз в тот момент, когда король добрался до них, бревно застряло в грязи. – Работай, сын лени! Тащи, ленивая свинья! – кричали тархистанцы, щелкая кнутами. Конь тянул изо всех сил. Его глаза покраснели, он был покрыт пеной. – Работай, ленивая скотина, – закричал один из тархистанцев и с ожесточением -ударил лошадь кнутом. И тогда произошла совсем ужасная вещь. До этой минуты Тириан не сомневался, что лошади, которых погоняли тархистанцы, были их собственные – немые, лишенные разума животные, такие же, как в нашем мире. Хотя ему было тяжело видеть запряженной даже немую лошадь, он, конечно же, больше думал об убийстве деревьев. Мысль, что кто-нибудь в Нарнии может запрячь одну из свободных говорящих лошадей, а тем более попробует на ней кнут, не могла даже закрасться ему в голову. Но когда жестокий удар обрушился на лошадь, та поднялась на дыбы и простонала: – Глупец и тиран! Разве ты не видишь, я делаю все, что могу? Когда Тириан осознал, что этот конь – один из его подданных, то и он, и Алмаз пришли в такую ярость, что уже не понимали, что делают. Меч короля взлетел вверх, рог единорога опустился вниз, и оба рванулись вперед. Тархистанцы упали мертвыми, один, пронзенный мечом Тириана, другой – пробитый рогом Алмаза. Глава 3. ОБЕЗЬЯН ВО СЛАВЕ – Господин Конь, господин Конь, – сказал Тириан, поспешно обрезая постромки, – как удалось этим пришельцам поработить вас? Нарния завоевана? Была битва? – Нет, сир, – тяжело дыша ответил конь. – Аслан здесь. Это по его приказу. Он приказал… – Осторожно, король, – закричал Алмаз. И Тириан увидел, что тархистанцы, вперемешку с говорящими животными, бегут к ним со всех сторон. (Те двое умерли без крика, и прошло несколько мгновений, пока другие поняли, что случилось). У большинства из них в руках были обнаженные ятаганы. – Быстрее! Ко мне на спину! – воскликнул Алмаз. Король вскочил верхом на своего старого друга, тот повернулся и поскакал прочь. Чтобы скрыться от врагов. Алмаз дважды или трижды менял направление, затем пересек ручей и закричал, не замедляя бега: |
| Фритц Ринекер, Герхард Майер (лютеране) Скачать epub pdf Драгоценные камни В самой Палестине нет месторождений Д.К., но при раскопках здесь было обнаружено множество предметов, сделанных из драг. или полудраг. камней, в т.ч. печатей и фигурок скарабеев. Большая часть их была найдена в юж. областях Палестины, в культурных слоях, относящихся к железному веку. Предположит., эти изделия были привезены из Египта. кроме того, Д.К. вывозили из Хавила ( Быт 2 и след.), Савы (Аравия; 3Цар. 10:2 ; Иез. 27:22 ), Офира ( 3Цар. 10:11 ) и Эдома ( Иез. 27:16 , в Синод. пер. – «Арамеяне»). Возможно, идентификация Д.К. в нижеслед. описании не совсем полная: 1) АГАТ [евр. шево; аккад. шубу], полудраг. камень, минерал класса силикатов, назв. по одному из его месторождений на реке Ахат в Сицилии. Камень имеет разную окраску и особенно ценится за свой естеств. рисунок. В Исх. 28:19 ; Исх. 39:12 агат назван вторым камнем третьего ряда в наперснике первосвященника; 2) АЛМАЗ [евр. яхалом], Д.К. ( Исх. 28:18 ; Исх. 39:11 ; Иез. 28:13 ), назв. в Септуагинте и Вульгате ясписом (яшмой). Совр. алмаз, вероятно, не был известен в древности, поскольку достоверные сведения о нем появляются только в I в. по Р.Х. Еврейское слово шамир, переданное в Синод. и многих других переводах как алмаз ( Иер. 17:1 ; Иез. 3:9 ), в Ис. 5:6 ; Ис. 7:23–25 и др. употребляется как собират. понятие, обозначающее «тернии». При таком толковании слова шамир более понятным стало бы и упоминание алмаза в Иер. 17:1 , но, видимо, здесь имеется в виду адамантан, разновидность корунда, как и алмаз, самый твердый из известных минералов (см. Иез. 3:9 ); 3) АМЕТИСТ [евр. ахлама, греч. аметюстос], прозрачные кристаллы кварца пурпурной или фиолетовой окраски. Этот Д.К. ввозили в Палестину из Эдома, Египта, Галатии и с Кипра, а отдельные экземпляры – из Испании и Индии. Аметист использовался, гл. обр., для изготовления колец с печаткой. По поверию древних греков, аметист охраняет от опьянения; иудеи верили, что этот Д.К. навевает тому, кто его носит, приятные сновидения. Аметист – третий камень третьего ряда в наперснике первосвященника ( Исх. 28:19 ; Исх. 39:12 ) и двенадцатый – в основании стены нового Иерусалима ( Откр. 21:20 ); |
| И прежде чем тархистанец успел что-либо понять, его правая рука оказалась словно в железных тисках. Через минуту он стоял на коленях, а к шее его был приставлен кинжал. – Один звук, и ты умрёшь, – сказал Тириан ему на ухо. – Скажи мне, где единорог, и ты останешься жив. – З-за хлевом, о господин мой, – запинаясь, выговорил несчастный. – Хорошо. Поднимайся и веди меня к нему. Часовой поднялся, но лезвие кинжала по-прежнему касалось его шеи, только переместилось назад, пощекотав горло. Тириан шёл сзади и держал кинжал под ухом тархистанца. Дрожа, тот обошёл хлев. Тириан сразу разглядел в темноте белый силуэт Алмаза. – Тс! – сказал он. – Молчи! Да, Алмаз, это я. Как они связали тебя? – Стреножили и привязали уздечкой к кольцу на стене, – послышался голос Алмаза. – Стой здесь, часовой, спиной к стене. Так… Теперь, Алмаз, приставь рог к груди этого тархистанца. – Со всей моей охотой, – сказал Алмаз. – Если он шевельнётся, пронзи ему сердце. – И в несколько мгновений Тириан перерезал путы. Обрывками он связал часовому руки и ноги. Потом открыл ему рот, напихал туда травы, завязал верёвкой от затылка до подбородка и посадил его у стены. – Я неучтиво обошёлся с тобой, солдат, – сказал Тириан. – Но это было необходимо. Если мы встретимся снова, я, быть может, смогу отблагодарить тебя. Теперь, Алмаз, идём скорее. Левой рукой он обвил его шею и поцеловал в нос. Оба преисполнились великой радостью и, ступая как можно тише, вернулись туда, где ждали их дети. – Всё в порядке, – прошептал Тириан. – Славная ночная работа. Теперь – домой. Они прошли несколько шагов, когда Юстэс сказал: – Где ты, Поул? – Ответа не было. – Джил не с вами, государь? – спросил он. – Что? – поразился Тириан. – Она не с тобой? Им стало страшно. Кричать было нельзя, они шептали её имя так громко, как только можно шептать. Ответа не было. – Она отходила от тебя, пока меня не было? – спросил Тириан. – Я не слышал и не видел, чтоб она уходила, – сказал Юстэс. – Она могла уйти незаметно. Она умеет быть тихой, как мышка, вы видели сами. |
| Я знал, что могу положиться на его память в делах такого рода. Следовательно, предположить, что я мог быть пьян, было решительно невозможно. Я перешел ко второму вопросу. — До моей поездки за границу, Беттередж, вы наблюдали меня, когда я был ребенком. Скажите мне прямо, не было ли чего-нибудь странного во мне, после того, как я засыпал? Замечали вы когда-нибудь, чтобы я ходил во сне? Беттередж остановился, посмотрев на меня с минуту, покачал головой и пошел дальше. — Вижу, куда вы метите, мистер Фрэнклин, — сказал он. — Вы стараетесь объяснить, каким образом краска могла очутиться на вашей ночной рубашке без вашего ведома. Но вы на тысячи миль от истины, сэр. Разгуливать во сне? Да никогда в жизни не делали вы ничего подобного! Опять я почувствовал, что Беттередж должен быть прав. Ни дома, ни за границей — я никогда не вел уединенного образа жизни. Если б я был лунатиком, сотни людей должны были бы заметить эту мою особенность, и из участия ко мне предостеречь меня, чтобы я мог избавиться от этой болезни. И все-таки, допуская это, я ухватился — с упорством, и естественным, и простительным при подобных обстоятельствах, — за эти единственные два объяснения, которые могли осветить мне ужасное положение, в каком я тогда находился. Заметив, что я не удовлетворился его ответами, Беттередж искусно намекнул на последующие события в истории Лунного камня и разбил мои надежды в пух и прах, тотчас и навсегда. — Допустим, ваше предположение правильно, но каким образом оно приведет нас к открытию истины? Если считать, что ночная рубашка является доказательством, — а я этому не верю, — вы не только перепачкались краскою от двери, сами того не зная, но также и взяли алмаз, сами не зная того. Правильно ли я говорю? — Совершенно правильно. Продолжайте. — Очень хорошо, сэр. Предположим, что вы были пьяны или, как лунатик, ходили во сне, когда взяли алмаз. Это объясняет то, что случилось в ночь после дня рождения. Но каким образом это объяснит то, что случилось после? Алмаз был отвезен в Лондон. Алмаз был заложен мистеру Люкеру. Разве вы сделали то и другое, сами не зная того? Разве вы были пьяны, когда я провожал вас в кабриолете в субботу вечером? И разве вы во сне пошли к мистеру Люкеру, после того как поезд довез вас до Лондона? Извините меня, если я скажу, мистер Фрэнклин, что это дело так расстроило вас, что вы еще не в состоянии рассуждать. Чем скорее вы посоветуетесь с мистером Бреффом, тем скорее выберетесь из безвыходного положения, в какое теперь попали. |
| Мы изложили, как могли, предание евреев относительно исторического смысла [этого места]. Теперь перейдем к таинственному смыслу (anagogen) и сделаем краткое извлечение из Ксенократа, писавшего о свойствах простых и драгоценных камней. „Алмаз (Adamas) есть камень, который, соответственно его наименованию, по-латыни мы можем назвать «indomitum (несокрушимым),» потому что он не уступает [по крепости] никакому веществу и даже железу. Если положить его на наковальню и бить тяжелым молотом, то скорее наковальня и молот получат повреждение, нежели алмаз разобьется. Огонь, который все разрушает и все металлы расплавляет, делает алмаз более крепким, так что самый сильный огонь не производит на нем ни малейшей неровности. Я видел и оправленный в золото алмаз, величиною с просяное зерно, и между тем как окружающее его золото от долговременного употребления и от слишком большой давности разрушается, один только алмаз не стирается и ни от какого пиления не может уменьшаться, но наоборот, — он стирает пилу и на всем, чего он касается, производит царапины. Этот самый крепкий и неразрушимый камень разлагается лишь от козлиной крови и, будучи опущен в теплую кровь, утрачивает свою твердость. Он мал и некрасив, имеет цвет железа и блеск кристалла. Насчитывают четыре вида алмазов: первый индийский, второй аравийский, третий македонский и четвертый кипрский, сообразно с свойством стран обладающие большею или меньшею твердостью. Говорят также, что он, подобно янтарю, открывает яд и противостоит чарам». Таков Господь и Спаситель, «иже в образе Божии сый не восхищением непщева быти равен Богу, но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человечестем быв, и образом обретеся якоже человек. Смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же престные» (Филипп. 2, 6—8). О Нем Исаия пишет: „нет вида у Него, ни красоты; мы видели Его, и не было вида [у Него], — презренного и последнего из людей, мужа скорбей и знающего переносить немощь (Исаии 53, 2)». Он стоит на алмазной стене, то есть на святых и апостолах Своих, которым предоставил, чтобы и они также назывались алмазами и, не быв ничем побеждаемы, могли сказать: «кто ны разлучит от любве Христовой? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч» (Рим. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 3 голоса: 5.0 из 5) Прослушать басню «Пожар и алмаз» 2:40 Из малой искры став пожаром, Огонь, в стремленьи яром, По зданьям разлился в глухой полночный час. При общей той тревоге, Потерянный Алмаз Едва сквозь пыль мелькал, валяясь по дороге. «Как ты, со всей своей игрой», Сказал Огонь: «ничтожен предо мной! И сколь навычное потребно зренье, Чтоб различить тебя, при малом отдаленьи, Или с простым стеклом, иль с каплею воды, Когда в них луч иль мой, иль солнечный играет! Уж я не говорю, что всё тебе беды, Что на тебя ни попадает: Безделка – ленты лоскуток; Как часто блеск твой затмевает, Вокруг тебя один обвившись, волосок! Не так легко затмить мое сиянье, Когда я, в ярости моей, Охватываю зданье. Смотри, как все усилия людей Против себя я презираю; Как с треском, всё, что встречу, пожираю – И зарево мое, играя в облаках, Окрестностям наводит страх!» – «Хоть против твоего мой блеск и беден», Алмаз ответствует: «но я безвреден: Не укорит меня никто ничьей бедой, И луч досаден мой Лишь зависти одной; А ты блестишь лишь тем, что разрушаешь; Зато, всей силой съединясь, Смотри, как рвутся все, чтоб ты скорей погас. И чем ты яростней пылаешь, Тем ближе, может быть, к концу». Тут силой всей народ тушить Пожар принялся; На утро дым один и смрад по нем остался: Алмаз же вскоре отыскался И лучшею красой стал царскому венцу . Примечания Навычный – имеющий навык; привычный. Зарево – отсвет пожара, огней заката и т.п. на небе. Венец – драгоценный головной убор, корона как символ власти монарха. Время написания: не позднее начала января 1814 г. Первая публикация: «Новые басни», 1816 г., ч. IV, стр. 28–29. Источник: И.А. Крылов. Полное собрание сочинений в 3х томах. Т. 3: Басни, стихотворения, письма и деловые бумаги. Книга четвертая. М.: ОГИЗ. Гос. изд-во худ. литературы. 1946 Рекомендуем Самое популярное Библиотека св. отцов и церковных писателей Популярное: Сейчас в разделе 1801 чел. Всего просмотров 66 млн. Всего записей 2583 Подписка на рассылку поделиться: ©2024 Художественная литература к содержанию Входим... Куки не обнаружены, не ЛК Размер шрифта: A- 15 A+ Тёмная тема: Цвета Цвет фона: Цвет текста: Цвет ссылок: Цвет акцентов Цвет полей Фон подложек Заголовки: Текст: Выравнивание: Сбросить настройки |
| Итак, безрассудный купец, пьяница, лентяй и бездельник — это я, бывший «предпринимателем» сорок-пятьдесят лет. Чем я занимался? Более сорока лет я посвятил учёбе. Бог удостоил меня найти мешок. Что же он обозначает? Это Святое Евангелие. Открыв его, я нашёл фальшивые дукаты. Что такое дукаты? Это иудеи, которые говорят, что веруют, но их вера лжива и исходит от диавола. Нашёл также фальшивые гроши. Что они обозначают? Нечестивцев, утверждающих, что веруют, но и их вера диавольская и ложная. Нашёл в нём фальшивые жемчужины. Что же обозначают они? Еретиков, говорящих, что веруют в Святую Троицу, однако, вера их тоже фальшива и исходит от диавола. Алмаз — Господь и Бог наш Иисус Христос. Менялы — пророки, предвозвестившие Сына и Слово Бога-Отца, Безначального и Всемогущего. Кто такие родственники купца? Благочестивые православные христиане, сыновья и дочери нашего Христа. Что такое треугольный равносторонний мрамор? Это человек, верующий в Святую Троицу, но одной только его веры будет недостаточно для спасения. Что же ещё необходимо? Первый кусок ткани — это человек, верующий в Святую Троицу и имеющий любовь к Богу. Второй кусок ткани, нужный для того, чтобы алмаз устоял, — человек, верующий в Пресвятую Троицу, имеющий любовь к Богу и к своим братьям, он сможет удержать в себе бесценный алмаз — Господа и Бога нашего Иисуса Христа. Человек, у которого есть Бог в сердце, имеет вся благая и не может согрешать. Но когда у него нет в сердце этого алмаза — любви, то есть Христа, он будет иметь в сердце диавола. А тот, кто имеет в сердце своём диавола, одержим всяким злом и всякий грех совершает. Итак, братья мои, мне придётся оставить вас, и я не знаю, удостоит ли меня Господь вновь насладиться живым общением с вами. Нет у меня ничего другого, чтобы оставить вам, кроме этого алмаза. Только пусть у вас будет подходящее для него место. Этот алмаз содержит в себе блага, душевные и телесные, и счастлив будет тот, кто удостоится чести вместить его в своём сердце, ибо он станет обладателем бесценного сокровища. |
| – Ах, как я надеюсь, что мы скоро разделаемся с Обезьяном и вернётся обычная добрая жизнь! И будет всегда-всегда-всегда. Наш мир должен когда-то кончиться, а этот, быть может, – нет? О Алмаз, если бы Нарния была всегда и такой, как в твоём рассказе! – Увы, сестра, – ответил Алмаз, – к концу подходят все миры, кроме страны Аслана. – Ну что ж, – вздохнула Джил, – надеюсь, что в этом мире до конца ещё миллионы и миллионы лет… А почему мы остановились? Король, Юстэс и гном напряжённо всматривались в небо. Джил вздрогнула, вспомнив недавно пережитый ужас. Но это было что-то совсем другое, маленькое, чёрное на синем фоне. – Судя по полёту, – сказал единорог, – это говорящая птица. – Я тоже так думаю, – ответил король. – Но друг это или соглядатай Обезьяна? – Похоже, государь, – сказал гном, – это орёл Дальнозор. – Всё же давайте спрячемся под деревьями, – предложил Юстэс. – О нет, – возразил Тириан, – лучше замрём на месте. Едва мы начнём двигаться, он нас заметит. – Он уже заметил нас, – промолвил Алмаз. – Он спускается большими кругами. – Стрелу на тетиву, леди, – скомандовал Тириан, – но ни в коем случае не стреляйте без моего приказа. Возможно, это друг. Будь всё мирно и спокойно, каким удовольствием было бы наблюдать изящество и лёгкость, с которыми снижалась огромная птица. Орёл опустился на каменный утёс в нескольких футах от Тириана, склонил увенчанную гребнем голову и произнёс своим странным голосом: – Привет тебе, король. – Привет тебе, Дальнозор, – сказал Тириан. – По тому, что ты называешь меня королём, я заключаю, что ты не принял сторону Обезьяна и его лже-Аслана. Я рад тебе. – Государь, – промолвил орёл, – когда вы услышите вести, что я принес, появление моё будет для вас горше всех скорбей. Сердце Тириана остановилось. Он сжал зубы и сказал: «Говори». – Вот что я видел, – сказал орёл. – Я видел Кэр-Параваль, усеянный телами нарнийцев и полный живыми тархистанцами. Знамя Тисрока развевается над королевскими стенами. Ваши подданные бежали в леса. Кэр-Параваль взят с моря. Двадцать больших судов подошли к нему под покровом тьмы позапрошлой ночью. |
| Сорок огромных стволов моих братьев и сестёр уже лежат на земле. – Как, леди? Вырубают Фонарную Пустошь? Убивают говорящие деревья?! – вскричал король, вскакивая и выхватывая меч. – Как они посмели? И кто это посмел? Во имя Аслана… – А-а-а, – выговорила дриада, вздрагивая, словно от сильной боли. Она вздрагивала через небольшие промежутки времени, словно от повторяющихся ударов, а потом – будто ей неожиданно перерезали обе ноги – упала в траву; ещё мгновение – и она уже была мертва; потом она исчезла. Все понимали, что это значит: за много миль отсюда срубили её дерево. От скорби и гнева король на минуту потерял дар речи. Наконец он проговорил: – Вперёд, друзья. Мы должны, не теряя ни минуты, поспешить вверх по реке и найти негодяев, поднявших руку на деревья. Пощады им не будет. – Со всей моей охотой, государь, – промолвил Алмаз. Но Руномудр сказал: – Государь, даже в гневе не следует терять осторожности. Назревают странные события. Если бунтовщики в долине вооружены, нам троим с ними не справиться. Если бы вы согласились подождать, пока… – Я не желаю ждать и доли секунды, – сказал король. – Но пока мы с Алмазом отправимся вперёд, скачи во весь опор в Кэр-Параваль. Вот тебе опознавательный знак – моё кольцо. Возьми два десятка конных латников, и два десятка говорящих псов, и десяток гномов, искусных в стрельбе из лука, и одного-двух леопардов, и великана Многопуда. Веди их вслед за нами, не теряя времени. – Со всей моей охотой, государь, – сказал Руномудр. В следующую минуту он уже скакал галопом вниз по долине. Король шёл большими шагами, то сжимая кулаки, то бормоча что-то про себя. Алмаз молча шёл рядом. Тишину нарушало лишь звяканье золотой цепи на шее единорога да мерная поступь чёрных копыт и двух ног. Вскоре они достигли реки и свернули на заросшую травой дорогу; слева от них была река, справа – лес. Спустя некоторое время они вышли к месту, где земля становилась неровной, а густой лес спускался прямо к воде. Дальше дорога шла по южному берегу. Тут был брод. Вода доходила Тириану до подмышек, но Алмаз (на своих четырёх ногах ему было куда легче держаться) шёл справа от него, ослабляя силу течения. |
| Потом прискакал олень. Он сообщил, что видел его собственными глазами, издалека, при лунном свете, на Фонарной Пустоши. Потом пришёл темнолицый бородатый человек, торговец из Тархистана. Тархистанцев не интересует Аслан, но этот человек рассказывал о его появлении как о чём-то несомненном. И, наконец, прошлой ночью приходил барсук – он тоже видел Аслана. – В самом деле, государь, – сказал Алмаз. – Я верю в это. Если по мне этого не видно, то лишь оттого, что великая радость не даёт мне увериться окончательно. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. – Да, – промолвил король. Глаза его сияли, и он почти дрожал от восторга. – Я не смел и мечтать об этом. – Слушайте! – сказал Алмаз, склоняя голову набок и настораживая уши. – Что там? – спросил король. – Стук копыт, государь, – отвечал Алмаз. – Скачет лошадь. Очень тяжёлая лошадь. Должно быть, кентавр. А вот и он. Огромный златобородый кентавр стремительно приближался к королю. Человеческий пот выступил у него на лбу, конский пот – на боках. Остановившись, он склонился в глубоком поклоне. – Приветствую вас, – произнёс он низким, как у быка, голосом. – Эй, мальчик! – крикнул король, оборачиваясь через плечо к двери охотничьего домика. – Чашу вина доблестному кентавру! Добро пожаловать, Руномудр. Когда ты отдышишься, ты сообщишь нам свои вести. Из домика вышел паж с большой, причудливо вырезанной деревянной чашей и поднёс её кентавру. Тот поднял чашу и сказал: – Я пью сперва за Аслана и за истину, государь, потом за ваше величество. – Он одним глотком выпил вино (которого хватило бы на шестерых крепких мужчин) и вернул пажу пустую чашу. – Теперь скажи нам, Руномудр, – молвил король, – привёз ли ты новые вести об Аслане? Кентавр нахмурил брови. – Государь, – начал он, – вам известно, как долго живу и как долго изучаю я звёзды, ибо мы, кентавры, живём дольше людей и даже дольше твоего племени, единорог. Но ни разу за эти долгие годы не появлялись на небесах столь страшные знаки, как те, что я вижу каждую ночь с начала этого года. |
|
|
