| Сомнения Владимира в языческой вере не являлись тайной, поэтому к нему начали приходить с проповедью миссионеры различных вероисповеданий. Но дружина и бояре предостерегали князя: «Ты сам знаешь, князь, что никто своего не хулит, а всегда хвалит. Если хочешь испытать доподлинно веру их, пошли людей разумных испытать на месте, чья вера лучше». По их совету он отправил послов в разные страны. Вернувшись, они рассказали, что более всего поразила их вера греческая. «Когда стояли мы на их богослужении, – говорили они, – то не знали, где были, на небе или на земле. Воистину, там был Сам Бог». Тут и бояре вспомнили о княгине Ольге, сказав Владимиру: «Если бы плох был закон греческий, то Ольга, бабка твоя, мудрейшая из всех людей, не приняла бы его». В Киеве было не мало христиан как среди горожан, так и среди княжеской дружины. Владимир мог сам видеть те преимущества, которыми отличалась жизнь христиан от жизни язычников. И он принять Таинство Святого Крещения . Вместе с ним крестились его сыновья, дружинники князя, многие бояре. После Крещения князь Владимир истребил всех идолов и уничтожил языческие капища. Главного идола славян – Перуна по приказу Владимира привязали к конскому хвосту и, волоча через весь город, били палками, а затем бросили в Днепр. После этого сам Владимир вместе с христианскими священниками, прибывшими из Византии и Болгарии, ходил по Киеву с евангельской проповедью. И вот в один из летних дней 988 года Владимир объявил в Киеве, чтобы все жители явились на реку для принятия крещения, те же, кто не придет, «будут не любы мне», – сказал князь. Многие киевляне повиновались, рассуждая, что если бы новая вера не была лучше, то князь и бояре не приняли бы ее, но некоторые шли со страхом, боясь оказаться в немилости у князя. В назначенный день епископы и священники совершили крещение над народом в присутствии Владимира. «В этот день небо и земля ликовали», – говорит летописец. Некогда жестокий и мстительный Владимир, став христианином, сделался образцом кротости и любви. Он не хотел наказывать даже преступников, а его сказочная щедрость поражала сердца простого народа. Всякому нищему и убогому он повелел приходить на княжеский двор и брать то, что ему требуется – деньги, еду, питье… А для тех, кто сам не может прийти развозить все необходимое по улицам, расспрашивая горожан о больных, старых и немощных. Такую милостыню Владимир творил не только на княжеском дворе или в Киеве, но по всей земле русской. Недаром народные предание и былины прозвали Владимира «ласковым князем», «Красным Солнышком земли русской». Другие истории |
| 290 Христианской женой Владимира Святославича была, действительно, гречанка – сестра правивших тогда византийских императоров Василия II и Константина VIII, но звали ее не Еленой, а Анной (ПСРЛ 1. Стб. 109–111; 2. Стб. 95–96; Scyl. Р. 254). О возможных причинах ошибки Титмара см.: Назаренко 1993. С. 163–164. Коммент. 46. 291 Германский император Оттон III в самом деле сватался к византийской принцессе, но в 995 г., когда Анна уже шесть лет как была замужем за киевским князем Владимиром. Вероятно, речь шла об одной из дочерей Константина VIII – Зое или Феодоре (Назаренко 1993. С. 164–165. Коммент. 275). 292 В древнерусских источниках обнаруживаются глухие следы предания, которое, кажется, также приписывало гречанке Анне определенную роль в крещении Владимира (Назаренко 2001а. С. 443–445). 293 Женолюбие Владимира подчеркивается и в «Повести временных лет», хотя и отнесено там к языческому периоду в жизни киевского князя (ПСРЛ 1. Стб. 80, 85; 2. Стб. 67, 72). 294 Здесь, как и в ряде других мест «Хроники», традиционно-литературным этнонимом Danai Титмар именует византийцев, хотя чаще употребляет по отношению к ним обычный термин Graeci «греки». Трудно сказать определенно, какие «насилия» киевского князя над византийцами имел в виду Титмар. Единственный факт, известный по другим источникам, который можно было бы сопоставить с намеком саксонского хрониста, – это захват Владимиром Херсонеса-Корсуня, центра византийских владений в Крыму, хотя он имел место еще до женитьбы Владимира на Анне (ПСРЛ 1. Стб. 109; 2. Стб. 95). 295 О трех сыновьях Владимира Титмар говорит и чуть ниже, в следующей главе (VII, 73). Согласно древнерусской традиции, у Владимира было 12 сыновей (ПСРЛ 1. Стб. 121; 2. Стб. 105; Жит. БГ. С. 43), но понятно, что Титмару могли стать известны только те Владимировичи, которые приняли участие в борьбе за киевский стол до 1018 г. – Святополк, Ярослав (их хронист знает по именам) и, вероятнее всего, Борис, которому, как можно догадываться, отводилась одна из главных ролей в планах Владимира о престолонаследии (Назаренко 1993. С. 166–167. Коммент. 51; ср. примеч. 301). |
| В то время в русских землях не было правителя, равного ему в военном и политическом отношении. Многие годы переяславский князь был «грозой» половцев, преследуя их в южнорусских степях до самого Азова. Ему удалось справиться с задачей объединения некогда разобщенных усобицами русских князей. В. Васнецов. Отдых великого князя Владимира Мономаха после охоты. 1848 г . На Руси и за ее пределами Владимир Всеволодович был известен и как талантливый писатель, владевший слогом так же уверенно, как боевым и охотничьим оружием. Для знати имело значение и особое благородство его происхождения: наследник киевских князей, по материнской линии он приходился внуком византийскому императору Константину IX Мономаху, от которого и получил свое необычное прозвище. Одним словом, в глазах киевлян шестидесятилетний Владимир Всеволодович был воплощением мужества, благородства и мудрости, подобающих Великому князю. Он же принял Киев под свое начало и погасил раздор с истинной христианской любовью и милостью, не помянув прежних своих разочарований и обид, с которыми некогда уезжал отсюда в свою вотчину. «Мать городов русских» — Киев — с юных лет был для князя Владимира желанным уделом. В последние годы жизни своего отца, Великого князя Всеволода Ярославича, больного и не способного уже в полной мере нести бремя государственных забот, Владимир фактически управлял государством. Однако обычай того времени не предполагал передачи великокняжеского престола от отца к сыну, если были живы старшие родственники князя. После смерти Всеволода в 1093 году киевское боярство передало киевский стол князю Святополку. Владимир же должен был удалиться в свой удел — пограничный Переяславль, где начинались знаменитые «Змиевы валы», древние укрепления, много веков отделявшие земли пахарей от «земли незнаемой», от степи, раскинувшейся на многие сотни километров. Местоположение и пограничное назначение его удела определили и поведение князя Владимира по отношению к половцам. В период, когда киевский князь Святополк искал дружбы с могущественным половецким ханом Тугорканом, когда черниговский князь Олег Святославич укрывал в своем уделе половецкие отряды, Владимир Всеволодович был последовательным сторонником объединения русских князей с целью отражения половецких нашествий. Он-то и был главным вдохновителем знаменитого решения, провозглашенного на Любечском съезде князей: «Отселе имеемся в едино сердце и блюдем Рускые земли; кождо да держить отчину свою». — Удельный князь, Владимир Всеволодович, по существу, принял на себя ответственность за русские земли, подобающую великому князю. |
| княгини Ольги, то потому, единственно, что первые нападали на Константинополь, а последняя крестилась в нем 65 . О крещении же Владимира совсем умалчивают, а говорят о нем только то, что он быль зять Греческим Императорам Василию и Константину, и что посему присылал им в помощь несколько войска против мятежника Варды 66 . Неужели, по одному молчанию Византийцев, мы должны отвергнуть и самое крещение святого Владимира? Напротив, если Византийские Историки говорят о родстве Владимира с Греческими Императорами, которое иначе не могло быть, как под условием принятия Христианства со стороны Владимира, (ибо Императорам завещано было не вступать в родство с варварами Руссами, разве под этим, единственно, условием 67 ), и, если они говорят, также, о помощи, посланной им от Владимира, только вследствие родственного союза с ними 68 , то мы признаем несомненным и крещение Владимира, оставляя без уважения молчание Греческих Историков; ибо, если они допускают последствия, то тем более должно допустить причину, от которой одной могли произойти сии последствия. Нельзя, впрочем, решительно утверждать, что Византийские Историки вовсе ничего не говорят о крещении Владимира, и об отправлении в нему Митрополита из Константинополя. В книге академика Стриттера, известной на латинском языке под названием Memoriae populorum, и на русском: Известия Византийских Историков, объясняющие Российскую Историю древних времен, приводится отрывок из какого-то безымянного писателя (anonymus Bandurii Imp. Orient, tom. II), заключающий в себе историю крещения в. князя русского, Владимира Святославича. В сем отрывке весьма подробно описывается весь ход дела, т. е., беседы Владимира с иноземными веропроповедниками, отправление послов в чужие страны для узнавания вероисповеданий и различных образов. Богослужения на месте, отличный прием сих послов в Константинополе, возвращение их в Киев и благоприятный отзыв о Богослужении Греческом, решимость вел. князя принять веру от Греков, и прочие обстоятельства сего события, а также отправление к Владимиру из Греции Епископа, для крещения его и просвещения народа 69 . |
| «Минуло лето», закончился год 987-й, Владимир ждал весны. По словам Иакова мниха, Владимир, «на другое лето по крещении, къ порогамъ ходи». К днепровским порогам, как к месту постоянных печенежских засад, и до, и после описываемых событий, киевские князья ходили или высылали войска, чтобы обеспечить встречу важных посольств, в том числе и доставлявших им невест с юга. Анна точно должна была прибыть, ведь не «на всякий случай» киевский князь так далеко отлучился от столицы, однако царь-девицы той весной Владимир не дождался. Всю правду о том, что в действительности произошло у Хортицы, нам уже едва ли удастся узнать, очевидно только что лукавые греки вновь «сольстили». Не исключено, что произошёл подлог с Лжеанной и он был разоблачён. Естественно, что о таких скандальных подробностях обе стороны предпочли умолчать. Владимиру стало ясно, что и эту невесту придётся «добывать» примерно так же, как Рогнеду. Разгневанный нанесённой обидой, каган русов вернулся в Киев и стал собирать войско, чтобы покарать обманщиков. Было решено, что целью похода станет центр ближайшей к Руси Крымской «фемы» (провинции) Византии. Захват Корсуня – Херснеса, снабжавшего Константинополь зерном, должен был стать для греческих «партнёров» более весомым аргументом, чем «доброе слово», экстренная и эффективная военная помощь и даже само крещение киевского князя. Взятием этого богатого и древнего города, уже знаменитого в истории христианства, Святославич надеялся решить ещё одну задачу. Не зависимо от того, удалось бы ему заполучить упрямую Анну (и сопровождавшую её духовную миссию) или нет, князь рассматривал Корсунь как ценный ресурс, необходимый для задуманного им крещения своих подданных . Отступать в деле, от которого зависело единство Руси Владимир не мог, Херсонес должен был пасть во что бы то ни стало! Описание событий Иаковом мнихом в «Похвале и памяти князю Владимиру», сквозь агиографические особенности этого повествования, определённо свидетельствует об этом. «Замыслив походъ на городъ греческий Корсунь, так молился князь Владимир Богу: Господи Боже, Владыко всех, одного у Тебя прошу: дай мне город, чтобы взял и привёл людей христиан и попов на всю землю, и пусть учат людей закону христианскому». Там же князь рассчитывал «добыть» и необходимые для крещения своей страны святыни: мощи святых, чтимые иконы, а также церковную утварь. Этот факт следует подчеркнуть особо, ибо многие, исходя из буквального прочтения текста ПВЛ или его популярных изложений, начинают воспринимать всю Корсунскую эпопею лишь как следствие матримониальных планов Владимира. |
| И точно, Мстислав, ничего не зная, позвал на обед Рюрика и Давыда. Те послали сказать ему в ответ на зов: " Поцелуй крест, что не замыслишь на нас никакого лиха, так поедем к тебе " . Мстислав ужаснулся и сказал дружине: " Что это значит? Братья велят мне крест целовать, а я не знаю за собою никакой вины! " Дружина отвечала: " Князь! Нелепо велят тебе братья крест целовать; это, верно, какие-нибудь злые люди, завидуя твоей любви к братьи, пронесли злое слово. Злой человек хуже беса; и бесу того не выдумать, что злой человек замыслит; а ты прав пред богом и пред людьми; ведь тебе без нас нельзя было ничего замыслить, ни сделать, а мы все знаем твою истинную любовь ко всей братье; пошли сказать им, что ты крест целуешь, но чтоб они выдали тех, кто вас ссорит " . Давыд не согласился выдать Бориславичей. " Кто же мне тогда что-нибудь скажет после, если я этих выдам " , - говорил он. Несмотря на то, Мстислав целовал крест, и Ростиславичи оба поцеловали; однако сердце их не было право с ним, прибавляет летописец. В то же самое время Владимир Андреевич начал припрашивать волости у Мстислава; тот понял, что Владимир припрашивает нарочно, чтоб иметь только случай к ссоре, и послал сказать ему: " Брат Владимир! Давно ли ты крест целовал ко мне и волость взял? " Владимир в сердцах уехал в свой Дорогобуж. Этим всеобщим нерасположением южных князей к Мстиславу воспользовался Андрей Боголюбский, чтоб предъявить права свои на старшинство и на Киев: он так же не любил Мстислава, как отец его Юрий не любил отца Мстиславова Изяслава, и точно так же, как прежде отец его, начал открытую войну, удостоверившись, что найдет союзников на юге. Ждали только повода; повод открылся, когда Мстислав исполнил просьбу новгородцев и отправил к ним на княжение сына своего Романа; тогда все братья стали сноситься друг с другом и утвердились крестом на Мстислава, объявивши старшим в роде Андрея Юрьевича. Боголюбский выслал сына своего Мстислава и воеводу Бориса Жидиславича с ростовцами, владимирцами, суздальцами; к этому ополчению присоединилось 11 князей: Глеб Юрьевич из Переяславля, Роман из Смоленска, Владимир Андреевич из Дорогобужа, Рюрик Ростиславич из Овруча, братья его - Давыд и Мстислав из Вышгорода, северские - Олег Святославич с братом Игорем, наконец, младший брат Боголюбского, знаменитый впоследствии Всеволод Юрьевич и племянник от старшего брата, Мстислав Ростиславич. |
| (Л. Е. Морозова. Из книги «Великие и неизвестные женщины Древней Руси») Среди многочисленных жен Владимира I Святославича византийская принцесса Анна Романовна, несомненно, была самой знатной и в культурном отношении выдающейся женщиной. Ведь она происходила из рода византийских императоров, претендовавших некогда на роль владык мира. Правда, во второй половине X века правители Константинополя были не столь уж могущественными, и владения их были довольно скромными. Но среди европейских государей они все же занимали первое место. Породниться с ними стремились все короли. В этом отношении князь Владимир вовсе не был исключением. Ведь он являлся представителем одной из наиболее молодых династий, еще не отошедшим от варварства и стремящимся влиться в единую европейскую семью с помощью христианизации своей страны. Однако Владимир, несомненно, знал о печальном опыте своей бабки – Ольги, не сумевшей крестить Русь из-за боязни попасть в зависимость либо от Константинополя, либо от Рима. Хотя княгиня смогла стать духовной дочерью императора, это не освободило бы ее подданных от зависимости от него в случае крещения. Поэтому для князя важно было стать настоящим родственником византийских императоров и войти в их семью на равном с ними положении. Женитьба на сестре правивших в то время Василия и Константина давала такой шанс. Очевидно, именно такими соображениями руководствовался Владимир Святославич, когда во второй половине 80-х годов посватался к принцессе Анне Романовне. Несомненно, невеста во многом превосходила жениха: и по происхождению, и по образованию, и по воспитанию, и по общему культурному уровню. Ведь она выросла в культурной столице всей Европы и Малой Азии – Константинополе. К тому же она сама и многие поколения ее предков были христианами, а Владимир – язычником. При всех несомненных достоинствах, которыми обладала Анна Романовна, в русских летописях о ней содержится очень мало сведений. Причина этого, видимо, в том, что их создатели не захотели воздать должное женщине-иностранке, сыгравшей большую роль в крещении Руси и распространении христианской культуры и идеалов на ее территории. Эта тенденция была заложена еще митрополитом Иларионом, желавшим не зависеть от Константинопольского Патриарха и поэтому утверждавшим, что Русское государство крестил сам князь Владимир без какого-либо участия греков. |
| В 1094 г. ослабленного после прошлогодних боев Мономаха осадил в Чернигове Олег Святославич, приведший с собой огромные силы половцев. Видя бесполезность сопротивления, Владимир уступил Святославичу город его отца и вынужден был уйти в Переяславль. Менее сотни дружинников охраняло обоз с женщинами и детьми, двигавшийся " сквозь полки половецкие " , и половцы облизывались по-волчьи, глядя, как ускользает добыча. С тех пор Чернигово-Северская земля стала достоянием потомков Олега и его брата Давыда, известных в летописях как Ольговичи. Начался новый, 20-летний, переяславский период в жизни Владимира Всеволодовича. Основным содержанием его стала практически непрерывная борьба с половцами, объединение сил русских княжеств для обороны южной границы. Эта война не знала жалости к врагу. Более 30 лет набегов и разорения ожесточили сердца. Когда в 1095 г. орды двух ханов с миром подошли к Переяславлю, Владимир нарушил закон гостеприимства и убил этих вождей, напросившихся к нему в гости. Для этого ему пришлось отдать одного из сыновей заложником, гарантируя безопасность хана Итларя, вошедшего в город, но рискованная комбинация закончилась удачно. После убийства в городе хана со свитой верные дружинники выкрали княжича из шатра, заодно заколов и его хозяина. Не теряя времени, той же зимой Владимир совместно со Святополком совершили первый поход в степь и вернулись с добычей. В следующем году ими была одержана крупная победа над половцами хана Тугоркана под Переяславлем, причем сам Тугоркан был убит. После гибели этого главы мощного половецкого объединения на службу к Владимиру стали переходить подвластные ранее половцам мелкие племена кочевников. Постоянная борьба переяславского князя со степняками поднимала его авторитет среди народа и, главное, - в глазах киевского боярства, от которого зависел выбор очередного великого князя. В 1097 г. Владимир Мономах попытался собрать княжеский съезд, чтобы осудить своего главного противника Олега Черниговского, обвинив его в дружбе с половцами, но добиться этого ему не удалось. Любечский съезд лишь закрепил уже существовавшее фактическое раздробление Руси: " каждо да держит отчину свою " , но это не прекратило усобиц. Вскоре после него волынский князь Давыд Игоревич, действуя в союзе с великим киевским князем Святополком Изяславичем, ослепил Василька Ростиславича Теребовльского. Это злодеяние вызвало новую феодальную войну. Лишь в 1100 г. русские князья примирились между собой. Восстановился союз Святополка и Мономаха, и появилась возможность для нового удара по половцам, чтобы совместными усилиями вырвать у противника стратегическую инициативу, перенести тяжесть войны на его территорию. |
| I Великий князь Киевский Святослав Игоревич придерживался языческого обычая многоженства. В числе его жен была «ключница» княгини Ольги, Малуша, отец которой Малк был родом из Любеча. Кроме Малуши у Малка был еще сын, по имени Добрыня, по словам летописца – муж «храбор и наряден». В Никоновскую летопись 1 занесено известие, что Ольга, разгневавшись за что-то на Малушу, сослала ее в село Будутино. Здесь у Малуши родился сын, названный Владимиром. Есть основание думать, что первые годы жизни Владимир провел на попечении бабки своей Ольги 2 . Пред вторым дунайским походом Святослав решил разделить свои русские владения между сыновьями. Старшему Ярополку он дал стольный Киев, второму, Олегу, отдал землю древлянскую с стольным городом Овручем, а третьего Владимира, по совету Добрыни, выпросили себе Новгородцы. Есть известие, что Владимир в это время был еще «детеск» 3 и поэтому находился под опекой дяди своего Добрыни, который с этого времени является главным его советником и руководителем. О жизни Владимира в Новгороде летописи не говорят ни слова до возникновения междоусобной борьбы между старшими Святославичами. В происшедшем в 977 году столкновении между Ярополком и Олегом последний был убит и все южные русские области соединились в руках одного Ярополка, у которого теперь естественно могла родиться мысль завладеть всею русскою землею. Вот почему, когда весть о смерти Олега пришла в Новгород, Добрыня 4 нашел нужным принять меры предосторожности и бежал с Владимиром за море к Варягам, а Ярополк отправил в Новгород своих посадников. Бегство к Варягам – факт совершенно естественный: он объясняется, во-первых, исконною политическою и торговою связью нашего севера с балтийским побережьем, во-вторых, – тем, что у Варягов всего легче можно было нанять военную дружину для борьбы с Ярополком. У Варягов Владимир оставался недолго 5 , и, возвратившись назад, изгнал из Новгорода посадников Киевского князя и объявил чрез них войну Ярополку. Но прежде, чем идти на Ярополка, Владимир попытался определить, какую роль в предстоящей борьбе займет соседний Полоцкий князь Рогволод. |
| Примечателен и подход Владимира к осуществлению военной реформы. Если первые германские императоры, создавая «полабский легион» для защиты восточной границы, комплектовали его из уголовников (служба на Эльбе освобождала от наказания), то Владимир направлял на границу действительно лучших, военных профессионалов, к тому же он привнес в дело защиты единого Отечества моральный элемент – столь близкую русской душе идею жертвы «за други своя», идею служения государству как средству защиты народа от векового зла, приходящего со степного юга. Вот, где корни самобытности организации нашей военной силы, ее принципиального отличия от западной, где в основе всегда, прежде всего, лежал материальный стимул. С Владимира же прекратилось, наконец, и засилие скандинавов в русском военном деле. Составители летописи, вынужденно черпая информацию об удалённой от них эпохе Владимира из фольклорных источников, записали, что он, произведя, по утверждению в Киеве (реально – в 978 г.), отобрав лучших среди норманнских варягов, остальных отпустил в Царьград, однако греческие источники не фиксируют прибытия из Руси крупных воинских контингентов вплоть до 987 г. Так что в массовом порядке произошло это только в связи с намечавшимся крещением. Владимир Святославич не был харизматическим героем, как его отец. Нельзя его назвать и великим полководцем – не всё ему удавалось, бывал он и бит, хотя в молодости воевал даже больше и чаще, чем Святослав. Он взял мощную крепость, не уступающую Филипополю (Пловдив), взятому отцом, но куда менее героическим способом. Зато был Владимир мудрым политиком и отличным организатором обороны страны. При всех своих военных заслугах, в историю князь Владимир вошел как Святой и Равноапостольный. Слава Крестителя Руси затенила его полководческую деятельность, что само по себе вполне оправдано, ибо приобщение к спасительной вере (а через нее и к мировой культуре) превышает все остальное. Ведь сама история рода людского есть в первую очередь история культуры, как пути человека к Богу, в то время как войны и связанные с ними искушения, есть испытания духа на этом пути. |
|
|
