| В полемике против монофизитов Г. для объяснения соотношения Божественной и человеческой природы Спасителя в качестве сравнения использовал Евхаристию. Издав декрет, обязывавший принятие Причастия и духовенством, и мирянами под обоими видами, Г. способствовал выявлению многочисленных в то время манихеев. Поскольку, согласно учению манихейства , употребление вина считалось грехом, то при отказе принять Причастие можно было узнать сторонников ереси. Г. приписывается составление «Декрета о принимаемых и не принимаемых [Церковью] книгах». Окончательная редакция этого каталога, получившего имя Г., относится к нач. VI в. Также Г. ошибочно приписывается авторство «Sacramentarium Gelasianum» (см. ст. Геласия Сакраментарий ). За короткий понтификат Г. много сделал для активизации церковной политики, упорядочения богослужебной практики и укрепления дисциплины среди духовенства. Большое количество декретов Г. было включено в каноническое право католич. Церкви. При Г. также были установлены особые дни поста в начале каждого из времен года и деление всех церковных доходов, получаемых с состояний или от добровольных пожертвований, на 4 части (для бедных, на содержание храмов и проведение богослужений, на содержание епископа и духовенства). Полностью сохранились 42 письма и фрагменты 49 др. писем, 6 трактатов, из к-рых 3 посвящены акакианской схизме («Gesta de nomine Acacii vel Breviculus historiae Eutychianistarum», «De damnatione nominum Petri et Acacii», «De anathematis vinculo»), один - ереси пелагианства («Dicta adversus Pelagianam haeresim»), еще один - ересям несторианства и евтихианства («De duabus naturis in Christo adversus Eutychem et Nestorium»), а 6-й направлен против луперкалий («Adversus Andromachum senatorem ceterosque Romanos, qui Lupercalia secundum morem pristinum colenda constituebant»). Похоронен в рим. соборе св. Петра. Соч.: PL. 59. Col. 9-190; CSEL. Vol. 35. P. 357-468; Epistolae Romanorum Pontificum genuinae a S. Hilaro usque ad Pelagium II/Ed. A. Thiel. Brunswick, 1868. T. 1. P. 285-613; Lettre contre les lupercales et dix-huit messes du sacramentaire léonien/Éd. G. Pomarès. P., 1959. |
| Указанные совпадения привели Фалькони к неправильным выводам. Кардинал решил, что был только один святитель – Николай Мирликийский в VI в. при импера торе Юстиниане. Только спустя двести лет архимандрит Антонин (Капустин) установил истинность существования двух Николаев, святителей ликийских. Он писал: " Можно дивиться, каким образом два лица, оба знаменитые, слились в представлении народном, а затем и в памяти церковной, в один досточтимый и свято—ублажаемый образ, но отрицать факта нельзя… Итак два было святителя Николая ликийских " . И в случае с почитанием св. Валентина может быть, что память более известного подвижника вобрала в себя память о других соименных ему святых. Почитание святых ведь бывает разным – оно бывает вселенским, а бывает местным. Мы же не знаем всех святых, которые почитаются в том или другом монастыре Грузии… Кроме того, если и в самом деле именно папа Геласий назначил память св. Валентина на 14 февраля, то это его деяние пришлось на пору разрыва в отношениях Римской Церкви и Церкви Константинопольской (с 484 по 519 годы). Это были годы так называемой " акакианской схизмы " . Правда в этом расколе была на стороне Рима, что в конце концов признал и Константинополь . Так что решения, принимаемые в ту пору в Риме, просто не доходили до христианского Востока. Но от этого они не переставали быть решениями православными. В последние десятилетия в богослужебный календарь Русской Православной Церкви перешло немало памятей святых, которые жили в западном мире в первом христианском тысячелетии. Еще недавно ничего не знали наши календари о св. Турвоне Лангонийском – а сейчас его имя там стоит. Вот книги, рассказывающие нам о православных святых Запада: Прот. Александр Шабанов. Святой Патрик, епископ и просветитель Ирландии (Тверь, 2000); Прот. Александр Шабанов. Святой Брендан Мореплаватель (Тверь, 2001); Прот. Александр Шабанов. «Голубь Церкви». Святой Коламба Айонский, просветитель Шотландии.Тверь, 2004; Марк Омельницкий. Жития трех английских святых (Освальда, Эдмунда, Свизина) (М., 1997); Марк Омельницкий. Образ святого в англо—саксонской литературной и агиографической традиции. На материале «Жития святого Гутлака» (М., 1997); Владимир Мосс. Крушение Православия в Англии (Тверь, 1999). |
| Pisa, 2006. Vol. 12. P. 140-216; idem. Quand les papes parlent d " exil: L " affirmation d " une conception pontificale de la peine d " éloignement durant la controverse monophysite (449-523)//Exil et relégation: Les tribulations du sage et du saint durant l " antiquité romaine et chrétienne (Ier-VIe s. ap. J.-C.): Actes du colloque, 17-18 juin 2005/Ed. P. Blaudeau. P., 2008. P. 273-308; Haarer F. K. Anastasius I: Politics and Empire in the Late Roman World. Camb., 2006; Horn C. B. Asceticism and Christological Controversy in 5th-cent. Palestine: The Career of Peter the Iberian. Oxf.; N. Y., 2006; Грацианский М. В. «Православная партия» и приход к власти имп. Юстина I (518-527 гг.)//ВВ. 2007. Т. 66(91). С. 125-145; он же. Политика имп. Юстиниана Великого по отношению к монофиситам: Дис. М., 2009; он же. Был ли имп. Юстиниан I афтартодокетом?//ВВ. 2011. Т. 70(95). С. 105-113; он же. Дело Иоанна Талайи и начало «акакианской схизмы» (484 г.)//Там же. 2015. Т. 74(99). С. 31-46; он же. Причины и обстоятельства начала «Акакианской» схизмы (484 г.)//Иресиона: Античный мир и его наследие. Белгород, 2015. Вып. 4: Сб. науч. тр. к 50-летию проф. Н. Н. Болгова. С. 188-200; он же. «Акакианская» или все же «феликианская» схизма?: К истории отношений К-польской и Римской Церквей в кон. V в.//Империя Ромеев во времени и пространстве: Центр и периферия: Тез. докл. XXI Всерос. науч. сессии византинистов. М.; Белгород, 2016. С. 67-69; он же. «Secundum Calchedonensem synodum haec ab apostolica sede gesta»: Папа Геласий I и «ересь» Акакия К-польского//Визант. очерки: Тр. рос. ученых к 23-му Междунар. конгрессу византинистов. СПб., 2016. С. 62-74; Menze V. L. Justinian and the Making of the Syrian Orthodox Church. Oxf., 2008; Щукин Т. А. Севир Антиохийский//Антология восточно-христ. богосл. мысли. М.; СПб., 2009. Т. 1. С. 623-644; Alpi F. N. La correspondance du patriarche Sévère d " Antioche (512-518): Un témoignage sur les institutions et la discipline ecclésiastiques en Orient//Correspondances: Documents pour l " histoire de l " Antiquité tardive: Actes du colloque intern. |
| Во всяком случае на востоке до 380 г. имя еретиков македониан недоказуемо 1600 , причем и Сократ 1601 , и Созомен 1602 , как это заметил еще Меренда 1603 , совершенно неправильно говорят о македонианах, начиная с 360 г. В свое время Македоний вовсе не был еретиком. Напротив, по своим убеждениям он принадлежал к большинству восточной церкви. Он был омойузианин и в качестве такого являлся одним из вождей этой партии. Значение его на анкирском соборе 358 года 1604 , в Сирмии при составлении третьей сирмийской формулы, наконец в Селевкии в 359 г. и в Константинополе в 360 году всем известно и не нуждается в комментариях. В качестве представителя омойузианской партии значение его велико. Для Константинополя и ближайших провинций Понта и Азии он был тем, чем Василий анкирский в свое время для Анкиры и провинций Понта. Своим положением в качестве лидера своей партии и милостивым расположением императора Македоний искусно воспользовался в интересах своей епископской кафедры. По словам Созомена 1605 , влияние его простиралось кроме Константинополя на Фракию, Вифинию, Гелеспонт и епархии соседние, именно Пафлагонию 1606 , Лидию и Азию 1607 . Как это видно из церковной истории Сократа и Созомена, а также из постановлений акакианского собора в Константинополе от 360 года, важнейшие кафедры названных провинций благодаря Македонию были замещены омойузианами. Назовем Марафония никомидийского, Элевзия готического, Софрония помпеопольского, Эортасия сардского и Драконтия пергамского 1608 . Как действовал Македоний при замещении своими сторонниками названных митрополичьих кафедр, за отсутствием данных, мы сказать не можем. Едва ли здесь был у него правовой titulus. Но как бы ни смотреть на это, все же в этих действиях Македония нельзя не видеть зачаток высшей иерархической инстанции над обыкновенными митрополитами. Время епископата Македония в истории Константинополя знаменательно также и в ином отношении. В 359 году было окончательно проведено полное сравнение Константинополя с Римом. |
| Зенон издал специальный указ – энотикон, в котором попытался примирить монофизитов и православных, в уклончивой форме излагая веру и обходя молчанием Халкидонский собор. Петр Монг скрепя сердце принял энотикон и стал епископом Александрийским. Иоанн Талайя сбежал в Рим и начал жаловаться римскому папе на Петра Монга и Акакия Константинопольского как на монофизитов и притеснителей православия. Римский епископ потребовал объяснений от Акакия, но не получил ответа и отлучил его от Церкви. Письмо папы Феликса III гласило: «Ты лишен священства, отлучен от кафолического общения и от числа верных. Ты не имеешь больше права ни на имя иерарха, ни на священные действия». Отлучительное письмо было тайком доставлено из Рима в Константинополь и незаметно приколото на омофор Акакия, когда тот служил литургию в храме Святой Софии. Разгневанный Акакий наказал ловкачей и вычеркнул из диптихов имя папы. Так возник новый разрыв между Восточной и Западной церквями – «акакианская схизма», продлившаяся 35 лет. В Александрию энотикон тоже не принес мира. Неохотное признание Петром Монгом энотикона настроило против него многих монофизитов, особенно монахов. Они откололись от Монга и выбрали себе нового епископа, монаха Неафалия. В Антиохии патриаршую кафедру тем временем захватил монофизит Петр Гнафевс (Сукновал). Власти его сослали, но поставленный на его место православный Стефан был убит толпой прямо во время службы. Понимая, что силой насадить православие не удастся, правительство просто оставило антиохийскую кафедру вакантной. В Палестине патриархом был настроенный промонофизитски Анастасий, ученик Ювеналия. Он и его преемник Мартирий также приняли энотикон. Течения монофизитства К концу VI века патриархи двух крупнейших церквей, Александрийской и Антиохийской, были уже чистыми монофизитами и спорили между собой по тонкостям собственной доктрины о Троице. Православные уклонялись от этих споров, считая саму постановку таких вопросов еретической. К тому же эти вопросы становились такими запутанными, что один из православных иерархов, Леонтий Византийский , прямо заявил, что ответить на них невозможно и лучше не пытаться решить то, что не решили в свое время святые отцы. |
| Как показали исследования архимандрита Антонина (Капустина) , проведенные им в 1869–1873 гг., и имена родителей – Феофан (Епифаний) и Нонна, а также дяди Николая, – заимствованы из жития святителя Николая Пинарского. Древнейшие тексты жития святителя Николая Пинарского, восходят к VI веку. Первый из них обнаружен в Ватиканской библиотеке еще в XVII в. кардиналом Фалькони. Деяния и чудеса Николая Пинарского оказались другими, нежели в житии Николая Мирликийского. Однако в жизнеописании Николая Пинарского сообщалось о его родителях с именами Епифаний и Нонна, дяде, епископе Пинарском Николае, построившем Сионский монастырь. Оттуда родом оказался и эпизод о трехчасовом стоянии младенца Николая в крещальной купели 130 . Указанные совпадения привели Фалькони к неправильным выводам. Кардинал решил, что был только один святитель – Николай Мирликийский в VI в. при императоре Юстиниане. Только спустя двести лет архимандрит Антонин (Капустин) установил истинность существования двух Николаев, святителей ликийских. Он писал: «Можно дивиться, каким образом два лица, оба знаменитые, слились в представлении народном, а затем и в памяти церковной, в один досточтимый и свято-ублажаемый образ, но отрицать факта нельзя… Итак два было святителя Николая ликийских» 131 . И в случае с почитанием св. Валентина может быть, что память более известного подвижника вобрала в себя память о других соименных ему святых. Почитание святых ведь бывает разным – оно бывает вселенским, а бывает местным. Мы же не знаем всех святых, которые почитаются в том или другом монастыре Грузии… Кроме того, если и в самом деле именно папа Геласий назначил память св. Валентина на 14 февраля, то это его деяние пришлось на пору разрыва в отношениях Римской Церкви и Церкви Константинопольской (с 484 по 519 годы). Это были годы так называемой «акакианской схизмы». Правда в этом расколе была на стороне Рима, что в конце концов признал и Константинополь 132 . Так что решения, принимаемые в ту пору в Риме, просто не доходили до христианского Востока. Но от этого они не переставали быть решениями православными. |
| В сакраментальном смысле все патриархи – только епископы. Так, на всех Соборах, с III по VII Вселенский, патриархи подписывались епископами. Но в обращении к ним и речи о них (на Соборах – с IV Вселенского) входит в силу титул архиепископа, но нет факта, чтобы Константинопольский патриарх называл сам себя архиепископом. Еще позднее явилось название патриарха. С конца V века оно начало даваться главным епископам и все более и более входило в силу, a в VIII и IX веках является окончательно установившимся (Константинопольского в VI веке титулуют ρχιεπσκοπος κα πατριρχης [архиепископ и патриарх]). Что касается до титула «Вселенский», то в первый раз он на разбойничьем соборе усвояется Диоскору (так его назвал епископ Олимпий Эвазский из Асии), затем на Халкидонском Соборе назван «Вселенским» Лев Великий , но не отцами Собора, а в жалобах александрийцев на Диоскора, поданных на имя Льва и Вселенского Собора (в подписи легата Пасхасина Лев Великий назван «universalis – греч. перевод οκουμενικς – ecclesiae рара» [«Вселенской Церкви папа»]). Затем этот титул встречается в примечании к Иоанну Каппадокийскому, патриарху Константинопольскому, в 518 и 519 годах, но уже составляет нечто совсем обычное. Видимо, этот обычай установился во время «акакианской схизмы». Этот же титул, ничтоже сумняся, на Востоке усвояют и папам: Гормисде (514–523), Бонифатию II (530–532), Агапиту I (535–536), Феодору I 111 (642–649), Мартину I (649–655 Домну (676–678), Агафону (678–681), Льву II (682–683), Иоанну V (685–686) и Иоанну VI (701–705). Смысл этого титула, конечно, очень широк. Титул «Вселенского патриарха», конечно, не обозначает епископства только над некоторою частью вселенной, потому что и все епископы также могли бы называться Вселенскими, но над «вселенной». Вселенский епископ тот, который стоит в центре. Византийские императоры титуловались: δεσπται τς οκουμνης [владыки Вселенной]. По аналогии с этим явился и титул «Вселенский патриарх». Поэтому когда в Риме узнали о таком титуле, которым величался Константинопольский патриарх, то явилось недовольство. |
| Дальнейшая история отношений между Римом и Константинополем отличается тем же характером. Здесь выступает на сцену акакианская схизма. История этой схизмы окончилась, как известно, тем, что восточная церковь осудила ересь без вмешательства римской церкви и последняя восстановила с востоком общение. Торжество православия уже состоялось, когда приехали торжествовать это православие римские легаты (519 г.). Чего же они достигли? – унижения Константинополя. Они потребовали, чтобы были вычеркнуты из диптихов православные борцы, Евфимий и др., на том основании, что они преемствовали Акакию, и греки согласились, но опять по-своему. Отцы были вычеркнуты из диптихов, но были занесены в мартирологи, в святцы, и теперь чествуются как святые. И всегда было так. Когда с запада делались какие-либо требования, греки не думали об отпоре, а шли на компромисс. Адриан на VII вселенском соборе тоже отличился. Он поднял крик, требуя возвращения патримоний, отнятых у Рима императором, а также возбудил старый вопрос относительно титула oikoumenikó_s («вселенский»), но греки и здесь не сделали возражений, а пропустили в греческом переводе посланий Адриана места с неудобными для прочтения на соборе требованиями. Фотий доказал, что он создан из другого металла. Он был бы более прав перед историей, если бы сразу взял верный тон, но он сначала тоже держался традиционной политики. Но когда папа Николай занял твердое положение и притом, с его точки зрения, верное, когда он назвал Фотия lai:kó_s («мирянином») и neóфumo_s («новообращенным»), Фотий понял, что теперь не время думать о компромиссах, а пора думать о борьбе. Правда, Фотий вступил на престол при жизни Игнатия. Но это обстоятельство не могло служить препятствием. Игнатий задним числом мог заявить о добровольном отказе. Но другой вопрос, когда Фотия называли мирянином и новообращенным. Еще на седьмом вселенском соборе против Тарасия римские легаты имели храбрость возражать, что он из мирян сразу был возведен в патриарха. История восточной церкви сложилась так, что подобные факты у нее встречались чаще, чем на западе, и она должна была отстаивать эту практику, но восточные уступили, и, по настоянию запада, было поставлено правило, чтобы не ставить патриархов из мирян. Но это правило обходилось. Так, например, Никифор был из мирян. При Фотии же этот вопрос был поставлен ребром. С канонической точки зрения Фотий ничего не мог ответить папе; тогда он сам перешел в наступление и возбудил вопрос о неправильности римского учения о Св. Духе. Смелая манера Фотия и вообще его правление и попытка разделения церквей характерны принципиальной постановкой вопроса – именно, греческая церковь переходит в наступление, отвечает не поклонами, а ударами, и на западе это произвело сильное впечатление. |
| Ph. Schaff, Geschichte der alten Kirche. Leipzig 1867. S. 659. Анатолий константинопольский писал в Рим миролюбивое послание. Это непонятное на первый взгляд обстоятельство будет ясно, если мы припомним этнографические и психологические особенности типов востока и запада. Психология этих типов была совершенно диспаратная. В данном случае восток проиграл, потому что греки вообще были способны уступать. Тяжелое историческое прошлое тяготело над эллинами. Восток не выработал себе твердого исторического характера, так чтобы мог стать лицом к лицу с Римом и защищать себя на правовой почве. Греки переоценивали те стороны своей природы, которые в них признаются самыми характерными: гибкость ума, тонкость наблюдений и веру в силу своего красноречия. Произойди подобный случай в Карфагене, престижу папы был бы нанесен прямой удар, а здесь вышло другое. Собор и Анатолий, решившись твердо стоять за 28 правило, не высказались решительно против папы, так что удар нанесен был косвенно. Папу не оспаривали, как личность, вмешивающуюся не в свое дело, а его стали умилостивлять, как разгневанного властелина. Собор представил дело так, что папские легаты не поняли его. Папа Лев как будто не посвятил своих легатов в тайну отношений Рима к Константинополю. По мнению отцов собора, Лев будет даже рад возвышению Константинополя, потому что это возвышение клонится к чести самого Рима. Константинополь — второй Рим; возвышая второй Рим, собор этим самым возвышал и первый. Таким образом, все дело имело такой вид, будто собор, с одной стороны, возвышением Константинополя, и с другой — принятием «томоса», почтил папу, и от себя просил его почтить их (отцов собора) утверждением халкидонского определения о Константинополе. Но такое красноречие нисколько не тронуло папу. Он хотел уничтожить это постановление своим молчанием о соборе. В дело вмешался император Маркиан, который был поставлен в неловкое положение таким отношением папы к делу. Маркиан потребовал, чтобы Лев высказался определенно, и Лев должен был заговорить. Но еще до утверждения папы 28 правило Халкидонского собора на востоке вошло в церковную жизнь, а в Риме на послание Анатолия смотрели, как на обращение к папе за разрешением вопроса о положении константинопольского патриарха. Во время акакианской смуты Геласий цитировал Анатолиево послание, как отказ от определения Халкидонского собора. |
| Это вызвало гнев Теодориха, и тот вновь вызвал его к себе. Симмах заперся в базилике св. Петра, в то время как назначенный Теодорихом местоблюститель папского престола Петр Алтинумский занял все римские храмы и председательствовал на праздновании Пасхи 502 г. по александрийскому счислению. Среди всеобщих волнений Симмаху пришлось подчиниться соборному решению (502 г.). Но вскоре в Рим вновь вернулся Лаврентий, и раскол разгорелся с новой силой. Обе стороны обильно писали полемические памфлеты друг против друга, а народ сходился «стенка на стенку». Партии обвиняли друг друга в нравственных и канонических преступлениях. Часть этой литературы содержится в так называемых «Симмаховских фальшивках», приводящих ссылки на вымышленные прецеденты ради защиты принципа, что «первая кафедра не может быть судима никем» и что все соборные решения, осудившие Симмаха, следовательно, были незаконными и не имели силы. Лишь осенью 506 г. короля Теодориха убедили вновь поддержать Симмаха, который был оправдан собором 502 г. Однако последствия раскола были преодолены лишь после избрания папы Гормизды (514-523 гг.). Естественно, ценой раскола была значительная потеря нравственного престижа Римской Церковью. Появилось множество апологетических сочинений, среди которых были не только уже упомянутые «Симмаховские фальшивки», но и сочинение миланского диакона Эннодия, целью которого было доказать, что папы могут быть судимы лишь одним Богом, а не другими епископами. По мере развития папства все эти аргументы будут часто использоваться и цитироваться, но в начале VI в. они мало кого могли убедить. Единство между Римом и Константинополем и даже престиж римской кафедры были в конце концов восстановлены не апологетическими аргументами, а при помощи активной военной политики императора Юстиниана I. Отвоевав Италию у готов, Юстиниан восстановил древнее понятие «Romanitas», согласно которому Римская Церковь вновь включалась в византийскую политическую систему. Единственным оставшимся в истории в качестве действующего фактора последствием всех этих скандалов и раздоров было некое внутреннее мистическое убеждение римских пап, что каким-то образом духовная и вероучительная ответственность за всю Церковь принадлежит им. Это убеждение никак не согласовывалось не только с объединяющей и контролирующей функцией, которую оставляли за собой византийские императоры, но и с более глубоким убеждением местных церквей (так же как и собиравшихся на Востоке Вселенских Соборов), что критерий истины находится не в одном Риме, а в единомыслии и согласии всего епископата. Как «акакианский», так и «лаврентьевский» расколы проиллюстрировали и подтвердили наличие напряженности между папством, с одной стороны, и экклесиологическим сознанием многих - с другой, причем не только на Востоке, но и во многих западных областях бывшего римского мира. |
|
|
