| Роздал казну русскую польским людям, и нас всех отдаст им в неволю. И теперь они уже делают что хотят: грабят нас, ругаются над нами, насилуют, святыню оскверняют... Собираются за городом и с оружием будто на потеху, а в самом деле затем, чтоб нас бояр и думных людей, извести, забрать в свои руки столицу. А потом придет из Польши большое войско и поработят нас, и станут искоренять веру православную и разорять церкви Божии. Если мы теперь же не срубим дурное дерево, то оно скоро вырастет под небеса, и все Московское государство пропадет до конца. Тогда наши малые детки в колыбели начнут вопить и плакать, и жаловаться к Богу на отцов своих, что они не отвратили неминуемой беды. Либо нам погубить злодея с польскими людьми, либо самим пропадать. Теперь, пока их еще немного, и они помещены одни от других далеко, пьянствуют и бесчинствуют бесконечно, теперь можно собраться в одну ночь и загубить их, так что они не спохватятся на свою защиту». При этом Шуйский открылся, что самозванца признал истинным Димитрием только для того, чтобы освободиться от Годунова. Собравшиеся на призыв Шуйского сказали: «мы на все согласны, мы присягаем вместе жить и умереть; назначь нам день, когда дело делать». Шуйский в ответ сказал: «Я для спасения веры православной опять готов на все, лишь бы вы помогли мне усердно». Народ уже волновался. Самозванца предостерегали даже польские послы, бывшие тогда в Москве. Для них опасность казалась явною, и они уже с 15 на 16 мая держали свои караулы на посольском дворе. Самозванец же считал свою безопасность такою прочною, что думал, по выражению Авраамия Палицына, будто «всех в руку свою объял, яко яйце». Между тем поляки помогали заговорщикам. Шуйский сообразил заранее, и сделал верный расчет на характер и нравы поляков. Поляки при каждом удобном случае продолжали выставлять свое превосходство и с презрением отзывались о московских обычаях. Получив от царя предложение вступить на службу с хорошим жалованьем, они хвастались этим и кричали: «ваша казна вся перейдет в наши руки». |
| Итак, братие, если мы хотим воздать достойно долг усопшему скромному труженику, которому при жизни так часто сплетали колючий шиповый венок, то молитвенным воздыханием окрылим его душу и закрепим с ним теперь новый, чистый и святой духовный союз. Тем же оружием Почти три века тому назад, в тяжелое и лихое время смут на Руси, скромная монашеская обитель — Троицкая Лавра — и скромный, неизвестный дотоле инок — Авраамий Палицын, можно сказать — впервые, приложили к нуждам общественной жизни ту великую силу, имя которой — живое печатное слово. Вероятно, всякому школьнику известен из любого учебника русской истории тот факт, что обитель эта, в лице инока Авраамия Палицына, разослала в смутное время в разные города и концы русской земли множество печатных патриотических листков. И живое, горячее слово сделало свое дело: разрозненные, робкие, кроющиеся в разных уголках широкой Руси честные русские сердца откликнулись дружно на горячий призыв, сбросили с себя навеянный врагом туман, одумались, объединились, сплотились и дружно двинулись на врагов и победили их. И объединила их, и отрезвила одна, случайно или не случайно, попавшая бумажка, ставшая в умелых и честных руках сильным и победоносным оружием. Теперь — в век печатного слова, говорить о силе и значении последнего, конечно, смешно, когда многочисленные факты жизни красноречивее всяких слов говорят об этом. Ведь на ваших глазах, через это печатное слово, призванное к высокому и святому служению, совершаются, горько сказать, и растление мысли, и нравственное уродство. Фактов так много, что было бы слишком долго и в данном случае не кстати говорить об этом. Мы имеем теперь в виду одно только явление из области влияния этого печатного слова на нашу общественную жизнь, явление прискорбное, гибельное для последней, но, к сожалению, не встречающее того должного противодействия, которое, казалось бы, должно быть самым естественным. Разумеем в данном случае те тучи разного рода подпольных революционно-социалистических листков, которые покрыли теперь собой ясный горизонт общественной мысли, атмосферой которых дышит и питается, начиная со школьного подростка, всякий грамотный человек. Ведь странно сказать, но теперь даже тот, кто пожелал бы и не видеть этих подпольных изданий, часто совершенно неожиданно находит их у себя под руками. |
| Мы уже знаем, до каких ужасных размеров доходило бедствие, постигшее страну после неурожаев, следовавших друг за другом. Страдания народа становились ещё тяжелее от спекуляции хлебом, которой занимались не только рыночные скупщики, но и крупные представители высших сословий. Голод и безработица, а также злоупотребления сильных людей, толкали многих на большую дорогу, чтобы грабежом и разбоем добывать себе пропитание, и даже составлять шайки с характером социальных бунтарей. Преследования властей загоняли и их на украйны. По вероятному счёту Авраамия Палицына, в первые годы XVII века в украйные города сошло более двадцати тысяч человек, способных носить оружие. Разумеется, не все они вышли из разбойничьих шаек и не все принадлежали к числу „злодействующих гадов“, которые, по словам Палицына, бежали в польские и северские города, чтобы избыть там заслуженной смерти. Палицын в изобразительном очерке указывает ряд причин, уже знакомых нам, толкавших людей к выселению в пограничные места. В голодное время многие господа распустили свою „челядь», дворовых людей, чтобы не кормить их, и эти люди нигде не находили приюта, так как не получали установленных отпускных; для них украйна была единственным местом, где они чаяли избавиться от нужды и зависимости. Грубые насилия господ над их недавно приобретёнными „рабами» и крестьянами, разлучение мужей от жён, родителей от детей, оскорбления подневольных женщин, заставляли терпевших искать исхода в побеге на украйну. Наконец, опалы от царя Бориса на бояр вели к конфискации боярских имуществ и к освобождению их дворни, с „заповедью» никому тех слуг к себе не принимать. И их, как прочих угнетённых и гонимых, голодных и бесприютных, принимала та же украйна, те же „польские и северские города». Таким образом к давнему населению украинных мест, к большому количеству осевших на рубежах „тамошних старых собравшихся воров», как презрительно называет пограничных жителей старец Авраамий, прилила новая волна выходцев из государственного центра, выброшенная на юг обстоятельствами самых последних лет перед появлением самозванца. |
| Итак, возвращаюсь к своему «топографическому» обозрению Соловков. У меня оказался чрезвычайный «блат» в Адмчасти Управления, помещавшейся недалеко от Пожарных ворот на втором этаже. Моя мать дружила с Ольгой Александровной Мельниковой. Ее муж, Александр Иванович Мельников, был «флаг-офицером» А. Керенского, как я понимаю — его морским адъютантом (Мельников служил раньше в царском флоте). Как только я получил в Кремле возможность выходить, я к нему отправился в Адмчасть. Его фамилия была записана у меня на кошелечке, в котором лежали заветные три рубля. Записана она была так: нарисована ветряная мельница и к ней приписано «ов». Записана была и другая фамилия «Асоциани», но его к моему «приезду» уже не оказалось на Соловках. Мельников был сурового вида, истощенный, худой, невысокого роста человек. На лице у него была странная складка над носом, придававшая ему очень сердитый вид. Он оказал и оказывал потом чрезвычайные услуги. Во-первых, он осведомился у Колосова — берет ли он меня к себе в Криминологический кабинет и, узнав, что берет, направил меня прямо в камеру, где жил Колосов, чрезвычайно испугавшийся — не занесу ли я к ним тифозных вшей. А во-вторых, спустя некоторое время Мельников выписал мне пропуск, позволявший выходить и входить в любое время в Кремль. Это позволяло мне совершать небольшие прогулки в редкие свободные дни по дорогам, шедшим в Савватиево, в Филимоново (эту дорогу я особенно любил) и на Муксалму, куда я еще в 13-й роте ходил с санями «вридлом». Третья рота размещалась на втором и третьем этажах здания, в котором на первом этаже помещалась привилегированная первая рота. Здание фасадом выходило на площадь генеральных поверок (там, где у стены Преображенского собора находилась под металлическим балдахином могила Авраамия Палицына). Наша камера выходила окном в противоположную сторону. Из окна была видна дощатая кровля стены, за которой ходили сотрясавшие монастырские стены небольшие составы Сол-жеде. Солжеде — это бывшая узкоколейная дорога из Новгорода в Старую Руссу. Ее в начале двадцатых годов заменили обычной ширококолейной, а два-три паровичка, товарные вагоны и еще один классный (пассажирский) перевезли на Соловки. Дорога соединяла Кирпзавод, Мехзавод (бывшая монастырская кузня), канатную фабрику, пристань у здания УСЛОНа и продолжалась до Филимонова, объединяя несколько мест лесозаготовок и торфоразработок. |
| 1458 Ограничимся указанием на следующие работы: Якобсон Р. О. Гимн в Слове Илариона о законе и благодати//Jakobson Roman. Selected Writings. Vol. VI. Early Slavic Paths and Crossroads. Part Two. Medieval Slavic Studies/Ed., with a preface, by Stephen Rudy. B.; N. Y.; Amsterdam, 1985. P. 402–414; Якобсон Роман и Леви-Стросс Клод. «Кошки» Шарля Бодлера//Структурализм: «за» и «против». С. 231–255; Якобсон Р. О. Русские отголоски древнечешских памятников о Людмиле//Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. М., 1976. С. 46–50; Ерёмин И. П. Ораторское искусство Кирилла Туровского (1962)//Его же. Литература Древней Руси: (Этюды и характеристики). М.; Л., 1966. С. 132–143; Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 1–2; Сазонова Л. И. Ритмико-синтаксические элементы в «Изборнике 1076 года»//Культурное наследие Древней Руси. С. 38–42; Лотман Ю. М. Риторика//ТЗС. Тарту, 1981. Т. 12. С. 5–32; Плюханова М. Б. Риторический стиль Авраамия Палицына: (Символизация грамматических категорий)//ТЗС. Тарту, 1987. Т. 21. С. 42–53; Черторицкая Т. В. Стилистическая симметрия в архитектонике Торжественных слов Кирилла Туровского //Вопросы сюжета и композиции. Горький, 1984. С. 18–24; Двинятин Ф. Н. Топика и бинарные конструкции в Торжественных словах Кирилла Туровского : (к постановке проблемы)//Вестник СПбГУ. 1994. Сер. 2. Вып. 2. С. 49–57 (много ценных идей); Его же. Традиционный текст в Торжественных словах св. Кирилла Туровского . Библейская цитация//Герменевтика древнерусской литературы. М., 1995. Сб. 8. Мы уже не говорим о трудах А. Н. Веселовского, Э. Р. Курциуса, В. П. Адриановой-Перетц и др. 1459 О роли гомеотелевтов как предшественников рифмы в новейшей европейской литературе см.: Аверинцев С. С. Рождение рифмы из духа греческой «диалектики»//Его же. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1997. С. 233–249 и 304–306. 1460 Особой интереснейшей проблемой встает вопрос о том, отличался ли письменный текст гомилий (который – возможно, в некоей доработке учеников и позднейших переписчиков – мы в состоянии лицезреть сегодня) от текста устного, реально произнесенного перед аудиторией. К сожалению, сохранившиеся немногочисленные сведения в «Энкомии» патр. Филофея не позволяют дать сколько-нибудь развернутый ответ на этот вопрос. |
| Такова была деятельность архимандрита Дионисия, как христианина, но еще более прославился он своим высоким служением на благо родины. Вместе с келарем обители Авраамием Палицыным и братией он писал и рассылал по разным городам грамоты, в которых призывал русский народ единодушно подняться для спасения отечества и освобождения Москвы из рук поляков и изменников. Вот что говорилось, например, , в одной из этих грамот от 6 октября 1611 г. «Вспомните истинную православную веру, ведь мы родились от христианских родителей, крестились святым крещением обещая веровать во Святую Троицу... Бога ради покажите свой подвиг, молите служилых людей, чтобы быти всем православным людям в соединении и стать сообща против наших предателей и против врагов Христа, польских и литовских людей. Сами ж видите, что приходит вам от них конечная погибель и какое разорение они учинили в Московском государстве, где святые Божьи церкви? Где иноки, сединами цветущие? – He всё ли до конца, разорено и поругано злым поруганием? Не пощажены ли старцы, ли грудные младенцы. Смилуйтесь над общею смертною погибелью, чтобы ж вас самих такая лютая смерть не настигла. Пусть ратные люди без всякого мешканья спешат в Москву в сход к боярам и воеводам и всему множеству православного народа. Сами знаете, что всякому делу надлежит свое время, а безвременное начинание бывает суетно и бесполезно. Если и есть между вами какие неудовольствия, Бога ради отложите это на время, чтобы всем вам единодушно потрудиться для избавления православной веры от врагов, пока к ним помощь не пришла. Смилуетесь и поспешите на то дело, помогите ратными людям ж казною, что бы собранное теперь здесь, под Москвою воинство от скудости же не развалилось. О том много к слезно, всем народом христианским бьем вам челом. Если мы прибегнем к Всещедрому Богу и Пречистой Богородице и же всем святим и пообещаемся сообща сотворить нам подвиг, то милостивый Владыка Человеколюбец отвратит Свой праведный гнев и избавит нас от лютой смерти и латинского порабощения». |
| и) Еще более замечателен по благотворительности св. Иосиф Санин, называемый также Волоколамским или Волоцким († 5 сентября 1515 r.). Оказывать помощь окрестному трудящемуся населению он считал постоянным призванием своей обители во всякое время; к разным видам этой помощи принадлежало и то, что из обители, по велению игумена, раздавались поселянам семена для посева, земледельческие орудия и домашний скот (если кто лишался его по какому-либо несчастному случаю). Но особенно велик был подвиг человеколюбивой помощи Иосифа во время страшного голода, постигшего около 1512 г. население на широком пространстве соседних местностей. Повергаемые в отчаяние, поселяне стекались к обители с мольбою о хлебе, приносили к ней своих детей и больных, расслабленных от голода. Преп. Иосиф поспешил построить дом для них и с первых же пор принял более 50 человек на призрение Бога ради. Скоро дом этот превратился в настоящую странноприимницу, с церковью и монастырем при нем, под названием Богородного. Здесь находили пристанище и готовую пищу бедные, странники, больные, страждущие, так что обитель кормила ежедневно до шестисот и семисот человек; и на это, также и на свои нужды, издерживала в год по три тысячи четвертей хлеба и все вообще, что имела. Вообще же, для помощи голодающим преп. Иосиф велел отворить все имеющиеся где-либо житницы монастырские, и когда запасы их истощились, то, несмотря на ропот братии, делал займы, но не переставал помогать голодающим. Сведав об этом подвиге Иосифа, уважавший его вел. князь Василий Иванович посетил его обитель и, увидев оскудение ее, приказал отпускать ей из собственных сел разный хлеб в таком количестве, какое потребуется для нее и для оказывания помощи народу. Прислали свои пожертвования и братья князя, также и другие состоятельные лица, так что и помощь голодающим от обители не оскудевала. i) Троицко-Сергиева лавра в последние годы смутного времени, годы страшного голода и других бедствий народа, ознаменовала себя великим подвигом благотворительности. В 1608 году, когда, пользуясь наступившим голодом, хлебные торговцы в Москве подняли цены на хлеб до небывалых размеров, живший в Москве келарь лавры Авраамий Палицын, по предложению царя и патриарха Гермогена, открыл лаврские житницы, находившиеся в Москве, велел отпускать хлеб по два рубля за четверть и этим заставил и прочих продавцов продавать хлеб по той же цене. |
| Лжедимитрий смотрит наглым плутом, который способен и обмануть, и ограбить. Не справедливо говорят, что Самозванец с полною доверенностью к подданным держал себя в Москве, не ограждаясь особыми мерами осторожности. Напротив, он сделал все возможное, что делают похитители престола для своей безопасности. При самом вступлении Самозванца в Москву более семидесяти семейств боярских было сослано в ссылку; 931 прежний патриарх Иов удален и замещен преданным Самозванцу греком Игнатием, без всякого совещания с духовенством. Масса говорит, что все прежние чиновники, дьяки, подьяки, конюшие, ключники, столники, повара и слуги удалены и замещены теми, кому царевич доверял. Правителей по всем областям, городам, и другим владениям сменили. 932 Придворные служители были назначены из поляков. Главой стрелецкого войска был преданный самозванцу Басманов, а подчиненные начальники и офицеры назначены по собственному выбору Самозванца. Начальником стрелецкого отряда, назначенного для охраны царя, поставлен был Микулин, —704— который готов быль по указанию Самозванца растерзать кого угодно. 933 Лжедимитрий оставил в Москве атамана Корелу с казаками; он мог служить и защищать его и вместе с тем служить шпионом и, кажется, иногда палачом. В новом дворце своем он устроил множество потаенных дверей и ходов, удвоил стражу дворцовую. Недоверяя русским, набрал из немцев 300 телохранителей, которые по очередно день и ночь охраняли его. Выезжал он в сопровождении конных телохранителей, имевших с собой, кроме холодного, оружия, заряженные пистолеты. 934 Авраамий Палицын пишет: «Кривоверия же рачитель расстрига, того же бояся, еже и над Борисовым родом содеяся, и во вхождении и исхождении дома царскаго и по граду всегда со многим воинством еждяше, спереди же и позади в бронях текуще с протазаны и алебарды, и со многими другими оружии, один же он токмо посреди сих; вельможи и бояре далече от него бяху – и бе страшно видети множество оружий блещащихся. Немец же и Литву хранители и стражи постави себе, и по всем крепостям царскаго дому». Вместе с тем в обширном виде развито было шпионство: доносы влекли за собою пытки и казни. У Лжедимитрия были везде шпионы, которые доносили о всяком неосторожном слове против него, как бы ничтожно оно не было. 935 Масса говорит: «Вообще доносили на многих людей. Некоторые большею частью монахи и духовные, хорошо знавшие государственные тайны, были невоздержны в речах, и те, на которых пало подозрение, или подвергались казни, или были удалены. Та же участь постигла многих простых людей и граждан московских. Обыкновенно ночью, тайно, пытали, убивали и казнили людей. На каждого, что-либо промолвившего на царя, доносили и обыкновенно лишали имущества и жизни». 936 |
| 37 Так в одном своем рассказе Симон говорит о своей побывке в Москве в 7163г. – в сентябре (1654г.) когда ему Государев ключник Никон Протопопов подтвердил достоверность чуда явления Дионисия на море донским казакам ( л.67 и обр.). 39 Древне – русские жития святых. – Ключевского, стр.350–351. На простоту своего писания, несвойственную прежним житиям святых, Симон указывает сам, как на недостаток, который однако мы можем назвать очень хорошим недостатком. «И простоте писаных словес не удивися, пишет он Боголепу, яко во училищах философских не бех; ниже грамматические хитрости навыкох». (Жит. Стр.8). 40 Житий, составленных самовидцами святого, очень немного. Ключевский из 60 житий, составленных в Макарьевское время указывает таких только 12. (Древне-русские жития святых, стр. 410). 45 Житие Дионисия стр.8. В немногих,прочим, местах млжно заметить, что Симон невольно отдавал дань тому направлению, какого держались составители древнерусских житий святых. Так, описывая младенческие годы Дионисия, он говорит, что Дионисий от младенчества крепость великую имяше и простоту сердечную свыше человеческого пребывания….вся, яже суть мира сего, и во что вменив, в добрых делах подвизался, желая тем сподобитися царствия небесного сожитель быти. (Жит.стр.10) Это место в житиии Дионисия напоминает те из прежних житий, в которых почти постоянно наталкиваемся, что святой младенец почти от колыбели становится выше среды, в детстве уже учит своих родителей, укоряет их за то, что они удерживают его от сурового поста и проч. 48 См. Отеч. Записки 1842г. 1842г. 50 Москвитянин. 1844,а также издано в особой книжке: «Ответ на рецензии и критику «замечаний» об осаде Троицкой лавры». Москва 1844г. 57 Признавая даже, говорит г. Коялович, что Палицын преувеличивает значение Троицких властей и свое личное (в событиях смутного времени), невозможно отвергнуть их участия. Можно даже сказать, что это участие, особенно архим. Дионисия, во времена третьего и второго ополчения в исторических памятниках умалено, благодаря невниманию современников и глав. обр. благодаря самолюбию Авраамия Палицына, приписавшего все себе. Еще Иван Наседка заметил эту слабость Палицына и в одном месте жития Дионисия обличает ее (стр. 44). Коялович. Речь на акте Петерб. акад. 1880 г. стр. 68; прим. 1. |
| В сочинениях этого времени нередко встречаются фольклорные элементы, выполняющие здесь художественно-эстетические функции. Особенно часты они в описаниях различных чудесных видений (сказочные элементы) или сражений (былинные). В уже упоминавшейся «Повести о чудесных видениях в Нижнем Новгороде и Владимире» «жена в светлых ризах», явившаяся некой Мелании, грозит народу, если он не обратится к делам благочестия, чисто сказочными наказаниями: необычайным жаром и множеством «ползущего гада» -и показывает Мелании различных гадких червей, жужелиц, «змия превелика и страшна зело» в яме (241–242). Авраамий Палицын описывает среди защитников Троицкого монастыря фигуру почти былинного богатыря Анания Селевина (САП 175–176). Много фольклорных мотивов и в «Повести об азовском осадном сидении» Например, главным стимулом для борьбы осажденных казаков с турками выступает «слава молодецкая», которая протечет о них «во веки по всему свету», если они сложат на головах и костях осаждающих новый «Азов город лучше прежнева» (РП 70). Таким образом, книжная словесность первой половины XVII в., особенно активизировавшаяся в первые десятилетия после Смуты, явилась ярким выразителем тех новых процессов в эстетическом сознании, которые уже почти целое столетие постепенно назревали внутри русской культуры. Было бы, однако, неверно утверждать, что новые принципы и приемы художественного мышления, новые элементы понимания словесности и-шире-искусств, новые повороты авторской позиции писателей первой половины XVII в., вообще новые элементы эстетического сознания легко и безболезненно утверждались в культуре того времени. Как и всегда в человеческом обществе, все новое рождалось в полемике и борьбе с традиционным. Особой остроты эта полемика достигла в конце XVI-haчaлe XVII в. в юго-западных землях, у украинцев и белорусов, которые первыми среди православных славян восприняли волну экспансии западной культуры. Украинские и белорусские мыслители уже с конца XVI в. окунулись в ту борьбу идей вокруг духовной культуры славян, которая полностью) захватила Москву только во второй половине XVII столетия, -борьбу православия с иными конфессиональными влияниями, борьбу традиционалистов и грекофилов с латинствующими («латинниками»). |
|
|
