| Вопрос 5 В результатах судебно-стоматологической экспертизы, опубликованных профессором В.Л. Поповым (см. выше), указано, что при исследовании черепа 2, относимого экспертами к останкам лейб-медика Е.С. Боткина, выявлена прижизненная утрата (удаление) зубов 44 и 36 на нижней челюсти за 1,5-2 месяца до момента наступления смерти и зуба 38 за 2-3 месяца до момента наступления смерти человека, которому этот череп принадлежал. Имеются ли какие-либо прямые или косвенные сведения в исторических источниках о том, что в апреле, мае и июне 1918 года какие-либо стоматологи посещали лейб-медика Е.С. Боткина или кто-то иной мог удалить ему зубы, или какие-либо сведения о том, что зубы 44, 36 и 38 были удалены в этот период у лейб-медика Е.С. Боткина? Возможно ли на основании имеющихся сведений утверждать, что череп 2 из екатеринбургского захоронения принадлежит Е.С. Боткину? Ответ Нет. Таких сведений нигде не содержится. Никакими документальными свидетельствами удаление зубов у лейб-медика Е.С. Боткина дважды в апреле-мае и мае-июне 1918 г. не подтверждается. Никаких объективных свидетельств в пользу принадлежности черепа 2 Е.С. Боткину, исходя из состояния челюстей и зубов исследуемого черепа, нет. Наоборот, крайне затруднительно считать, что череп 2 принадлежит Евгению Боткину из-за следов свежих удалений зубов черепа 2, отмеченного экспертами, но не находящего документального подтверждения историческими источниками. Вопрос 6 Можно ли, опираясь на исследование зубочелюстной системы останков, обнаруженных в екатеринбургском захоронении, предположить, что череп 7 принадлежит Императрице Александре Федоровне, череп 3 - Великой Княжне Ольге Николаевне, 5 - Великой Княжне Анастасии Николаевне и 6 - Великой Княжне Татьяне Николаевне? Ответ Нет. Данные экспертиз, проведенных В.Л. Поповым и Г.А. Пашиняном, а также реальное состояние зубочелюстной системы черепов 7, 3, 5 и 6 из екатеринбургского захоронения не позволяют сделать вывод об их принадлежности Императрице Александре Федоровне и Великим Княжнам Ольге Николаевне, Татьяне Николаевне и Анастасии Николаевне ввиду множественного наличия кариеса и пародонтита на зубах, не подвергавшихся зубоврачебному лечению не менее 1-2 лет до смерти владельцев черепов 3, 5, 6 и 7. |
| – Тут к вам дедушка заходил, где он? Парикмахер ответил: – Никакой дедушка не заходил. А Вячеслав Платонович успел выйти на улицу, идя по ней, обернулся и увидел, что за ним идут два человека; он сразу понял, что это за ним следят: – Вижу, следят за мной. Я шел, шел. Смотрю, знакомые ворота открыты, я туда. Преследователи заметили и помчались через двор. А я заскочил к знакомым. И знакомые скрывали его. Мы ничего не знали о судьбе наших старших. Везде письма рассылали, искали их. Ниоткуда не было ответа. И вот как-то после службы мы вышли на улицу. Александра Максимовна Царик сидела на скамейке, подняла руку и говорит: – Письмо от Варвары Николаевны. Мы ахнули и стали ее слушать. А Александра Максимовна рассказывает: – Пришла женщина из леса, сказала: – Вот вам письмо. Оно валялось на земле, я подняла его. На адресе написано «Корецкие». Я вам его принесла. Так мы узнали, что наши старшие в Узбекистане, в Коканде. Они все описали, как остались в живых, где работают. Варвара Николаевна топила печки и убирала в бараке, помогала арестованным. У нее было больное сердце. Анастасия Николаевна работала на железной дороге, вагоны разгружала, уголь носила на носилках с одним старичком. Голодно было, и они чуть с голоду не умерли. А в кожушках, что из дому привезли, завелось много вшей. Когда старшие приехали, то рассказывали: – По помойкам приходилось ходить, найдем шелуху какую, очистки и съедим, или в поле, когда с работы идешь, что-нибудь найдешь. От этого Анастасия Николаевна и заразилась. Один раз принесла репку, сказала Варваре Николаевне: – Вот я нашла репку, будем ужинать с тобой. Счастьето какое! Очень сильно они голодали, купить продукты не за что было. Однажды, обессилев от голода, Варвара Николаевна не смогла встать. И тогда Анастасия Николаевна к начальнику кинулась, рассказала все ему и попросила что-нибудь поесть. Он налил ей котелок супа с мясом, дал кусок хлеба. Анастасия Николаевна побежала, накормила этим супом Варвару Николаевну. Это ее спасло. Мы стали им посылки слать, письма писать. Анастасия Николаевна смеялась, когда рассказывала, как они с Варварой Николаевной получали по пятьдесят писем сразу. Все вокруг, особенно на почте, удивлялись, что это за семья там такая большая. Мы им стали и деньги присылать. Но старшие денег не брали, за ними следили. Их предупредила Мария Федоровна Жиркина, православная женщина, которая помогала им в ссылке: |
| Каждый год, 17 декабря Вера Николаевна ездила на поклонение к мощам Св. муч. Варвары в Киев. Когда пришла война, она вновь собралась в паломническую поездку. Села в 1-й вагон – бомба попала в последний (вагон), дальше они поехали на другом поезде, села в последний вагон, бомба попала в первый (вагон). Пересела в следующий поезд, и здесь их задержали немцы. Ей пришлось говорить с их начальником, он был с переводчиком. Вера Николаевна увидела на ремне, на бляшке начальника надпись – «С нами Бог!» И сказала ему: «Снимите ее. Бог не с вами, а с нами!» Переводчик предупредил ее, что так говорить нельзя, иначе ее могут убить. Но Вера Николаевна безбоязненно исповедала свою веру. И вдруг начальник заговорил на русском языке. Он сказал, что уважает ее веру. Дал ей пропуск и продукты. Господь вновь сохранил её, и она беспрепятственно добралась до Киева. Там шла служба. Каждый год на праздник вмуч. Варвары ее переоблачали в новые одежды, а старые разрезали на маленькие кусочки и раздавали верующим…После службы батюшка всех одарял частицей облачения от мощей вмуч. Варвары, а ей в этот раз ничего не дал. Она очень в тайне огорчилась, но вдруг батюшка выносит ей из алтаря рукавичку, что была надета на мощи Великомуч. Варвары.(Эта рукавичка сейчас лежит под стеклом в храме Александра Невского, прихожанкой которого последние годы жизни была Вера Николаевна, рядом с этим храмом, в ограде церковной она и похоронена. Варварушкина рукавичка, так ее все называют в храме.) Вера Николаевна помогала многим людям, для своей семьи она руковичку мало использовала. И вот однажды, когда ее дочь Людмила еще была маленькой, у нее на лице появилось небольшое пятно. Которое вероятно беспокоило и приносило неудобство девочке. И вдруг в доме появилась женщина (как видение) и Вере Николаевне было сказано: «Что же ты, имея такую Святыню, не приложила ее ребенку?!» Вера Николаевна поспешила приложить Варварушкину рукавичку к дочке. После чего обернулась, но никого уже не было в комнате. Девочка же после этого исцелилась. |
| — Малика, я пойду, потихоньку пойду. Дала слово солдатикам, что скоро вернусь, да и сигареты, сладкое надо передать… Но давай договоримся, что завтра опять увидимся, я подойду к тебе на рынок… Александра Николаевна не без труда встала с кровати. — Хорошо, завтра увидимся, — как бы почувствовав облегчение, ответила хозяйка, но, остановив Александру Николаевну, предупредила: — Ты подожди минуту, попрошу сына соседки проводить тебя. Не возражай! Александра Николаевна осталась одна. Она слышала стуки в дверь, реплики на неизвестном ей языке, голоса женщин, детей. Она решила, что ей надо запомнить эту комнату, и, внимательно оглядывая предметы и обстановку, прятала все это в своей памяти. Малика вернулась с юношей лет семнадцати, высоким, черноволосым. — Это Алан, сын соседки, подруги моей. Он как-то говорит по-русски, проводит тебя. — Спасибо, милая, спасибо. — Александра Николаевна сердечно обняла женщину. — До завтра! Малика что-то строго сказала парню, и он, стесняясь, взял Александру Николаевну под руку. Они вышли из комнаты. Малика осталась одна. Села на стул у окна. Задумалась. Александра Николаевна и Алан шли по полю, через высокую сухую траву. Александре Николаевне хотелось поговорить с молодым человеком, но она не знала, с чего начать. Будто прочитав ее мысли, парень сам пришел ей на помощь. — А вы откуда будете? — как-то легко спросил он. — Из Ставрополя, — быстро ответила она. — Был там? — Нет, — просто ответил он. — А хочешь поехать? — Не… Я бы в Мекку съездил… Или вот в Петербург… Там красиво, говорят… Море… Она улыбнулась: — С Меккой ты сам разберешься, а вот в Петербург, в Эрмитаж можем сходить вместе. У меня там подруга всю жизнь работает, поедем в Петербург… Алан ничем не выдавал своих чувств и шел молча, протаптывая тропинку. — Ты о чем сейчас думаешь? — спросила Александра Николаевна, не теряя интереса к разговору с юношей. Алан после паузы, явно совершая усилие, произнес резко: — Я знаю, что это не зависит от вас, но прошу: отпустите нас. Мы устали, терпеть мы не можем вечно, мы устали… — Кто это мы? Эх, мальчик, мальчик… Если бы все было так просто! И ваше терпение не бесконечно, и наше терпение не бесконечно. |
| Из четырех Ольга и Мария Николаевны были похожи на семью отца и имели чисто русский тип. Ольга Николаевна была замечательно умна и способна, и учение для нее было шуткой, почему она иногда ленилась. Характерными чертами у нее была сильная воля и неподкупная честность и прямота, в чем она походила на свою мать. Эти прекрасные качества были у нее с детства, но ребенком Ольга Николаевна бывала нередко упряма, непослушна и очень вспыльчива; впоследствии она умела себя сдерживать. У нее были чудные белокурые волосы, большие голубые глаза и дивный цвет лица, немного вздернутый нос, походивший на Государя. Великие Княжны Мария и Анастасия Николаевны были тоже обе белокурые. У Марии Николаевны были замечательные лучистые синие глаза: она была бы красавицей, если бы не толстые губы. Девочкой она была очень полной. У нее был сравнительно мягкий характер, и она была добрая девушка. Все эти три Великие Княжны шалили и резвились как мальчишки, и манерами напоминали Романовых. Анастасия Николаевна всегда шалила, лазила, пряталась, смешила всех своими выходками, и усмотреть за ней бывало нелегко. Вспоминаю обед на яхте «Штандарт» в Кронштадте с массой приглашенных. Тогда Великой Княжне Анастасии Николаевне было пять лет. Она незаметно забралась под стол и, как собачка, там ползала: осторожно ущипнет кого-нибудь за ногу, — важный адмирал в Высочайшем присутствии не смеет выразить неудовольствия. Государь, поняв, в чем дело, вытащил ее за волосы, и ей жестоко досталось. Татьяна Николаевна была в мать — худенькая и высокая. Она редко шалила и сдержанностью и манерами напоминала Государыню. Она всегда останавливала сестер, напоминала волю матери, отчего они постоянно в шутку называли ее «гувернанткой». Родители, казалось мне, любили ее больше других. Государь говорил мне, что Татьяна Николаевна напоминает ему Государыню. Волосы у нее были темные, глаза темно-серые. Мне также казалось, что Татьяна Николаевна была очень популярна: все ее любили — и домашние, и учителя, и в лазаретах. Она была самая общительная и хотела иметь подруг. Но Императрица боялась дурного влияния свитских барышень и даже не любила, когда ее дети виделись с двоюродной сестрой Ириной Александровной. Впрочем, они не страдали от скуки; когда они выросли, они постоянно увлекались и мечтали то о том, то о другом. Летом они играли в теннис, гуляли, гребли с офицерами яхты или охраны. Их детские наивные увлечения забавляли родителей, которые постоянно подтрунивали над ними. Великая Княгиня Ольга Александровна устраивала для них собрания молодежи. Иногда и у меня они пили чай со своими друзьями. Портнихой у них была Mme Brizaak; одевались они просто, но со вкусом. Летом почти всегда в белом. Золотых вещей у них было немного. Двенадцати лет они получали первый золотой браслет, который никогда не снимали. |
| Ей было тяжело дышать. Она всегда себя держала в руках, но теперь ее воля дала сбой, и она вдруг почувствовала себя слабой и совсем одинокой. Она хотела попросить о какой-то помощи, но не решалась. Ей хотелось заплакать навзрыд, громко и открыто, но она не позволила себе и этого. Малика заглянула в комнату, быстро подошла к Александре Николаевне, села перед ней на корточки, своим платком вытерла ей глаза. — Тебе очень плохо? — сквозь слезы спросила Александра Николаевна, почему-то перейдя на «ты». Хозяйка, не отводя глаз, отрицательно покачала головой. — Господи, — сказала русская, — разве можно в нашем возрасте все начинать сначала? — Да, поздно, — согласилась Малика. Быстро встала, ушла на кухню, вернулась с чайником, двумя чашками и горсткой леденцов в маленькой вазочке. — А что с товаром-то? — спохватилась Александра Николаевна. — Соседка и ее сын присмотрят. — Я не спрашиваю… Понимаю, что у тебя уже никого нет… Это прозвучало совсем не как вопрос, поэтому Малика, по-прежнему улыбаясь, не ответила ничего. — Я вот тоже одна, но у меня есть квартира, цветы. Муж умер два года назад. Последние десять лет мне с ним было ох как плохо. Все время кричал, жестокий был. Я сейчас свободна и спокойна. Перестала жить для кого-то. Живу для себя. Малика подошла к кровати, сняла с ног Александры Николаевны тапочки, положила ее ноги на покрывало. — Давай повыше подушку положу, — предложила она и, осторожно подняв голову гостьи, помогла ей лечь удобнее. — Чай не очень вкусный, — не ожидая возражений, сказала Малика. Александра Николаевна сделала глоток: — С травой какой-то? — Какая трава! Чай как солома. Плохой чай, нет другого. Вот офицеры иногда приносят нам на обмен — тот лучше. — Много чего приносят? — спросила Александра Николаевна. — Да все, что попросим! Свою форму продают, бушлаты, даже с погонами. Мне кажется, попрошу кого-нибудь из них принести оружие, за хорошие деньги — принесут. Александра Николаевна устало закрыла глаза. Тяжело вздохнула: — Молодые мужчины… Молодым нельзя давать оружие в руки. |
| Культура Все рубрики Священник Александр Дьяченко Интересный вопрос Меня всегда занимало отношение пьяных людей к священнику. Спрóсите, почему? Да потому, что один и тот же субъект в зависимости от своего состояния может относиться к тебе совершенно по-разному. Ты знаешь его в лицо, здороваешься с ним кивком, и так годами, безо всякого развития отношений. И вдруг встречаешь того же человека, только перебравшего. В этом случае, скажу вам по опыту, священнику лучше сделать вид, что он его не узнал и поскорее ретироваться от греха подальше. Мария Сеньчукова Светлые следы - о творческом вечере Олеси Николаевой Совсем недавно в издательстве храма святой мученицы Татианы вышла новая серия книг Олеси Николаевой, в которую вошли как уже известные романы " Инвалид детства " и " Мене, текел, Фарес " , повести " Пленный херувим " , " Ничего страшного " , " Корфу " , так и впервые изданная " Кукс из рода Серафимов " и другие произведения. 24 декабря в храме святой мученицы Татианы состоялся творческий вечер Олеси Николаевой. Интересный вопрос Меня всегда занимало отношение пьяных людей к священнику. Спрóсите, почему? Да потому, что один и тот же субъект в зависимости от своего состояния может относиться к тебе совершенно по-разному. Ты знаешь его в лицо, здороваешься с ним кивком, и так годами, безо всякого развития отношений. И вдруг встречаешь того же человека, только перебравшего. В этом случае, скажу вам по опыту, священнику лучше сделать вид, что он его не узнал и поскорее ретироваться от греха подальше. Священник Александр Дьяченко Светлые следы - о творческом вечере Олеси Николаевой Совсем недавно в издательстве храма святой мученицы Татианы вышла новая серия книг Олеси Николаевой, в которую вошли как уже известные романы " Инвалид детства " и " Мене, текел, Фарес " , повести " Пленный херувим " , " Ничего страшного " , " Корфу " , так и впервые изданная " Кукс из рода Серафимов " и другие произведения. 24 декабря в храме святой мученицы Татианы состоялся творческий вечер Олеси Николаевой. Мария Сеньчукова |
| А Богаевскому Грин не мог простить того же, чего не прощала никому и Нина Николаевна – разговоров о пьянстве. «– Как жаль, Александр Степанович, что вы не можете сдержать себя, даже шатаясь ходите по улицам. Вы компрометируете себя. – Я думал, Константин Федорович, что вы более тонкий человек. Вы в благополучии своей отрегулированной, обеспеченной и аккуратной жизни забыли, что души человеческие различны и жизнь также. И что на дне кое-что иногда бывает виднее. Меня осуждать может только моя жена, которая мой ангел-хранитель, а на остальных мне наплевать…» Он чувствовал себя загнанным в угол. Весной заболела острым воспалением печени Нина Николаевна. Грин вместе с Ольгой Алексеевной ухаживали за больной. Александр Степанович продолжал пить, похерив былые договоренности о разграничении Крыма и метрополии, и мать Нины Николаевны, которая долго ни во что не вмешивалась, не утерпела и высказала все, что о зяте думает. «Грин возмутился на эти речи и потребовал, чтобы она не вмешивалась не в свое дело. Мать ответила, что не ее делом это будет, когда я выздоровею, а пока, раз Александр Степанович, мол, не печется о моем здоровье так, как надо – пьет, она сама будет беречь мое здоровье». От Нины Николаевны старались размолвку скрывать, но отношения между тещей и зятем делались день ото дня все хуже. В мемуарах Нина Николаевна старалась сгладить эту размолвку и представить ее как цивилизованный «развод» зятя и тещи, но сохранившиеся в архиве письма говорят о драматизме и остроте той ситуации. «Несмотря ни на что жизнь наша не налаживается для меня по крайней мере. Бесконечные внутренние и внешние столкновения продолжаются, делая жизнь ненормальной, – писала Нина Николаевна Грин в записке мужу – на словах объясниться было невозможно – и сама просила отселить мать: – Я устала от такой жизни, какую мы ведем все трое, от вечного напряжения… И всем, думаю, будет легче, а ты может быть выйдешь теперь из обычного состояния кипения». Стали жить отдельно: Нина Николаевна с Грином в одном доме, мать в другом. Но по-прежнему ужасно тяжело. Публикация книг Грина практически остановилась. |
| «Великая Княжна Ольга Николаевна была красивая, высокая, со смеющимися голубыми глазами, чуть коротким носиком, который она сама называла «мой курносик». У нее были очень красивые зубы, изумительная фигура, она прекрасно ездила верхом и танцевала. Из всех сестер она была самая умная, самая музыкальная; по мнению ее учителей, она обладала абсолютным слухом. Она могла сыграть на слух любую услышанную мелодию, переложить сложные музыкальные пьесы, аккомпанировать без нот самые трудные вещи, пальцы ее извлекали из инструмента чудесный звук. Ольга Николаевна была очень непосредственна, иногда слишком откровенна, всегда искренна. Она была очень обаятельная и самая веселая. Когда она училась, бедным учителям приходилось испытывать на себе множество ее всевозможных штучек, которые она изобретала, чтобы подшутить над ними. Да и повзрослев, она не оставляла случая позабавиться. Она была щедра и немедленно отзывалась на любую просьбу. От нее часто слышали: «Ой, надо помочь бедняжке такому-то и такой-то, я как-то должна это сделать». Ее сестра Татьяна была склонна более оказывать помощь практическую, она спрашивала имена нуждающихся, подробности, записывала все и спустя некоторое время оказывала конкретную помощь просителю, чувствуя себя обязанной сделать это». Сидней Гиббс, учивший детей английскому, добавляет, что «она любила простоту и обращала мало внимания на одежду. Ее моральный облик напоминал мне ее отца, которого она любила больше всего на свете. Она была по-настоящему верующей». Когда ей было 20 лет, Великая Княжна Ольга Николаевна получила право распоряжаться частью своих денег, и первая ее просьба была разрешить ей оплатить лечение ребенка-инвалида. Выезжая на прогулки, она часто видела этого ребенка, ковыляющего на костылях, и слышала, что его родители были слишком бедными, чтобы платить за его лечение. С этой целью она немедленно начала откладывать свое небольшое ежемесячное содержание. Когда началась Первая мировая война, Великие Княжны Ольга Николаевна, Татьяна Николаевна и Императрица Александра Федоровна начали обучаться на сестер милосердия. Всю войну они усердно работали в госпиталях, которые Александра Федоровна устроила во дворцах Царского Села, часто оказывая медицинскую помощь солдатам, только что прибывшим с фронта. Они продолжали свою работу до ареста и заточения семьи в 1917 году. |
| Татьяна Николаевна, по-моему, была самая хорошенькая. Она была выше матери, но такая тоненькая и так хорошо сложена, что высокий рост был ей не помехой. У нее были красивые, правильные черты лица, она была похожа на своих Царственных красавиц-родственниц, чьи фамильные портреты украшали дворец. Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными светло-карими глазами, это придавало ее взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не совсем соответствовало ее характеру. В ней была смесь искренности, прямолинейности и упорства, склонности к поэзии и абстрактным идеям. Она была ближе всех к матери, и была любимицей у нее и у отца. Абсолютно лишенная самолюбия, она всегда была готова отказаться от своих планов, если была возможность погулять с отцом, почитать матери, сделать то, о чем ее просили. Именно Татьяна Николаевна нянчилась с младшими, помогала устраивать дела во Дворце, чтобы официальные церемонии согласовывались с личными планами Семьи. У нее был практический ум Императрицы и детальный подход ко всему. Она не обладала сильным характером Ольги Николаевны, всегда была под ее влиянием, но в случаях, требующих решительных действий, принимала решения быстрее, чем ее старшая сестра, и никогда не теряла головы. Мария Николаевна, как и Ольга Николаевна, была живая и яркая, с такою же, как у сестры, улыбкой, овалом лица, а ее темно-синие глаза — “Мариины блюдца”, как говорили ее кузины, были изумительны. Мария Николаевна одна из всех сестер обладала талантом рисования, наброски ее были весьма хороши. “Машка”, — как звали ее сестры, — была в полном подчинении у младшей, Анастасии Николаевны, “постреленка”, как звала ее мать. Анастасия Николаевна, скорее всего, выросла бы самой красивой из всех сестер. Хорошо очерченные, правильные черты лица. Прекрасные волосы, глаза с лукавинкой, заразительный смех, темные, почти сросшиеся брови делали младшую Великую княжну совсем непохожей на сестер. У нее был свой характерный тип внешности, больше в материнскую породу, чем в отцовскую. В свои 17 лет она была маленького роста, полненькая, но это была полнота юности. Потом она переросла бы ее, как и Мария. |
|
|
