| И много прошло с тех пор времени, а княжна все оставалась княжною. После кончины батюшки брат Николай Петрович как-то сблизился с Долгоруковыми и стал бывать у них довольно часто и, наконец, в 1804 году и женился на княжне Марье Петровне. Она была крестница князя Юрия Владимировича, и так как приходилась ему двоюродная внучка, то он ей и делал приданое. Петр Петрович был очень небогат; а князь Юрий Владимирович, напротив того, имел очень большое состояние и родственнику своему часто и много помогал. Когда брат объявил нам, что он женится на княжне Долгоруковой, мы все очень подивились этому, и нам живо представился рассказ батюшки о его визите Долгорукову. Повторяю, что, если б он был еще в живых, не бывать бы этой женитьбе. Никогда не приходилось мне видеть княжну Марью Петровну, но много слыхала я о ней от наших соседок по Покровскому – барышень Меркуловых. Они часто говаривали про Долгоруковых и очень хвалили княжну, что она умна, хорошо воспитана, поет по-итальянски, словом, превозносили до небес; но, чтобы хороша была или стройна, никогда не говорили. Мы часто друг другу и говаривали: – Что ж это Меркуловы никогда не скажут, хороша ли собой княжна Долгорукова? Престранные были эти Меркуловы: не то, чтоб они были хороши собой, но недурны, сложены как следует, здоровья прекрасного и кушали во славу Божью – все, что ни подадут. Как приехали Долгоруковы к себе в деревню и познакомились с Меркуловыми, стали мы примечать в них перемену: обе сестры начали как-то гнуться на бок и странно ходить, как прежде не хаживали, и стали жаловаться на свое здоровье: то холодно, то сквозной ветер, то им сыро. Вздумали привередничать за столом: это вредно, это тяжело, то жирно, другое там солоно или кисло. Это нам казалось смешным и странным, но все мы не догадывались, что они перенимают у кого-нибудь весь этот вздор, а думали, что они так сами по себе дурачатся: и кому бы пришло в голову, чтобы человек, родившийся прямым, не кривобоким, стал вдруг корчить из себя кривобокого? Которая-то из моих сестер раз и спрашивает у одной из Меркуловых: |
| « С глубокой древности часто встречаются закрепленные на копье флаги или флажки. В эпоху развивающегося рыцарства копье с помощью прикрепленного к нему знамени, его величины и украшения, говорило о ранге и родовитости владельца » . Причем на одном древке дополнительно к флагам мог быть и «червлёный бунчук» (чьрлена челъка). А значит трофей, описываемый в «Слове» как: «чьрленъ стягъ хороуговь чьрлена челъка сьребрено строужие» , который храбрый Святославич предпочел любой другой добыче, мог быть одним предметом, сочетающим все перечисленные детали. То есть, себе князь Игорь взял честь и символ победы - «серебряное» копьё с древком, богато украшенным флагами и бунчуком. Это был своего рода «переходящий приз» победителя очередного тура бранного ристалища. Известно, что на копье « пестрые ленты, так называемый вымпел (нем. Wimpel), служили для того, чтобы легче было узнать копьеносца в сумятице боя » . Ковуи, вероятно, не видели этого трофея. И поэтому они не распознали в преследующем их витязе, вооруженном копьём с незнакомыми символами, князя Игоря, вынудив его снять шлем для опознания. Наше копьё - рогатина, богато украшенное серебряным декором, вполне может претендовать на роль того самого «сребряного строужия». Для доказательства такой возможности необходимо показать соответствие места действия событий, описанных в «Слове» месту находки рогатины. А также ответить на вопрос - откуда у половцев оказалось копьё киевского оружейного круга с орнаментом, соответствующим сюжетам барельефов христианского храма? Известно, что половцы и русичи не всегда сталкивались в военных походах как противники, но и нередко участвовали в совместных военных компаниях. Так Игорь Святославич в союзе с половцами (Кончаком и Кобяком) боролся на стороне Святослава Всеволодича за киевский престол. Киевский князь Рюрик Ростиславич бросил против него Мстислава Владимировича и черных клобуков. Войска претендентов были разбиты, а Игорь с Кончаком бежали с поля боя в одной ладье . Сын Игоря Владимир был помолвлен с дочерью Кончака до его похода 1185 года. И, несмотря на известный ход событий, назначенная свадьба состоялась в плену, откуда Владимир вернулся с «дитятею» и уже по возвращении из плена был венчан по церковному обряду . Д.С. Лихачев перечисляет несколько князей - современников князя Игоря, которых связывали брачные узы с дочерями половецких ханов: « Олег «Гориславич» был женат на дочери хана Асалупа, Святополк Изяславич Киевский был женат на дочери Тугорхана, Юрий Долгорукий был женат на дочери хана Аепы, внучке хана Осеня, Сын Мономаха Андрей Добрый был женат на дочери Тугорхана, Рюрик Ростиславич - на дочери хана Беглюка, внучка хана Кончака была выдана замуж за Ярослава Всеволодовича » . Кроме последнего князя «наше» копьё могло первоначально принадлежать любому из перечисленных, и могло быть (частью) «калыма» или знаком ратной «дружбы навеки» в память о совместном походе. |
| После долгой, упорной борьбы Казань падает пред Иоанном IV. Как важна была Казань для Азии, видно из того, что спустя немного времени после ее завоевания устье Волги, чрез покорение Астрахани, уже находится в руках русских. В то же время русские поселения распространяются по камской системе, которая так близка к системам рек сибирских, причем переход чрез Уральские горы по их незначительной высоте был легок, незаметен для русских людей; уже при Иоанне IV козаки разведывают путь в Сибирь, причем главная их дорога по рекам; при наследниках Грозного русские утверждаются здесь окончательно; малочисленные, разбросанные на огромных пространствах дикие народцы не могли выставить им сильного сопротивления; природа в удобстве водных сообщений везде дала предприимчивым русским дружинам средство с необыкновенною быстротою отыскивать новые землицы для приведения их под высокую руку великого государя, и скоро русские грани касаются берегов Восточного океана. Заметим также, что природа, отделив Сибирь от остальной Азии пространными степями Татарии, а с востока и севера опоясав уединенными океанами и направив течение больших рек ее к северным тундрам, чрез это самое заставила ее смотреть исключительно на запад, образовала из нее нераздельную часть Европейской России. Кроме стремления вниз по Волге, у северных князей было еще другое стремление, более важное, именно стремление на юг для соединения с Юго-Западною Русью, где находилась главная сцена действия. Мы назвали это стремление более важным, потому что хотя у князей это было только стремление к югу, для соединения с Днепровскою Русью, однако на самом деле это выходило искание центра, около которого русские области могли сосредоточиться. Стремление князей к югу усматривается в перенесении стола княжеского из Ростова в Суздаль; первый князь, который должен был остаться надолго в Ростовской области, Юрий Владимирович Долгорукий, живет уже не в Ростове, а в Суздале, городе южнейшем. Каково же положение этого города, и как вообще должно было совершаться это движение на юг? И здесь, как везде в нашей древней истории, водный путь имеет важное значение. |
| ...от Кия... начася. – В Повести временных лет рассказывается о князьях – основателях Киева – Кие, Щеке, Хориве и сестре их Лыбеде; имя Хорива здесь искажено. ...от колена Августа... римского. – Согласно легендам XVI в. (см. «Сказание о князьях Владимирских» – см. наст. изд., т. 9, с. 278–289) русские князья происходили от римского императора Августа. Почему Август назван здесь «тивириатским» неясно. Олег прииде... и нарече Москва... – Основателем Москвы считается князь Юрий Владимирович Долгорукий (1090?–1157). Впервые Москва упоминается в Ипатьевской летописи под 1147 г. ...Ольгою... правнукою Гостомысловою... – То, что жена князя Игоря Ольга была правнучкой новгородского старейшины Гостомысла, позднее предание (XVI в. ?). Владимир Киевский – князь Киевский Владимир Святославич (980–1015). Сказание о киевских богатырях «Сказание о киевских богатырях» относится к числу интереснейших литературных повестей начала XVII в., разрабатывающих героическую и патриотическую темы на фольклорной основе. Используя мотивы былин об Илье Муромце и Идолище, об Алеше Поповиче и Тугарине Змеевиче, «Сказание...» воспевает подвиги семи киевских богатырей – Ильи Муромца «с товарищи», спасшими Киев от набега царьградского царя Константина и его сорока двух богатырей (эпический «Царь-град» – Константинополь, находящийся с 1453 г. под властью турок, осознается автором XVII в. уже как земля, враждебная Киеву). «Сказание...» долгое время рассматривалось как запись былины, причем более древней, чем известные в настоящее время варианты ( Е.В. Барсов , А.Н. Веселовский, М.Н. Сперанский и др.). Однако, несмотря на большую близость «Сказания...» к былинным текстам, образам и стилистике, в нем иначе, чем в былинах, характеризуются отношения князя и богатырей (богатыри называют себя его «холопями» и хотят сложить голову «за государеву чашу», «за его хлеб-соль великую»; вместо «полей русских» возникает «княжеская вотчина» и др.), что обнаруживает приспособление элементов эпического былинного сюжета к идеологии служилых – военных и приказных – людей; именно в этой среде создается «Сказание...» как литературная повесть на основе былинных сюжетов и мотивов (В. Миллер, Н.К. Гудзий, А.В. Позднеев и др.). Древнейший список «Сказания...» датируется 1630-ми гг. и имеет владельческую запись 1642 г.; идеи его сформировались несомненно уже после разгрома татарских ханств – после взятия Казани (1552) и Астрахани (1556). Не исключено, что мажорное утверждение «Сказания...» – «А татар всех побили – тем на Русь не бывати!» – могло возникнуть в период прочной стабилизации внешнеполитического положения Русского государства после преодоления кризиса Смуты в 1620–1630-е гг. (еще в конце XVI в. крымские татары совершали опустошительные набеги на «украйны» Руси и активно действовали во время Смуты на стороне врагов государства). |
| Первые особые права и льготы, полученные Новгородом за помощь Ярославу Владимировичу против Святополка, впоследствии были значительно увеличены благодаря княжеским междоусобицам. Богатства, полученные от торговли, также значительно помогли тому, что в 1136 году и Новгород стал боярской республикой. Князь-наместник киевского князя был заключен под стражу. Новгородская летопись говорит: «В год 6644 (1136) новгородцы призвали псковичей и ладожан и решили изгнать князя своего Всеволода. Его заключили под стражу во двор епископа, с женою, детьми и тещею, 28 мая, и вооруженная стража стерегла его день и ночь, по 30 воинов на день». Через два месяца – 15 июля – князя Всеволода отпустили, он получил новое княжение вблизи Киева – в Вышгороде. 19 июля на новгородский стол сел черниговский князь Святослав Ольгович. С этого времени Новгород перестал зависеть от Киева и киевских князей. Верховная власть в Новгороде с этого времени и до 1478 года принадлежала народному собранию – вечу и Совету Господ во главе с выборным архиепископом. Свое вече также было и в Пскове. Джон Феннелл в своем исследовании «Кризис средневековой Руси писал: «Кто бы ни был князем (в Новгороде – А.А..), он, как правило, мог расчитывать на поддержку той или иной части бояр; но это также означало, что никакая группировка бояр не могла удержать власть без поддержки правящего в это время князя. В результате вместо того, чтобы формировать сплоченную оппозицию по отношении к княжеской власти и её привелегиям и вырабатывать какую-то форму олигархического республиканского правления, бояре были разобщены как раз по причине того, что город-государство имел право выбирать своего князя, а также избавляться от него». Влиятельной группой бояр-сторонников владимиро-суздальских князей в Новгороде обзавелся уже Юрий Долгорукий. Взаимоотношения владимирских князей и Господина Великого Новгорода перед татаро-монгольским нашествием досконально исследованы русскими историками XIX и XX веков. Русский историк А. В. Экземплярский в составленном им «Своде летописных известий о Новгородской земле...» писал о князе Ярославе Всеволодовиче: |
| 249 Речь идет о Платоне Александровиче Зубове (1767–1822), участнике заговора 1801 г. против Павла I, фаворите Екатерины II (с 1789 г.), и его брате Валериане Александровиче (1771 –1804), «попавшем в милость» к императрице в последние годы ее жизни; после смерти Екатерины он был отозван из Персии, где находился в качестве главнокомандующего армией, и впал в немилость. Г. Р. Державин посвятил ему стихотворение «На покорение Дербента, графу Валериану Александровичу Зубову. 1796 года», а в 1794 г. ему же была посвящена державинская ода «К красавцу». 250 По смерти брата и невестки князь Юрий Владимирович испросил высочайшее соизволение на признание детей, числившихся братниными, – своими законными детьми. 251 Дом Долгоруковых на Большой Никитской не сохранился (ныне на его месте д. по ул. Герцена). 253 Ср. со словами современника: «...Москва, с течением времени, сделалась городом священным для русских. Все важнейшие вельможи, за старостию делавшиеся неспособными к работе, или разочарованные, или уволенные от службы, приезжали мирно доканчивать свое существование в этом городе, к которому всякого тянуло или по его рождению, или по его воспитанию, или по воспоминаниям молодости, играющим столь сильную роль на склоне жизни» (см.: Записки графа Ф. В. Ростопчина, с. 658). 254 Ср. со словами того же Ростопчина: «Но Москва (...) совершенно переменилась. Жили там и думали уже по-другому. Войны, которые велись в Италии и Германии, нарушили старинные привычки и ввели новые обычаи. Гостеприимство – одна из русских добродетелей – начало исчезать, под предлогом бережливости, а, в сущности, вследствие эгоизма. Расплодились трактиры и гостиницы, а число их увеличивалось по мере увеличения трудности являться к обеду незваным, проживать у родственников или приятелей. Эта перемена повлияла и на многочисленных слуг, которых удерживали (еще) из чванства или из-за привычки видеть их. Важных бояр, подобных Долгоруким, Голицыным, Волконским, Еропкиным, Паниным, Орловым, Чернышевым и Шереметевым, больше уже не было. С ними исчез и тот вельможеский быт, который они сохраняли с начала царствования Екатерины» (Записки графа Ф. В. Ростопчина, с. 661). |
| Через несколько лет после ухода князя Андрея, его отец Великий князь Юрий Владимирович Долгорукий был убит в Киеве. «Стихийно» началось восстание черни, направленное против сторонников убитого князя. В первую очередь против «суздальцев» (название «москали» появилось позже). Погром был жестоким. Не щадили ни женщин, ни детей «пришельцев». Возобновилось кровавое междоусобие и череда княжеских смен. В конце концов киевская знать пригласила Мстислава Изяславича Волынского, сторонника западной ориентации, женатого на полячке Агнешке Болеславовне. Киев уже тогда мечтал стать «цэ Европой». Князь принял посольство Папы Римского, желавшего привлечь русские войска к борьбе за свои интересы в Европе. Но недовольство Мстиславом нарастало. В 1169 году против него составилось большое общерусское войско. Дружины одиннадцати князей приступили к Киеву. Предводительствовал ратью князь Мстислав Андреевич. На третий день войска ворвались в Киев. Город подвергся разорению. Чего ранее никогда на Руси не бывало. Можно предположить, что разгром Киева стал ответом на первый « майдан». Пострадали в основном приверженцы «запада» (Польши и Ватикана). После этого Киев окончательно потерял статус столицы (подобно Риму при столичной Византии). Вопреки обычаю князь Андрей не стал занимать Киевский стол. Он поручил его своему младшему брату Глебу Юрьевичу. А сам продолжил дело созидания новой Руси с центром во Владимире. Тем более что к этому времени он уже был Великим князем. Этот титул он получил от первого в истории Руси Земского собора. Другим важнейшим событием, определившем исторический ход Руси стала битва на Калке в 1223 году. Примерно в том месте, где сейчас проходит фронтовая линия Донецко й народной республики. Против монголо-татарского корпуса Джэбэ и Судэбэя выступило русское войско, собранное из нескольких княжеств. Но договориться о едином действии против кочевников князья не смогли. Каждый действовал по своему усмотрению и в результате разгромлены были все. Причём киевский князь Мстислав в первый день главной битвы наблюдал из-за укрытия как гибли его соплеменники, но на помощь не выступил. На следующий день было разбита киевская дружина, а сам князь был захвачен в плен. На поверженных пленников наложили помост устроили на нём пир. Но Киев монголы атаковать не решились, поскольку подходило войско «суздальцев-москалей». К несчастью для Руси этот кровавый разгром не стал уроком для князей и новое нашествие монголо-татар принесло ещё более жестокое разорение Русской земле. Даже перед лицом смертельной угрозы они не смогли договориться о совместных действиях. Они встречали врага поодиночке и вновь были разбиты по отдельности. Хотя ранее был пример совместного противостояния степнякам - половцам. В особенности во время правления Великого князя Владимира Мономаха. |
| Дом князя Юрия Владимировича был на Никитской, один из самых больших и красивых домов в Москве. На большом и широком дворе, как он ни был велик, иногда не умещались кареты, съезжавшиеся со всей Москвы к гостеприимному хозяину, и как ни обширен был дом, в нем жил только князь с княгиней, их приближенные и бесчисленная прислуга. А на летнее время князь переезжал за семь верст от Москвы в Петровское-Разумовское, где были празднества и увеселения, которых Москва никогда уж больше не увидит… Все дано было князю Юрию Владимировичу от Бога, что может сделать жизнь счастливою, и он умер, однако, разбитый горем, потому что лишился всех близких, так что свое огромное состояние оставил не близкому наследнику, а сестрину внуку, Салтыкову. Прежде всех умер его сын, потом княгиня в 1811 году, потом зять его, князь Горчаков, внука — дочь княгини Варвары Юрьевны, княжна Лидия Алексеевна, выданная за графа Бобринского, и, наконец, княгиня Горчакова. Почти девяностолетний старик совершенно осиротел и умер, можно сказать, на чужих руках, но он был хороший христианин и потому не роптал на Господа, с твердостью переносил все потери и смиренно нес свой крест. Князь Юрий Владимирович скончался в ноябре месяце, во время первой холеры 1830 года. Схоронили его рядом с женой в подмосковной, в селе Никольском, где-то в сторону от Владимирской дороги, за Кусковом, верстах в 15 от Москвы. На моей памяти только и были такие два вельможеские дома, как дома Долгорукова и Апраксина, и это в то время, когда еще много было знатных и богатых людей в Москве, когда умели, любили и могли жить широко и весело. Теперь нет и тени прежнего: кто позначительнее и побогаче — все в Петербурге, а кто доживает свой век в Москве, или устарел, или обеднел, так и сидят у себя тихохонько и живут беднехонько, не по-барски, как бывало, а по-мещански, про самих себя. Роскоши больше, все дороже, нужды увеличились, а средства-то маленькие и плохенькие, ну, и живи не так как хочется, а как можется. Поднял бы наших стариков, дал бы им посмотреть на Москву, они ахнули бы — на что она стала похожа… Да, обмелела Москва и измельчала жителями, хоть и много их. |
| Дом князя Юрия Владимировича был на Никитской, один из самых больших и красивых домов в Москве. 251 На большом и широком дворе, как он ни был велик, иногда не умещались кареты, съезжавшиеся со всей Москвы к гостеприимному хозяину, и как ни обширен был дом, в нем жили только князь с княгиней, их приближенные и бесчисленная прислуга. А на летнее время князь переезжал за семь верст от Москвы в Петровское-Разумовское 252 , где были празднества и увеселения, которых Москва никогда уж больше не увидит… Все дано было князю Юрию Владимировичу от Бога, что может сделать жизнь счастливою, и он умер, однако, разбитый горем, потому что лишился всех близких, так что свое огромное состояние оставил не близкому наследнику, а сестрину внуку, Салтыкову. Прежде всех умер его сын, потом княгиня в 1811 году, потом зять его, князь Горчаков, внучка – дочь княгини Варвары Юрьевны, княжна Лидия Алексеевна, выданная за графа Бобринского, и, наконец, княгиня Горчакова. Почти девяностолетний старик совершенно осиротел и умер, можно сказать, на чужих руках, но он был хороший христианин и потому не роптал на Господа, с твердостью переносил все потери и смиренно нес свой крест. Князь Юрий Владимирович скончался в ноябре месяце, во время первой холеры 1830 года. Схоронили его рядом с женой в подмосковной усадьбе, в селе Никольском, где-то в сторону от Владимирской дороги, за Кусковом, верстах в 15 от Москвы. На моей памяти только и были такие два вельможеские дома, как дома Долгорукова и Апраксина, и это в то время, когда еще много было знатных и богатых людей в Москве, когда умели, любили и могли жить широко и весело. Теперь нет и тени прежнего: кто позначительнее и побогаче – все в Петербурге, а кто доживает свой век в Москве, или устарел, или обеднел, так и сидят у себя тихохонько и живут беднехонько, не по-барски, как бывало, а по-мещански, 253 про самих себя. Роскоши больше, все дороже, нужды увеличились, а средства-то маленькие и плохенькие, ну, и живи не так как хочется, а как можется. Поднял бы наших стариков, дал бы им посмотреть на Москву, они ахнули бы – на что она стала похожа… Да, обмелела Москва и измельчала жителями, хоть и много их. |
| На другой день, 3-го марта, во 2-м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких-нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как-то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что-то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы — были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову. |
|
|
