| Нечего доказывать, что Кремлевское правительство не имело в глазах народа никакого значения: оно не признавалось, против него шел народ. Стан Трубецкого после смерти Ляпунова потерял для народа то нравственное влияние, какое производила на него первоначальная грандиозная задача ополчения. Хотя в нем, конечно, остались еще разные правительственные органы, но не осталось того, что должно одушевлять каждое правительство, не осталось идеи правды, в силу которой народ свободно тяготеет к своим властям. Если еще на стороне стана Трубецкого была привычка народа иметь центральное правительство в Москве, то сила авторитета и нравственного могущества была только на стороне Троицкого монастыря. Силою обстоятельств поставленный на время в положение центра, из которого одного могло еще выйти авторитетное слово, Троицкий монастырь в своих стенах создал временное правительство, по форме своей напоминавшее Думу с священным собором. Так рассуждаем мы, основываясь на тех замечаниях Палицына, в которых он говорит, что при рассылке грамот архимандрит и келарь советовались с боярами и воеводами. Так об июльских грамотах Палицын говорит, что они посланы в Казань и в другие города «по совету бояр и воевод» 194 . Еще яснее он подтверждает нашу мысль при рассказе о рассылке грамот в октябре. «Архимандрит же Дионисий и келарь старец Авраамий, говорит Палицын, сотвориша собор, созвавше бояр и дворян и дьяков, прилучившихся тогда в монастыре Троицком от разоренья Московского и советовавше, паки написаша грамоты» 195 . Итак, на соборе вместе с властями монастырскими присутствовали представители государства и даже дьяки-писцы, как в настоящем заседании Думы. Кроме совещания о вопросах, имевших государственное значение, Троицкие власти посылали тогда бояр, воевод и дьяков для сбору ратных людей: «и разослаша во вся грады Российской державы для сбору ратных людей», замечает Палицын 196 . Собрание же ратных людей представляет одну из главных функций государственной жизни. В виду всего этого вместе с г. |
| 608 Раскрывши разные злоупотребления мояастырскнх вотчинных властей, Симон весьма уместно присовокупляет: «сия глаголю, не яко на свой монастырь посягая, вины излагаю, но воспоминая наше малодушие тогдашнее». 410, л. 47 об.). Мысль глубоковерная, которую не мешало-бы почаще вспоминать некоторым исследователям, стремящимся обелить черное. Надо всегда помнить, что недостатки частных лнц, хотя бы и властей, не могут подрывать авторитета и величия святыни. 612 Мнение г.Кедрова,чтоАвраамий Палицын сам оставил должность келаря не заслуживает доверия.Самое важное доказательство в пользу этого мнения,по указанию самого Кедрова,это то,что Палицын похоронен в Соловках «на таком месте, где клались только важнейшие лица»,а потому он не был сосланным в монастыре,так как в таком случае не был-бы и погребен вместе с важнейшими лицами. Но нужно заметить,что прежде чем погребсти Палицына,тогдашний игу-мен Соловецкого монастыря спрашивал ъМихаила Федоровича,где и как его похоронить?Что значит такой запрос? Очевидно,игумен недоумевал относительно Палицына,который с одной стороны был сосланным,а с другой был известен как патриот и деятель смутного времени, да к тому же был келарем знаменитого монастыря.Как хоронить такого че-ловека?Царь приказал похоронить Палицына «заурядъ с прочиею братиею». Это,нам кажется,значило,что царь не велел обращать внимания на то,чтоПалицын был ссыльный,или замечательный патриот и деятель, – а приказал похоронить его просто так,как хоронят вообще монаха: заурядъ. Если же Палицын и попал на такое кладбище,где кла-лись наиболее важные лица(хотя,вероятно,этоне всегда соблюдалось строго),то это зависело от воли игумена,который после такой царской грамоты мог не стесняться в выборе места для Палицына и мог или в уважение к его небезъизвестной деятельности или просто за вклады (184рубля)положить Палицына рядом с важными лицами.Напрасно г.Кедров самый запрос игумена о погребении Палицына обращает в ту сторону,чтоАвраамий не был послан в Соловки.Вопрос о том, как хоронить Палицына не имел бы тогда надлежащего смысла.Ясно,что замечательного деятеля и келаря,если он не был ничем запятнан, нужно было похоронить с подобающиею честию. Да и ответ царя хоронить Палицына заурядь с братиею также был-бы тогда не совсем понятен и справедлив. Только ссылка послужила для игумена поводом к такому запрсу, а для царя – к такому ответу. |
| Длянашей задачи и цели эта повесть может иметь значение только при предположении (не лишенном некоторой основательности), что она написана у Троицы.Если так, то из нее видно, что у Троицы после осады жили и были сильны патриотическое настроение и любовь к церкви и государству, выразителем чего и явилась, между другими грамотами, и эта повесть, кто бы ее не написал.Если же, далее, это послание писано у Троицы, то могло случиться,что не без влияния Троицкого архимандрита Дионисия. 126 У Костомарова находим сообщение,что грамоты были присланы в Москву в то же 19 марта с Андреем Федоровичем Палицыным, который был отправлен с войском. Но это,очевидно, произошло от неточной передачи этих событий по сказанию Палицына. У Палицына прямо сказано, что грамоты были посланы «по семь», т. е. после того, как Андрей Палицын был отпущен к Москве (Костом. Смутн. время т. III стр. 142 и Авр. Пал. стр. 218). 128 Известны теперь три грамоты Троицких властей: от июля и октября 1611 г. и от 2 апреля 1612 г. 132 Здесь же возникает недоумение:съ какой стати Симон приписывает Троицким грамотам такое значение, что как будто они только возбудили народное восстание, тогда как известно, что его возбудил Гермоген? Разрешение этого недоумения мы дадим дальше. 133 Авр.Пал. Об осаде Тр.монастыря. стр.218–220;Рук.Моск.Дух.Академии л.42–43; житие препод.Дионисия стр.82. Замечательно, что не только Палицын и Симон, но и Иван Наседка в своей «записке» о житии Дионисия, излагая общее содержание грамот преподобного, вводит в это содержание и указание на государства, какие были наказаны за грехи и награждены за добродетели. Между тем ни в одной из дошедших до нас грамот Дионисия такого указания нет. Это дает нам новое доказательство, что были и другие грамоты, о которых Иван Наседка знал. Если бы кроме найденных грамот не было посылаемо Дионисием других, то конечно Наседка не мог говорить, что в них содержится то, чего в грамотах не заключается. 141 Что отписки Ляпунова написаны под влиянием Троицких грамот, а не наоборот, и, следовательно, грамоты написаны прежде отписок, это доказывается уже тем, что в грамотах описание бедствий гораздо подробнее и живее, чем в отписках, которые представляют только как бы отголосок их. 145 Эти отписки и грамоты доказывают, что народное движение прежде Троицких грамот было уже в полном разгаре. 147 Также, нам думается, нужно смотреть на собщение Симона Азарьина о посылке первых Троицких грамот. (см. выше стр. 73 прим 2). 148 На этот рассказ указывали г. Голохвастову А.В.Горский и г. Забелину Костомаров, как на доказательство того, что почин Ляпуновского ополчения Палицын не приписывал Троицким грамотам (Москвитянин 1842, 12; Вест. Евр. 1872 г. 5). |
| Силы осажденных трудно определить с точностью по недостатку свидетельств. По сохранившейся современной записи о сидевших в осаде оказывается, что дворян, детей боярских, стрельцов и козаков было там 609 человек; если мы должны приложить сюда еще 700 разных людей, над которыми начальствовали головы из детей боярских разных городов, да если приложим сюда еще монахов, способных нести воинские труды, то выйдет около 1500 человек, кроме монастырских слуг и крестьян; при определении числа последних должно сообразоваться с возможностию помещения внутри монастыря, где было еще много женщин и детей: толпы окольных жителей с семействами собрались в монастырь, и теснота была страшная. Воеводами монастырской заставы или гарнизона были окольничий князь Григорий Борисович Роща-Долгорукий и дворянин Алексей Голохвастов. Архимандритом монастыря был в это время Иоасаф, о характере которого трудно сказать что-нибудь решительное; гораздо резче выдавался келарь монастыря Авраамий Палицын, на которого мы должны обратить особенное внимание, как на человека, принимавшего важное участие в событиях, и как историка этих событий. Авраамий Палицын назывался в миру Аверкием Ивановичем; в 1588 году, в царствование Феодора, Аверкий Палицын подвергся опале: имение его было отобрано в казну, сам он сослан и постригся или пострижен в монахи. Причина опалы неизвестна; но нельзя не обратить внимания на год ее – 1588, ибо незадолго до этого времени именно в конце 1587 года, подверглись опале Шуйские, друзья их и клевреты вследствие замыслов против Годунова. В 1600 году царь Борис снял опалу с монаха Авраамия, но последний при Годунове и самозванце оставался в удалении, только с восшествием Шуйского на престол Авраамий получает важное значение: он становится келарем Троицкого монастыря, первого монастыря в государстве, посредником между монастырем и государем; это обстоятельство опять может навести на мысль о прежних связях Палицына с новым царем. В 1609 году дело по закладной кабале было решено в его пользу, и он получил свою долю в селе, тогда как монахам было запрещено брать в залог земли. |
| 112 . Сигизмунд еще не знал о последних происшествиях в Москве и о бегстве Ходкевича. 25 сентября писал он в Москву из Орши, что идет с сыном своим Владиславом к Москве венчать его на царство; что причиной отсрочки его путешествия была болезнь Владислава. Вместе с тем он извещал, что послал приказ гетману, прекратить военные действия в России. 113 Это известие чрезвычайно встревожило московских воевод, и они поспешили до прибытия короля покончить дело с Поляками: поставили батареи у Пушечного Двора, в Егорьевском-Монастыре и у Всех Святых на Кулишках, 114 обвели тыном берега Москвы-Реки и лагери окружили рвами» Сами они по очереди смотрели за работами денно и нощно. Только бы следовало открыть военные действия, как взбунтовались казаки, грозили перебить знатных дворян в войске Пожарского, завладеть их имуществом и бежать от Москвы. Но Лавра опять отвратила беду. Дионисий и Палицын, узнав о неустройствах в войске московском, не знала, как помочь делу. Палицын еще прежде обещал казакам денег из казны монастырской; но казна обители была истощена еще во времена её осады, и Троицкие власти отправили в Москву последние сокровища Лавры – священные облачения, украшенные жемчугом. Вместе с тем писали к казакам, умоляя их не отходить от столицы, не окончив дела. Сколько ни были наглы и бессовестны казаки, но они устыдились коснуться святыни, отослали ризы назад в монастырь и обещались не покидать Москвы, пока не отстоят ее от Поляков. Действительно, они сдержали свое слово. Воеводы открыли пальбу с батарей против осажденных в Китай-Городе и «причинили им тесноту великую». Они были в крайнем положении и не могли долго держаться за стенами города. Со дня на день число их умалялось и не столько от пуль и ядер, сколько от другого страшного, внутреннего врага – голода, который довел их до того, говорит Палицын, что они «ели мертвечину, собак, кошек, мышей и всякую нечистоту; потом начали убивать друг друга и есть человеческое мясо»! 115 Летописец говорит, когда Русские взяли Китай-Город, он своими глазами видел в погребах множество чанов с соленым человеческим мясом. 116 Такое изнурение сил неприятельских облегчило для Русских подвиг осады. 22 октября воеводы соединенными силами взяли Китай-Город приступом; Поляки потеряли много убитыми и пленными; остальные бежали в Кремль и там умножили число голодавших и увеличили тяжесть бедствия. 117 |
| Во время осады население монастыря состояло не из одних только способных носить оружие. Жители окрестных селений не полагали, чтобы Поляки стали такое продолжительное время осаждать монастырь, как это на самом деле случилось, а надеялись, что придут они, немного постоят и уйдут; поэтому, вместо того чтобы бежать от них куда-нибудь вдаль и куда-нибудь в глухие места, они поспешили укрыться от них в монастыре, в который не только привели свои семьи, но пригнали даже и скот 377 . Людьми и животными монастырь наполнился до того, что стал представлять из себя как бы ярмарку, на которой с трудом движутся: «От окольных стран мнози прибегоша, – говорит Палицын, – мневше, яко вскоре преминется великая сия беда, и толика теснота бысть во обители, яко не бе места праздна; мнози же человецы и скоты без покрова суще и расхищаху всяка древеса и камение на создание кущам, понеже осени время наста и зиме приближающися, и друг друга реюще о вещи пометней (друг друга толкая, друг с другом ссорясь из-за всяких пустяков, из-за всякой дряни) и всяких потреб не имущим и всем изнемогающим, и жены чада раждаху пред всеми человеки и не бе никому со срамотою своею нигде же скрытися, и всяко богатство небрегомо и татьми некрадомо и всяк смерти прося со слезами» 378 . К сожалению, Палицын не сообщает ближайших и точнейших сведений, как люди устроились с жилищами и с пропитанием себя. Питать и содержать гарнизон солдат, находившийся в монастыре, и всех, кто привлечен был нести осадную службу, составляло обязанность монастыря, а что касается до остальных, которые только укрывались в монастыре от Поляков, то власти монастыря писали царю осенью 1609 года 379 : «как и сели в осаде, все люди едят Троецкой хлеб, а своего у всякаго было мало запасено», то есть власти хотят сказать, что укрывавшиеся в монастыре от Поляков и не несшие в нем осадной службы сначала ели свой хлеб, кто сколько принес с собою, а когда съели свой хлеб, питаемы были монастырем. Что касается запаса хлеба в монастыре, то его было достаточно: в сейчас указанном письме к царю власти, правда, говорят, что «хлеба, ржи и муки и всяких запасов малеет», однако не жалуются на наставшую скудость, а Палицын прямо говорит, что «хлебом преизобильна была тогда обитель чудотворца» (гл. 36) |
| «Нареченный» патриарх Служение Филарета Никитича при Лжедмитрии II представлялось многим столь морально сомнительным (если не преступным), что русские современники предпочитали вообще опустить этот эпизод при описании событий Смуты. Только благодарный Филарету Авраамий Палицын в своем «Сказании» отважился рассказать о жизни Никитича в Тушино с целью представить его плененным мучеником. «Ростовский митрополит Филарет, — по словам Палицына, — был разумен в делах и словах, и тверд в вере христианской, и знаменит во всяком добросмысльстве. Сего митрополита Филарета отняв силой, как от материнской груди, от Божией церкви, вели дорогой босого, только в одной свитке, и ругаясь облекли в одежды языческие, и покрыли голову татарской шапкою...» В лагере самозванца враги задумали для привлечения народа на свою сторону «притягнуть» к себе Филарета: для этого «называют его патриархом, и облачают его в священные ризы, и златым посохом чествуют, и на службу ему рабов, как и прочим святителям, даруют. Но Филарет, — уверяет Палицын, — будучи разумен, не преклонился ни направо, ни налево, пребывая твердо в правой вере. Они же стерегли его крепкими стражами, не позволяя дерзнуть ни словом, ни жестом. Так же, — продолжает Авраамий, — и Тверского архиепископа Феоктиста обесчестили и после многих мук во время побега к царствующему граду на дороге смерти предали... Так же и Суздальский архиепископ (Галактион. — А. Б.) во изгнании скончался. Епископа же Коломенского Иосифа к пушке привязав неоднократно под стены городов водили и этим устрашали многих. И мало кто от священного чина тех бедствий избежал, память же от тех ран многим и до смерти осталась . Причтя Филарета к мученикам, изобразив его первым из страдальцев, Палицын противопоставляет этих правых виноватым: «Многие тогда из священного чина, мня вечным творимое зло, на места изгнанных взятками и клеветой восходили. Некоторые же, не стерпев бедствий, и к врагам причастны были» . Обеление Филарета построено ловко, - тут Авраамий не уступает современнейшим историкам, — но мы должны констатировать, что Ростовский митрополит стал в Тушине наиглавнейшим среди «к врагам причастных» священнослужителей. |
| И как князь Пожарский еще и после сего времени продолжал быть немалое время в Ярославле: то и получил от Троицкого монастыря других посланных, соборного старца Серапиона Воинова, да старца Афанасия Ощерина, которые просили именем Обители о ускорении помощи Москве, угрожаемой вторичным приближением Гетмана Хоткевича, идущего на воспоможение осажденным Полякам. Но когда князь Пожарский и по сем еще медлил в Ярославле, по причине происшедших некоторых в воинстве несогласий, то Троицкий Келарь Аврамий Палицын, по совету духовного собора, отправился сам в Ярославль, где видев мятежников, ласкателей и трапезолюбителей, воздвигающих гнев великий и свар между Воевод и в воинстве, разумными наставлениями своими и советами все привел в спокойствие и Князь Дмитрий Пожарский, послушав старца, отрядил немедленно к Москве Воевод, брата своего Князя Дмитрия Петровича Пожарского Лопату и Михаила Самсонова со многим воинством; а потом скоро и сам с остальным воинством, следуя к Москве, пришёл в Троицкой Монастырь, где был принят от Властей с великой честию и радостию. Пожарский был несколько времени в Монастыре в нерешимости, идти ли к Москве, опасаясь измены от казаков подобной той, какою лишен жизни Воевода Ляпунов. Но убежденный сильною просьбою и советами Архимандрита Дионисия и Келаря Палицына, решился наконец идти к Москве, и действительно по прибытии своем в Монастырь в пятый день, возложив надежду на Всесильного в Троице славимого Бога, пошел из Монастыря, взяв с собою Келаря Аврамия Палицына. Как Пожарскому надлежало выходить из Монастыря с войсками, Архимандрит Троицкий со всем собором предшествовали войску со кресты и святыми иконы на Волкушу гору, где остановившись, на горе все войско, с Пожарским шедшее, благословлял святым Крестом и кропил святою водою. На другой день Пожарский, пришел к Москве, стал лагерем у Арбатских ворот и чрез то осажденных Поляков крайне утеснил. Старец Аврамий Палицын, Троицкий Келарь, находясь в стану Пожарского, в последовавших потом с Поляками сражениях, великое имел участие в одержании побед: ибо когда Козаки взволновавшись отступили от Российского войска, и совсем хотели уйти из Москвы: Келарь Палицын, по просьбе Князя Пожарского, переходя из полка в полк, своими убедительными словами мятежников паки приводил к послушанию, так что с большею против прежнего ревностию вступили в сражение. |
| 782 Иван Наседка. Записка о жизни преподобного Дионисия//Жития Дионисия, М., 1824; Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. XII, прим. 663–666. 783 Симон (Азарьин). Житие и подвиги отца нашего архим. Дионисия; Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 2. 785 Снегирев И. М. Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования об отечественных пословицах и поговорках: В 4 кн. М., 1831–1834. Кн. 3. 789 Деяние собора по ркп. Сахарова (Северная пчела. 1842. 198). Симон (Аза- рьин). Житие и подвиги отца нашего архим. Дионисия. 794 Арсений Глухой, монах. Послание к боярину Салтыкову об исправлении книг (ркп. Лавр. б-ки 700 л. 295). Здесь же: «...не довольно было уничтожить труды наши; возбудили на гнев и кроткое, незлобивое сердце благов. госуд. и великой старицы инокини Марфы Ивановны». 796 Сказание Симона по ркп. О прп. Никодиме июль 3. Служба прп. Дионисию напечатана вместе с житием его (Симон (Азарьин). Канон преподобному отцу нашему Дионисию, архимандриту Троице-Сергиевы Лавры, Радонежскому чудотворцу, с присовокуплением Жития его. М., 1855). 801 Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. X, прим. 9; Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря. 806 Кроме летописи о мятежах и нового летописца, Палицын: «ласкатели и великих бед замысленницы, в десятерицу лжи составляюще, подходят к Борису и от многия смуты к греху низводят» (Авраамий (Палицын). Сказание об осаде Троицкого монастыря). 807 Следственное дело о смерти царевича в: Собрание государственных грамот и договоров. Ч. 2. 60. И здесь видим в Угличе Битяговского с его шайкою. Прямее же показывают дело летописи. 809 Следственное дело, подробно разобранное мною в исследовании о смерти царевича (Филарет, архим. Черниговский. Исследование о смерти царевича Димитрия. М., 1858). Здесь для примера указывается на некоторые улики нечистой совести следователей. Они заставляют многих говорить, что царевич закололся ножом. Но не спросили никого: где девался этот нож? да и видел ли кто его? Григорий Нагой обедал у себя в доме и, побежав по звону колокола, застал царевича живым; а Андрей Нагой обедал во дворце и, выбежав на крик: «царевича зарезали», нашел его уже мертвым, на руках кормилицы. Ясные противоречия и недомолвки, и их не старались объяснить, опасаясь услышать еще что-нибудь более неприятное. |
| Предание гласит, что в эти дни в Москву пришел седой старец с двенадцатью возами печеного хлеба и, беспрепятственно миновав стражу, направился в Богоявленский монастырь на кремлевское подворье, где в то время жил знаменитый келарь Авраамий Палицын. Москвичи по дороге спросили старца, откуда он пришел, и тот ответил: «Из дома Пресвятой и Живоначальной Троицы». Весть о том, что из Сергиевой обители пришел хлеб, разнеслась по Москве, и обрадованные москвичи поспешили на подворье. Тогда Василий Шуйский послал к Авраамию Палицину спросить, почему ему не представили прибывших с хлебом. Оказалось, что на подворье никто не видел ни старца, ни возов, но зато закрома чудесно изобиловали хлебом. И чудо сочли видением самого преподобного Сергия. Троицкое подворье в те дни действительно спасло положение. Авраамий Палицын выпустил на рынок из запасов подворья очень дешевый хлеб, чтобы сбить на него цены, хотя это и грозило истощением запасов подворья. Однако по молитвам преподобного Сергия зерно в житнице чудесно не убывало. Спекулянты же, испугавшись, что богатейший Троицкий монастырь может отдать голодающей Москве весь свой хлеб, немедленно опустили цены. По обычаю, все Троицкие архимандриты какое-то время проживали на кремлевском подворье. В их числе был и преподобный Дионисий, живший здесь летом 1610 года незадолго до падения Шуйского. Вместе с Авраамием Палицыным он рассылал грамоты в русские города, призывая встать на освобождение Москвы, отложив все дела и распри, ради избавления «от лютой смерти и латинского порабощения». А 20 февраля 1613 года, в дни, когда Русь на Земском Соборе избирала нового царя, на Троицкое подворье пришли дворяне из провинциальных городов, купцы, казаки, «великих чинов люди». Они вызвали из кельи Авраамия Палицына и возвестили ему о своем желании избрать на престол юного Михаила Романова, попросив передать «волю народа русского» державствующим московским боярам, воеводам и всему Земскому Собору. Старец исполнил их просьбу. Когда решение Земского Собора об избрании Михаила Романова было принято, Авраамий Палицын в числе депутации отправился на лобное место спросить москвичей, согласны ли они. Народ, по преданию, единодушно воскликнул: «Михаил Федорович да будет царь, государь Московскому государству и всей русской державе». Тогда в Кострому отправилось посольство к Романову с просьбой взойти на престол. |
|
|
