| Задачей ополченцев было не дать посланному королем Сигизмундом III, гетману Ходкевичу соединиться с польским гарнизоном, находившимся в Кремле. Казаки атаковали укрепление на улице Ордынка, а дворянская конница не успела поддержать атаку. И вновь назревал конфликт, угрожавший распадом ополчения. Казаки отказывались сражаться за дворян. Положение спас келарь Троице-Сергиевой лавры Авраамий Палицын. Он обратился к казакам с пламенной речью. " Неужто же, братья, милая, вы погубите теперь все дело " - сказал Авраамий. Горячее слово монаха воодушевило казаков. Были забыты старые распри и обиды. Слаженные действия конницы и пехотинцев позволили выиграть тяжелый бой. Ходкевич был отброшен от Москвы. В памятный нами день 22 октября (4 ноября) 1612 года именно казаки начали штурм и заняли Китай-город. И еще: руководители и участники ополчения подали пример бескорыстного служения Отечеству. В последние годы СМИ насаждали у нас абсолютный эгоизм и безнравственность. Сколько раз с экрана телевизора и со страниц различных изданий навязчиво звучало: " Будь успешным! " , " Бери от жизни все " , " Делай карьеру " . Подобная идеология разлагает и губит народ. По меркам своего времени состоятельный торговец Минин был весьма успешным человеком. Но, обращаясь к жителям Нижнего Новгорода, он сказал: " Да не только имущества не пожалеем продать, а дворы свои, и жен, и детей заложим " . Минин и сам отдал почти все, что имел " на строение ратных людей " . После победы народные герои получили весьма скромные должности. Минин стал думным воеводой, Пожарский был отправлен воеводой в Можайск. Но они не думали о карьере и не искали для себя выгоды. - Давайте обобщим всё Вами сказанное: в чем должно заключаться истинное единство нации и какими средствами оно достигается? - Истинное единство нации это, прежде всего, духовное единство. А достичь его можно только полным отказом от личного и социального эгоизма, от мысли, что " своя рубашка ближе к телу " . - О чем бы Вы еще хотели сказать по данной теме, что не прозвучало в предлагаемых вопросах? Предстоящий праздник напоминает нам о великой исторической дате - дне освобождения Москвы от польских интервентов. |
| В виду таких обстоятельств Борис вынужден был отменить своё распоряжение; но все-таки при случае не переставал высказывать своё мнение о незаконнорожденности Димитрия: смело утверждал это в своих сношениях с польским правительством. Царевич, царица и Нагие окружены были преданными Борису людьми. Угличем правили присланные из Москвы дьяки и другие чиновники (городовой приказчик и губной староста): исполняя обязанности своей службы, они в то же время доносили Борису о том, как живет царевич и что вообще делается во дворце и Угличе. Годунов знал всё, что делалось и говорилось в Угличе; знал и то, чего и здесь не знали; слышал и то, о чём и здесь не слыхали. Так, сторонники Бориса в Москве говорили всенародно, что Димитрий есть совершенное подобие свирепого отца (что отрок-то в шесть-семь лет!), любит муки и кровь, с веселием смотрит на убиение животных и сам для забавы убивает их. В Москве рассказывали и другую сказку, что царевич, играя однажды на льду с другими детьми, велеть сделать из снега 20 человеческих —361— фигур, называл их именами знатнейших бояр, поставил их рядом и начал рубить саблею (!); фигуре Бориса отсек голову, иным руки и ноги, приговаривая: «так будет вам в моё царствование». Конечно, в подобных донесениях, как говорит Авраамий Палицын, «врази суще и ласкатели великим бедам замышленницы в десятерицу лжи составляюще на царевича». 2650 И надобно сказать, хитрый Годунов метил в цель довольно верно; и без сомнения, многие, помня Грозного, верили этим клеветам, хотя были и такие, которые, угадывая опасность, предстоящую невинному младенцу, опасались за жизнь его; было много и таких, которые, в противоположность нелепым клеветам, утверждали, что юный царевич обнаруживает ум и свойства, достойные отрока державного; говорили об этом с умилением и опасением, угадывая цель клеветы и предвидя опасность для невинного младенца. 2651 преграда – царевич Димитрий. В душе честолюбивого Бориса не могло быть ни малейшего колебания в выборе царского венца или позорной гибели, и он решился какими-бо то ни было средствами устранить со своего пути безоружного младенца. |
| Исполнять волю Божию, довершать отчасти творения Господа и Создателя – какая великая обязанность, какое дивное преимущество! Лучи предвечного величия все в мире освещают. Посмотрите, что подчас происходит, когда в природе все туманно, когда небо помрачено густыми парами; но темная завеса разрывается, появляется солнце, и вдруг все блещет и сияет! Лист древесный, ветвь, только что омраченная тенью, водяная капля, самая пыль, попираемая и воздымаемая ногами, – все позлащено. Воля Божия, отражающаяся во всех человеческих обязанностях, преобразует и возвышает все предметы. Множество человеческих существ обрели наслаждение и умиротворение в исполнении наитруднейших обязанностей, и со спокойным, радостным лицом, со взорами, блестевшими упованием, шли на плаху и на костер. Множество людей умели с мыслью о Боге мужественно переносить жизненные бедствия и самые унизительные обязанности общественного положения. Они обрели в себе терпение, сознавая свое бессмертие; они радовались, зная, что при каждом исполнении долга они повинуются воле Того, Кто всемогущ и всеблаг» 197 . Так говорит один современный христианский мыслитель. При свете такого понимания долга наш Суворов поистине велик. Таких подвижников сознательного и любимого долга, как патриарх Ермоген и Авраамий Палицын, как Минин 198 или Долгорукий, как Суворов или Нахимов 199 , – таких людей не даст простая точность и исправность, не даст самое добросовестное наемничество, таких людей ни нанять, ни купить невозможно! Для этого нужна воспитанная на почве народности, освященная религией любовь к Родине – тот истинный и благородный патриотизм, который, не обращаясь в узкий и нетерпимый зоологический национализм и народное себялюбивое задорное самомнение, любит Родину беззаветною любовью, в простоте, ясности и горячности души, так же просто, ясно и горячо, как любит ребенок свою мать, так же вольно и естественно, как естественно и вольно течет ровная, спокойная и многоводная река нашего севера, как естественно сияет и греет солнце, как естественно грудь наша дышит воздухом... |
| «А еже рек нравом груб и то писавший о нем сам глуп»: указывая на хорошее знание Писания и канонов, он в тоже время обвиняет патриарха в медленном разрешении подвергнувшихся епитимии (которое, должен понимать читатель, тоже определено правилами и должно быть известно Гермогену). На то, что Гермоген беседовал с царем «строптиво и неблаголепно», защитник отвечает так: это не правда; в то время злое патриарх многих удержал от заблуждения в лютеранство и латинство; отсылая читателя к «Истории» Авраамия Палицына, он отмечает, что в годы лихолетья, смут и клятвопреступлений пастырь не может проявить любви: «и какую бы любовь показавати к преступникам заповедей Божиих?» Не с царем враждовал патриарх, «но с неподобными советникы его», уверяет его защитник и рассказывает пример: после взятия царскими войсками Тулы в 1607 г. патриарх настаивал на полном подавлении смуты и притом одними русскими силами без помощи иноземцев. Его царь не послушал и поздно сознав свою ошибку «возрыда и восплакася», а утешителем его явился тогда патр. Гермоген. С крамольниками, которых тогда было много не только среди мирян, но и в духовенстве, он обходился довольно круто – кроме молений и наставлений он употреблял епитимии и даже проклятия, но раскаявшихся принимал охотно и ходатайствовал за них. Свое терпение он обнаруживал к мирским, нерасположенным к нему людям: приглашал к себе на обед и крутой на словах и суровый видом («прикрут в словесех и в возрениих») он на деле был ко всем благосерд. Защитник отмечает широкую благотворительность патриарха – милостыню нищим, снабжение обувью и одеждой ограбленных, трату сребра и злата на раненых. Патриарх сам пришел в последнюю нищету и помер мучеником. Вот содержание «новых данных для характеристики патр. Гермогена». Г. Васенко справедливо отмечает их важность для правильного представления о личности патриарха, когда указывает, что наши лучшие историки – Соловь- —389— ев, Костомаров и Платонов в недавно вышедшем труде «Очерки по истории Смуты» – в суждении о Гермогене руководятся отзывом «Хронографа». |
| Последнее решение об отправке гонца паны сообщили послам уже 4 декабря. Между тем они пытались произвести раздор в посольском сонме. Пригласили нескольких дворян, в которых подмечали способность поколебаться, обласкали их, вручили им грамоты на пожалованные королем поместья и предложили отстать от посольства, ехать в Москву и приводить там народ к присяге королю. Набралось охотников отстать таким образом от посольства двадцать семь человек, и в числе их значительные лица: думный дьяк Сыдавной-Васильев и дворянин Василий Сукин; с ними сошлись также спасский архимандрит и Троицкий келарь Авраамий Палицын. Поляки хотели еще, чтоб некоторые люди посольские взялись склонить смольнян ко впущению польского гарнизона. Поляки рассчитывали: авось смольняне, услышавши, что люди из посольства советуют им так поступить, не догадаются и подумают, что так все в посольстве решили. С этою целью Лев Сапега пригласил к себе дьяка Томилу Луговского, и, оставшись с ним наедине, говорил: «Я тебе желаю всякого добра и останусь тебе всегда другом, только ты меня послушай и государю послужи прямым сердцем, а его величество наградит тебя всем, чего пожелаешь, а я на тебя надеюсь; я уже уверил государя, что ты меня послушаешь». «Всяк себе добра желает, – сказал дьяк Луговской, – великою честию себе почитаю такую милость и готов учинить все, что возможно». Сапега продолжал: «Вот из города кликали, чтоб к ним прислали от вас послов кого-нибудь сказать, что им делать, и они вас послушают и учинят королевскую волю. Василий Сукин уже готов, ожидает тебя; вам бы ехать под Смоленск вместе и говорить смольнянам, чтоб они целовали крест королю и королевичу разом и впустили бы государских людей в Смоленск. Если так сделаешь, то государь тебя всем пожалует, чего захочешь, а хоть бы вас смольняне не послушали, то это будет не от вас, и вы все-таки свое прямое сердце покажете тем, что под город подведете; а я тебе обещаюсь Богом, что наш государь король тебя пожалует». «Мне этого нельзя учинить никакими мерами, – сказал Луговской, – присланы от патриарха, от бояр и от всех людей Московского государства митрополит Филарет и боярин князь Василий Васильевич Голицын с товарищи; мне без их совета не токмо что делать – и помыслить ничего нельзя. |
| И егда хотхом бжати, и внезапу поидоша со всхъ стран к приступу и мы убо, аки связани и гоними, идохом къ смерти и не удержавшеся с прочими двигнувшеся. И слышахом, з города прежде двожды или всего трижды стрелиша, и за измну нашу вражию с сторону нашу много побитых обртшеся, а не вдомо, хто их побилъ. И стремъглавъ вспять неустройно вси мещущеся, от приступа того разбгошася, и к тому прочее на приступы не приложиша приходити. На стн же градстй едину жонку убиша и никого же кром ея не раниша. Зборовской же избранное воиньство, оружных людей многих изгуби. Его же слезна зряще, Сопга и Лисовской съ своими воинствы подсмваху: «Что ради не одоллъ еси лукошку? Исправися еще, толикъ еси храбръ, не посрами нас – разори, шед, лукошко сие, учини славу вчную королевъству полскому. Нам не за обычей приступы; ты премудръ, промышляй собою и нами». И ихже сиа от видвших насъ остави Господь на покаание и на обличение самм себ. Аз же, Андрй, с ними. Всегда плакахомся и размышляюще, да не како живых нас пожрет земля, и улучивше время, таи отбгохом. О ОТЧАЯНИИ ПОМОЩИ ЧЕЛОВЧЕСКИА И СКОРБНИЕ ПОБИВАЕМЫХ У ДРОВЪ И У ПРОЧИХ ПОТРЕБ Многу же бду и многу напасть и кровь проливаему всегда зряще мучающеися во обители чюдотворца, паче же по послднем семъ третеемъ приступ, на выласках, и побивающе множество градских у добытия дров за градом, и искушаются сердца и разумы нетерпливых, и в неблагодарении уста отверзаютъ и возмущают крпость твердостоятелных, и мнози глаголют стропотная и развращенная сицевая: «Се колико время продолжается пролитие крови нашея, и еще что конецъ бд сей? Что ложно упование наше о цар Василии? Се день ото дне ждем помощи и изручениа, но вся суть ложна. Уже бо гради росийстии вси соблазнишася и вси к вором приступиша, и ниоткуду нсть нам на помощь ратных воинствъ, всм бо до себе прииде. И како совершатся главы наша мечным поядениемъ?» И мнозм руц от брани престаху, всегда о дровх бои злы бываху. Исходяще бо за обитель дровъ ради добытиа, и во град возвращахуся не бес кровопролития. И купивше кровию сметие и хврастие, и тм строяще повседневное ястие, к мученическим подвигомъ зелн себ возбуждающе, и друг друга сим спосуждающе. Идже сченъ бысть младый хврастъ, ту разсченъ лежаше храбрых возрастъ. И идже ржем бываше младый прутъ, ту растерзаемъ бываше птицами человческий трупъ. И неблагодаренъ бываше о сем торгъ, сопротивныхъ бо полкъ со оружием прискакаше гордъ. Текущим же на лютый сей добыток дровъ, тогда готовляшеся имъ вчный гробъ. |
| О ВЫЛАСКИ НА СТОРОЖИ ЛИТОВЪСКИЕ И РУСКИЕ Во един же от дний тх, еще убо тогда во град Троецкомъ Сергиеве монастыр множество воиньства храбрьствующих на враги и борющеся, дни освтающу недлному, бысть велика мгла в зимнее время. Воеводы же паки устроиша выласку на заставы литовские, в Благовщеньской враг и на Нагорнюю заставу къ Благовщенскому лсу, 438 а иных людей послаша к Нагорнему пруду за сады на заставы руских измнниковъ. Изшедше же конные люди и заставу в Мишутин враг побили; вскор же поспвше и на Нагорнюю заставу, и тое топташа по Красной гор вдоль и до Клемянтевского пруда и многих побили. Из Сопгиных же табаръ многие роты приидоша, и бысть бой великъ. Из града же вышедше на помощь многие люди, конные и пшие, и прогнаша литву паки до пруда Клемянтевского. Александръ же Лисовской, яко змий возсвиставъ со своими аспиды, хотя поглотити православных воиньство, и въскор прииде с конными и с пшими людми и с рускими измнники с Терентевской рощи противъ Красных ворот на вылазных троецких людей, бьющихся с полком его, с рускими измнники, и, яко лютый левъ ревый, хотя всх поглотити. Троецкое же воиньство бьющеся с ними крпце, не могуще одолти, отоидоша от них в городовые рвы. Литовских же людей с стн градныхъ многих побиша. Воеводы же из града еще к ним устроиша на помощь выласку конную, а голов с ними отпустили старцов Ферапонта Стогова, Малафя Ржевитина и прочих старцовъ двадесят человкъ. Они же изшедше и мужествено устремишася на литовских людей. К сим же поспвше с Красной горы бьющиися с литвою и с поляки, прочии же скрывшеся на Красной гор в Глиняном враг. И преподобнаго и великаго аввы Сергиа и блаженнаго Никона молитвами их устраши Богъ, беззаконных. И видся Лисовскому, яко из монастыря тмочислено многое воиньство изшедших; и абие устрашися злый враг кровопийца и побже, гоним силою Божиею, со всм своим воиньством под гору за мелницу на лугъ и на Трентеевскую рощу. Троецкое же воиньство побивающе их мужествено. Тогда же взяша жива рохмистра Мартьяша, славнаго ратоборца, и иных панов во оружии во град введоша. |
| Ему же отдалвшеи по морю посланьми и дары велицми способствуют. Свйской же король Арцы-Карлус, 396 яко близ предлу его сущу, и той по суху немало избраннаго воиньства на помощь присла. О сем же бдн и яростн дышут сердца еретикъ злочестивых. И немедлено посылают к велику врагу христианску Александру, пану Лисовскому, 397 плнующу тогда землю Рязанскую, и Володимерскую, и Нижегородскую, и иныя мста, по Росии живущая, дабы со всми воиньствы к совту их и к поможению вскор пришелъ. Еже и соверши въскор: кровь пиай человческую и грядый со огнемъ по пути от Владимиря и от Переславля ударяется стнамъ дому чюдотворца. И еже не того ради шествуя сын тмы, нощь едину препроводивъ, мечем окровавливая руц, утшается; первое зло къ богоносну мужу показавъ, – началный посад Клемянтево 398 и во округъ ту жилища человческа в воздух дымом разлия. По его же отшествии народ во обители к мукам уготовляется. Трапеза бо кровопролитная всмъ представляется и чаша смертная всмъ наливается. О СОВЪТЕ ВОРА С ЛИТВОЮ, ЕЖЕ РАЗОРИТИ ДОМ ПРЕСВЯТЫЯ ТРОИЦА Собравшу же ся сонмищу сатанину и отверзъшим псомъ уста своя, и соборуют тщетная беззаконнии, сицевая глаголющи: «О царю великий Димитрий Иванович! Докол стужаютъ великому твоему благородству граворонове сии, вогнздившиися во гробъ каменный, и докуду сдатые пакосътвуют намъ повсюду? Не токмо убо на путх встников нашихъ преемлют, от лсъ исходяще, яко зври, посылаемии ими, но и смертем лютым предают без щадости. Наипаче же повсюду имют многи совтники, и вся грады развращаютъ служащеи симъ и любящеи сих; и всх всяко укрпляютъ, еже не покарятися твоему величеству и небрещи о твоемъ благородии, но служити учатъ царю Шубину, 399 печатлют же всяко писание, с лестми глаголюще: „Да сохранят убо васъ всегда молитвы великих чюдотворцев Сергиа и Никона”. Кто же убо сеи Сергий и Никонъ? Се убо обияхомъ всхъ воедино, яко гнздо птичие, и вси стерты быша от нас, яко птенцы. А сии, что суть противу толика множества покоршихся нам? Теб убо, о великий росийский браздодержателю, самому извстно, такоже и нам, яко и от самых царских полатъ мнози ту пречернившеся живут. |
| О СМЕРТИ ИОСИФА Рывший яму для незлобивых сам впал – и не в яму, но в бездну мук и поношения, и не от людей только, но и от Бога – прочим в назидание: да не дерзают вместе с преследующими Христа воевать, но да претерпевают все с Владыкой как в мире, так и в гонениях. Блага из руки Господней приняв, зол ли не стерпим, для испытания нам предложенных? А не захотевший добровольно с плачущими плакать, тот поневоле, высмеиваемый радующимися, расплакался, да бесполезно. И даже после такого злого предательства не был презлобный незлобивыми сразу же на смерть осужден, но дано было время ему на покаяние, хоть недостоин он был жить и одно мгновение. Многие люди, написав о составленных по его злому совету заговорах, его обвинили; воздающий же отмщение по правде ниспослал на него суд, как на Ирода: после тяжелого недуга он был живым изъеден червями, так что прежде возвращения его в землю были видны его проеденные внутренности. Оттого что в надменном сердце тайно вырос замысел пролить множество крови, как гнезда закипели рогатые плотоядцы. Не хотевшего Бога ради трудившихся помиловать, те братолюбиво с плачем отирали, но и они, устрашаясь, отбегали, ибо удивительное это было для всех зрелище. Да и кто не удивится, таковую муку видя? Ведь за один час маленький, как муха, червь, ползая по плоти, вырастал с человеческий палец и рожками пробуравливал тленное естество. Слыша его рев и вопль, многие с сокрушенным сердцем, плача, поникшие отходили. Ухаживавшие за ним все отступили и, не будучи в силах обонять смрад, заткнув ноздри, стояли поодаль. Кости его так распухли в связях суставов, что сделались видимы. Не презиравшие же его слезных молений и помогавшие ему в телесных нуждах пропитывались на долгое время зловонием и, не выдерживая, выскакивали: от вдоха у них перехватывало гортань и нос. И все говорили: «Воистину от Господа допущено это». Так мучительно он и скончался. И его помощник в осуществлении тайного замысла, Гриша Брюшина, так же мучительно скончался: утроба его распалась. |
| Из дополнений Малиновского, относящихся к биографиям 35 писателей, только 3 касаются духовных писателей: Авраамия Палицына, Арсения грека и архиепископа Амвросия Зертис – Каменского. По из них Евгений воспользовался, и то лишь для 2-го издания Словаря (т. 1., стр. 46), только одиим – касательно переведенного Арсением греком хронографа, при чем о местонахождении этого рукописного памятника сообщает сведения из другого уже источника. Но замечательно, что длинное заглавие хронографа у Малиновского (и в «Описании» рукописей Толстого) приведено буквально, а у нашего автора оно, по обычаю, резюмировано и неточно... Кроме Малиновского никто другой из членов московского исторического Общества не сделал существенных поправок в Евгениевском Словаре (см. л. л. Словаря 22 и 27 – рука Калайдовича, – 73, 80, 122 об., 522, 582, 613 и др.) 497 , и вопрос о нем не поднимался в заседаниях Общества слишком два года 498 . И только уже 2 июня 1817 г. оно опять стало рассуждать о Словаре и прямо уже о печатании его, при чем постановило: «читать корректурные листы господину председателю (Бекетову) и действительным членам М. Т. Каченовскому и Д. И. Вельяшеву-Волынцеву, изъявившим на то свое согласие». (Зап. и тр. Общества, ч. II., стр. 78). Немного погодя, именно 19 июля 1817 г., Калайдович извещает Строева, что «Общество историческое теперь гораздо деятельнее: оно уже решительно приступило к изданию 2 ч. Достопамятностей, Словаря русских писателей и проч.: в нем будет трудиться сам г-н председатель» (Собр . писем к Строеву, – Румянц. музей, 2249). На деле, однакож, постановления и решения Общества ни к чему не повели: ни один лист Словаря не поступал к членам на корректуру; злосчастная Евгениевская рукопись, не попав на печатный станок, угодила в архив Общества, где и до сих пор покоится за 239 499 . О ней вспомнили было в 1823 году и новый президент общества А. А. Писарев (Бекетов был уволен в мае 1823 г. См. Тр. и Записки Общества истории и древностей российских, ч. III, кн. 2, стр. 11) обратился даже с просьбою (письменно) к м. |
|
|
